***
Выйдя из роскошной опочивальни, двинулся Братимир с хмурым ликом. Думая о прошедшей ночи, пока лобзали его кожу первые лучи зари, пробивающиеся сквозь оконца терема. И выскочили ему на встречу рысью слуги. Поклонились ему низко и слово молвили: — Пойдёмте откушаем, ваша светлость, ждёт вас голос народного веча, почтенный старец Благояр. — Ведите, добрые люди, — произнёс юноша и рукавом махнув, ступал вслед за ними. Прошёл светлокудрый Братимир через высокие двери в палату и увидел большой дубовый стол, за которым ждал его мудрый Благояр. — Ещё недавно, — начал свою речь старец с хриплым, осипшим голосом, обводя своим остекленевшим взором молодца, — здесь пировали бояре, военачальники, доблестные витязи и сам княжич Олег с женою и детьми. Закашлялся вдруг сильно мудрец и кровушку сплёвывая, вытер рот о белый платочек и продолжил: — Все они восседали на этих самых лавках. Здесь чувствую их дух… Вели мудрые речи за хмельной медовухой и пирогами, — вздохнул старец, печально покачав своей длинной седой бородой. — Но посмотри, как теперь: палаты опустели, и многие смелые воины полегли на поле брани за свою родину. Длинными густыми бровями яко серебром повёл Благояр и предложение сделал: — Коли не передумал отступать, идти прежде добывать победу над морским гостем в наших краях, непрошенным разбойником. И поговаривают: знатная жена рядом с их вождём ходит, мол, двух малых сыновей взял за собой, Рагнаром прозванный. Юноша, потупивши вдумчивый взгляд от этих слов, и рука, сжимавшая край стола, напряглась, продавливая многовековую древесину, за которой пировали ещё деды и прадеды князя Олега. — А где их дружина лагерь разбила? — и ни пива нахлебавшись, ни кусочка хлеба в рот не взяв, подскочил внезапно юноша с холодным взглядом и совета у Благояра спрашивал. Закипела молодая кровь его, а та горячая слишком ударила в голову, затмевая светлые очи его. Рвалось яростно сердце, терзаясь чувствами, что поднимались как могучие волны. В сердце закрались сомнения и страх, неведомый мороз словно обжёг душу. Слепые глаза мудрого старца были похожи на пару потускневших бусин, но таинственное волшебное могущество позволяло ему видеть даже лучше, чем прежде. — Знаешь, отрок, а ведь я слепцом изначально не был. Полюбил в юношестве одну девоньку и страстью к ней воспылал, — вдруг молвил неожиданно старец. — Но молод и неразумен я был тогда, и страшно мне было к чаровнице той подступиться. Покорила сердце моё чудная дева, да боязно мне подойти к ней было… И теперь, оглянувшись на прошлое, я начинаю понимать, как долго я оставался слеп… Братимир остановился и, не моргнув и глазом, безжалостно выбросил свою обиду, злобу и сожаление. Оставив лишь сердце, наполненное жгучим и едким чувством вины. Старик с дряблым и морщинистым лицом содрогнулся всем телом. Трясущейся рукой он нащупал тёплый металл, исследуя его форму и вес. — Это коловрат — символ красного солнца и жизни, — с трудом произнёс старец. Прочистив высохшее горло, продолжил. — Княжеская реликвия, доставшиеся в незапамятные времена первому русскому княжичу от самого Дажьбог! С этим прочие старейшины и знать больше не смогут, и возражать против твоей кандидатуры на Новгородский престол. Братимир взял амулет из ладоней старика и торжественно поклялся. — Я не позволю жертвам храбрых мужей оказаться напрасными. Если пришли к нам с мечом и огнём, то от него и погибнут сами! Удалившись, молодой витязь преобразился. Из бесцельного путника решив стать героем, на которого смогут положиться остальные.***
Снарядив храбрецов одного с ним возраста, велел стяжать коней. Погладив своего богатырского жеребца, взял большой ратный меч и длинное тяжёлое копьё с щитом. Надел шлем и латную кольчугу, сверкающую подобно жару пламени. А после двинулись, минуя по высоким лесам и просторным лугам, усеянные молодыми колосьями пшеницы. И долго иль коротко скакали, уж трое суток. На багряном горизонте у лесной опушки увидали много костров и шатров. Были там и даны, и пруссы, и норманны с враждебными лицами покрытыми ужасными шрамами, и жестокие тюры. Завидели новгородских витязей и усмехнулись гнилыми зубами вонючие степные волки. Вышел из тюркского племени большой и могучий воин с толстыми ручищами и крепкими ногами. То был Бур — сын, из рода близкого великому Кагану. — Пришли сдаваться? Русичи, пал ваш старый Князь, кто ваш новый предводитель? — оглядел насмешливым взглядом хмурых и опечаленных дружинников. Заприметил статного и высокого юношу со златыми локонами и белым ликом прекрасным, будто сама заря. И крикнул тому витязю: — Ты ли владыка новый вашего племени? Слышал, перевелись среди вас богатыри?! Но милостив наш Каган. Бумын и принять вас готов во служение и защиту предоставить. Промолчал Братимир, встретил лишь насмешки и презрение среди вражеских знаменосцев. — Преклони для начала колени и дай много выкупа за милость Кагана, тогда и договоримся, Русич. Взял Братимир большое копьё и крикнул. — Коли ты болтать лишь горазд, то пойдём и в чистом поле махнёмся жизнями, там пусть жребий смерти нас рассудит, — и выехал на богатырском коне с бесстрашным взглядом. — Пусть будет так. Не обижайся только, когда голова упадёт с плеч. Выехали они, помчались по чистому полю озаряемые в последних лучах дневного светила. Заржали под всадниками кони и ринулись навстречу вражескому оружию, испробовать смелость и ловкость, и стойкость мужей храбрых. И завопил степной волк. За пробитую грудь схватился широкой ручищей и рухнул с коня на бегу, кусая сырую землю. — Вот тебе выкуп за всё зло, причинённое моей родине и людям. Отдам сполна каждому из вас, — сказал тому Братимир и громко во всеуслышание прокричал: — Они явились к нашим землям с кнутом и мечом, омыли их кровью. Оставляя за собой лишь руины наших домов, посеяли страх и ужас. Но отныне все изменилось. Настало время измениться и нам! Раздался боевой клич и полетели разящие стрелы с небес, посыпались, подобно каплям дождя, вслед предвещая бурю. Едва взошла полная луна, как опустели шатры и обратились пепелищем вслед за усеянной мертвецами выгорающей землёй. Оставил Братимир по одному самому быстрому из четырёх родов и велел бежать к хозяевам. Понеслись тогда глашатые по разные стороны. А меж тем остановились дальше в том лесу витязи и разбили лагерь под скалой большой. И пошли дремать молодцы, лишь двух самых выносливых из примеченных Братимиром были велены покой товарищей охранять. А сам по скале полез и вскоре на вершину залез. И была там длинная тропа, ведущая рядом с крутым склоном вниз. Был там высокий муж с длинными рыжими волосами и густой бородой. В глазах таилось бесстрашие и великая храбрость, выточенная на бесчисленных полях сражений. Был он в необычных одеяниях с кожаными штанами, пошитыми из шкур пойманных им животных и золотой кольчуге с большим щитом, который удерживал сей храбрец одной ручищей. — Здравствуй, воин, — сказал датчанин, услышав шаги за спиной. Обернувшись, он пристально оглянул противника и продолжил: — Мой враг, мой соперник… Значит, настал день той битвы, что определит мою судьбу. Холодный ветер подул, и в темнеющем небе мелькнула молния Перуна. Ударила в одиноко стоящее дерево на той скале, треснула и раскололась до самого корня. Затем начался сильный ливень, капли дождя падали и катились по головам двух отважных воинов, встретившихся на роковой скале. — Это действительно так? — ответил ему Братимир и пошёл в сторону стоящего клинка, но датчанин остановил его криком. — Разве не ведаешь, что явился сюда последним и стало быть так, что должен уступить право мне? Шаги молодого богатыря замерли и Братимир сказал так: — Так чего же ты ждал, конунг Рагнар? — и обойдя соперника присел на оставшийся от древа пень. — Явился к нашим землям со своими воинами, подобными диким псам и разграбил множество деревень, уничтожил многие посевы, оставляя старых и молодых умирать. Но свирепый взгляд конунга изменился. Мелькнуло чувство, которое Братимир никогда сам не ощущал. — Ваши земли плодородны, а наши люди голодают и свирепые зимние ветра и морозы уносят множество голов ската, и выкашивают нас, подобно жестокому степному пожару, — конунг подошёл к великолепной ручке божественного меча и закончив, схватился за неё. — Жалость волка по отношению к овце не наполнит желудок волчат, поэтому движусь я сквозь моря и царства, в поисках счастья для моей семьи и моего племени. С щелчком вынул Рагнар сей чудесный меч, наполненный величием и смертельной красотой, и обратил Братимира. Хмурый взгляд Братимира рассеялся и, осознав благородные намерения своего соперника, молодой витязь с серьёзностью и грустью в глазах вытащил свою длинную саблю. — Напоследок хочу узнать, — неожиданно раскрывая уста обратился к Рагнару юноша. В его холодных очах мелькнуло ожидание и надежда. — Та сереброволосая дева, явившаяся вслед за тобой… — Уж стала женой мне, — молвил Рагнар и покрепче сжав рукоять меча продолжил, с мелькнувшей хитростью в очах. — Ждёт моё дитя сейчас в дальнем лагере, быть может. … — Не печалься, — равнодушно ответил ему Братимир, чья душа вмиг омрачена была горем и сожалением. — Ибо я отпущу их живыми и невредимыми в родные края. Их клинки столкнулись и мелькнула жестокая сватка. Был удивлён и поражён Братимир воинской доблестью и недюжинной стойкостью, проявленной теперь уж его заклятым врагом. Воспользовался открывшейся возможностью конунг и полоснул кончиком меча под ребром соперника. Мелькнула алая кровь из прорези. — Слышал, даровали тебе любящие боги много даров и благословили мощную плоть, да нерушимую кожу твою. И что подобен нашему Бальдру прекрасному, о светоносное дитя, — с насмешкой в устах проговорил Рагнар. — Без удовольствия и задора, ты ведь не можешь насладиться вкусом жизни, какой её знать может лишь воин. Но в чём тогда воинская слава твоя? Ты, подобный свирепому шторму, страшнее всех чудищ и духов, о которых мне доводилось слышать и видеть. И мелькнула сабля подобная ветру и упала с головы Рагнаро часть его уха, но тот и бровью не повёл. — Ты ищешь удовольствия на поле брани и хочешь пировать яко хищный ворон на головах павших? — с гневом воскликнул Братимир и принялся замахиваться сильнее и ужаснее с каждым ударом. Земля под его ногами трескалась. Дрогнула вся скала от ярости, накопившейся у него в душе за долгое время. Не взирая на мелкие раны и кровь, сочившуюся из-под его латной кольчуги, он наконец ударил саблей и разбилась она в дребезги. — Такова жизнь. Войну и для тебя, чужеземца, трудно понять, но видит мой глаз, что и ты ищешь чего-то другого?! — уклонившись прокричал Рагнар и продолжил: — Долг войны: защищать свой народ и служить государю, а счастье войны и его печаль — есть война, жестокая и кровопролитная. Именно здесь! Остановившись и оглядевшись на бескрайний лес Рагнар, воодушевлённо закончил. — Мы живём и умираем за вещи, которые порой не хотим, но кто же встанет тогда? — и пронзительное карканье хищных птиц огласило поле брани на вершине, с которой можно было увидеть все земли, где дух ближе всего достигал небес. Лицо Братимира окроплённое свежей кровью, пульсирующей из груди и шеи соперника оставался печальным и с жалостью, о которой может рассказать и понять только воин. Так он и спросил: — Тогда, доволен ли храбрый конунг своей жизнью? — в его груди билось людское сердце и обливалось кровью за храбреца, с кем они могли бы назваться друзьями и пировать как братья. — Верно, рад, ибо знаю, что Один готовится к пиру. Вскоре мне представится честь пить мёд из витых рогов. Храбрецы, идущие в Вальгаллу не скорбят о кончине… войду я в зал Одина не ведая страха, и там… буду дожидаться моих сыновей. И когда их судьба придёт… я буду с наслаждением слушать истории об их победах. Мои отцы и их отцы поприветствуют меня, идущего к ним домой! Рухнуло могучее тело датчанина и отразилась мелькнувшая жизнь пред очами, и вот уже порхали дочери Одина… Братимир поднял отцовский меч и, взглянув на свои растрёпанные, мокрые волосы, поднял голову к небу. Там, в грозовых тучах, он увидел прекрасного лебедя.***
Лебедь грациозно опустился на землю и в тот же миг гордая птица обернулась прелестной молодой девицей. Юноша с облегчением взглянул и мягко раскрыв уста слабо произнёс: — Вот, лежит славный воин, — и опустившись на колени пальцами опустил тому веки. — Коли бы встретились мы с ним по-другому, возможно стали бы друзьями. Но жестоки ваши боги и ужасную жизнь вам предлагают. И нет в ней любви, лишь пустая слава и богатство, но их ты не унесёшь за собой в могилу. Аслауг, подойдя ближе, мягко обняла юношу и пробормотала ему на ухо ласковые слова: — Не печалься об Рагнаре, для воинов наших земель подобная участь — величайшая честь, о которой можно помыслить, — в её глазах читалось лёгкое сожаление и нотка тоски по смелому датскому мужу. — Полюбило ли его твоё сердце? — спросил Братимир охрипшим голосом и в тревоге сжал её ладонь. Он волновался, как может волноваться только впервые влюбленный глупый мальчишка. Аслауг сжала ладонь и наклонив голову, долго вглядывалась. — Был ли он мне по сердцу милым? Возможно, ибо знала его не малое время. Но в твоих очах вижу своё отражение, ибо ненавистная моему великому деду судьба… — девушка осеклась и вскоре продолжила: — Дала тебе я все свои дары, но взамен лишила счастливого и беззаботного детства, юношества и старости. Шагнув вперёд, она коснулась его губ, и он прижал её к себе покрепче, желая больше не отпускать. Ибо чувствовал в ней родную душу. Это приносило ему тепло и облегчение после всех пережитых горестей и печалей. — Взяв на себя этот меч, используемый когда-то моим отцом и его дедом, ты стал мне суженным. Ибо такова воля моих и твоих богов, — вымучено, улыбнувшись Аслауг нежно прошептала: — Но и моя воля тоже; ещё на том берегу, впервые увидев тебя, мне пришло осознание… В глазах мелькало очарование чистой девицы, ещё не познавшая мужчину и счастье быть женщиной. — Я буду цвести лишь для этого мужа и увядать только из-за него одного. — с её речей наполненный сладким ароматом любви промелькнула кислая нотка горечи. В этот момент, светлокудрый юноша осознал, что уже не сможет вернуться назад, и даже если однажды ему придётся пройти сквозь огненное море и клинковый дождь, он не поколеблется и не отступится. Неожиданно Аслауг спросила: — Не было ли у тебя на родине невесты? Ибо не дано Царям самим избирать себе жён, — и увидев как тот качает головой, облегчённо вздохнула. И спросила ещё: — Не было ли тогда у тебя спутницы, разделяющей с тобой постель и хлеб? Замерло бьющееся сердце и поднялся ком в горле, ибо запомнил наставления и просьбы, да как ответить честным словом, иль чем ещё не ведал. …Если ты любишь меня, прошу, сохрани эти чувства и никогда не обманывай меня. И в тоже время оставленные ему гневливые речи прекрасной богини, покинутой им и обманывающей его долгое время. … Проклинаю тебя! От твоей руки погибнет твой первенец и повсюду за тобой будет следовать погибель. И настигнет тебя ужасная кончина, падёшь от руки той самой женщины, ради которой меня отверг!.. Это ложь, как быть такое могло?! И ответил, решив единожды в жизни солгать: — Не было, лишь повстречал давно ведьму и расстались мы с нею близь Киева, — спокойно произнёс юноша и в душе нечаянно посеял семя вины. И сказал, глянув на тело павшего воина. И хмурясь принял решение важное. — Велю отнести его родичам и пусть садятся на корабли и уйдут прочь с этой земли, иначе не избежать нам страшной войны с ними, — и подняв его понёс вниз, а девица шла следом и промелькнула на прекрасном личике меж бровей глубокая печаль. И вернувшись к лагерю дождались рассвета. Позвал тогда дружинников и обратился к ним с такой речью: — Вот губитель царевичей Новгородских, предводитель вражеский и теперь уж лежит без движения, испустил дух свой, — завернул тело в дорогие ткани и погрузил на богатырского коня. И представил Аслауг. — А вот будущая супруга моя, прошу любить и жаловать, как меня самого, — и прокашлявшись добавил, отчего смущённые и покрасневшие мужики отвели свои взгляды. — И пущай из роду и племени заморского, но присудили мне светлые боги жениться на сей благородной девушке из славного и великого семейства. Заключим мирный договор с ними, да будем вечную дружбу иметь. И они поскакали за лесом и полем, а вдалеке увидали огромное синие море, уходящее вдаль за горизонт. Волны разбивались о берег, и птицы летали под облаками в голубых небесах. И были там шатры и свирепые воины с топорами и мечами, с множественными щитами. Их лучники вдаль глядели. А как только Новгородских витязей завидели, как едут те на добрых конях и везут за собой чей-то труп и прекрасная Аслауг рядом с ними едет. Опечалились и волосы принялись рвать на себе, вышел здоровенный воин по имени Рольфо, старшим братом конунгу Рагнару приходится, и машет остальным, дабы позади держались. — Здравствуй, варяг, дрались мы с вашим предводителем целую ночь от заката до рассвета. И храбрый то воин был, хитрый и мудрый, — и взяли двое витязей и раскрыли ткани, показывая Рагнара уснувшего вечным сном. — Вот тело его, пусть увезут в родные земли, чтобы по всем обычаям похоронили, — и встретив свирепый взгляд Рольфо, лишь промолчал. Из шатра выбежала парочка детей и бросилась к своему отцу, плача и злясь. Они смотрели на юношу на могучем коне и в своих сердцах поклялись отомстить ему! — Эйрик и Ангнар, ваш батюшка дрался храбрее всех известных мне из ныне живущих, но такова судьба и принял его великий Один, позвал к себе, в Вальхаллу! — ласковым тоном произнесла Аслауг. Ангнар хмурясь пробормотал: — Не пойдёшь ли ты с нами? Или предала нашего отца… — но брат дал ему подзатыльник и низко поклонился как подобает. — Благодарю за великодушие! — и в глазах таил меж тем хитрую злобу. И вышли из лагеря более сотни храбрых мужей, в полном воинском облачении и лучники стояли вдалеке. — Отчего решил, что сможешь от нас уйти? — в гневе, не выдержав больше воскликнул старший брат Рагнара. — Или не видишь, как нас много?! Но бесстрашным взглядом окинул того храбреца юноша и ощутил внутри себя едкое чувство, а по спине пошёл холодный липкий пот. — Довольно на сегодня проливать крови. Я дал ему клятву, что отпущу его сыновей целыми и невредимыми. Или хотите, чтобы предали мы вас огню и мечу?! — и мощным голосом, от которого задрожали леса и вздыбились морские волны, прокричал. Развернувшись, он поскакал обратно в Новгород. — Мы уходим! — и ушли они мирно. Молчавшие сыновья, понурившие голову, спросили у дяди: — Почему мы их отпустили? Рольфо лишь бросил взгляд, наполненный ужасом и развернувшись повелел собираться. — Тот воин был внушающим страх. В глазах его огонь искрился и смертью пахло от него. Мы должны быть бесстрашными, но мудры и разумны. Бессмысленно искать битвы, что не сулит нам побед.***
Праздновали Новгородцы, хоть самый злобный враг и не был повержен, однако радость наполнила сердца людей, ибо прошёл один слух через уста купцов и мудрецов с волхвами. Они видели, как уходят за горизонт корабли варягов, и их лица были омрачены печалью. И с тем самым заветным мечом Хорса и неписаной красавицей возвратился молодой богатырь со всей дружиной малой, но целёхонькой. И узнали много историй из их уст. Отроки восхваляли мудрость, доблесть и справедливость Братимира. И поклонились ему Новгородские и вскоре состоялось большое празднество. В белокаменных палат, среди царских палат стоял Братимир и глядел на большой город, укрытый сном в лоне ночи. И вошла сквозь окошко голубка и превратилась Премудрой Царицей. С ласковым выражением на бледном личике махнула рукой и из просторного рукава вылетели многие драгоценные каменья невиданной красоты и роскошные одежды с необычным качеством и отделкой. — Матушка Дивия, счастлив увидеть тебя! — обрадовался юноша и, поклонившись, обнял изящную женщину, являющуюся самой богиней луны и сестрой его отца Дажьбога. Богиня Дивия коснулась его растрёпанных светлых волос и ловко взмахнув пальцами отсекла, точно острым мечом, лишнюю часть. — Поздравляю, ты возмужал и уже можешь княжить на этой земле. Чти традиции предков, защищай и люби свой народ, тогда и они будут любить и почитать тебя! С детской радостью на румяном лице Братимир отошёл чуть назад, и тогда заговорила с долей грусти и тяжести богиня луны: — Но мне печально, ибо, отвергнув чувства холодной и одинокой Морены, взял на себя нелёгкую ноши и солгав будущей жене нарушил клятву. Много бед и несчастий выпадет на ваши плечи, ибо билась в ярости богиня и страшена её ревность. Отныне многие из чудищ и злых духов станут наведываться по ваши души. Злой колдун Черномор, живущий между землёй и небом, Кощей Бессмертный, стороживший мост к землям мёртвых и Змей Горыныч, живущий в неведомой глуши! Тяжесть упала от этих слов на могучие плечи и, не устрашившись врагов, сулящих погибель и смерть, он сказал ей ответ: — Не пугает меня коварный и трусливый колдун. Трудно сказать, лежит ли ещё голова на плечах Кощей Бессмертного. И страшный трёхглавый змей пусть явится, да и сам повстречаю на пути к очищению Руси от захватчиков, разорителей. Царица Ночи, поджав розовые губы, только тихо причмокнула и сказала: — Достойного товарища себе отыскал — великий принц из пустыни, именуемый Фердосом, победил бессмертное дитя Чернобога. И скачет на встречу тебе, движется к славному Новгороду, — вынув из рукава волшебное зеркальце, пригляделась. — Но запомни мои слова: однажды явится в эти земли ужасное древнее зло, порождение всех грехов и людских пороков. Царь Змей, рождённый из семени царя добродетелей, от его рук и дел взвоют народы и земли омоются кровью. И в отмеску за твою мимолётную слабость украдёт твою невесту к неведомым пустошам на краю света, за пределами тридевятого царства и тридесятого государства. И будешь искать помощи у Мораны, ибо она единственная ведает, где прячется его смерть! Сдвинулись чёрные брови и угасли яркие глаза, накрыла тень светлое лицо Братимира, и тяжесть мыслей стала давить на его голову. — Так отчего столь желающая мне отомстить богиня, станет вдруг помогать? Но потекли градом слёзы по щекам Дивии и растворяясь в лучах восходящего красного солнца, вздохнув, молвила: — Ибо ты источник её одиночества и печали, путы нерушимые, сковывающие её опустевшую душу и оледеневшее сердце. Но помни одно: настоящая любовь — сильнее всех заклятий и бед в этом мире! — О чем ты, постой?!.. — воскликнул Братимир, но ухватил лишь её тень и пробормотал. — Источник её одиночества и печали? Слова богини окончательно спутали мысли молодого князя, и сквозь приоткрытую дверь мелькнул чей-то загадочный силуэт, оставив после себя лишь упавший серебряный волосок.***
Во мрачном царстве, посреди ледяных чертогов земель мёртвых, на высеченном из безжизненного чёрного камня, восседала посреди неприступного дворца на холодном престоле прекрасная властительница с бледным, печальным лицом. Длинные локоны её блестящих волос, цвета самого беззвёздного и ночного неба, спадали на её узкие плечи, словно чёрные шелковые нити. В её больших аметистовых глазах, глубоких, как бездонные озера, затаилась невыносимая боль и бесконечная печаль. Всё в этом царстве было пронизано холодом и мглой, и лишь её глаза были единственным источником света и тепла в этом мрачном месте с редкими зелёными огоньками, мелькавшими издали. И вновь нагрянула жестокая волна, терзавшая плоть и душу:О дивное солнце, Зори лучистые. Поёт детвора О ведьме, страшилище: Сожжём её чучело, Зимою насытившись, И встанет Дажьбог! Ему поклонилися и жаром омылися. Во мрачном чертоге, Где пусто и холодно, Сижу я одна Без люда и города. И сжигает тоска, Хоть познала тепло его, Но осталась одна И очень уж холодно…
По её белоснежным щекам потекли алые слезы и, подняв голову, она узрела незваного гостя с волосами, напоминающими языки пламени и лицом хитреца. — Здравствуй, богиня Морана. Славная и могучая, подобная моей дочери! — и, махнув рукой, воздвиг себе каменный трон и сел, ведая или нет, сколь рьяно испытывал её терпение. Коснулись холодные костяные лапищи из мрака, явившиеся его и хотели раздавить, но речи молвил коварный бог пламени из царства далёкого и снискать милость у него получилось. — Знать мне, известно многое и понятно, какие дела у вас тут делаются. Очаровала пленительная молодая дева твоего юношу и сам Светобог и мой названный братец Один на том сошлись во мнениях. Украли ласковое твоё солнце, а тепла и любви не дали как подобает. Усмехнулся хитрец про себя и жалостью в голосе маня, вынул из бочка загадочную водицу. — Выкрал из закромов братца подобное зелье, лишь выпьет его и полюбит тебя. Забудет, где находится запад и север! Морана дрогнув всем телом, стиснула зубы и треснули лапищи, сгинув обратно во мраке неизведанном. — Чего хочешь, подлый наглец? — и вспыхнули мрачные очи ярче чем факелы. — Хочу лишь что бы… всё обернулось как предначертано. Бросив зелье, исчез хитрец и ветром помчался к ненавистному племени асов.***
На рассвете двинулись всадники на добрых конях и окрестные земли патрулировали с деревнями и меньшими городами. И узнали по всей Руси о храбреце, добывшим заветный меч и что княжич его посадили в славном Новгороде. Кто-то возрадовался и многие из них возмутились, ибо за сердце и руку прекраснейшей из женщин, царевичи и князья пока ещё не бились! И в назначенный к полудню отрезок времени прибыли многие храбрые витязи и славные родом правители. Из древнего города Киева, известного своими славными традициями и богатой историей на своих верных конях, сильных и добрых, прибыл повзрослевший княжеский сын Борис. Его окружали многие лица, знакомые ему с давних времён, и он вместе с ними направлялся на тайное собрание. Оставив своё родное Черниговское княжество в полном расцвете своих сил и возможностей, прискакал великий государь Всеволод, за которым следовали многочисленные воины-дружинники. Вместе с ним прибыли гости из далёких земель: Половец Горисвет, наследник престола из Волыни — Добран, а также ещё дюжина благородных и знатных господ. Они все прибыли для того, чтобы познакомиться с молодым князем Братимиром — правителем Великого Новгорода. Оценить его силу и мужественность, а также побороться за сердце прекрасной заморской девы. Услыхал об этом молодой княжич и спокойно гостей всех принял и устроил великий пир, одним ухом слушая и примечая. — Вот что, уважаемые по роду и титулам. Поедем в чистое поле и биться станем по одному, но коли моя возьмёт… — слегка кашлянув, Братимир продолжил: — Поклонитесь мне как единому Князю и не ради власти и богатств ваших требую, но для единения сердец нашего племени и наступления единым целым на тюрское царство страшное, воинами песку подобное. Воскликнул в ярости Черниговский Княжич Всеволод, багряным ликом пугающий. — Не много ли берёшь на себя? Новгородский князь, ещё юнец зелёный, а хочешь такие великие дела править?! Шептались бояре и голосили древляне, но стукнул Братимир кулаком и треснул дубовой стол. — Многое иль малое беру, а нападают чуди заволжские и ханы басурманские с тюрами, подобно ненасытной саранче и оставляют за собой выжженные поля и людей за собой уводят, — и холодным тоном продолжил: — Это предо мною вы подобные гордым львам в оазисе, а пред заграничными владыками ползаете как псы, готовые разорвать глотку за выброшенную хозяином косточку. Раскраснелись князья и побагровели лики царевичей от смущения и гнева, ибо, как молвил теперь Горисвет, печально. — Жестокие речи услышал, покуда нам старым князьями русским должно склонять головы пред ханами и прочей гадостью… — и хриплым голосом молвил: — Да нету силушки такой. Явился тюрский военачальник, погубивший многих великих князей и разбивший наши самые крепкие армии. Упали головы многих богатырей в руках ненавистного чужеземца и ради наших людей и детей, с их детьми ещё не рождёнными, приносим великую дань и клянёмся в сердцах отомстить. И прозвали того белого всадника кнутом божьим, и скакал тот ища неведомые всем причины жить и сражаться. — Тогда встречусь с этим проклятым всадником и сойдёмся в ратном искусстве. Верну его голову вам и тогда больше не сможет опровергнуть моё благородное право, верно? Усмехнулись царевичи и знатный господин с длинными усами, да проговорил: — Для начала хоть нас бы одолел, а там и сказки будешь сказывать! Удалились князья и царевичи, принялись к бою готовиться. К вечеру увиделись в чистом поле и Всеволод, натянув латную кольчугу, бросил вызов первым. — Где же твоя броня, а шлем куда подевался? — удивился князь и, махнув рукой, велел дружине искать замену, да остановлен был. — Не поранит твоей позолоченный меч и крови моей пролить ему не дано, покуда замахнёшься разок — мигом узнаешь, — возразил ему Братимир. И промолчав, княжич просился первым и рубанул по шее Новгородского Князя. Но лишь затупился позолоченный меч и едва не вывалился Всеволод из седла. А по груди его уже расползлась кольчуга и разбился шлем рухнул наземь. — Поезжай обратно Всеволод и дружину собирай, — ласково обратился к нему Братимир и продолжил. И не успело красное солнце уйти за горизонт, как исчезли стыдливо прочь молодые царевичи и со многими тайными мыслями удалились князья. И поскакал обратно Братимир, и в лесной чаще увидал морщинистого почтенного старца. Шёл волхв, а завидев молодого князя обрадовался. — Здравствуй, внучок, не сочти за дерзость, отвези меня в Новгород, — поклонился старичок и обратился с просьбой. — Не откажу в милости, садись, добрый человек, — мягко кивнул молодец и хотел было помочь волхву подняться, да того ветер подхватил и сам поднялся. Промолчал Братимир, так и поехал. И вот уже достигли великого града и слез волхв, вынул из закромов некое снадобье. — Благодарю, государь, за помощь, и вот держи от меня. Польёшь сие зелье на рану и вмиг исцелишься, дашь выпить и от смерти убежишь! — молвил старец и растворился чудесным образом. Любопытно вдруг стало юноше и вынув своей меч, названный им Финистом, резанул себе ладонь и тут же потекла алая кровушка. Капнул немного и чудесным образом всё затянулось. — Уж думал Морана меня решила провести, а вот ошибся, видно, — и тут припомнил, что позабыл украшение в чистом поле. Обронил нечаянно пока бился. Аслауг ему подарила в честь первого знакомства и двинулся через сумрачный лес обратно. И слышит, как дрожит земля и думает, что тать во тьме крадётся и добычу беспомощную ищет. Неведомый гнев из сердца поднялся и, вынув чудесный меч, понёсся ему на встречу. И ударил впервые, да отразил загадочный воин страшный удар и вскоре продолжили. Так и дубы многовековые полетели и скалы из земли повылезали, как ужасно бились они. Тут подивился Братимир и заговорил: — О чудное пламя, отец мой Хорс великий, освяти соперника неведомого и тайну мне поведай об его личности! — и зажглось пламя во мраке. И увидел Фердоса. Воскликнули оба. — Не ты ли это, друг мой?! И обнялись крепко. Молвил тогда ему Братимир, разыскивая глазами невестку, так лишь пустоту увидел. — Долго бился с Кощеем вашим и рухнули стены замка, и поглотила ненавистного злодея сырая земля! Но горе мне! — и принялся рвать волосы на голове. — Ибо опоздал мой конь и разбилось сердце моё от великой утраты. Потекли слёзы по щекам храброго война и поскакали они в то чистое поле, где бился раньше Братимир, и отыскал вскоре украшение из волшебного серебра. И возрадовалось сердце юноши. А меж тем покоился рядышком конский череп, большой с мешок соли, и выползла оттуда ядовитая гадюка с необычным окрасом и разумными глазами, да как бросилась на Братимира. — Остановись, брат мой! — воскликнул Фердос, у которого было острое зрение и, оттолкнув своего брата, он оказался прямо под клыками. И так быстры и неожиданны были те события, что Братимир не сразу уразумел, что случилось. Лишь слышал он шипение, а потом змея исчезла, словно видение. Фердос же лежал бледен и уж истекал он кровью изо всех пор своих, и жизнь его угасала. — Не дам тебе умереть, ибо поклялся ты мне построить великий союз и наладить мир! Братом лучшим ты мне стал и скорбит душа моя, кровью обливается за тебя, — вынул зелье волшебника и, раскрыв уста принца востока, налил ему всё без остатка. И не ведал как рядышком за деревьями от гнева скрипели зубы Мораны. И вскоре очнулся чудесно исцелённый Фердос и незаметно вспыхнули его затуманенные очи чей-то фигурой. Налились мысли волшебными сценами. И грянул ужасный гром в небе, и завыли свирепые волки в ночи, мелькнула ужасная змеиная тень под раскатами молний позади Фердоса и, возрадовавшись, оскалила клыки!