Тяни!

Сегодняшний день был одним из звеньев продолжающейся зимы в Петербурге - без согревающего света и тепла, зато с щедрыми образованиями льда и снежной каши на улицах. Погодка намекала: сидите дома, товарищи, иначе даже прогулка до такси на культурное мероприятие может обернуться небольшими ушибами и легким сотрясением. Именно по этой причине Саша не стал настаивать на своих планах - согласился просто посидеть дома, приготовить что-нибудь вкусное и глянуть отечественный фильм под нечто согревающее. Правда уточнение, что кино должно быть именно российским, уже вызвало некоторую напряженность и рушило поначалу приемлемую атмосферу. - Миш, я просто начинаю опасаться того, что ты с таким подчеркнутым пренебрежением относишься ко всему иностранному. Саша аккуратно перекладывает тосты с гуакамоле и яйцами-пашот на фарфоровые тарелочки, на автомате делая на смартфоне фотографию очередного своего кулинарного произведения искусства. Он сам не знает точно, что сподвигло на перекус приготовить именно это блюдо - упрямство и нежелание варить Мише излюбленную солянку, или обыкновенное разнообразие в приеме пищи. Москва отрывается от телефона, хмуря брови. Как только речь заходит о чем-то таком, Миша меняется моментально: выглядит так, словно готов на Сашу бросится, если тот намекнет, что этикетка «syoss» выглядит куда адекватней, нежели «сьёсс». - Потому что пора уже начать понимать, что отечественная продукция ничем не хуже западной, - Миша поднимает свой новый «Яндекс Телефон», торжественно подкрепляя все фактами. - А может даже лучше. Саша с этим согласиться не может даже при большом желании. Большая часть квартиры обставлена антиквариатом из Франции, Италии и Германии, а иностранные языки и культура давно стали неотъемлемой частью Петербурга. Поэтому когда недели две назад Москва гордо вручил Саше в подарок смартфон российского производства, Питер кривовато улыбнулся и продолжил пользоваться прежним под предлогом невозможности перенести файлы. - Но не надо же доходить до крайностей, - Саша вздыхает, разливая чай по чашкам. - Я не отрицаю, что не все отечественное плохое, но это и не значит, что все плохое иностранное. Миша глядит на него с долей подозрения. Боже, и этот тот Москва, который в начале двухтысячных мог неделями питаться в Макдональдсе, а в восемнадцатом веке лично отбирал лучших учителей французского. Иногда кажется, что Миша вообще рад выкинуть из памяти европейские языки, только бы родной в памяти получше закрепился. - Ты просто еще не все осознал. Что означает это таинственное «все» - Москва не уточняет. У него вообще личность стабильно меняется раз в несколько десятков лет - побочка от действующего режима. Где настоящий Миша - вопрос открытый. Царственный юноша романовской эпохи? Свободный и энергичный молодой человек расцвета демократии? Или он исчез в самом начале - под гнетом Орды? Эти непонимания постепенно Сашу разъедают. Его одолевали фантазии - если бы вдруг они стали обычными людьми, какой у них был характер? Такой же как и сейчас, или влияние социальной и политической жизни испарилось из их сущности? Питер кисло молчит. Даже кормить Мишу уже не очень-то хочется. Пусть закажет себе сет из топ-десяти видов блинов в Теремке и запивает их квасом. Но Москва разговор прекращать не намерен. Он вдруг щурит глаза и неожиданно бросает: - Ты еще скажи, что на выборах будешь голосовать за тех, кто против нынешней власти. У Саши дергается глаз. Он в принципе не голосовал последние годы (да и смысл?) - но сейчас аж подмывает пойти и лично поставить подпись за выдвижение Надеждина. Он понятия, в целом, не имеет кто этот кандидат - но Московский его доводит. - Зачем? Сами себя изберут, делов-то. Лицо Москвы меняется. Глаза наливаются гневом, и он шипит: - Даже это лучше, чем всякая левая шваль. Прекрасно пообщались. Выходной удался. Питер плотно сжимает челюсть. Продолжать бессмысленный диалог не хочется. В принципе, ровно как и уик-энд в обществе Москвы. Они слишком часто стали ходить по грани: не то выражение в речи от одного - и второй начинает закипать. Их общая проблема, обострение которой вызывает все больше беспокойств. Саша больше ничего не отвечает. Берет в руки тарелку с чашкой и без слов удаляется из гостиной, намереваясь спрятаться от Московского в спальне. Причем в той, в которой они бывают реже всего - чтобы Москва, как только в голове прояснится, не сразу его обнаружил. Нева, спрыгивая с дивана, преданно следует за хозяином. Кот, видимо, решил показать что он оскорблен не меньше Романова - или попросту заинтересовался содержимым тарелки Питера. Но авокадо коту Саша давать на дегустацию не собирается, а поддержку приветствует. Поэтому он даже не оборачивается на Москву, и, дойдя до нужной комнаты, плотно закрывает за собой дверь. Спальня обставлена хоть и со вкусом, но жиденько. Словно чего-то не хватает. Странно, что когда они здесь вдвоем с Мишей - подобные мысли в голову не лезут. Питер с застывшим в одной точке взглядом погружается в невеселые размышления. Вот так у них всегда. Кажется, что все нормально - и это через мгновение летит в пропасть. У Саши-то с памятью все в порядке. Сохранял рассудок даже когда приходилось раз в день есть кусок хлеба из отрубей - поэтому невыносимо наблюдать, как любимый человек вновь деформируется из-за чужой прихоти. Он помнит Москву с кровавым отблеском глаз и режущими сердце злыми высказываниями, льющимися из уст, поэтому просто страшно однажды увидеть это снова - снова испытать боль, смотря на родную оболочку без прежней души. Цветочный чай приятно согревает организм. Он, вроде как, должен успокаивать - но Саше только горестней. В глазах щиплет, и Нева, улавливая состояние хозяина, обеспокоено мурлычет и тычется прохладным носом в руку. Пытается утешить. Когда они свернули не туда? По началу казалось - этот век создан для них. Никто тебя в лагерь за сексуальные предпочтения не отправит, статью за не те высказывания не пришьют. Москва сначала был настоящим воплощением справедливости и становления развитого современного государства. Потом все покатилось по наклонной. Все им было мало - захотелось людей душить идиотскими законами и нормами. Питер все понял еще в начале 2010-х - Москва тогда стал угрюмее и потерял былой огонь в глазах. Саша верил, что сможет его вытащить. Обнимал, приводил в себя, напоминал что все хорошо. Но против целого мира не пойдешь - они оказались там, где оказались. Питер трясся, что Москва однажды вконец одуреет и перестанет в нем признавать близкого человека. Так - подчиненный. Что там было раньше - значения не имеет. Дышать становится все труднее - в глазах собираются крупицы слез, и Нева начинает интенсивно мурлыкать, стараясь забрать всю тревогу себе. - Спасибо тебе, милый, - Саша растягивает губы, стирая тыльной стороной ладони влагу. - Только ты у меня и остался. На Неву, к счастью, природные невзгоды не сильно действуют. Во время затопления кот не превращался в крупного зверя, желающего разорвать Сашу, а только ходил сам не свой, не понимая, что с ним происходит. Все они несвободны. От этого жмет больше. Он ведь тоже не прав - обижается на Мишу, хотя знает, что тот соображать нормально не может. Вот так и мечутся - оба со своими суждениями, но оба по инерции не могут от друг друга отойти. Природой им заложено - в любом состоянии вместе быть. Как все тяжело. Сколько еще ждать, когда все станет лучше? Когда наступит идиллия и покой? Саша гладит Неву, стараясь восстановить внутренние равновесие. Может, дойти все-таки до музея? В Русском как раз последние сеансы по Сурикову.. Мысль оформится в логичную цепочку действий не успевает - за ручку дергают и в комнату, вполне ожидаемо, заходит Москва. Лицо его больше не искажено гневом - на нем словно застыла маска отчаяния и безысходности. Он глядит с раскаянием и сожалением, взирая на Сашу, усевшегося на полу. - Саш.. Он опускается рядом, тоже укладывая руку на Неве. Кот двойные ласки одобряет и, забывая прошлые обиды, ластится к Мише. У Саши не остается мотивации продолжать ссору. Так трудно сохранять самообладание, когда все вокруг против тебя. Москва берет его руки в свои. Заглядывает в глаза. Саша не двигается - только убеждается, что зрачки Миши не окрасились в алый. Это успокаивает. - Саш.. иногда я теряюсь. Он говорит полушепотом, гладит ладони. - Боюсь в такие моменты, что сорвусь. Что уже не вернусь в прежнее состояние. Слезы почему-то вновь накатывают. Становится жутко страшно. Страшно потерять и потеряться. - Только ты, пожалуйста, спасай меня в такие моменты. Вытягивай из бездны. Я один не смогу - пробовал, не получилось. Саша дергает веками и слезы непослушно катятся вниз. Он кивает - конечно, как иначе, - и целует Москву, вместо всех слов и обещаний. Какие могут быть тут слова? Все и так ясно. Они друг для друга - единственная надежда. - Я очень тебя люблю. Саша в ответ на это кладет голову на грудь напротив, прижимаясь ближе. Это повторяется стабильно, но заканчивается одинаково. Никто пока не дошел до той черты, когда перестаешь управлять собой. Больно, тягостно - но исход один, и исход на данный момент лучший. Питер выравнивает дыхание, прогоняя остатки внутренней печали. Пока доступны моменты счастья - надо ими дорожить. - Всегда только на твоей стороне, Миш, - Саша зарывается в светлые волосы, вдыхая исходящий от них аромат. - Пошли, ладно, посмотрим что-то из нашего. Миша на это издает короткий смешок, и, поднимаясь, утягивает за собой Сашу. А он пришел сказать, что согласен на фильм иностранный.