Itai

      Такси остановилось возле особняка семьи Чон, спустя сорок минут, после того, как Юнги сел в него возле университета. Пока они ехали, у него случилось ещё два приступа. Омега внутри выл и скулил так, как будто Чонгук уже умер. А вой его был похож больше на траурный плач, от которого по телу Юнги бегали мурашки.       Расплатившись с водителем, он не теряя ни секунды, побежал к дому.       Двери особняка, оказались не заперты – уже странно. Юнги беспрепятственно зашёл в просторный холл. Первое, что сразу его насторожило, так это гробовая тишина. Складывалось такое ощущение, что в доме нет ни одной живой души. Жизнь здесь как будто остановилась.       Рассматривать интерьер, времени не было, но широкая изогнутая деревянная лестница, ведущая на второй этаж, бросалась в глаза. Невысокие ступени были спрятаны под бордовым ковром, что закреплён специальной фурнитурой жёлтого цвета, издалека напоминающей золото. Сейчас такое в современном интерьере не встретишь. Юнги хватило одного взгляда на эту лестницу, чтобы ночной кошмар всплыл перед глазами. Пророческий сон сбудется с минуты на минуту.       Сердце билось, норовя вырваться из грудной клетки омеги. Ноги стали ватными и почти перестали слушаться хозяина, медленно поднимая его на второй этаж. Ладони, что крепко держали гладкие перила, задрожали, и нехотя, каждый раз отпускали такое красивое тёмно-коричневое дерево, чтобы схватиться чуть выше. Юнги медленно переставлял ноги, попутно вспоминая ужасный сон. Тишина его пугала. Казалось, что он попал в фильм ужасов, где обязательно из-за угла на героя нападает маньяк, монстр или привидение. Преодолев больше половины лестницы, он в ужасе вздрогнул, когда гробовую тишину особняка нарушил звук бьющегося стекла, доносящийся с одной из комнат второго этажа.       «Чонгук! Живой…», — первое, что пронеслось в голове омеги. Страх увидеть непоправимое отпустил, а вместо него, в уставшем и напряжённом теле, появились силы.       Преодолев последние ступеньки за несколько секунд, он оказался в широком коридоре, в котором пришлось повернуть налево и побежать до конца, где в самой последней комнате была приоткрыта дверь, из которой было видно чуть приглушённый жёлтый свет, скорее всего, от лампы. Чтобы не напугать того кто в комнате, омега решил не врываться, громко хлопнув дверью, а сначала тихо заглянуть, чтобы оценить обстановку и решить, что делать дальше.       Юнги задержал дыхание и, не издавая ни звука, попытался рассмотреть в маленькую щель, что же происходит в комнате. Как оказалось это вовсе не комната, а кабинет. Из-за того, что шторы были плотно закрыты, в помещении было темно – лампа не справлялась со своей задачей. Удалось разглядеть только угол камина и стол напротив него.       Чонгука не видно, но зато был слышен хруст стекла, по которому медленно и тяжело ходили.       Потом наступила пугающая, до мурашек по телу, тишина.       «Всё. Не могу больше ждать. Захожу», — подумал Юнги и на свой страх и риск открыл дверь.        Хоть омега внутри и был уверен, что за дверью Чонгук, но здравый смысл и чувство самосохранения, говорили быть всё-таки аккуратным и готовым к любому исходу. Например, как сегодняшним утром, пришлось в первый раз за свою недолгую жизнь защищаться.       Когда Юнги полностью зашёл в кабинет, то от увиденного он отшатнулся назад, прикрывая руками рот, что от шока открылся, так же как и глаза. Пришлось собрать все силы, для того чтобы попытаться выдавить из себя и прошептать:       — Опусти ружьё, Чонгук, — Юнги стоит, боясь сделать хоть одно лишнее движение, которое бы напугало альфу.        Если Чонгук случайно дёрнется, то его большой палец, что лежал на спусковом крючке, мог на него случайно нажать. И тогда, направленное в центр лба дуло ружья, выпустит смертельную пулю. Как бы сейчас омеге не хотелось броситься к любимому и вырвать из его рук орудие смерти, он пытается держать себя в руках, так как одно неверное действие может стоить жизни.       Альфа сидел на полу с закрытыми глазами, облокотившись спиной, о кожаный диванчик. Его ноги были согнуты в коленях, а окровавленные руки, по которым с ладоней до самых локтей стекали бордовые дорожки, держали направленное дулом ко лбу ружьё. Голые ступни также были в крови, как и паркет, усыпанный стеклянными кусочками разной величины, которые ещё несколько минут назад, представляли собой красивую бутылку с виски. Алкоголь разлился кривыми лужицами, смешиваясь со следами от крови.       — У меня галлюцинации… — Чонгук всё также сидит с закрытыми глазами. Его губы на несколько секунд застыли в улыбке. — С закрытыми глазами… я слышу твои шаги, голос… и чувствую запах… — кое-как выговорил заплетающимся от алкоголя языком.       Руки сжимают ружьё ещё крепче. Альфа хмурит брови и жмурит глаза, сглатывая застрявшие в горле слёзы.       — Я пришёл, Чонгук. Тебе не кажется. Посмотри на меня, родной… — Юнги продолжает стоять, боясь сделать и шаг. Тело напряжено с кончиков волос до пальцев на ногах, а мелкая дрожь охватила руки.       — Юнги? — поворачивает голову на голос любимого и открывает глаза.       — Пожалуйста, Чонгук, опусти ружьё, — медленно начинает подходить к альфе, не прерывая установившийся зрительный контакт.       — Не могу. У меня болит вот здесь, — убирает одну руку с ружья и стучит ладонью по груди. — Очень сильно. Ничего не помогает.       Чонгук встаёт с пола и подходит к находящемуся в шоке Юнги. Встаёт перед ним на колени, перекладывая ружьё в маленькие дрожащие ладони и направляя дуло прямо на своё сердце.       — Прости меня, любимый… Не смогу жить без тебя. Лучше приму смерть из твоих рук, — плачет с закрытыми глазами, пьяно покачиваясь из стороны в сторону. Убирает свои руки с ладошек омеги и опускает их на его талию.       Юнги выдохнул, когда альфа отпустил ружьё. Ну, вот и всё. Обошлись без жертв.       Ружьё летит на пол как можно дальше в сторону. Механизм от удара срабатывает, и заготовленная пуля летит не по назначению, а в большой цветочный горшок, полностью раскалывая его на мелкие разноцветные осколки. Почти двадцатилетняя монстера завалилась на бок, раскинув по паркету свои большие резные листья.       Теперь можно дать волю чувствам.       Упав на колени рядом с альфой, Юнги обхватил его лицо ладонями и начал трясти.       — Ты, дурак?! Ты такой дурак! Дурачьё! — Юнги в истерике орёт что есть сил, не жалея итак охрипшего с самого утра горла. Трясёт, не сопротивляющегося Чонгука, как тряпичную куклу. — Хочешь умереть?! Да я сам тебя сейчас голыми руками отправлю на тот свет! — бросается на шею альфе и из последних сил колотит–гладит его по спине.       — Дурак, — утыкается в волосы Юнги и сжимает дрожащее тело крепко в руках. — Как ты здесь оказался мой ангел хранитель?       — Богом всё рассказал… — обнимает Чонгука за талию, пряча лицо на груди. — Он… он приходил ко мне, — плачет, сотрясаясь всем телом.       — Что он сделал? — чувствует, что Юнги хочет что-то рассказать, но сомневается. Разбитую губу он заметил сразу же, как только увидел.       Подхватив омегу на руки, Чонгук поднялся с колен и вышел из кабинета, держа путь в свою спальню. Кровоточащие ступни жгло при каждом соприкосновении с паркетом – осколки стекла глубоко застряли, но он не имел право на этом заострять внимание, так как Юнги в его руках натерпелся за этот день в несколько раз больше.       Уже в комнате, лёжа на большой кровати в чистых вещах, так как его были все в крови от пораненных рук альфы, Юнги рассказал в подробностях всё произошедшее за день.       Пока Чонгук слушал рассказ, он обработал и заклеил свои раны, а так же разбитую губу Юнги. С каждым словом омеги, внутри всё больше разгоралось пламя мести, которое требовало заживо сжечь в нём Пак Богома. На словах о попытке изнасилования, волк внутри зарычал, напоминая хозяину об обещании убийства, о котором Чонгук непростительно забыл, когда хотел закончить жизнь самоубийством.       Он не умрёт, пока Богом не заплатит за то, что сделал с ними.       Забравшись на кровать, Чонгук обнял успокоившегося Юнги и укрыл их одеялом. Они оба вымотались за этот день, а ночь так вообще почти не спали. Альфа, так точно, провёл всю ночь без сна.       — Я всё ещё твой альфа? — тихо спрашивает, зарывшись носом в любимую пепельную макушку.       — Да. Иначе я бы не лежал сейчас с тобой в обнимку на этой кровати, — целует в лоб Чонгука. — Только давай договоримся, что любую сложную ситуацию будем преодолевать вместе?       — Вместе, — Чонгук не смело прижимается к губам Юнги, боясь сделать что-то не так. И только когда ему дали зелёный свет, приоткрыв рот, то он углубил поцелуй, языком проходясь по искалеченной губе, зубам и чужому отзывчивому языку. Они не виделись всего полдня, но уже истосковались друг по другу.       Юнги первым отстраняется, так как им было, что ещё обсудить.       — А где сейчас твой отец?       — Утром освободили из-под заключения, но из-за пережитого стресса его сразу увезли в больницу под капельницы, так как боли в сердце стали только сильнее…       — Всё будет хорошо. Я поговорю со своим отцом, и он найдёт лучшего кардиолога, — Юнги смотрит в глаза Чонгуку. Между их носами пара миллиметров. — Родной мой, зачем ты хотел покончить с собой? А если бы я не успел? — омегу пробивает на новую волну слёз. Одна только мысль о смерти Чонгука, отзывается болью в груди.       — Не знаю, котёночек, не знаю… Я как от тебя приехал начал опустошать запасы отца. В какой-то момент в голове перемкнуло. Помню, что думал только о том, что без тебя у меня больше нет смысла жить. До тебя, меня интересовали клубы, машины, деньги и беспорядочные связи. А сейчас мне ничего не нужно. Только бы у твоих ног сидеть и целовать молочные колени. Голос твой успокаивающий слушать. Чувствовать в своих волосах твою маленькую вечно холодную ладошку. Я и не знал, что моё грешное сердце может так сильно и преданно любить, — целует Юнги в прикрытые глаза и кончик носа.       — А ещё я знаю, что мы связаны с тобой. Голову ломал, думая, почему ты мне не рассказал?       — Для того чтобы ты после нашего расставания не цеплялся за эту связь, а смог жить дальше…       — Открою тебе тайну, но я и без этой информации чувствовал тебя. И другой альфа тебя не смог бы заменить! — ладонями обхватывает лицо Чонгука, чуть тряся, как будто так лучше дойдёт сказанное. — А теперь... давай маленько поспим. Потом надо навестить твоего отца в больнице.       — Я люблю тебя… — обнимает омегу и натягивает тяжёлое одеяло ещё выше, почти полностью скрывая их под ним.       — Я тоже тебя люблю, Чонгук…       — Я клянусь своим сердцем, что Богом ответит за всё, что с тобой сделал.       — Я принимаю твою клятву, Чонгук. И буду ждать с нетерпением, когда она исполнится.              Парни, измотанные этим сумасшедшим утром, быстро заснули, нежась в тёплых объятиях друг друга.       Вечером этого же дня они всё-таки навестили в больнице отца Чонгука. Дживон, узнав, что Юнги омега сына – расцвёл. Его глаза засияли и на мгновение позабылись все болячки, а так же последние неприятные события. И как бы Дживон не просился отпустить его домой с Чонгуком, лечащий врач, ни в какую не хотел идти на уступки пациенту, обещая лечить по полной программе в течение нескольких недель.       Ночевать Чонгук и Юнги решили в квартире омеги.       После утомительной уборки кухни, они заказали еды и плюхнулись на мягкий диван. Перед сном Юнги помог альфе обработать всё ещё кровоточащие ступни. Выключив везде свет, воссоединившаяся парочка закрылась в спальне, чтобы наконец-то спокойно лечь спать. Сегодняшний день выжал их словно лимоны. А у Юнги, скорее всего, добавилось пару седых волос.       Для них всё закончилось сегодня хорошо, что не скажешь о другой паре, что сейчас находилась в дорогом номере отеля в десятках километрах от квартиры Юнги.

***

      — Котёночек, просыпайся… — Чонгук стоял перед кроватью на коленях и разглядывал всё ещё спящего на самом краю Юнги, у которого из-под одеяла было видно только опухшее розовощёкое лицо.       За окном уже давно рассвело, и им обоим скоро надо будет собираться в университет. Всю ночь они спали крепко, как убитые, и только час назад альфа кое-как проснулся, чтобы приготовить завтрак. С готовкой он был на "ты", поэтому Юнги на столе ждал горячий омлет и поджаристые тосты. Фруктовый чай также был заварен.       — Юнги, нам скоро выходить, — гладит по тёплой щеке омегу.       — Нет, нет, я не пойду… — продолжает сопеть в подушку с закрытыми глазами.       — Я заткну каждый поганый рот, — ответ Юнги, уколом в сердце отзывается. Это он виноват, что любимый боится идти на пары, которые наверняка ещё ни разу не пропускал.       Волк внутри со вчерашнего дня не может найти покоя. Беспокойно ходит, перебирая тяжёлыми лапами. Скалится, обнажая острые длинные клыки. Он готов. Ждёт, когда хозяин скажет: «фас».       — А если Богом… опять…       — Буду с тобой на парах сидеть. Рядом. Тебя он больше и пальцем не тронет. Только через мой труп.       Омега на это заявление открыл глаза и посмотрел на Чонгука, который всем видом показывал, что готов сидеть на чужих предметах, только бы он не пропускал учёбу.       — Сегодня хочу лежать в кровати целый день, — сладко потягивается всем телом и тянет капризно слова.       — Хорошо, хорошо, как пожелаешь, — Чонгук нежно поднимает несопротивляющееся тело на руки и уносит на кухню. — Надо поесть, Юнги, а то всё остынет. Потом можешь дальше спать, — усаживает растрёпанного омегу на стул, чтобы самому разлить по кружкам горячий чай.       Юнги закинул обе ноги на стул и положил тяжёлую голову на коленки. Не разлепляя опухших глаз, он медленно на ощупь тыкал вилкой вкусный омлет и лениво жевал.       Представшая картина перед Чонгуком, конечно не сравнится с изображениями в модных журналах. Она в тысячу раз красивее их. Домашний, мягкий как облачко, любимый омега сидит рядом и уплетает приготовленную твоими руками еду. Такое обычное, на первый взгляд, утро, которое в череде забот и проблем, всегда остаётся незамеченным, сейчас же хотелось поставить на паузу, чтобы вдоволь насладиться, прочувствовать, сохранить в памяти этот момент. Запомнить их двоих. Таких молодых, но уже пораненных обстоятельствами. Но не сломленных. В отличие от Юнги, Чонгук чуть не сломался.       Омега у него сильный, хоть и слабый.       После завтрака парни прошли в коридор. Чонгук, чтобы собраться и уйти, а Юнги, чтобы проводить.       — Дверь никому не открывай, — даёт наставление альфа, прижимая омегу к себе.       — Не открою, папа, — улыбается, утыкаясь носом в грудь Чонгуку.       — После занятий я ещё съезжу в компанию, так что не теряй.       — Не потеряю, папа, — уже смеётся, с указаний альфы.       — Что к чаю купить? — шепчет в самое ухо, тем самым щекоча его.       — Пончики со сгущёнкой, — также шепчет в ухо Чонгуку.       — Будут пончики, — целует на прощание омегу в губы и выходит, закрывая за собой дверь.       Проводив альфу, Юнги вернулся в спальню и залез под тёплое одеяло с головой.       Лучшее лекарство – это сон.

***

      В просторном кабинете литературы светло, так как утреннее солнце попадало в помещение прямиком через большие четыре окна, незакрытые жалюзи. До начала пары ещё почти пятнадцать минут и студенты неторопливо занимали свои места.       Намджун и Хосок уже сидели на последнем ряду, когда к ним присоединился Чонгук.       — Привет, как вы? Что с Юнги? — Хосок разглядывает друга на наличие травм, но замечает только заклеенные пластырями ладони.       — Я с дуру чуть не прострелил себе череп, а Юнги меня спас… — Чонгук смотрит на свои ладони и начинает ковырять бежевые пластыри.       — Что?! — в голос спросили друзья, открыв в шоке рты.       — Уже всё хорошо. Мы вместе, — по правде говоря, не совсем хорошо, так как их главная проблема до сих пор где-то ходит, планируя наверняка новое представление.       Намджун вдохнул с открытым ртом и уже хотел ещё кое-что спросить, но противный голос одногруппника с другого конца кабинета опередил его.       — Чонгук, дашь нам с парнями номерок Юнги? Тоже хотим, так сказать, пробу снять, — смеётся китаец Чао, проходя к своему месту возле окна. — Или он только твоя шлюшка?       Остальные альфы одобрительно поддакивали, подхватывая весёлое настроение одногруппника. Они как падальщики, которые кружат рядом с будущим трупом, расселись вокруг Чао прямо на столах и, вытянув шеи, смотрели по десятому кругу одно и то же видео на телефоне, пошло комментируя детали.       — Ну, всё, теперь им точно пиздец… Смертники, — Хосок лихорадочно выдохнул, ладонями потирая лицо. Он уже знает, что сейчас будет.       Но не успел Чонгук подняться, как в кабинет вошёл господин Бан, начиная вести лекцию.       Устраивать драку в кабинете, да ещё и при преподавателе – плохая идея, поэтому Чонгук сжал кулаки до побелевших костяшек, обратно падая на стул. Вот найти Чао после пары, отличная идея.       — Намджун, кстати, вы с Джином общаетесь? — Хосок решил сменить тему, чтобы маленько отвлечь болтовнёй одного вспыльчивого волка, который сидел и прожигал взглядом дырку в затылке будущего пациента ближайшей городской больницы.       — Мы встречаемся, — смущённо опустил глаза Намджун, не привыкший ещё к своему статусу занятого альфы.       — Молодцы. Вы подходите друг другу. Но, как ты всё-таки такого красавчика заманил в свои сети? — Хосок до сих пор помнит, как его Чимин пускал слюни на омегу.       — Он мне сразу сказал, что хочет минимум, пять детей.       — Ого, а ты что? — открыл широко глаза Хосок от услышанной информации.       — Я сказал, что если твои дети буду от меня, то хоть десять. Я на всё согласен.       — И он растаял от твоего киношного сопливого ответа?       — Да. Так как все остальные после его условия уходили в закат. Я первый кто не испугался… — улыбается Намджун, вспоминая уже своего Джина.       — Так, понятно. На подарках к дням рождения я обанкрочусь, — хлопает в поддерживающем жесте плечо Намджуна.       На самом деле, будет здорово, если у каждого из них, получатся большие семьи. Много детей, которые на семейных праздниках будут бегать, играть и звонко смеяться на радость родителям.       Как только пара закончилась, все студенты быстро покинули кабинет. Чао и его друзья, как ни странно убежали первыми, теряясь в плотном потоке коридоров.       Чонгук с парнями спустились в холл первого этажа, для того чтобы выйти на улицу, но огромная толпа привлекла их внимание. Студенты столпились вокруг чего-то и молча стояли. Лишь было слышно плач, доносящийся из самого центра столпотворения.       — Что случилось? — Хосок вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, что же всё-таки произошло.       Вдруг из толпы вышла знакомая макушка и, увидев парней, побежала к ним.       — Там фотография… — Чимин запыхавшись, не мог полностью выговорить предложение. — Умерла. Юна погибла сегодня ночью, — еле сдерживает слёзы. Хоть она и была не ангелом, но это не значит, что она заслужила смерти.       — Кто такая? — Хосок не понимающе смотрит на своего плачущего омегу.       — Бывшая подруга Юнги. Предала его. Заодно с Богомом была… — опередил с ответом Чонгук.       Ему тоже жалко девушку, но её смерть ни капли не удивила его. Рано или поздно связь с психически нестабильным наркоманом заканчивается именно в сырой могиле. Лишь единицы вырываются из этого порочного круга. Юна из этой ямы пороков вылезать не захотела. В итоге, оказалась там, где оказалась.       — Где Юнги? Мне он ещё ничего не рассказал, — на секунду перестав хныкать, Чимин уставился на Чонгука, выжидая подробностей.       — Чимин, он сам расскажет, когда придёт в себя, — Чонгук считает, что Юнги сам поделиться с другом тем, что считает нужным. — Он пока не будет ходить на пары.       — А как она умерла? — Намджун задаёт вопрос, про который почему то все забыли. Хотя его обычно задают самым первым, особенно если умер кто-то молодой.       — Я слышал, что её нашли в номере отеля. Смерть по неосторожности. Поскользнулась и упала в ванной. Кажется, ударилась виском обо что-то, — Чимин пустым взглядом смотрит в толпу, вспоминая детали.       — Случайно. Ночью. В номере отеля, — эти детали только подтвердили догадку Чонгука. Юне помогли отправиться на тот свет. Первый и единственный подозреваемый ходит, скорее всего, среди них.       — Кстати! Я когда мыл руки в уборной слышал, как омеги ныли друг другу о том, что их красавчик Пак Богом укатил в Европу почти перед самым дипломом. Его люди уже забрали документы с университета. Никто не знает причину, столь странного решения, — Чимин нахмурил брови, думая о том, что кошмар его друга наконец-то улетел из страны, и желательно бы навсегда.       — Гандон, — Чонгук улыбнулся сам своим мыслям и добавил: — В Европу значит? Пусть наслаждается жизнью в Европе, — «всё равно рано или поздно я за ним приду» вслух говорить не стал.       — Юнги надо сказать, что Юны больше нет, — Чимин берёт телефон, чтобы позвонить другу.       — Я сам скажу, Чимин. Юнги, скорее всего, сейчас спит, — сказал, как отрезал, что Чимин вылупив глаза, застыл с телефоном в руках. — Ладно, мне надо кое-куда отойти.       — Мы с тобой! — Хосок понимает, что друга нельзя оставлять одного.       — Нет, я сказал. Не ходите за мной, — Чонгук развернулся и, петляя между студентами, скрылся в толпе.       — Намджун, пошли за ним, что стоишь, глазами хлопаешь! Он сейчас Чао башку открутит! — Хосок быстро чмокает в щёку Чимина и бежит напролом, расталкивая недовольных студентов. Намджун же бежит следом и извиняется перед всеми, кому досталось от друга.

***

      — Повтори, что ты там про Юнги вякнул собака сутулая! — Чонгук нашёл Чао, стоящим с друзьями в курилке возле парковки.       Чао от такого обращения к себе, чуть ли не подавился дымом. Рука с сигаретой застыла в воздухе, когда он обернулся и увидел перед собой Чонгука. Одногруппник перед ним выглядел недружелюбно, хотя и улыбался, оголяя длинные острые клыки.       Улыбается, значит добрый? Нет. Не в том положении, в котором оказался Чао.       — Чонгук, друг, ты чего? Сейчас все так шутят! — Чао, который не уступал в комплекции одногруппнику, что медленно приближался к нему, вдруг, стало страшно. Он попятился инстинктивно назад, оглядываясь на друзей, ища поддержки. Но все, как назло расступились, оставляя его в центре на съедение волку. Как смеяться, так все вместе, а как помочь, то никого рядом не осталось.       Друг познаётся в беде. Не зря же так говорят.       — Я его альфа, ублюдки! Все услышали! Прошу вас передать и остальным, такую важную информацию! Настоятельно рекомендую удалить видео. За Юнги я буду разбираться с каждым, — вплотную подходит к Чао. Толпа, что собралась на голос орущего Чонгука, достала телефоны, включая запись, и приняла выжидающую позицию.       Все ждали хлеба и зрелищ.       Бедному Чао помогать никто не собирался.       — Эй! Чон! Не строй из себя альфа самца! Правда глаза колет! Шлюху свою оправдать хочешь?! — у Чао был последний шанс извиниться и, возможно, смягчить наказание, но он выбрал другой путь.       Чао затыкается только тогда, когда получает первый удар в челюсть. Его сразу откидывает к стене, об которую он бьётся затылком. Чонгук стоял, разминая правую руку после удара, и ждал когда одногруппник придёт в себя.       — Ах ты, сука! — Чао с разбега кидается на Чонгука, заваливая его спиной на холодный мокрый асфальт.       Чонгук пропускает один удар и получает в бровь. Кровь из неё хлынула, затекая в ухо и глаз. Но это незначительная рана, остаётся незамеченной для альфы. Он не чувствовал боли, а залитый кровью глаз не помешал ему ударить Чао в нос, ломая его. Чонгук быстро поменял их местами и теперь одногруппник лежал спиной на асфальте, а он сидел сверху, нанося всё новые и новые удары. Лицо Чао через пару минут превратилось в кровавое месиво. Нос, как и челюсть, были сломаны.       Толпа, что гудела и скандировала имена, затихла, когда увидели Чао, который хаотично махал руками закрывая лицо, и истошно орал извинения. Бороться у него уже не было сил. Чонгук его больше не бил, а только стоя смотрел, на бьющегося в агонии окровавленного Чао, что в страхе не прекращал махать руками, и просить прощения у одногруппника.       Волк был недоволен такой картиной, ведь обидчик должен поплатиться жизнью. Но альфа смог сдержать его, повторяя в голове только одно имя.       Юнги. Наконец-то Чонгук нашёл укротителя своего зверя. Цепь, сдерживающая его, теперь находилась в маленьких ладошках любимого омеги.       — И только попробуй пожаловаться. Мы повторим урок… — Чонгук наклонился к уху Чао и прошептал, чтобы никто кроме них не слышал. — Ему бы в больницу! Эй, друзья! — кричит в толпу, которая начала расходиться.       Намджун и Хосок, как раз "вовремя" вынырнули из толпы. Они бегали, как ошпаренные по всей территории, пока не додумались посмотреть в курилке.       — Мы опоздали! Он убил его, Намджун! — хватается за голову Хосок, смотря издалека на лежащего Чао.       — Да нет, вроде. Вон, смотри, шевелится!       — Этот Чонгук меня в могилу загонит раньше времени!       Парни подбежали к Чонгуку и помогли ему поднять Чао. Один из его друзей всё-таки остался и забрал покалеченного, обещая доставить в больницу.

***

      В день похорон Юны стояла пасмурная погода. Дождь заливал всё, что не было прикрыто чёрными зонтами, образуя лужи на дорожках между рядами могил.       На городском кладбище собрались родственники, одногруппники и знакомые покойной. Желающих проводить девушку в последний путь оказалось много.       Родители Юны, не отходили от массивного чёрного гроба из дорогой породы дерева, поглаживая дочь по волосам и ледяным рукам. Сегодня они прощаются не только со своим ребёнком, но и с нерожденным внуком. Результаты вскрытия, люди семьи Пак скрывать не стали, отдав на руки все бумаги и выписки.       Отец Богома провернул всё так, что якобы девушка была в номере с богатым ухажёром, от которого и ждала ребёнка. Когда она умерла, поскользнувшись в ванной, тот испугавшись, убежал. Искать его, конечно же, никто не будет.       Под видом представителей отеля, люди семьи Пак, оплатили все расходы за похороны, принося этим, казалось бы извинения. Они даже предлагали выкупить лучшее место, для могилы Юны, но родители наотрез отказались, приняв решения упокоить любимую дочь рядом с бабушкой и дедушкой.       И, как бы измученные горем родители не хотели обратиться в полицию, чтобы начать расследование – средств, как и сил, бороться с тем, кто это провернул, у них не было. Всем присутствующим на похоронах, было ясно, что её смерть не просто случайность.       Следы от чьих-то пальцев на бледной шее никто не догадался замазать.       Чонгук обнимал плачущего Юнги недалеко от гроба, который уже закрыли и начали спускать в сырую холодную землю, под душераздирающие крики матери.       — Мы так плохо расстались в последний наш разговор. Я ей ещё дал пощёчину… — Юнги плачет на груди у альфы, цепляясь руками за воротник его куртки. — А Юна была беременная в этот момент!       Новость о смерти, бывшей подруги, повергла в шок омегу. Все плохие моменты вдруг вылетели из воспоминаний, оставляя только горечь последней их встречи.       Как верно сказано кем-то.       Мы никогда не знаем, когда говорим друг с другом в последний раз.       — Юнги, давай подойдём к могиле ещё раз и мысленно попрощаемся с Юной. Попросим прощение и сами простим её, чтобы она могла спокойно подняться туда, где вечный покой, — Чонгук, одной рукой держит чёрный зонт, а второй прижимает к себе трясущегося омегу.       После того, как Юну предали земле, все потихоньку начали расходиться. Только семья покойной осталась, продолжая оплакивать свою девочку, которая так рано ушла на небеса.       Обратно с кладбища Юнги шёл под руку с Чимином. Не разговаривали. Мысленно поддерживали друг друга. Но их молчаливую идиллию пришлось прервать, когда они услышали от мимо проходящих омег высказывания, неподходящие для такого события и места.       — Она же хотела дорого-богато! Вот и получила! — не переживая о том, что её могут услышать сказала одна из омег.       — А гроб видели, какой дорогой?! — восклицает второй омега, поочерёдно смотря на своих друзей, что шли от него по обе стороны.       — И венков, каких только не было! Большие, маленькие. А цветов то сколько! Одни красные розы! Всё ими заставили! Зачем они теперь покойнице.       Троица закрыла свои рты, когда услышала в след две ёмкие фразы.       — Заткнули свои грязные рты! — сквозь зубы прошипел слова Юнги так, чтобы его было слышно.       — Как не стыдно! Ничего святого! — Чимин закончил фразу за другом.       Они, спрятавшись под чёрным зонтом, обогнали омег и пошагали дальше по мокрой дорожке к выходу из кладбища, где их уже ждали альфы.