По кругу

Кейт подходит сзади, наклоняется через спинку дивана и обнимает его. Андре тонет в подушках, когда прикосновения нежных пальцев Кейт дарят покой, в голове всё становится на свои места, исчезает лишнее. Есть только она и он. Волосы Кейт щекочут его ухо, он улыбается и хочет, чтоб момент длился вечно. Кейт перебирается через спинку дивана и усаживается рядом. — Твои глаза, — Андре обеспокоенно касается её лица. — Пустяки. — Ты опять перестаралась с силой. — Это необходимо, по-другому никак. — Кейт хмурится. Андре понимает, что она не хочет развивать эту тему, но не может не сказать в очередной раз: — Наши силы разрушают нас, посмотри что случилось с отцом, — он обхватывает её щеки, словно это у него сила внушения, которой он сможет достучаться наконец и спасти её от неё же самой. Андре смотрит в глаза — красные от разорвавшихся капилляров, — пытаясь заглянуть в душу. — Это правда необходимо. — Кейт мягко вырывается, сползает на подушки дивана, сворачивается в клубочек, как котенок, уложив голову ему на колени. — Давай просто побудем вместе, будто ничего не случилось. От Андре пахнет корицей, как от сладкой булочки, которую хочется съесть после тяжёлого дня. От Андре пахнет домом — настоящим, где тебя ждут и любят, домом, которого у неё не было с тех пор, как брат, послушав ее, ушёл в лес и не вернулся. Иногда ей кажется, что лучше бы её сил не было вовсе. Она трахается с Андре, чтобы стряхнуть чувство вины от постоянных копаний в голове Люка. Из-за вины она не может кончить, как бы золотой мальчик ни старался. Оргазм приходится имитировать, как и нормальную жизнь. Разве у суперов она может быть нормальной? Иногда ей кажется, что лучше бы она осталась в той осточертевшей спальне за семью замками. Словно принцесса в башне с драконом. Только в их ебаном мире вместо дракона сывортка “Ви”, а принцы вместо подвигов нюхают кокаин и калечат людей, слегка проебавшись в применении своих способностей. Вместо феи крестной — компания “Воут” подчищает кишки на асфальте, но это только если ты ходишь в любимчиках. А если компании нечего с тебя поиметь — твое место в подвале дурдома. Одного из тысячи. Для суперов строят совсем не санатории, где с приторной улыбкой миловидная медсестра в кипельно белом халате протягивает тебе пару таблеток на завтрак и пару на ужин. И когда просит открыть рот, чтобы убедиться, что все препараты в твоем чреве, добавляет “пожалуйста”, а потом расплывается в искреннем “спасибо”. Если винтик в корпоративной махине “Воут” ломается, его тут же заменяют. Но не просто выкидывают на мусорку за ненадобностью, а отправляют на переработку. Все ресурсы должны быть использованы по максимуму, а КПД постоянно расти. Ты с детства был подопытной крысой, только теперь стены клетки стали более явными. Кейт эгоистично радуется, что она не одна в этой клетке. Что когда совсем плохо, она может вдохнуть запах корицы, на мгновение представить, что это не бесконечная игра в имитацию. Видит в мыслях Андре, как преображается мир, когда она заходит в комнату. Заглушает его чистыми эмоциями скопившуюся грязь в своих. Андре подходит к панорамному окну во всю стену. Он в башне Семерки, смотрит свысока на весь город, как и мечтал отец. А что же его отец? Лежит в лечебнице с поломанной черепной коробкой. Вот к чему приводят мечты. — Здесь должна быть Мари. — К черту Мари. — Кривится Кейт. Андре неуютно. Кажется, что он занимает чье-то место: Мари, мечтающей стать супергероем, чтобы доказать сестре, что она не монстр, или Джордан Ли в стремлениях значить нечто большее. Но они свалили в закат в своей любовной идиллии. А Андре водрузили на Олимп с богами, в которых он не верит. Супергерои должны быть другими. Он — новая Полярность. Донашивает костюм отца, перешитый на него костюмером. Каждый раз, когда репортеры спрашивают, как ему на унаследованном месте, Кейт сжимает его руку крепче, даря успокоение, но у всего есть предел, даже у суперлюдей. Андре здесь совсем не на своем месте, как и Кейт. Но он пошел на это ради отца, а она ради Андре. — Я больше так не могу, — голос Кейт как испорченная пленка, что он слушал множество раз, и из-за постоянных повторов она вот-вот рассыпется в труху. — Кейт, зачем опять столько драмы. Заказать тебе кокаина? Может, молли? Тебе просто нужно расслабиться. — Эшли Барретт старается прагматично общаться с великовозрастными детьми в телах супергероев, которым сыворотка Ви, кажется, ломает крышу еще при рождении, ведь кого бы она не знала из суперлюдей, ни одного нормального среди них нет. — Я не могу расслабиться, когда он снова говорит про Мари. Андре вжимается в стену, слыша знакомое имя. Он возвращается раньше, чем следовало, с бесконечных раздач автографов, которыми занимаются суперы в “Воут” вместо того, чтобы спасать мир. Не решается сразу войти, услышав Эшли, ведь она будет опять строить маркетинговые стратегии по повышению их имиджа, только ее Андре сегодня и не хватало. Но вместо этого он слышит другое. — Мари-Мари… Расслабься, она все еще жива, насколько я знаю, и ее даже хорошо кормят, как ты просила. — Мне уже не кажется, что есть разница, чем тебя кормят, когда столько времени сидишь в заточении. — Кейт, дорогая, — ее голос становится угрожающим, — ты же не хочешь составить ей компанию? — Н-нет. — Испуг проскальзывает, как бы она ни старалась его спрятать. — Вот и славно, твое прекрасное личико испортилось бы в отсутствие солнечного света. — Эшли научилась давить на нужные точки, иначе не выжила бы под прессингом “Воут”. — Да и думаю отец Андре расстроится, если его сын исчезнет, а бренд Полярности канет в Лету. Может быть, это станет последней каплей. Кейт рычит и почти кидается на Эшли, еле остановившись в полушаге. — Это твой выбор, так доведи его до конца. И не надо разводить тут сопли. — Какого черта! — не выдерживает Андре и врывается в апартаменты. Нет бы сделать вид, что ничего не слышал, тихони живут дольше. — Вы заперли Мари в лаборатории? И Джордан Ли тоже? — Кто-то должен понести ответственность за массовое убийство в кампусе, которое вы заварили, — будто что-то само собой разумеющееся поясняет Эшли. — Кейт, — пораженно спрашивает Андре, его интересуют только ее слова, — как ты могла? — Боже, Кейт, тебя еще не заебал этот день сурка? — Эшли пренебрежительно кривится и закатывает глаза. Уж ее-то всё заебало. Она бы с радостью посадила всех этих типа супергероев на транквилизаторы, которыми сама закидывается каждое утро. Очевидно они достаточно действенны, раз она еще не в психушке и никому не вскрыла череп. — Заткнись! Заткнись! — Сколько раз ты уже стирала мне память? — Доходит до Андре внезапно, будто обухом по голове ударили, и прикосновение нежных пальцев Кейт оказываются лоботомией. Черт, её запретили ещё в семидесятых! Но права людей не касаются суперов. — Когда кто-то из нас делает что-то в одиночку, получается жопа, но вместе мы творим чудеса. Давай разберемся вдвоем. Ты же так говорил. Этого я не стирала, ты же помнишь? — Она подается к Андре, но тот испуганно и с долей отвращения пятится назад. — Я не знаю, где правда в моих воспоминаниях, ведь там везде ТЫ. — Андре стучит пальцем по виску, словно она и сейчас ковыряется в его нейронах. Он хочет ранить ее, оставить шрам, чтобы она помнила, раз он все равно забудет. Ему даже не узнать, сколько раз он уже это говорил. — Как определить, где настоящее, а где вранье? — Он срывается на крик. И это больнее для Кейт, чем когда Хоумлендер впечатал ее в стену Годолкина, вкрадчиво, смотря притворно спокойным взглядом, от которого хочется умереть, ей прямо в глаза, повторяя медленно, чтобы даже для слабоумного дошло: “Ты остановила этих животных. Резню затеяла кровавая девка. Она свихнулась из-за внезапно свалившейся популярности. Ты остановила ее”. Кейт кивала, потому что была не в состоянии вымолвить и слова. Черт возьми, Мари сама виновата. “Ах да”, — он замер на мгновение и обернулся со сладкой улыбкой, с которой смотрел обычно с плакатов и телеэкранов. — “Если сделаешь что-то не так, твои друзья и знакомые, все кого ты когда-либо знала, кому пожимала руку или говорила “привет”, покупая кофе по утрам, умрут”. — Его улыбка стала еще шире, почти переходя в оскал. — “Поняла?” Кейт кивает. Хоумлендеру этого достаточно, остальное устроит Эшли Барретт — ручная собачонка, обычный человек, зато какая способная. Мари списывают со счетов, а Кейт выдвигают в Семерку, чтоб перекрыть скандал и потушить костер, разожженный ей же. Сэм хоть и неебически сильный, но слишком нестабильный, чтобы брать его в Семерку, и предлагают Андре. Верный принц рядом со своей принцессой, как говорит Эшли, закусывая губу и представляя, что пиарщики могут вытянуть из романа юнцов. Мари сама виновата, продолжает повторять Кейт и спустя месяцы. Андре принял ее, дал руку, а Мари нет. Андре рядом, а Мари в подвале. Кейт будет бороться за тех, кто борется за неё. Изо всех сил. Она ведь хотела как лучше. Она лишь хотела освободить других, а сама оказалась в ловушке. Чертов хомячок, крутящий колесико. Но если она остановится, Андре конец. Андре просыпается по ночам, задыхаясь. Грудь сдавливает тисками, а сердце бьётся сильно-сильно как стиральная машинка, переходящая в режим отжима. Может умереть сейчас было бы наилучшим выходом. Он сжимает дорогие простыни, не способные защитить от кошмаров. Он почти всё исправил. Они почти исправили. Прилети чертов Хоумленедер на минуту позже, Мари и Джордан — все они помирились бы. Они решили бы все проблемы, за исключением пары десятков уже мертвых студентов. Но у них был бы шанс. А теперь… Он в башне Семерки, а Мари и Джордан Ли в подвале хрен знает где. По факту, они все в тюрьме. Его — высшего класса, где на завтрак подают глазунью и круассаны с красной рыбой. Привилегии за проданную душу дьяволу. На тот момент казалось единственным возможным решением подчиниться Хоумлендеру, взять передышку, обдумать план, найти лазейку. Но их двоих недостаточно, пазл не складывается, и у них с Кейт опускаются руки. Андре выпивает на пару десятков бокалов больше, чем нужно. Но легче не становится. Незнакомые люди на фуршете по выманиванию финансирования нового проекта скалятся, как гиены. Каждый хочет отхватить кусок пожирнее, вложить сейчас — и поиметь огромные дивиденды в дальнейшем. Совсем как их родители, отдавшие детей на эксперименты. Андре начинает задыхаться. Наяву, без всяких кошмаров. Руки потеют, а голова кружится несравнимо с тем, что бывает когда он переборщит со способностями. Он пробирается через толпы людей, где каждый для него если не враг, то уж не друг точно, и помощи от них не жди. За дверью в пустом коридоре становится легче, но лишь немного. Андре трясёт, а мир плывёт перед глазами. — Тише-тише, — его ловят холодные руки Кейт. Перчатки остались в их комнате, ведь Эшли требовались гарантии, что нужные люди примут нужные решения. Она бы с радостью подвергла внушению всех гостей, да только кровь из глаз Кейт потечёт ручьями, если она не спалит себе мозг быстрее. — Что с тобой? — Возможно, приступ паники. — Металлические перила лестницы корежит в разные стороны, когда Андре закрывает глаза и пытается выровнять дыхание. — Кейт, прости. — Что ты, не извиняйся. — Она знает, он не про лестницы. — Я не могу этого сделать. Мы оба видели итог. — Пожалуйста, я больше так не могу. Ему не надо ничего говорить, ведь она слышит все его мысли. Он на пределе. И если не так, то она не знает как по-другому. — Помоги мне. Она обнимает его крепко-крепко и делает то же самое, что и для Люка. Оставаясь наедине с двойной ношей. Возможно, ей суждено ходить по кругу. — Давай просто побудем вместе, будто ничего не случилось. Почему она сама себе не может внушить быть веселой и довольной этой отстойной жизнью? Почему сколько бы пальцы не впивались в плечи, когда она будто сама себя обнимает, ничего не меняется? Зачем нужен дар, который не способен починить голову, а только ломает её всё больше, когда она в очередной раз забирает чью-то боль? Иногда ей хочется, как Мари взять нож и просто выпустить всё дерьмо наружу, сделав надрез на запястье. — Какого черта, Кейт, почему мы здесь? Зачем ты это делаешь? — Очередной раз во вспышке осознания вопрошает Андре, пока Эшли смотрит на них, как на обычных подростков, ссорящихся из-за разных музыкальных вкусов. — Я всего лишь хотела свободы. — Разве это свобода? — Его поражает, что она уверена в этом. — Та же клетка, только стены другие. — Видимо, только на такую мы и способны. “Тебе не нужно страдать. Я сделаю всю грязную работу”, — вслух Кейт не скажет. Если он узнает, сколько раз ей пришлось переступить через себя, чтобы он оставался светлым, чистым Андре, от которого пахнет корицей, успокаивающим ее после тяжелого дня, он больше не пойдет на стирание памяти — очередную заплатку на их отношениях. Она начинает трахаться с Андре, чтобы стряхнуть вину от копаний в голове Люка, а теперь копается в его голове. Она обречена ходить по кругу. — Я покажу тебе, — Кейт умоляюще протягивает руку, — ты все поймешь. Он понимает, что все равно ее не бросит. — Позволь мне помочь тебе, — говорит Кейт. И Андре обреченно протягивает руку в ответ. Кейт обессилено сползает по стене. Опять маленькая передышка.