***
Клубы посеревшего дыма скапливаются в небе, полностью затмевая голубую небесную гладь, земля с пожухшей травой изредка омывается скорбной моросью. Юноша в выцветшем и всячески перешитом красном плаще второпях приближается к шифровальной машинке, оставляя небрежные грязевые следы подошвы аккуратных туфель на размокшей от влаги земле. Шифровальная машина – первейший и самый важный пункт назначения каждого здравомыслящего, в чьих планах было сохранение своей жизни. Художник осторожно осматривается, прежде, чем прильнуть к тяжкому на подъём железному инструменту. Место в округе замечательное – угол игрового поля, в окружении защитных сооружений, близ люка... Люка? Ведь точно, люк прямо перед ним. Мысли прочь, не сейчас, – когда матч только начался, и пока все живы. За немой работой пробежал первый десяток минут, за ним второй. И третий. Оглядываясь и вздрагивая от всякого стороннего шороха, художник, расшифровав первую машинку, решительно двинулся ко второй. Если судить по нередко выползающим из земли щупальцам, которые к тому же успели знатно замедлить расшифровку машинки Эдгаром, Охотник в нынешнем матче – Хастур. «Ужас в жёлтом» ещё ни разу не приблизился к Эдгару, а царящая вокруг тишина заставила Эдгара сделать вывод, что охотника прямо сейчас кто-то опекает, и этот «кто-то» – определенно Наиб Субедар. Исключительно благодаря его смертельно опасному труду, остальные три игрока, включая самого Эдгара, без проблем прожили до последней машинки. Художник ранее не участвовал в общем матче с «наёмников», однако был глубоко наслышан о том, как ловко и с каким удивительным энтузиазмом он бережет жизни сокомандников. Скорее всего, именно поэтому между ним и всеми любимым ангелом хранителе-спасителем с самого начала завязались самые недружеские отношения; Эдгара, как никак, гораздо более волнует собственная жизнь, нежели жизнь всех тех недоумков самоубийц, вечно тревожащихся о других. Пристроившись к последней одинокой машинке, близ ворот, Эдгар нервно вздохнул. Финишная прямая, всё закончится, стоит ему преуспеть в декодировании. Возбуждение смешалось с предчувствием победы, и непонятное волнение вдруг накрыло обычно чуткого и осторожного в каждом своём движении художника. Дребезжащая под ним груда пыльного металла с заржавевшими клавишами, участилась во вздрагиваниях, выказывая недовольство нередкими ошибками работающего с ней юноши. Чертовщина. Такими темпами он загубит себя. Не дай бог. Концентрированный туман очертил приближающуюся тонкую фигуру: она небрежно, то и дело заваливаясь набок, зигзагообразными движениями огибала возникающие на пути тёмные щупальца, не давая и шанса себя тронуть. Эдгару хватило мгновения, чтобы опознать владельца силуэта, и чуть больше времени, чтобы понять, по какой причине он так стремительно к нему движется. Блестящий и неповторимый, лишь единожды раненный за полуторочасовой матч, Наиб Субедар, со свойственной лишь ему одному грубостью ухватил нежную руку художника за предплечье, швыряя в пространство перед собой, дескать «вали отсюдово». Случайного, больше рефлекторного, чем умышленного недовольного взгляда Эдгара хватило, чтобы заставить наёмника воспылать. – Охотники видят ошибки декода, блядский ты олух. – Он задыхался, устало, почти немощно продолжая маневрировать и утягивать за собой художника. – Неужели и в этот раз хотел ото всех избавиться? Юноши обогнули полуразрушенную стену, в неуклюжих попытках запутать уже наступающего на пяты охотника. Было ясно, как дважды два: Хастур намеренно загнал (само)жертвенного агнца ко внезапно обнаружившемуся декодеровщику. Эдгара бросило в холодный пот. Он точно так не хотел. – Слушай сюда, – гневным шёпотом обратился к Эдгару наёмник, по выразительной интонации и гневной гримасе было понятно, в какой степени художник подпортил ему планы. – Трейси занимается декодированием, Эмили – с ней же. – Наиб небрежным движением швырнул Вальдена в стенной проём, пролезая следом. – Твоя задача сейчас, – он нарочно выдержал паузу, чтобы уловить взгляд художника. – Первое: свалить из зоны моего присутствия, второе: встать к воротам и ждать, когда будет готова последняя машина. Манер сказанного и грубое обращение юноши к своей персоне заставило Эдгара настороженно-воинственно сгруппироваться. Чтобы такой необтесанный засранец, вроде наёмника, указывал ему, что делать – просто невиданно! Как бы необъятна не была вина за всех погибших из-за него, как бы не велика была вина за подбитые надежды на победу, слушать и внимать словам самого грубого и бесцеремонного ублюдка во всём Поместье он не собирался. Ни за что в жизни. – Услышал? Тогда вперёд. – Очередным болезненным движением мерк схватил художника за плечо, на скорости толкая во встречную от движения охотника сторону. Ответом на неучтивое действие Эдгар отталкивает своего сокомандника, отбрасывая того в стену. Вспышка капризности в характере и ниоткуда вдруг возникшего максимализма многого стоили художнику: оба они – и Наиб и Эдгар сильно потеряли в скорости, падая ниц веселящемуся Хастуру. Осознав ошибочность своего поступка, Эдгар рефлекторно делает попытку заслониться руками от последующего удара щупалец, однако это едва ли ему помогло. Жгучая боль прошлась по всему телу – от кончиков окровавленных кистей рук до основания позвоночника – заставляя художника рвано крикнуть. Наиб, не став терять времени, уцепился за испачканную краской или, может, уже кровью, рубашку художника, рывком ставя того на ноги. На гневные оклики времени не было. Мерк нырнул через опрокинутую палетку, толчком всё же отправляя Эдгара в противоположную сторону. Ему точно уже было всё равно на судьбу совсем не спортивного дитя искусства. Фырча от боли, художник с новой скоростью двинулся в случайно выбранную сторону, изначальная стратегия Наиба более не была актуальна. Что оставалось делать? Бежать и молиться. Однако Эдгар никогда не был религиозным человеком, а жаль. Потому что в ледяной чёткости художника догнал нечеловеческий лепет. «Ужас в желтом» поступил умно, как и ожидалось, принялся преследовать слабейшего из двух выживших. Закусив нижнюю губу, Эдгар прибавил ходу, раз за разом производя крутые повороты за надежно укрывающие стены, у которых, однако, бессмысленно было просить о помощи. Размякшая от вечного тумана земля издавала страдальческое чавканье каждый раз, стоило Эдгару ударить о неё ботинком, и словно мстя, она оставляла на себе чёткий след – отпечаток его подошвы. Эта мелкая деталь была переменной, гарантирующей отсутствие путей к побегу. Вскоре Эдгар и Хастур, покинув область, кишащую укрытиями, встретились на прямой дороге, где успех зависел исключительно от скорости. Что значило, у Эдгара совершенно не было шансов. Вспоминая слова наемника, Эдгар понял: осталось поставить всё – свою жизнь – на минимальные умения декодирования Эмили и Трейси. Щупальца со свистом вздымаются к небу, когда между ними и художником оказывается не больше двух метров расстояния. Удар. Очередной болезненный крик, глухой звук падения измотанного тела. Оглушительный вой машинки. Эдгар с трудом поднимается с колен, ослепленный адреналином, бросается в сторону ворот, где предположительно находятся остальные участники команды. Он не успеет, он понимает это. Развития событий немногочисленны: либо он выложится на полную и возможно выживет, либо наверняка умрёт. Размышления Эдгара были категоричны, и разве он не прав в этом? Эдгар спотыкается, изредка оглядываясь через плечо на Хастура, глаза которого воспылали алым. Грудь юноши неистово вздымается в бешеном темпе дыхания. Он наконец достаёт холст и кисть. Сосредоточенными, но нелепыми из-за постоянного движения мазками вычерчивает чудесатые формы «не пойми чего» на пустом, почти сером от пыли, полотне. Впереди уже виднелись девушки, активно машущие руками, подгоняя к себе Эдгара. Они ему не помощники. А ведь время поджимало. Последние рывки художник совершает в беспамятстве. Когда крупные кровавые капли заслоняют ему глаза, юноша наконец избавляется от нелепо нарисованной картины, кое-как устанавливая её прямо перед несущимся по его душу Хастуром. Охотник замедляется на мгновение, второе, третье. Чудесатые чары художественного атрибута действуют, и вот Эдгар уже у ворот, устало пошатываясь, поддерживаемый сокомандницами, покидает игровую зону. На его счёт зачисляет первая безукоризненная победа.***
Лобби, полное жителей Поместья, встречает победителей со вздохами облегчения. Докторка Эмили, даже не успев оправиться после выигрышного матча, приступает к работе. Она ласково, но настойчиво приобнимает раненного Наиба за плечо, приглашая его пройти в медицинский кабинет. Однако тот не спешит поддаться девушке, оставаясь стоять на том же месте и гневным, полным ярости взглядом, осматривать полубессознательного Эдгара. Художнику понадобилось несколько минут, чтобы окончательно восстановить дыхание и привстать с колен. Как следующим мгновением его снова сбивают с ног, приподнимая на плотно застегнутом вороте, в прошлом белой, ныне алой, рубашки. – И какого это было? – Не дожидаясь ответа, Наиб встряхнул Эдгара, сильнее сжимая элемент его одежды. – Ты убить меня хотел? По стройно выстроенным рядам местных, не участвовавших в сегодняшней игре, прошла волна тревожного шепота. Инертно, из усталости, повиснув на руках Наиба, художник чуть нахмурился. Стоящие поодаль от детища жители поместья, включая докторку, в темпе разошлись, образовав полукруг пристально наблюдающих глаз. – Ублюдок, – прошипел Эдгар, отдачей получая новую, куда более сильную, встряску. – Спокойно, тихо, – со стороны протяжливо зазвучали слова, как раз в тот момент, когда мерк был в шаге от того, чтобы швырнуть Вальдена о стену. – Ты ведь жив... – Владелец голоса небрежно, как будто сам боялся получить по шеям, опустил руку на плечо Наиба, продолжая свою речь: – ...Он тоже. И прелестные дамы, что были с тобой, все-все-все. Говорящий гулко хихикнул и, дружески похлопав уставившегося на него Наиба по спине, встал прямо перед ним, упирая кулаки в бёдра. – Ну оплошал он, ты его чуть отмутузил, можно и закончить. Наиб в дерзком жесте вскинул бровь, отпустив художника. Видно было, как геройское появление нового выжившего сбило его с толку. Эдгар безразлично окинул взглядом фигуру перед собой. Мятая тюремная форма, порванная в... во многих местах, так же и добела протертая, была заправлена в не менее ужасающие своим внешним видом синие джинсы. Владелец сего тематического наряда, даже со спины, смотрелся неэстетично, по-особенному некультурно. Эдгар увёл от него взгляд. – Ты новичок, понимаю, ещё не знаешь, как у нас дела ведутся, – мерк щелкнул указательным пальцем по подбородку заступника. – Он может сколько угодно подводить команду и наживаться смертями всех вокруг. Но не в мою смену. – Договорились, приятель, хе-хе, мы всё поняли, подумаем об этом на досуге. Послышался резкий выдох. Наиб явно не был доволен саркастичным и полностью несерьезным ответом новичка, но не имея желания продолжать разборки, всё же удалился вслед за Эмили. Встрявший в конфликт обернулся к художнику, который наконец нашел в себе силы совершить попытку подняться с пола. Пристроенные к ремню монтажные инструменты на бёдрах «спасителя» покачнулись, отзываясь тихим металлическим гулом. Тюремная скобка, огибающая шею юноши, тянула того к полу, заставляя немощно сутулиться под своей тяжестью. – Волен, как голубка, – пропел исключительно харизматичный, а может просто безумный, заключенный в сторону Эдгара, параллельно хватая того под плечо и неуклюже бредя в сторону лестничного пролёта. Только теперь, наполовину от усталости, наполовину от болевого шока, повиснув на чужих, неласковых руках, Эдгар смог полноценно рассмотреть новоприбывшего. Среднюю по ширине ладонь с постоянно суетящимися пальцами покрывала толстая бежевая перчатка из грубого материала. Согнутую под тяжестью кандалов шею огибали посеревшие от грязи и старости бинты. Губы юноши время от времени изворачивались в кривую, чуть уходящую набок улыбку, тогда из-под неё виднелся острый резец. Контрастом со смуглого, но в целом живого лица, на Эдгара изредка поглядывали два дохлых, как у рыб, что обычно в Поместье подают на ужин, серо-зелёных глаза. На левом из которых красовался пурпурный синяк. – Пришли, выгружаемся, – выдохнул черноволосый юноша, сбросив Эдгара на жесткую койку в его собственной комнате. – Позову мисс доктора сюда, чтобы снова не устраивать тебе встречу с тем вспыльчивым. Цыкнув от боли, художник, устроился в сидячее положение, устремив воинственный, полный недоумение взгляд на спину уходящего прочь заключенного. – Эй, – бросил ему Вальден. – Я услышу благодарность? Уже не нагружай себя, – свистнул неординарный житель Поместья, облокотившись на дверной проём. – Не собирался, – еле слышно прошептал про себя художник. – Имя своё скажи. Юноша в неопрятной тюремной форме хитро прищурился уцелевшим – правым глазом. – Ты ж табличкой моей любовался, совсем имя из памяти выпало? – Изначально, ленивой интонацией проштудировал новоприбывший, однако приметив шевеление руки Эдгара в сторону подушки (а они в этом месте уж больно жёсткие) , активно затараторил. – Лука Бальса, изобретатель и... и гений!