— О-о-о, — протягивает Позов, не так чтобы привычно, но между тем не испытывая в дальнейшем ни малейших мук с совестью, заглянув в телефон Арсения. Он ещё и расположился так удобно — в кресле у самого входа, — что заходя в выделенное им для подготовки к съёмкам помещение, упустить из виду его практически нереально. — А я всегда говорил, что когда мы хватимся, спасать его от сумасшествия будет уже поздно.
Заключает это Дима с совершенной серьёзностью в голосе и, сделав глоток ароматного кофе из своего стаканчика, а второй отставив на тумбочку у дивана, откидывается на спинку «венского стула» — хоть и на расстоянии, но аккурат напротив Попова, слегка нахмурившего брови, но не поспешившего возмутиться, а так и продолжившего вглядываться в происходящее на экране.
— Кто с ума сошёл? — вопросом отзывается Шастун, скривившись в непонимании и словно бы из неоткуда появившись в неком подобии сегодняшней гримёрки. На самом-то деле он поднимается с небольшого диванчика, как будто бы среагировав лишь только на аромат кофе, неосознанно укладывает себе на колени декоративную подушку, ещё мгновение назад подпиравшую его голову, потирает глаза, отделаться намереваясь от дремоты, и, не спеша признавать, что заходить перед сном в игру на телефоне было плохой идеей, старается в предмоторной жизни существовать совершенно обыденно.
— Ну кто? — всем своим видом демонстрируя недоумение от того, как можно не понимать, по его мнению, очевидное, разводит руками Дима. Смиряет давнего друга возмущённо-оценивающим взглядом и уже в следующий миг кивает в сторону как будто бы не замечающего ничего Попова. — Арсений Сергеич.
Совершенно обыденно не став утаивать пронзившей его смешинки, Серёжа не то отмахивается от слов Позова, совсем как от назойливой мухи, не то реальность их принимает с каким-то не смущающим его от слова вовсе снисхождением:
— Да он уродился уже таким.
— Может, вы со мной наконец поделитесь? — не выдержав, — а может, попросту до конца долистав статью у себя в телефоне, — спрашивает виновник завязавшегося разговора. Окидывает взглядом всех собравшихся: Диму, как ни в чём не бывало попивающего кофе и вертящего в руках буклетик местной усадьбы, Антона, всё ещё сонно сидящего прямиком по центру дивана и словно бы разглядеть пытающегося что-то в принесённом ему стаканчике, Серёжу, решившего немного размяться, и в эту самую секунду растягивающего мышцы плеч и спины, — откладывает на подлокотник мобильный и внимание своё концентрирует непосредственно на Позове. — Чего за выводы такие?
— Да ты в телефон свой повнимательнее посмотри, — отзывается Дима, не став отрицать того факта, что последний вопрос адресован уж точно ему одному. И разговор этот он завёл, и больше всего участия в нём принял… да и взглядом просверливать именно его продолжает Арсений. — Тогда, может, и вопросы сами отпадут.
— А чего у тебя в телефоне? — мотнув головой в противоположную от Позова сторону и совершенно явственно поймав себя на мысли, что, может быть, он один не понимает, о чём сейчас идёт разговор, спрашивает друга Шастун. С ответом тот не так, чтобы спешит, если и вовсе собирается его давать.
— Да пошаговый урок у него там, — приходя ребятам спасением от полнейшего непонимания, вместо Арсений объясняет Дима. В эту самую секунду им, по правде говоря, не так, чтобы многое становится понятно… но это уже не его, как говорится, проблемы. К тому же продолжение, куда большей эмоциональностью пропитанное, не заставляет себя долго ждать. — Ну разве в здравом уме Арс будет смотреть, как разделывать рыбу?!
— Селёдку, — машинально и не так, чтобы громко поправляет его Попов, как кажется, чуть нервновато поёрзан на стуле и поведя плечами как от пробежавшего по коже озноба, и слова его от цепкого слуха дипломированного врача совершенно не укрываются.
— А селёдка для тебя — не рыба? — не то удивляется, не то негодует Дима, разведя руками и вновь уставившись на друга напротив себя. — Точно умом тронулся, — разрезав ладонью воздух, констатирует буквально-таки моментально.
— О-ой, — хмурится Арсений и, закинув ногу на ногу, откидывается на спинку кресла, — о-ой! Ты вообще-то стоматолог, а не психиатр. Как-то не по твоему профилю диагноз.
— Но даже при таком раскладе я могу понять, что что-то не так! — заявляет он всё так же решительно, за многие годы оттренировав природный навык до полнейшего идеала… а после улавливает усмешку и что-то на подобии хитрого блеска у Арсения в глазах. Нахмурившись и склонившись вперёд, Дима высказывает совершенно чётко и даже логично состроившееся в голове предположение: — или это ты решил отвести нас на какой-нибудь мастер-класс по разделке рыбы или на экскурсию по рыбному заводу… Твоей-то локации не было ещё. И чего, сам будешь по обыкновению теоретическими знаниями выпендриваться, а нас ручками заставишь это всё выполнять? Коварный какой тип! — заключает, словно получив подтверждение своей версии, и, качнув головой, уставляется на друга даже с восхищением каким-то.
— Это ты про себя, что ли? — усмехнувшись, выкручивает Попов, смиряя Диму беззлобным взглядом. — Кто вертолёт в том сезоне организовал, а сам не полетел? Про коварство он мне тут будет… помог бы лучше! Как эту вашу селёдку разделать? Так чтобы качественно и быстро.
Дима хмурится, уже в который раз окидывает друга оценивающим взглядом, но от повторных не то диагнозов, не то попросту констатаций фактов (по его скромному мнению) всё же решает воздержаться. Не повторяться же в самом деле третий раз за минут пять.
— Тебе зачем?
— Как отец мог бы и догадаться, — не оставаясь в долгу, выдаёт ему в ответ Арсений. Сам вот только долго загадки и недомолвки растягивать не собирается. — Сам же на соревнования по фигурному катанию ездишь, хоть и не особо жалуешь. Вот и я… рыбу девочкам обещал.
Разница во времени — довольно-таки забавная штука. Арсений потягивается, выглядывает в окно гостиницы, наблюдая, как город потихоньку пробуждается, окрашиваемый рассветными цветами, бросает взгляд на часы, примерно прикидывая, куда успеет прогуляться до общего сбора, и, взяв телефон в руки, звонит дочерям, чтобы пожелать им спокойной ночи.
— Пап, а мы тут прочитали, что Приморье — очень рыбное место, — вдруг заключает Кьяра по ходу разговора. — Привезёшь нам какой-нибудь вкусной рыбки? Она ведь там наверняка уж точно свежая.
— Как же я её практически через всю страну повезу? — буквально-таки моментально (не зря же он импровизатор!) находится, что ответить Арсений, не так, чтобы желая ходить по рыбным отделам, выбирать из всего разнообразия что-то более подходящее (на его неразбирающийся вкус), упаковывать потом всё куда-то в свой немногочисленный багаж, переживать об успешности многочасового перелёта… — У меня ведь холодильника никакого нет. А без него рыба по прилёту свежей уж точно не будет. К тому же мне в Москву сначала ещё нужно будет прилететь, дела там порешать рабочие, и потом уже только домой.
Девочки расстроенно вздыхают на той стороне видеозвонка, и Арсению с новой силой хочется обнять их наконец, зацеловать едва ли ни с ног до головы и, прижав дочек к себе, с наслаждением прикрыть глаза, не утаивая улыбки и чувствуя, как крепко-крепко его обнимают в ответ. Но их всё ещё разделяют тысячи километров и долгие три дня.
— А может мы заведём рыбок? — словно бы намеренно повторяя за сестрой неожиданность совершенно серьёзно заданного вопроса, Адриана смотрит на отца через экран, параллельно ладошкой приглаживая свои растрепавшиеся волосы. — Они в аквариуме будут плавать, а мы смотреть на них будем.
— У нас ведь, вроде, уже улитки для этого есть, — напоминает Попов, про себя улыбнувшись — ему совершенно явственно вспоминается, как в прошлую их поездку Дима разговаривал с сыном по телефону, и Тео с задором рассказывал, как было бы здорово иметь дома большую-большую собаку, запрягать её в санки, валяться вместе с ней в траве… Рыбки всё-таки покомпактнее будут. И попроще. — Они правда ползают, — отмечает он и, чуть нахмурившись в размышлениях, уточняет: — скользят даже, а не плавают…
но мы совершенно точно наблюдаем за ними через стекло. Вы, кстати, почистили им аквариум?
— Да-а-а, — протягивает Адриана, как будто бы не замечая в тот же миг покосившейся на неё старшей сестры, и, глядя на отца так и излучающими честность глазками, продолжает: — конечно, пап.
— Завтра всё почистим, — всё же не выдерживает и выдаёт правду Кьяра. — Мы сегодня подготовились к уборке, а завтра проведём её. Честное слово! А что у вас там в поездке ещё нового произошло?
Они задушевно и весело болтают ещё не меньше получаса — делятся эмоциями от вида из Владивостокского окна, договариваются, что что-нибудь рыбное непременно из этих мест всё-таки будет привезено в Санкт-Петербург, вспоминают минувший семейный полёт, бабушкины фирменные пирожки, с которыми ничто не способно сравниться… а напоследок раз по пять, не меньше, желают друг другу спокойной ночи и воздушными поцелуями завалить буквально-таки намереваются, не сдерживая любви своей и до максимума подскочившей эмоциональности.
— Маму позовёте? — спрашивает дочерей Арсений и тут же расплывается в улыбке, уже представляя, как через пару мгновений девчонки наперебой начнут кричать не то в другую сторону гостиной, не то и вовсе куда-то вглубь дома, а после утверждать, что это именно она оказалась услышана, а не сестра. На самом деле он вот уже пару минут прекрасно видит почти что в углу картинки силуэт супруги — в любимой пижаме и смешных пушистых тапочках, но откровенно пользуется тем фактом, что присутствия её не замечают дочери — не упускать же в самом деле такого момента. — А то как это, она без пожеланий спокойной ночи останется?
— Мам! Ма-ма-а-а! — совершенно ожидаемо затягивают Кьяра с Адрианой, и родители их как по щелчку расплываются в ещё более ярких и ни на каплю не растерявших своей искренности и теплоты улыбках. Алёне вот только везёт чуточку больше (или не чуточку даже?) — сделав пару шагов, она возможность получает обнять девочек и поочерёдно чмокнуть в макушку.
Когда Алёна напоминает девочкам, что завтра им рано вставать, Кьяра с Адрианой уже по которому разу машут папе на прощание сразу обеими ручками, напоминают, что он обещал придумать что-нибудь с рыбой и наперегонки бросаются прочь из комнаты, весь этот забег сопровождая всё более отдаляющимися криками. «Чур я первая умываюсь!», «Ты утром первой была! Теперь моя очередь», «А младшим уступать нужно», — доносится до Арсения с супругой, и они, ничуть не удивляясь своим детям, не утаивают и собственных улыбок.
— Ну что, возвращаюсь я скоро из краёв приморских, — запустив сказочных ноток в свой голос, приговаривает Попов, как-то совершенно удачно вывернув в эту сторону нить их с Алёной разговора. — Какой гостинец тебе привезти, Алёнушка?
— Гостинец…? — она задумывается, как-то мечтательно отведя взгляд в сторону, и находится, что сказать, максимально поспешно. — Привези-ка мне цветочек, — улыбается, через километры заглядывая супруга в глаза, — тот, что аленький.
В импровизированной не то гримёрной, не то комнате отдыха, друзьям Попов рассказывает совершенно не всё, что было у него в созвоне с семьёй — куда им все эти подробности да не касающиеся расспроса ответвления? — но и того, чем он делится, вполне хватает для развёртывания серьёзного кулинарного обсуждения.
— Слушай, ну вообще, — прервав собственный же монолог о личном опыте, отмечает Позов, для точности припоминания деталей он задумывает, пусть и совсем ненадолго, и привычно решительно продолжает: — чтобы вот как-то побыстрее с разделкой рыбы справиться, лайфхак один есть. Я правда не пользовался. Берёшь селёдку, разделяешь ей хвост на две части… приблизительно одинаковые, естественно, крепко за кончики эти держишь, — демонстрируя всё на невидимой рыбине, поэтапно рассказывает Дима, то и дело поднимая быстрый взгляд на следящего за его действиями Арсений, — и вот так резко проворачиваешь рыбину в воздухе. Пару раз, вроде, но это не точно, — словно снимая с себя часть ответственности, добавляет он. — По идее она должна на две части разорваться, и в той, что брюшко, костей вообще не останется.
— Ага, — кивает Арсений, откинувшись обратно на спинку кресла — до этого он склонялся к рассказчику-Позову, словно бы опасаясь пропустить важный момент в его мастер-классе, — и сменив недоверчивый взгляд на недовольный. — Во идея, Димон! — восклицает, выставив вперёд кулак с поднятым вверх большим пальцем, и чуть нервновато привычным манером отбрасывает в сторону непослушные волосы. — Чтобы у меня вся кухня в этой селёдке была? Ты на своей сначала такие эксперименты проводи, а потом уже советы давай.
— А знаете, чего он так бесится? — усмехнувшись, спрашивает всех и при этом словно бы никого Матвиенко. — Пару месяцев назад они своей бандой, — начинает он, проигнорировав недовольное ворчание друга и не став уточнять, что «банда» — это Арсений с дочерями, парни ведь и сами всё понимают, — оставшись одни, какой-то там пирог приготовить решили. С ягодами. В итоге всю кухню засрали, включая шторы, и диван в гостиной. Но сюрприз Алёна оценила, — словно бы лично присутствуя при этих событиях, продолжает всё так же с улыбкой, — потом весь вечер ход уборки контролировала.
**
Приезжая домой на такси, Арсений не сожалеет нисколько — не нужно бороться с желанием выбежать из машины буквально на полпути, где-то на пороге раздвижных ворот, не приходится с нотками печали наблюдать за тем, как, буквально подпрыгивая на месте, его с нетерпением встречают девочки, хоть непродолжительное, но всё же терять время на парковку тоже оказывается совершенно ненужным. Сегодня на всё про всё ему требуется какие-то несколько мгновений — закрыть за собой калитку да оставить всё там же, у забора, увеличившийся на обратном пути багаж.
— Папа приехал! — разносится необычайно громко, и Арсений уже приседает на корточки, широко разводя руки для объятий, пока Кьяра, по пути отбрасывая на газон и ракетку, и воланчик, стремительно летит в его сторону.
Её окрик срабатывает ровно так, как и должен был — буквально мгновение, и возьня начинается в Алёнином скромном, но от этого не менее любимом розарии. Он находится почти что под самыми окнами, и девочки уже давненько присмотрели его в качестве уличного шалаша — слишком уж удобное пространство получается между кустами, в какой-то степени непроглядное и относительно просторное, там прекраснейше коврик помещается и парочка небольших табуреточек. То, что надо для игр и всяких секретиков. Как раз из этого «домика», едва не запнувшись за в роли стражника выставленного Щелкунчика, лохматая как домовёнок из мультика, и выбирается Адриана.
— Папа! — светясь, почти что вторит сестре она, уже через пару мгновений повисая на шее у отца. От него веет дорогой, усталостью и безграничной любовью, насквозь пропитанной радостью от закончившейся разлуки.
— Как же я по вам соскучился, — усевшись прямиком на камнем выложенную дорожку и, кажется, не переставая целовать дочерей, отмечает Попов.
Через миг вскидывает он взгляд вверх и одними только губами посылает словно бы незаметно подошедшей супруге воздушный поцелуй. Нежный и между с тем словно бы физически и совершенно безболезненно обжёгших Алёне кожу. Она улыбается, отвечая взаимностью, и, даже в мыслях не имея говорить о том, что можно перепачкаться, опускается рядом со своей семьёй. Прямиком на специально к приезду Арсения не покошенный газон — они с девочками справились бы и сами… но ему удовольствие доставляет ходить по участку с чудо-машинкой, петляя между препятствиями, изображая повозку и паровозиком собирая следом за собой дочек и Алёну.
— Мы тоже скучали, — почти что шепчет, прижимаясь к Арсению со спины, вдыхая не выветрившиеся нотки его любимого одеколона и целуя куда-то в развевающуюся на ветру шевелюру. — Уже думали на дорогу идти встречать — с хлебом да солью, — смеётся по-доброму и наконец улучает момент, чтобы поцелуй оставить уже у мужа на губах.
Их обмен новостями — хоть и разговаривали они по видеосвязи и сообщениями обменивались изо дня в день — проходит прямо так, во дворе загородного дома и без всяких условностей в виде резной скамейки или плетёных лежаков. Перетекает из темы в тему, меняет основных рассказчиков… и хоть и растягивается, уж точно не приносит никакой тягости и дискомфорта.
— А я ведь рыбу приморскую всё-таки привёз! — объявляет в какой-то момент Арсений, одновременно радость и изумление у Кьяры с Адрианой вызывая. А как же эти слова о том, что рыбу нужно как-то через всю страну везти…? — Со свежей и замороженной вряд ли бы что-то вышло, — перехватывая взгляды, он охотно берётся за разъяснения. — А вот сушёная и вяленая… я набрал всяко-разного. Не на вкус, но на свой взгляд. Тащите-ка вон ту зелёную сумку, — указывая на ворох собственного багажа, Попов даёт наиточнейшую наводку, и второго приглашения девочкам уже не требуется.
Через минуту впечатление создаваться начинает, что с собою Арсений привёз едва ли не весь ассортимент приморского рыбного рынка — «сухо-вяленой» его части, если точнее. И соломка, и кусочки, и колечки, и цельные рыбёшки… и всё это — разных видов-размеров-цветов. Кто-то явно получил приличную выручку. И ещё куда большее удовольствие получат адресаты столь желанного и в то же время негаданного гостинца. Глаза у девочек буквально-таки разбегаются, а слюнки едва ли не в прямом смысле начинают капать.
— Куда вы? — останавливает Алёна, когда ловкие детские пальчики уже собираются расправиться с одной из упаковок. — А руки помыть? Давайте-ка — сначала чистоту навести, потом выбрать два-три вида вкусняшек и кушать, положив немного на тарелку.
— На большую с подсолнухом можно? — спрашивает Адриана, и, получив согласие от мамы, они с Кьярой, прихватив с собой все привезённые из дальнего края гостинцы, спешно удаляются в дом. Что-то обсуждают по дороге, звонко смеются… и просто не могут не вызвать улыбки у родителей, провожающих их взглядами.
— А я ведь и про твоё желание не забыл, — улыбается супруге в глаза Арсений, когда поцелуй уже чисто физически приходится разрывать — дышать-то чем-то нужно, ещё и полной грудью, хотя бы немного. Он поднимается на ноги и, как кажется, за считанные пару секунд добраться успевает до кучки с вещами, ловко подхватывает в руки плоский прямоугольник, обёрнутый бумагой в несколько слоёв, и подходит обратно ближе к Алёне. Помогает встать, протягивая руку, и, не расправляясь с упаковкой, торжественно вручает супруге подарок. — Открывай!
В свёртке оказывается картина — размером примерно тридцать на тридцать (если не подводит, конечно же, глазомер). На картине — множество разноцветных осколков не то посуды, не то керамической плитки (может, и вовсе сразу и того, и другого), складывающихся в замысловатый фон, по краям в словно бы даже силуэты чего-то (у Алёны правда не выходит сразу же распознать, чего же именно), а в самом центре (и почти что до всех сторон), привлекая к себе основное внимание — алый цветок. Не то ромашка или хризантема, не то анютина глазка в паре с маком… в любом случае — нечто необычайно нежное и красивое. Своими руками сделанное и уж точно с любовью.
— Серьёзно? — словно бы не веря собственным глазам, удивляется Алёна. — Аленький цветочек? Спасибо, — улыбается и, привстав на мысочки, оставляет на губах супруга быстрый поцелуй. — Это очень красиво… — она продолжает рассматривать картину буквально сияющими глазами и вопросом об авторстве не задаётся — знакомая подпись на одном из осколков в углу говорит сама за себя. — А это что же, — припомнив вдруг сказку, оживляется Алёна, вскинув на Арсения взгляд и до последнего решив не показывать своего так и рвущегося наружу веселья, — мне теперь придётся отправиться в лес дремучий, в замок далёкий, где палаты все одна другой краше… встретить там Чудище, полюбить да замуж за него выйти?
— Тебе что, одного Чудища мало? — смеётся Попов, обнимая супругу за плечи и целуя куда-то в макушку. — Лохматого, уставшего с дороги… кажется, пропахшего «вонючкой» из Серёгиной машины, всего такого заросшего, — продолжает он, сначала откинув назад вновь отросшие, волнами пошедшие волосы, а после пятернёй проведя по недельной щетине. — А у вас специфические вкусы, мадам!
— Как бы ещё я обратила на тебя внимание? — ловко выворачивает Алёна, смотря на супруга с хитринкой и не сходящим на нет блеском во взгляде. Тот смеётся в ответ, и глаза у неё сами собой по которому разу окидывают снизу до верху сжимаемую в руках работу. — Так бы и осталась иначе без цветочка аленького…
— На самом деле в качестве «аленького цветочка» я сначала хотел привезти тебе модель сторожевого корабля тихоокеанского флота. «Красный вымпел» называется.
— И что же, — вскинув взгляд, с напущенной совершенной серьёзностью спрашивает она, — «Красный вымпел» оказался недостаточно алым?
— Почти, — словно бы на несколько мгновений задумавшись — вспоминая корабль и степень его алости по сравнению с закатом и парусами известного брига, — кивает в ответ Арсений. — Модели, как назло, все разобрали… а везти настоящий корабль оказалось несподручно. Так что как-нибудь в другой раз.
**
Переступая порог кухни, Алёна оказывается уже не в силах утаить улыбки. Да и зачем, собственно? Арсений увлечённо «колдует» что-то на кухонном гарнитуре, совершенно не собираясь разворачиваться лицом в сторону входа, и ей не составляет никакого труда неслышно подкрасться к мужу со спины. На миг правда кажется, что он распознал её уже давно, а сейчас лишь ждёт подходящего момента для контрнаступа… но на деле выходит, что ей всё это и правда только кажется.
— Ты ведь собирался подольше сегодня поспать, — напоминает Алёна, оплетя Попова под руками и почти что всем телом прижавшись к его спине.
— Я поспал, — кивает, пытаясь извернуться так, чтобы через собственное плечо суметь взглянуть на словно бы прячущуюся за ним Алёну. Его ещё мгновение назад сосредоточенное, хмурое и даже чем-то напоминающим брезгливость «украшенное» лицо в один миг озаряется яркими, полными удовольствия красками. За время съёмок ему так не хватало этой неумолимо-близкой нежности — и вот она наконец его. Вся и без остатка. — Прости, очень хочу обнять, но у меня все руки в селёдке. И я правда дольше поспал, — повторяет, будто бы чувствуя Алёнино неверие.
— Ты уже почти что час тут шебуршишь.
Алёна говорит с тёплой улыбкой на лице и во взгляде, ничего претензионного не имея даже в мыслях, но Арсений слышит слова её совершенно по-своему. До этого сдерживаясь от того, чтобы вывернуться в Алёниных руках и наконец получить возможность лицом к ней оказаться, Попов реагирует абсолютно поспешно — откладывает на столешницу нож, комкает совершенно удачно попавщуюся под руку салфетку, хмурит брови, одновременно затягивая взгляд пеленой вины, и почти что в незаметную глазом секунду разворачивается на месте, невольно всё-таки разорвав прочность объятий.
— Мешаю? Я гремлю слишком, да? — выпаливает, заглядывая супруге в глаза, и собирается было закидать её ещё как минимум парой-тройкой вопросов… пока ловко не оказывается остановлен одним лишь Алёниным пальчиком, вплотную прижатым к его губам.
— Ты никого не разбудил. Девочки всё ещё сопят в свои подушки, а я просто слышала, когда ты вставал, — объясняет, приободряя и с искренней лаской во взгляде улыбаясь, привстав на мысочки, тянется к Арсению за поцелуем, и тот склоняется, к губам её охотно припадая. — У нас рыбный день? Не четверг вроде бы… Давай помогу, — предлагает Попову супруга, уже потянувшись к селёдке, что тот потрошит… но Арсений решительно предложение отвергает, для верности ещё и шажок в сторону сделав — видимо, чтобы Алёна попытки выхватить рыбу не предприняла.
— Я обещал — я сам всё сделаю! — отрапартовывает он, и Алёне не из партера даже, а прямиком со сцены открывается вид на миниатюру «Арсений и рыба». Он как-то инстинктивно одёргивает руку, прикоснувшись к селёдкиному «внутреннему миру», морщится, разделяя рыбёшку на части, выдаёт протяжное: «фу-у-у», недоследив и хорошенько так измарав в рыбьих соках домашнюю футболку… в целом — ведёт себя привычным для ситуации образом. — А Димка, представляешь, советует: ты за хвост возьми, в воздухе крутани… и рыба разделится.
— Есть такой способ, — кивает в ответ Алёна и к удивлению Арсения добавляет: — я даже пробовала. Адри правда дулась и говорила, что кусочки неправильные получились — не целиковые, одни толще, другие тоньше. Так что он действенный, но не для всех подходит.
— Кто не для всех подходит? — словно бы из неоткуда оказавшись за спинами родителей, любопытно спрашивает Адриана. Они толком среагировать не успевают, не то что обернуться на голос дочери, как со стороны доносится уже другой, всё так же до малейших ноток знакомый голосок:
— Рыбный аромат. Папа вон видишь, как им «доволен», — беззлобно и совершенно задорно усмехается Кьяра, кивнув в сторону отца и почти что тут же склонив голову набок. Словно бы так лучше рассмотреть его незаконченную ещё «борьбу» с селёдкой удастся. Логичная мысль, что смотреть лучше вблизи, приходит девочке почти что мгновенно, и уже через несколько секунд она ровняется с сестрёнкой, а дальше и вовсе вплотную к родителям оказывается.
Пожелания доброго утра и ненавязчивые расспросы, как же прошла ночь, рождаются словно бы сами собой, и в пару к себе неизменно улыбки и планы на день вплетают. Кьяра напоминает, что они ещё не той неделе договаривались в парк сходить — поискать белок и попытаться орешками их угостить прямо с руки, Алёна отмечает, что сначала им с сестрой с уроками ещё закончить нужно, Арсений собирается было сказать, что они уж точно и то, и другое успеют… а Адриана тем временем уже начинает завтрак, невольно сумев привлечь к себе всё внимание.
— Вкусная селёдка, — с улыбкой отмечает девочка и, задумавшись всего лишь на считанный миг, с удовольствием облизывает перепачкавшиеся пальчики. Арсений смотрит на неё с улыбкой и всё-таки с подозрением — не понять ему, как это, так наслаждаться обволакивающей тебя селёдочной субстанцией. И в кого только у него девочки так обожают всё рыбное? — С картошечкой, да? — принюхавшись, уточняет Адри, и глазки у неё, кажется, зажигаются ещё сильнее.
