«Одеялом накроет, обнимет её влажная земля Спи крепко, милая, Но тебе знать нельзя, Что злую шутку сыграла с тобой твоя голова Не было Зверя в лесу, Не было никогда»
© «Зверь» — Green Apelsin
Сакуре кажется, что она не в порядке. После битвы прошло недели две, не меньше. Девушке они кажутся бесконечностью. К счастью, жизнь Казекаге спасена, но слишком дорогой ценой. Бабуле Чиё пришлось пожертвовать собой ради этого. Жизнь за жизнь. Удивительно, что Смерть в жестоком мире шиноби пошла на такую сделку. Вернула Гаару. Обычно она голодна настолько, что забирает все жизни разом. Её коса никогда не была несправедлива. Поистине чудо. Однако с тех пор Сакура не знает покоя. Везде ей мерещатся багряные глаза страшного ночного кошмара. Сасори Красных Песков. Невероятно — в схватке с таким сильным противником куноичи смогла выжить. Выжила, а он… сбежал. Никто до сих пор понятия не имеет, где скрывается преступник и что он собирается делать. Акацуки слишком хороши, чтобы за ними можно было угнаться с такой легкостью. Наверно, поэтому они вселяют ужас даже в бывалых шиноби. У Сакуры порой и днём колени трясутся от малейшего шороха. Всё кажется, что нукенин придёт за ней. Схватит. Будет пытать. Убьёт. И на этот раз она будет бессильна против его способностей. Не сможет ничего поделать без поддержки Чиё. «Спокойно, Сакура. Это просто ребёнок», — успокаивает себя девушка, метнувшись к окну, откуда слышится знакомый кукольный перезвон. Действительно ребёнок. Шаровая кукла в его руках отдаёт в ушах скрипом дерева его марионеток. Страх, подобно туману, заполняет лёгкие и разгоняется по всему телу с кровью. Противный, липкий, склизкий — он обволакивает органы и заполняет желудок неестественным холодом. Сакура затыкает уши и крепко жмурится до белых бликов перед глазами. Взять себя в руки почти не выходит. Дыхание сбивается, стоит только представить его идеальное лицо. Лицо преступника. Лицо, ни на день не состарившееся с тех пор, как он стал нукенином. Сасори Акасуна. Сакура даже в мыслях запрещает произносить себе его проклятое имя. Говорят, если трижды позвать скорпиона, можно накликать на себя беду. Он обязательно явится и ужалит насмерть вызвавшего. Этот Скорпион способен на худшее. Харуно даже думать отказывается — на что. Время едва близится к закату. Измученная девушка проглатывает сразу три таблетки снотворного и заворачивается в одеяло, как в кокон. Лучше забыться во сне. Что угодно — лишь бы не думать об убийце в плаще Акацуки. Только в полусонной дрёме на завесе век снова бликуют устрашающие алые облака.* * *
— Осмотр ничего не дал, — Цунаде-сама бегло изучает бумаги поверх прямоугольной оправы очков. — Возможно, всё дело в дозах яда и твоего антидота, — она задумчиво поглаживает подбородок. Сакура стоит перед наставницей, покрывшись лёгкой испариной. Пытается внимательно вслушиваться в каждое слово, только в голове пусто-пусто. Словно все мысли разом выдуло стихией ветра. В кабинете жарко, даже немного душно — летнее солнце греет так, будто хочет сжечь Коноху дотла. Девушка с сомнением косится на горячий зелёный чай перед Хокаге и отвлекается, когда она вновь заговаривает. — Ты абсолютно здорова, Сакура. Полагаю, яды Сасори имеют накопительный эффект и твой антидот не смог нейтрализовать всё сразу. Отдохни в лечебнице под присмотром Шизуне несколько дней, — заключает Пятая, отложив очки и упираясь щекой в кулак. — Хай, — девушка кивает и облегчённо выдыхает. К счастью, она здорова. Раз так — не о чем тревожиться. Цунаде-сама знает, что делает. Свою жизнь без опаски Сакура могла бы вверить только в её руки. Тем более их диагнозы совпадают. Девушка и сама неоднократно обследовала себя. Прислушивалась к ощущениям. Искала признаки недуга. Всё было чисто. Только в голове… в её беспокойной голове копошатся мысли о хладнокровном убийце. Они преследуют до сих пор. В тенях закатных лучей, в скрипе створок, в качающихся ветвях — везде эхом отдаются звуки последней битвы. Битвы, в которой Сакура вырвала себя из лап смерти. Харуно расправляет плечи, пока идёт по коридору Резиденции. Кто, как не она, разбирается в ядах Сасори? Кто, как не она, придумала антидот и спасла Канкуро (и себя заодно)? Она больше не беспомощная девочка с испуганными глазами. Нет, Сакура выросла. Повзрослела. Стала сильной куноичи. И пусть проклятый Скорпион только попробует к ней сунуться — надерёт ему зад так, что разлетится в щепки. По крайней мере, Сакура в это верит.* * *
Сакура чувствует, что не в порядке. Лежит бессонной ночью в пустой палате и сверлит взглядом потолок. Наруто и Ли забегают с утра. Ино, услышав, что подругу положили в больницу Конохи, приходит под вечер. Пока куноичи с друзьями, её немного отпускает. Даже ужинает домашними манты от госпожи Яманака. Сейчас же желудок опять сводит и скручивает от страха. Закроет глаза — снова окажется в той пещере, ставшей настоящей пыткой. Вместо запаха лекарств — кровь, сладкие яды и дым от взрывных печатей. Не одна — с ним наедине. У Сакуры на подкорке отпечатана хищная усмешка Сасори. Такая бывает лишь у тех, кто уверен в своём превосходстве. Надменный холодный взгляд чем-то напоминает… Саске. Девушка нутром вздрагивает от неожиданного сравнения. До тошноты отвратительно находить общие черты сбежавшего возлюбленного с беспощадным убийцей и преступником. Хотя… Сакура слышала о выходках Учихи. Святые ками… если и его лицо окажется в книге Бинго… рядом с фотографией Акасуны… Куноичи до боли закусывает нижнюю губу и переворачивается набок. Подобрав ледяные ноги, она глубоко дышит пыльным летним воздухом. Надо постараться заснуть. Утром Шизуне-сан придёт ставить капельницы. Она и так слишком благосклонно относится к Сакуре. Специально подобрала ей тихую палату без надоедливых соседей в конце коридора. В этом крыле всегда относительно спокойно. Сакура знает больницу как свои пять пальцев. Иногда Харуно примеряет на себя роль ирьёнина и помогает с пациентами. Может, однажды даже сможет отказаться от миссий и посвятить себя врачеванию. Когда Саске вернётся в деревню… От мыслей о будущем хочется забыться. Сакура думает, что не сможет заснуть, но сдаётся. По минутам урывает у ночи куски суматошного сна, бьётся против самого времени. Но за что? Ей снится то Учиха за зверскими убийствами, то погоня за Сасори, то прятки от него. Её молитвам вторит вой ветра и песни дождя за упокой, только ни один из богов не отзывается, когда Скорпион настигает свою жертву. Он не убивает её. Лицо Сасори мешается с лицом Саске. То пронзающий холод чёрных глаз, то прошивающий дикий огонь алых мерещится Сакуре в темноте. Она бежит, спотыкается и скользит на влажной земле, пытается спрятаться, но ядовитый арахнид раз за разом с лёгкостью вычисляет её. Не жалит, но каждое прикосновение отдаётся удушающим жаром по телу. Сакуре кажется, она бредит. Просыпается от своего крика — даже за распахнутыми ресницами остаётся это вырезанное искусственное лицо с живыми, страшно живыми глазами. И в них девушка читает самые потаённые желания — (его ли?) — и они пугают гораздо больше смерти. Остаток ночи Харуно не спит. Сидит на койке, обнимает себя за плечи и смотрит в открытое окно. Она не дастся без боя ни одному рискнувшему к ней приблизиться преступнику. Ни один нукенин — даже S-ранга, даже убивший Третьего Казекаге и завоевавший в одиночку страну — не возьмёт её с такой лёгкостью. И под едва уловимое дуновение ветра с щепоткой песка Сакура встречает рассвет.* * *
— Капельницы разжижают кровь. Пей больше жидкости, чтобы вывести все токсины, — наставляет Шизуне-сан во время дневных процедур. — И помни, что ты тут не в заточении. Прогуляйся хотя бы по территории, — кивает женщина на окно. Сакура слабо улыбается. — Хай, — отвечает привычным тоном и слегка жмурится, когда игла ныряет под кожу. Заметив странную реакцию пациентки, врач подозрительно щурится, но ничего не говорит. Сакура поздно понимает, что выдаёт себя сама. Этот короткий разряд боли снова откидывает её в пещеру. Туда, где она едва увернулась от десятков тысяч отравленных иголок мастера марионеток. Внезапная волна удовольствия прокатывается по телу. Такая возникает во время боя, когда инстинкты обостряются до предела, адреналин выбрасывается в кровь, а чакра плещется и наполняет до краев. Хоть сейчас Сакура в лечебнице, мыслями она далеко за пределами родной деревни. В схватке с нукенином не за жизнь — за смерть — куноичи упивалась новыми ощущениями. Каждое движение — танцевальное па. Захватывающее, страстное, смертельное. Ни Сакура, ни Сасори не хотели уступать. Слишком сильные, чтобы быть ведомыми в танце. Оттого бой и незабываем. Кажется, внутри раскидываются кусты с отравленными шипами и жалятся изнутри. Иначе почему девушка вспоминает Сасори всё чаще и чаще? Почему она видит его перед собой так отчётливо? Почему?.. Сакуру вдруг осеняет. Он польстил ей. Стоило куноичи ловко увернуться от атаки или нанести мощный удар, в его взгляде смешивались удивление и восторг. Своё преклонение перед её мастерством Акасуна выражал ей под стать — лучшим оружием из своего арсенала. Вот кто по-настоящему признал силу Сакуры Харуно. Признал и восхитился. Когда после укола в девушку вводят иглу капельницы, с едва приоткрытых губ слетает судорожный вздох. Первой беспокойно хрюкает Тон-Тон. Второй реагирует Шизуне: — Я знаю, что твои показатели в норме, но… может, останешься здесь немного дольше? Сакура лишь поджимает губы. — Другим эта палата может быть нужнее. — Не беспокойся об этом. Возьми столько времени, сколько потребуется, — врач подхватывает свинку и закрывает за собой дверь. Тишина. Долгожданная и мучительная. Харуно откидывается на подушку и смотрит в потолок. Курс лечения недолгий, скоро всё придёт в норму. Сакура уверена в своём антидоте, но Сасори хуже всякой дряной отравы изводит рассудок. Отчего-то хочется снова посмотреть в его лицо. «Разумеется, чтобы врезать до крови на костяшках», — думается девушке. Она сжимает ладони в кулаки и разжимает их. Легче не становится. Слишком долго она прячется в тени комнат. Слишком долго не даёт выхода чакре. Конечно, это идёт на пользу будущего Бьякуго, однако тело требует разрядки. Хочется устать до ломоты в теле и уснуть спокойным сном. Сном, в котором не будет ни единого беглеца. После процедур Сакура следует совету Шизуне. Солнце в это время ещё не палит слишком сильно, только-только пригревает землю. На территории больницы свежо — здесь в своё время посадили гораздо больше деревьев и цветов, чем в округе. Аромат сладкого нектара успокаивает девушку, которой то и дело мерещится битва. Она успевает уже пройтись пару раз по тропинке, когда неожиданный гость застаёт врасплох: — Сакура-чан! Наруто. Надоедливый, но родной Наруто. Харуно улыбается ему и сразу прячет улыбку. Даже издали товарищ размахивает рукой так, что вполне может получить вывих плеча. Он стремительно приближается к Сакуре и, настигнув, закидывает руки за голову. — Тебя скоро выпишут? — Я тут больше по своей воле, — пожимает плечами куноичи. Прогулку они продолжают вместе. — Значит, ты сможешь прийти меня проводить! — лучезарно улыбается Узумаки. — М? Куда это ты собрался? — Сакура удивлённо рассматривает вдруг повзрослевшего друга. — Пора снова тренироваться с Извращённым Отшельником. Мне надо стать сильнее, чтобы вернуть Саске-куна, — Наруто отвлекается на прошмыгнувшую под ногами ящерицу. Сакура, заметив живность, вскрикивает и вмиг отпрыгивает за спину Узумаки. — Сакура-чан, ты чего?.. Вопрос растягивается в голове, как жвачка, а сердце истерично отбивает в ушах. Девушка тщетно пытается выровнять дыхание. Стыдно встретить взгляд друга. Да и как ему объяснить, что секундой ранее скорпион под ногами превратился в ящерицу и уполз под куст? Сочтёт за сумасшедшую. — Я… — Сакура поднимает глаза и осекается, когда вместо привычной синевы глаз Наруто видит насмешливый алый проблеск. — Ты в порядке? — блондин хватает её за плечи и обеспокоенно вглядывается в побледневшее лицо. — Знаешь, Сакура-чан, лучше не приходи меня провожать. Отдохни. Кажется, ты утомилась… — Кажется… — растерянно повторяет за ним Харуно. Перед ней снова Наруто. Тот самый бака из детства. Не он. Сакура встряхивает головой, чтобы отогнать наваждение. Нежно-розовые пряди, переливающиеся под лучами, путаются и лезут в глаза, но куноичи боится выдать дрожь в руках и не поправляет волосы. Стоит и стеклянными глазами смотрит сквозь друга. — Я провожу тебя до палаты, — взяв под руку Харуно, он направляется к больнице. Девушка послушно плетётся рядом, пока мысли жужжат растормошённым роем. Что за чертовщина с ней происходит?! Скорпиона не было, но Сакура может поклясться, что видела его. И Наруто — не Наруто, не может у него быть такой взгляд. Взгляд убийцы, наслаждающегося погоней за жертвой. Это упоение, проскальзывающее в кровожадных глазах… Неужели она сходит с ума?!* * *
Сакура знает, что не в порядке. Лежит и прокручивает в темноте каждую секунду боя в пещере. Удивительно, что она запомнила всё в таких деталях. Будь то короткий взмах волосами, лёгкое движение пальцами или новый оттенок в глазах противника — всё заставляет сердце биться чаще. Страх ли её гонит? Холодная луна тонкой дорожкой проникает под занавеску и убаюкивает на пару с ветерком. Первым за долгое время. Но Сакуре жарко. Душно. Удушливо. Лихорадка пробирает тело — хитрая, неестественная, нездоровая лихорадка, которая накрывает, стоит остаться одной. В другое время нет и намёка на озноб или плохое самочувствие. Девушка облизывает сухие губы, запускает дрожащие пальцы в волосы и крепко сжимает череп. Если надавит чуть сильнее — сама себе размозжит кости. Будто только это спасёт её от бесконечной пытки. Где-то в сумке должно быть снотворное. Цунаде-сама запретила его пить во время лечения. Бессонную ночь наедине с мыслями Харуно не вынесет. Она рысью спрыгивает с койки и нервными рывками находит нужный пузырёк. Три таблетки уже привычно лежат в ладони. Сакура медлит, высыпает ещё две и заглатывает все разом. Хватается за горло, когда они царапают сухую гортань, и возвращается к тумбе, чтобы опрокинуть в себя весь стакан. Куноичи обессиленно падает на жесткую койку и прикрывает глаза. Треклятый поединок, будто с чьей-то записи, медленно прокручивается вновь и вновь. Сакура, кажется, доходит до самого его конца — когда Сасори сложил последние печати. Она готовилась отразить атаку, но… ничего не случилось. А в следующий момент преступник уже скрылся, оставил после себя марионетку. Однако его губы… почему?.. Почему Сасори улыбался?.. Сакура задаётся одним вопросом за другим, пока снотворное не крадёт её в объятия сна. Только они оказываются смертельными тисками, от которых не пробудиться. И куноичи, снова превратившись в беззащитную девчонку, падает в темноту. В темноту, где её давно поджидает худший кошмар. Сасори Красных Песков. Он приходит к ней во сне. Во сне ли? Ведь Сакура видит свою палату. И его. Прямо здесь. Рядом. Сасори садится на угол больничной койки и просто смотрит на неё, лежащую с большими потрясенными глазами. Такой живой… Ближе, чем во время битвы. Красивее, чем во время битвы. Сакура точно бредит, это мираж, не иначе. И больница Скрытого Листа, безусловно, последнее место, где нукенин S-ранга Акасуна но Сасори покажется настолько опрометчиво. Но вот же… вот же он! Сидит перед ней совсем-совсем настоящий, с вечно юным прекрасным лицом и внимательным взглядом ярко-алых глаз, точно таких, как она запомнила. Смотрит то увлечённо, то безразлично, пока тень уже знакомой усмешки не касается губ. А потом вдруг сжимает девичьи запястья и набрасывается на неё злым голодным поцелуем. Сакура дрожит и мнёт одеяло ногами. Выдыхает прямо в его губы жалкое «Сасори…» и чувствует острую нехватку воздуха. Горячо. Жарко. Удушливо. Стоит хватке ослабеть, она вырывает руки и, сдавшись, будто под дурманом, цепляется руками за его плечо, шею, грудь, и понимает, что они возятся в крови. У Сасори внутри ничего не бьётся, всё тело — мёртвое дерево, а рот — живой и сладкий. Сакура чувствует слабость. Не может сопротивляться, не поддаваться. Даже когда краем глаз замечает копошение вокруг. Везде — по всему полу, из уборной, под койкой — везде лезут скорпионы. Тысячи, не меньше. Они заполняют всю комнату, пока девушка лихорадочно вспоминает, сколько раз позвала своего мучителя. Он же, совершенно не обращая внимания на паукообразных, мнёт её губы, кусает и тяжело дышит прямо над ухом. Она даже чувствует его запах — смесь хвойных нот и песчаных бурь. Ничто вокруг не способно отвлечь её от Сасори — он путает Сакуру, дразнит, сводит с ума. Девушка чувствует первое жало в области лодыжки. Коротко вскрикивает, когда второй скорпион жалит в шею, пятый, десятый… они вонзаются в нежную кожу раз за разом, но всё, о чём она может думать — нависший над ней Сасори. Бессердечный Акасуна но Сасори. Отравленный разум из глубин подсознания вытягивает знакомое ощущение — Сакура знает, как жалят скорпионы. Но не помнит, откуда. Не помнит, почему не умирает. Не помнит, почему тело отзывается сладкой негой на яд. — Сакура, куколка, пора… Мужской шепот будоражит. Собственное имя, произнесённое настолько любовно его устами, кажется безумием. Сакура закусывает губу и жмурится, рвано позвав его в ответ: «Сасори…» На исходе ночи в предрассветной мгле измождённая куноичи твёрдо решает: она положит этому конец. Завтра же отправится в путь. Разберётся раз и навсегда. Сама.* * *
Пещера обдаёт Сакуру затхлым запахом сырости с примесью крови. Куноичи даже не морщится. Поправляет перчатки и входит в тень. Слегка непривычно после яркого солнечного света оказаться в пещерном мраке. Когда очертания прорисовываются перед глазами, девушка сжимает челюсти. На месте каждая деталь. Отчего-то сердце забивается в горло тугим комом. Здесь никого нет. Харуно в этом уверена — иначе непременно почувствовала бы чужую чакру. Ощутив небольшой прилив сил, она делает следующий шаг. Почти четыре дня в беспрерывном пути дают о себе знать — тело ноет и напряжено до предела. Почти такое же деревянное, как у него. Сакура останавливается посреди разбитых марионеток и собирается с духом, прежде чем громко и уверенно позвать: — Сасори! Говорят, если трижды позвать скорпиона, можно накликать на себя беду. Сакура кликает. Безрассудно, опрометчиво, беспечно. Понимает это поздно — когда конечности отказываются двигаться при виде заклятого врага. Сасори здесь. Был всё это время. Он отделяется от тени, величаво выступает ей навстречу и удовлетворённо хмыкает. Внутри девушки всё дрожит от одного его вида. Скорпион из Красных Песков точь-в-точь такой, каким приснился. С таким же любопытством склоняет голову набок, рассматривает, изучает. Кроваво-красные волосы — Сакура может поклясться — мягкие-мягкие, как запомнили её пальцы. И губы… страстные, жадные, злые-злые. До боли в костяшках хочется врезать. За бабулю Чиё. За Канкуро. За весь тот бред, что успевает поселиться в мыслях. Особенно за желание поцеловать. Прямо здесь. В этой реальности. Только всю чакру будто разом перекрывает. И Сасори со всем его самоуверенным видом знает это. Он сокращает расстояние до минимума и наконец заявляет: — Это заняло больше времени, чем я думал… — Сасори-но-доно, долго ещё будете с ней возиться? — ещё один член Акацуки появляется из-за спины Сасори. — Да и стоила она всех тех усилий? — он скептично оценивает Сакуру. — Сакура, куколка, не бери в голову слова невежд, — будто извиняясь, обращается мастер марионеток к девушке. Та вздрагивает, услышав своё имя. Сасори произносит его с лёгким придыханием, пробует на языке и приподнимает уголки губ. Следующий жест Акасуны вовсе выбивает почву из-под ног. Он подхватывает её ладонь и запечатлевает мимолётный поцелуй на тыльной стороне. Холодное прикосновение пробуждает сноп мурашек под кожей. Щеки вспыхивают. Смущение приносит и отпечатки ненавистной ночи, о которой даже стыдно вспоминать. Сасори действительно пахнет ненавязчивой хвоей и песчаной бурей. Куноичи не может ни ответить, ни вырвать руку, ни двинуться с места. Будто пустившая корни, она безмолвно таращится сразу на двух нукенинов S-класса и понимает, что проиграла. Проиграла в неначатом бою. — Не так она и хороша, — продолжает грубить блондин, сложив руки на груди. — Кажется, я уже говорил, что ты ничего не понимаешь в искусстве, Дейдара, — прохладно отзывается Сасори через плечо. — Ну и? Вы отравили её в прошлый раз модифицированным скорпионом? Она уже превратилась в одну из этих?.. — Дейдара тянет указательный палец к объекту чудовищных экспериментов и уже собирается ткнуть, как наглую руку молниеносно перехватывает Сасори. — Она моя, — алые глаза угрожающе сужаются до точки. — Всё впереди, — уже мягче добавляет Акасуна, откинув руку блондина. Тот недовольно закатывает глаза. Сакура сглатывает. Самодовольная усмешка Сасори становится шире. Он заправляет прядь нежно-розовых волос за ухо и развязывает протектор шиноби Конохи. Это уже не пригодится. Железо звенит, ударившись о землю, а куноичи не сводит взгляда с гипнотизирующих алых глаз напротив. Не чёртов Шаринган, но каким-то образом подчиняют рассудок. Это определённо тайное дзюцу, к которому Харуно не была готова. Ей не хотелось ни убить, ни любить негодяя — это всего лишь ловушка. Его ловушка, в которую она прыгнула с разбегу и не почуяла подвоха. Стала жертвой ослепляющей ярости, мести и… влечения. — Что… ты со мной сделал?.. — цедит сквозь зубы Сакура, превозмогая оцепенение. Сасори коротко хохочет и ласково проводит ладонью по румяной щеке. Невероятно — она до сих пор в состоянии говорить! — Ночью ты не была столь разговорчива, Сакура. Он наклоняется ближе и обдаёт девичью кожу горячим дыханием. Совсем скоро она не будет отзываться румянцем, дрожать или… дышать. Пальцы сводит от нетерпения и желания скорее приступить к работе, приструнить эту буйную куноичи с нечеловеческой силой. И страх в её глазах — Сасори обуревает безумная, чудовищная любовь к слабости перед его искусством. Перед ним самим. — Ты однозначно станешь любимицей в моей коллекции, — уже шёпотом добавляет мастер марионеток. — Куколка.