На улице стояла нетипичная для осени погода.
Сейчас уже вторая половина дня, а я только поднимаюсь по лестнице родного дома, в двери которого я не входила уже два года.
Я уже не маленькая девочка, но ощущаю все такой же трепет и необъятную тоску по родному дому и семье. С воодушевлением ожидаю, как мать откроет дверь и я почувствую запах еды, неважно какой, главное, что она будет горячей и по-настоящему вкусной, не то, что еда в общежитии. Как только представляю мамин суп - сразу слюнки начинают течь. Я ведь даже на каниулах не смогла отправиться проведать семью - нашла подработку, чтобы быть хотя бы некоторое время финансово независимой от матери.
И тут подвернулся случай. Канализацию прорвало и нас отправили по домам. Даже не знаю, это могут быть и проделки одногруппников. Вероятнее всего кто то закинул дрожжи в унитаз.
Вот наконец моему взору предстает мамино долгожданное лицо, вдумчивое, но радостное. Я крепко обнимаю ее. Как и говорила, чую, что мама что то готовит к приезду. Кажется это выпечка. На диване восседает тринадцатилетняя младшая сестра с книгой в руках непонятного мне содержания. Вроде бы это романтика. Прежде чем она меня увидела, я успела отвесить ей добротный старше-сестринский подзатыльник. Она хоть и была недовольна, но все таки меня обняла.
Только через пару секунд я получаю подзатыльник от матери, означающий ее недовольство моими действиями, а сестра ехидно хихикает.
Как и оказалось, мамина еда была теплой, согревающей не только желудок, но и бедную студенческую душонку, что два года сидела на общажной диете.
- Нашла уже место работы? - невзначай спрашивает у меня мать.
- Неа, - с набитым ртом отвечаю ей я. Дома можно не стесняться, что еда при разговоре выпадет со рта и нечаянно попадет кому то в тарелку. Например, моей младшей, отчего та взглянула на меня исподлобья, - как у тебя в школе то дела, Каринка?
- Нормально, - отвечает она, - и хватит уже говорить с набитым ртом, все ко мне в тарелку летит.
На этих словах я почти смеюсь, но все таки сдерживаю поток пережеванной еды - не хватало, чтобы драгоценная еда попала еще к кому то, кроме как моего желудка.
Всю жизнь у нас были такие, на вид "прохладные" отношения, но я то знаю, что она меня любит. Как и я ее. Разговоры не были тяжёлыми, вызывающие желание не приезжать домой. С недавних пор, когда старший брат ушел в армию.
Брат пошел по стопам отца, что всю жизнь провел в армии и на различных военных операциях. Все детство он считал меня слабой и изнеженной, шел на поводу у отца, не обременяя себя тёплыми отношениями с матерью и мной. Он и отец никогда не признавали меня, как полноценного человека, пытались вбить в голову мысль о том, как жесток этот мир. Отец отправлял в различные секции, где я могла стать физически сильнее. Но я всегда была слишком эмоциональной, свободолюбивой, любила создавать своими руками. С этим не мог мириться мой старший брат, высмеивая рисунки с яркими красками или очередной написанный стих, найденный против моей воли в полке. Возможно отец слишком сильно хотел второго сына, а старший брат мечтал о военном соратнике.
На мгновение я забыла об учебе, лекциях, вечной нехватки денег и ссор с братом. С матерью и сестрой я переношу все легко и беззаботно, будто мне не двадцать лет, а девять. Словно я возвращаюсь к тому маленькому ребенку, что был здесь раньше, ещё не обременённой мыслями об страшных вещах, который показывал некогда живой отец. Вечером я помогаю мыть матери посуду, младшая сестра протирает стол.
Настоящая идиллия. Теплоты, которой мне не хватало.
Но радостное пребывание в родном дома омрачается, когда следующим днем мать приходит с кровоточащей раной на руке, а на улице слышны вопли и крики людей.
- На улицу не выходить, закрывайте окна! - кричит мать, запирая дверь в дом.
Я чувствую, как меня прошибает холодный пот, страх окутывает тело, сковывает, не дает сделать и шага. Вопли людей звенят в ушах, а сердце отбивает громкий ритм. Я перевожу взгляд и вижу, как моя сестра хнычет в страхе, спрашивая маму, что происходит. Ее испуг отрезвил меня, включился режим защиты - не дать ребенку волноваться. Я быстрым бегом направляюсь в ванную, дрожащими руками ища аптечку.
- Карина, я пойду закрою окна, а ты помоги маме обработать рану, - строго говорю я, ставя антисептик и бинты на стол.
Прежде чем я успеваю занавесить окна, взгляд падает на улицу и находящихся там людей. Точнее то, что от них осталось. Буквально ходячие куски мяса с пустыми, невидящими глазами, с сгнившей кожей, приоткрытым ртом и поднятыми руками. На ум сразу приходят зомби и мозг взрывается под напором входящих в него мыслей - что, почему, как, давно ли и насколько далеко перекинулась зараза. Домашний телефон не работает, будто кто то обрубил все способы взаимодействия с другими городами.
Я подхожу к Карине, трясущейся в страхе и панике, застывшей в ступоре. Благо она наложила повязку на мамину рану. Я обвиваю голову Карины, прижимаю ее к себе, чтобы заткнуть ее уши, создать вакуум, где она будет в безопасности. Осознание, что мать укусило не животное, приходит быстро. Я уставилась в ее пустые, полные безнадежности глаза и одновременно они горят желанием защитить и исправить все. Мои губы непроизвольно выдают "мама", еле слышно, грустно. Чувствую, как в горле застрял ком, хочется подойти, обнять и разрыдаться от всего происходящего. Мама сидит, сгорбившись, трясущиеся руки покоятся на коленях, а Карина уткнулась мне в живот. На улицах, тем временем, происходит хаос, который слышим лишь мы с мамой.
Ночью район затих. Карина успокоилась и теперь спала. Я не дала ей понять, что происходит. Мне хотелось забрать всю боль и весь страх, что они чувствуют.
- Доченька, мне нужно уйти, - тихо шепчет мама. Пытается казаться сильной, изо всех сил сдерживая слезы, - я видела, что с ними происходило после укуса.
Я все таки не смогла сдержаться, затряслась будто под дождем, из глаз хлынули слезы и я уткнулась ей в плечо, крепко обнимая. Мы тихо плакали, чтобы не разбудить Карину. вдвоем. Будто я пыталась забрать ее боль, а она мне дать сил. Все внутри переворачивалось вверх дном.
- Защити Карину. Как все утихнет, уезжайте с города и свяжись со старшим братом, - с придыханием говорит она, оторвав меня от себя, пытаясь казаться сильной в моих глазах. Но я даже представить не могу, какие ужасные эмоции она испытывает, бросая своих дочерей.
Она в последний раз убирает прядь волос, что выбилась из короткого хвоста, целует в лоб и уходит. Чувство ужаса и безысходности пробирается в глубь сердца, когда я замечаю, что на ее карих глазах уже была белесая пелена.
Она уходит, а я не имею сил остановить ее, потому что понимаю последствия. Под угрозой могли оказаться я и моя сестра.
Обхватив голову, вжавшись в кожу ногтями, пытаюсь заглушить что то липкое и страшное в душе, переместить это в физическую боль, но слезы продолжали идти.
Но у меня все еще есть то, что нужно спасти. Она сейчас тихо спит и не слышит моих всхлипов. Моей сестре необходим человек, который может взять ответственность за ее выживание и к сожалению теперь это должна сделать я.
Когда слез почти не осталось, меня утянуло в обессиленный сон, больше напоминающее болезнь. Беспамятство, жар и трясущиеся в ознобе тело усугубляло ситуацию, не позволяя размышлять дальше.
Из быстрого сна меня вырвал болезненный крик Карины и топот ног. Разум не до конца понимал, что произошло, но тело само рвануло за ней
- Куда она ушла?! - в истерике кричала она, - где мама!?
Ее вопль с болью отдавался в где то в районе груди. Она успела найти спрятаннный мною ключ и впопыхах открывает дверь. Я слышу крик, отчаянный, страшный, почти вопль и понимаю, что он идет из меня. Это был мой крик, произносящий ее имя.
В ушах гулом отдается ее топот и детский визг. В руках остаётся лишь напоминание о том, что я пыталась схватить ее за футболку, но ткань буквально выскользнула из рук, как что то склизкое и жирное, будто масло. На деле же теперь на моих руках была кровь моей младшей сестры, которую пустила я сама, когда не усмотрела за ней.
Прости меня, мама.
Один из зомби напал на нее на выходе из дома, вцепившись в предплечье, откусывая кусок плоти, а детский крик ещё сильнее привлекал монстров.
Оттолкнув зомби, словно тряпичную куклу, я тяну Карину в дом, плотно закрывая дверь. Вероятнее всего это не поможет, они пробьют дверь. Схватив кухонный нож хотя бы для маленькой уверенности в собственноц безопасности, я затаскиваю окровавленную сестру в чулан. Она тяжело дышит мне в плечо, я прижимаю ее к себе, хнычущую.
- Габби, мне больно...- тихо шепчет она, вцепившись в ткань моей черной водолазки, - я стану такой же, как они?
Ее тело бьёт мелкой дрожью, а маленькие руки с тонкими пальцами до побеления сжимают мою руку в поисках поддержки и спасения. Она часто дышит и я чувствую как в моих руках трепещется ее не начавшаяся в полной мере жизнь.
***
-Габби, смотри, - строго наказывает мне отец, указывая на собаку. Собака билась в страшной агонии, пуская пену. Медленно умирала. Мне была знакома смерть других животных, на которых мы охотились, но не ее смерть.
Я вцепляюсь в отца, пытаясь убрать его руки с головы собаки. Из глаз льются слезы.
-Мы можем отвезти ее в ветеринарную клинику, папа, прекрати!-страшно кричу я, но его руки медленно двигаются вместе с головой собаки.
- Ей больно, Габриэль. Она умирает. В этом случае быстрая смерть лучше, - говорит он, не смотря на меня. Рядом стоит старший брат, с отвращением наблюдая за моими рыданиями.
Помимо основной военной деятельности у отца было хобби - охота на птиц, зайцев и другую мелкую живность. Мы выезжали в лес вместе с охотничьей собакой, но никто не мог предвидеть, что она выйдет из леса с разорванным горлом, почти умирая на ходу, оставляя за собой кровавые ошмётки на весенней траве.
Я слышу страшный, резкий хруст. Зачем он показал мне это? Зачем?
***
- Карина...
-М?
-Мама ушла за помощью. Скоро придет с лекарством, - успокаивающим тоном говорю я.
Врать было больно. На сердце появилась огромная тяжёлая гиря.
-Правда?-шепчет она, немного успокоившись. Полные доверия глаза смотрят на меня.
Я кладу ей одну руку на затылок.
-Поспи немного, а когда проснешься, мама уже придет.
Вторая рука приближается к подбородку. Сестра доверчиво утыкается мне в плечо, чувствуя себя в безопасности.
Я делаю одно резкое движение, сопровождающее тихим мерзким щелчком сворачиваемой шеи, успев лишь услышать последний удивленный вдох Карины. Трусливо закрываю глаза, чтобы не видеть того, что я натворила.
Рука, что крепко держала меня за водолазку медленно падает, безвольно свисая. Я прижимаю ее ещё сильнее и в первый раз в жизни плачу в ее присутствии. Внутри грудной клетки болит настолько сильно, будто мне били по рёбрам отбойными молотками, ломая их с каждым разом сильнее, превращая в ничтожную крошку.
Пару дней я лежала в окоченении и страхе, трусливо оставив тело младшей сестры в чулане. Я понятия не имела, могут ли они превращаться после смерти. Тело било в ознобе, я то и дело проваливалась в быстрый сон. Не могла и пошевелиться, окутанная различными мрачными мыслями о собственном будущем.
Карина не превратилась и я все таки вытащила ее тело, накрыв простыней. При взгляде на ее мертвое тело изнутри моего тела поднималось что то доселе мне незнакомое. У этих чувств есть множество значений, но я их совершенно не знала. Это было похоже на отчаяние, смешанное с яростью, гневом. На деле же мне хотелось переложить ответственность за убийство, чтобы перестать чувстовать цепкие пальцы вины на своей шее.
-Убью...- вырывается откуда то изнутри, разрывая внутренности, трахею и рот, обжигая горячим губы, - Ненавижу...всех убью.
Я ведь даже и похоронить не смогу их по человечески, оставляя позади два некогда живых тела, родных мне. Сколько таких же, как я потеряло родных.
В голове все ещё стоит образ мертвой сестры, ненавязчиво в мысли приходит ужасный конец моей матери. Где то внутри разжигается что то страшное, похожее на бурю. Мне хотелось смести волной всё, сжечь или сломать.
Мне теперь некуда возвращаться. Как я могу спокойно убежать из города, зная, что ничего не смогла сделать, чтобы исправить эту ситуацию? Как могу спокойно жить, зная, что виновник этого хаоса жив.
Или же мертв. Если да, то жаль, что не от моей руки.
Я успеваю добраться до заднего дворика, где в сарайчике были спрятаны папины инструменты и охотничье ружье. Вероятнее всего зомби реагируют на шум, поэтому я просто беру ружье с собой, больше отдав предпочтение топору.
Ощущаю его достаточно весомый размер, но чувствую себя с ним в разы увереннее. Особенно когда с размаху попадаю одному из зомби в голову. Топор с отвратительным звуком разрубает черепную коробку, входит почти с чавкающим звуком в гниющую плоть. Зомби вновь падает, но не успевает встать, потому что его голова остаётся отдельно от тела. На газоне, который заботливо стелила наша мать в свободное от работы в больнице время, видны капли крови.
В первую очередь необходимо добраться до полицейского участка. Уверена, что полицейские смогли выстоять, у них гораздо более весомые оружия, чем отцовский топор. Может быть они даже успели подать сигнал бедствия.
Последний раз бросаю взгляд на мертвое тело сестры, что я прикрыла белой простыней. Когда я накрывала ее, не смогла не посмотреть в мертвые, пустые глаза, горячим воском отпечатавшиеся у меня в голове. Складываю воду и аптечку в рюкзак и наконец тихо открываю дверь.
На улице было темно. В нос ударил запах гнили, гари, пороха. Будто кто то стрелял, от чего все зомби сбежались на этот звук. Мокро, сыро, грязно, ещё и зомби чуть ли не в затылок дышут. Позади я оставляю мертвую семью.
На улицах родного с детства города вижу знакомые лица, теперь обезображенные, с вечно открытым ртом, люди, которых я знала. От этого ещё больнее. Зомби двигались медленно, но были также опасны.
Ворота участка не были заперты, поэтому я без проблем зашла в него. Холл полицейского участка встретил меня пугающей тишиной. Статуя гордо стояла посередине, будто с высокомерием глядя на вошедшую меня. На стойке горел экран ноутбук и первым делом я отправилась к нему.
Хоть что то, что угомонит начинающий нарастать звон в ушах. Хоть какую то зацепку насчёт происходящего
Сквозь звон улавливаю шаги и дыхание почти рядом, в пару шагах. Тело действует мгновенно, без раздумий. Руки сами хватают топор и я с поразительной лёгкостью бью наотмашь, даже не посмотрев, кто это был. Раздается звук разрубаемого дерева.
А передо мной стоит молодой парень с пшеничными волосами и безумными от страха глазами, держа пистолет наготове.
Твою мать, на моих руках чуть снова не оказалось ещё одно убийство.
