Архонты не простят

У Альбедо есть особенность, которую Кэйа узнает совершенно случайно — и именно тогда понимает, почему тот так много времени проводит в лагере на Хребте. Он обнаруживает это ночью: Альбедо лежит рядом, под боком, и спит на удивление неспокойно, как обычно. Он возится и вертится, постоянно закидывает на Кэйю руки и ноги, норовит забраться то на него сверху, то вовсе разворачивается так, что прижимается ягодицами к бедрам Кэйи, и в этом, в целом, ничего необычного, они ведь не просто так спят рядом, но такое поведение кажется Кэйе удивительным — потому что Альбедо таким он никогда не видел. И именно поэтому Кэйа не может уснуть. Он прислушивается — Альбедо дышит часто, будто за ним кто-то гонится, вздрагивает, ворочаясь. Возможно, ему снится кошмар, что-нибудь из темных, промозглых времен, проведенных с Рейндоттир в глубинах Бездны, а может, еще что-нибудь, о чем он никогда не рассказывал. Кэйа не знает, но и спрашивать не спешит, не будить же Альбедо из-за такой мелочи. Он только поворачивается и обнимает его, прижимая спиной к груди, а Альбедо... Альбедо вдруг стонет — так, что становится понятно: снится ему не кошмар. Кэйа вздрагивает и замирает. Он знает, что Альбедо тактильный, но эта его привычка никогда не выходит за рамки приличий: он не лезет обниматься на людях, не пытается быть ближе, чем того требует та или иная ситуация, и не делает ничего, чтобы поставить Кэйю или себя в неловкое положение. И даже дома, за закрытой дверью, он скромен и ненавязчив и никогда не идет на поводу у собственных желаний, даже если Кэйа прекрасно знает, как сильно ему хочется объятий и прикосновений — Альбедо никогда не просит, но Кэйю просить и не нужно, он сам обнимает, сам дотрагивается, сам целует, прижимая к столу, к стене, к чему угодно, и радуется, чувствуя живой и довольный отклик Альбедо. И если вот так, как тот сейчас себя ведет во сне, проявляется подавленный тактильный голод — хреновый из Кэйи парень, если он этого не заметил. Альбедо успокаивается тоже внезапно, чем опять удивляет Кэйю. Он просто обмякает в его руках, разворачивается, утыкаясь носом в шею, и засыпает спокойно, не двигаясь и не вздрагивая. Утром Кэйа просыпается один, а на столе в кухне обнаруживается записка — Альбедо снова отбыл в лагерь на Хребте, хотя вечером они об этом даже не разговаривали. Кэйа обычно так никогда не делает, но в этот раз все иначе. Ему нужны ответы, и их может дать только Альбедо, поэтому он просит у Джинн выходной — все равно в городе спокойно и он может себе позволить немного отдохнуть, — и отправляется на гору следом. *** Кэйе стоило бы догадаться, что что-то пойдет не так. С этой мыслью стоило бы проснуться и не отпускать ее до самого вечера. Потому что когда на подходе к лагерю Альбедо он слышит тихие, будто бы приглушенные стоны, что-то явно идет не так. Первая мысль — дурацкая: Альбедо ему изменяет. Дрожь скользит по позвоночнику, и внутри гадко и неприятно, но Кэйа отгоняет от себя эти ощущения, потому что, во-первых, он уверен в Альбедо, во-вторых, уверен в себе, а в-третьих — «в-третьих» он не может придумать, потому что стоны становятся громче, дополняются шлепками тел и тихим перезвоном — словно льдинки бьются друг о друга, соприкасаясь холодными боками. Кэйа осторожно входит в лагерь и застывает на месте. Жаль, что у Альбедо здесь не стоит стул — Кэйа бы с радостью на него сел, чтобы не упасть, а так приходится призвать всю свою выдержку, чтобы стоять ровно и даже не вздрогнуть от увиденного. Первое, что Кэйа понимает — откуда взялся этот льдистый перезвон. Попрыгунья. Крио попрыгунья. Которую Альбедо держит за пухлое тельце и... Блядь. И вбивается в нее, постанывая на каждом толчке. Лепестки венчика попрыгуньи качаются в такт движениям, но лежит она спокойно, из хватки не вырывается, не пытается снова уйти под землю или облачиться в ледяной панцирь. Она просто пищит на особенно резкие движения и, кажется, перебирает маленькими лапками. Кэйа ожидал увидеть явно не это, и у него даже слов не находится, чтобы как-то отреагировать — все фразы застревают в горле, так и не превратившись в звуки. Что он может сказать? Считается ли это изменой? Что вообще происходит с Альбедо, и как он умудрился это не заметить? Кэйа знает, что это зрелище должно выглядеть отвратительно, но почему-то его разум так не считает — всему виной недосып, точно недосып, иначе и быть не может. Все дело в этом, а не в том, как Альбедо откровенно, довольно стонет, двигаясь все быстрее и резче. Не в том, как вскинуты его брови от удовольствия и блаженно прикрыты глаза. Не в том, как обычно бледные щеки раскрашены ярким румянцем, а метка на шее блестит от пота. Не в том, как поджимаются мышцы на обнаженном животе. И, конечно, не в том, как он замирает, почти вскрикивая и дрожа так явно, что Кэйа видит даже с другого конца лагеря. Кэйа и сам дрожит — он понимает это только сейчас, — и внизу живота странно и неуместно жарко, словно... Кэйа запрещает себе додумывать эту мысль. Он не может ни кашлянуть, обращая на себя внимание, ни позвать Альбедо — только стоит и наблюдает, как тот смахивает пот со лба, выходит из попрыгуньи — та тут же подскакивает, распушает перышки и лепесточки на груди и тельце, мелко-мелко трясется, как мокрая собачка, и снова возвращается к привычному виду, чуть покачиваясь на месте. Альбедо одевается, по-прежнему не замечая Кэйю, и выглядит он... знакомо и незнакомо одновременно. Знакомо — потому что это же Альбедо, его растрепанные волосы, его рубашка, его уверенные пальцы на пуговицах и даже привычный румянец на щеках и шее, который обычно появляется после секса. Незнакомо — потому что он двигается резче и дерганнее, дышит слишком часто и будто бы заполошно, все еще дрожит и то и дело смотрит на попрыгунью так, словно... Словно ему было мало. У Кэйи перехватывает дыхание. Что происходит? Собственное неуместное возбуждение удается подавить, только зажмурившись и сжав пальцами переносицу. На смену горячему, обжигающему странному предвкушению приходит недоумение и досада. — Альбедо? — Кэйа все-таки подчиняет язык себе и зовет его, надеясь, что тот услышит его тихий голос. Альбедо роняет плащ и оборачивается, смотря на него во все глаза — и блеск в его взгляде Кэйе тоже кажется незнакомым. Альбедо смотрит на попрыгунью, потом снова на Кэйю, потом куда-то Кэйе за плечо и говорит: — Полагаю, ты не только что пришел? — Кэйа кивает. — Тогда это именно то, что ты подумал. — А если бы только что? — Ответ был бы тот же. Кэйа чувствует на себе взгляд попрыгуньи — та смотрит непонимающе, покачивая лепестками и перебирая лапками, но нападать не спешит. — Не хочешь мне ничего объяснить? — Кэйа надеется, что его голос не звучит обиженно, но быстро понимает, что ему плевать. Даже если обиженно — какая разница, он имеет право, не каждый же день застаешь своего любимого человека трахающим, да простят их архонты, попрыгунью. Хотя, наверное, все-таки не простят. Альбедо снова смотрит Кэйе за плечо, обходит попрыгунью и останавливается у стола, опираясь на него бедрами. Кэйе некстати хочется спросить, был ли на нем презерватив, но он молчит — это последнее, что сейчас имеет значение. — Я не знаю, как я могу тебе это объяснить, — начинает Альбедо. — И сядь, пожалуйста. У нас есть полчаса. — Полчаса? — переспрашивает Кэйа, окончательно перестает понимать происходящее. Он садится за стол, и Альбедо присаживается на столешницу, поворачиваясь к Кэйе лицом. — Что будет потом? — Потом... как бы сказать, — Альбедо задумчиво потирает подбородок. — Потом я снова перестану соображать. Кэйа хмурится. Что. Блядь. Тут. Происходит? — Ты же помнишь, что я — не первый опыт Цитринитас? — Кэйа кивает. — Она так старалась сделать меня человеком, что немного... скажем так, перестаралась. — То есть? — Кэйа не понимает ничего, и с каждой фразой становится только хуже. — Секс с попрыгуньями — не самая распространенная человеческая черта. Альбедо тихо хмыкает. — Это побочный эффект, — он пожимает плечом. — Раз в пару месяцев у меня резко повышается либидо. Кэйа хмурится сильнее и наклоняет голову, отводя взгляд и задумываясь. Раз в пару месяцев — если посчитать, то Альбедо именно с такой периодичностью пропадает на Хребте. И раз у него повышается либидо, то вчера... — Ты поэтому ночью так беспокойно спал? Теперь уже хмурится Альбедо. — Да, оно началось ночью. Извини, ты из-за меня не выспался. Кэйа усмехается. Не выспался — это меньшее из зол сейчас. — И поэтому ты уходишь на Хребет, чтобы... — Кэйа крутит рукой в воздухе, описывая ситуацию. Снова сказать про попрыгунью язык не поворачивается. — В общем, именно поэтому я увидел то, что увидел? Альбедо кивает. Кэйа упирается локтями в стол, кладет подбородок на ладони и смотрит на Альбедо снизу вверх: — Почему ты ничего не сказал? — получается тихо и как-то слишком... слишком. Кэйа морщится, но терпеливо ждет ответа. — Мне казалось это странным, — признается Альбедо. Кэйа успевает прикусить язык и не съязвить, что это не страннее, чем трахать попрыгуний. — Все длится буквально день и похоже на течку у собак. Кэйа потирает глаз, не скрытый повязкой, и устало выдыхает. Альбедо — удивительный, потому что только он может так спокойно сравнивать собственные особенности с повадками животных и даже не морщиться. Словно в этом нет ничего такого. Словно так и должно быть. — Я все еще не вижу в этом проблемы, — Кэйа пожимает плечами. — Почему ты не пришел с этим ко мне? — Тебе обидно? — по-прежнему спокойно спрашивает Альбедо. Кэйа не знает, что ему ответить. Потому что и да, и нет — одновременно. Ему обидно, но не за то, что Альбедо ходил к попрыгуньям — как же нелепо это звучит, — а за то, что он ничего ему не сказал. Кэйе казалось, что они пережили все недоверие и недомолвки и все закончилось, когда вскрылся факт наличия у Альбедо двойника. Оказывается, нет. Закончилось не все. Кэйа снова вздыхает. — Нет. Не знаю. Мне сложно понять, почему даже после того, как мы начали встречаться, ты продолжил справляться со всем в одиночку, ничего мне не рассказав. Боишься, что я не утолю твой голод? За последнюю фразу хочется стукнуть себе же по лбу — настолько глупо и нелепо пафосно она звучит, но и вся ситуация глупая и нелепая, поэтому Кэйа только подпирает голову рукой и смотрит на Альбедо. — Не хотелось бы заездить тебя до смерти. — Ну так и я вроде не лошадь. Альбедо тихо смеется. — Я не знаю, что еще тебе сказать, — чуть помолчав, говорит он. — Если ты решишь уйти, я пойму. Кэйа прикрывает глаза. Уйти кажется самым логичным решением, но он помнит о том, что у них было полчаса — и они вот-вот закончатся. Если он уйдет, то Альбедо останется здесь, с попрыгуньей, в возбужденном состоянии, и несложно представить, чем все закончится. К этому Кэйа не готов. Не то чтобы он к увиденному был готов, но теперь, зная мотив такого поступка... Блядь. Может, он еще спит? — Нет, — все-таки произносит он. Альбедо смотрит на него немного удивленно, но ничего не спрашивает. Только ерзает на столе и сидит уже беспокойнее. Кэйа замечает усилившийся румянец, участившееся дыхание — полчаса действительно подходят к концу. — Нет, я останусь и помогу тебе, если ты не против. Альбедо нервно ведет плечом. — Будет странно, если я откажусь. — Ну, может, попрыгунья тебе нравится больше. — Действительно. Она молчит и не предполагает всякую чушь. Кэйа хмыкает. — Тогда, полагаю, мне стоит оставить вас вдвоем? Альбедо вместо ответа спрыгивает со стола и в пару движений оказывается у Кэйи на коленях. Потом тихонько свистит, и Кэйа видит, как мимо стремительно проносится попрыгунья, оставляя за собой оседающий шлейф из мелких снежинок. Больше он ничего разглядеть не успевает, потому что Альбедо целует его — жадно и влажно, прижимаясь всем телом и обнимая за шею. Кэйа отвечает, и все мысли из головы выметает напрочь. Не остается ничего — только любовь и желание, и даже сомнения, которые были у него еще несколько минут назад, исчезают тоже. Он хочет Альбедо всегда, если тот не против, ему нравится трогать его и заводить, нравится целовать его и отвечать на его поцелуи, нравится видеть, как румянец заливает его щеки, а глаза блестят от возбуждения, пока он подается на прикосновения, касается сам, обхватывает член своими длинными, тонкими пальцами, так красиво выделяющихся бледностью на фоне смуглой кожи Кэйи. И он никогда ему не отказывает, потому что мгновения с Альбедо рядом приятны всегда, в любом случае, и сейчас — не исключение. Но Кэйа все-таки отстраняется, чтобы быстро уточнить: — Надеюсь, вы с попрыгуньей предохранялись? Альбедо смеется, так и не размыкая объятий. — Не волнуйся, маленьких попрыгунят у меня не будет. Кэйа смеется следом, а потом целует Альбедо сам. Альбедо на коленях ерзает все сильнее с каждой секундой, прижимается теснее, трется бедрами, целует развязно, то прикусывая за нижнюю губу, то проскальзывая языком в рот. Кэйе с ним всегда хорошо, но сейчас — особенно, потому что Альбедо такой податливый и мягкий, и требовательный, и касается так откровенно и настойчиво, что невозможно ему противиться. И не хочется ему противиться. В лагере жарко — и то ли от очага у входа, то ли от прикосновений, Кэйа не понимает, но и значения это не имеет, пока Альбедо продолжает его целовать, скользит кончиками пальцев по шее над воротом рубашки, влажно выдыхает, когда Кэйа опускает ладони ниже и чуть сжимает их на его талии. — Как ты хочешь? — спрашивает он. Альбедо смотрит, словно не понимает. Взгляд у него затуманенный — размытая желанием лазурь, — щеки горят почти лихорадочно, и он невероятно, до сжимающихся ребер красивый сейчас. Кэйа целует его беспорядочно — щеки, нос, подбородок. Альбедо наклоняет голову, подставляя шею, и Кэйа тут же прижимается к ней губами, ведет по коже языком, вызывая у него дрожь. Альбедо стонет, сжимает пальцы у Кэйи на плечах, но все-таки собирается с силами и выдыхает: — Как угодно. Мне просто надо... — он не договаривает, снова вскидывая бедра и хватаясь за плечи. Кэйа кивает и больше ничего не спрашивает, принимаясь за пуговицы на его рубашке. Альбедо чуть откидывается назад, упирается локтями в стол, подставляясь, и Кэйа целует его все ниже и ниже, сильнее расстегивая рубашку, — прикусывает ключицу, тут же зализывая, широко лижет, доходя до напряженного соска и обводя его языком. Альбедо стонет громче и громче, гладит Кэйю по волосам, как может дотянуться, чуть царапая кожу короткими ногтями, и дрожит — дрожит так сильно, будто ему холодно, но Кэйа чувствует по жару его тела, что холод здесь ни при чем. Расстегнув последнюю пуговицу, Кэйа проводит ладонями по груди и животу, замирает у пояса шорт, подлезая под него пальцами, а Альбедо резко накрывает его руку своей, удерживаясь на одном локте, и тянет ниже, к ширинке, под которой уже отчетливо виден возбужденный член. — Только не тяни, — произносит Альбедо, сжимая пальцами Кэйи член и подаваясь на прикосновение. Кэйа, уже сам, сжимает еще раз, Альбедо стонет и убирает свою руку, снова опираясь о стол. Кэйа расстегивает его ширинку, скользит пальцами под шорты и белье, обхватывает член уже полностью, так, как Альбедо хочется сильнее всего, и тот стонет, откидывая голову и сжимая руки в кулаки. Поза неудобная, Кэйа не может его целовать, потому что тогда у него не получится ласкать его рукой, но Альбедо, кажется, и этого пока хватает — он вскидывает бедра, толкаясь в руку на члене, стонет прерывисто, кусает губы — Кэйа видит, наблюдая за его реакцией, — и жмурится, когда Кэйа проводит пальцами по головке. Наблюдать за таким Альбедо — приятно. Видеть, как он теряется в удовольствии, как тяжело дышит и смотрит так, что от одного взгляда становится еще жарче, а внутри все затапливает обжигающим возбуждением. У Кэйи самого уже стоит, и Альбедо неловкими движениями задевает натянутую ширинку, принося больше дискомфорта, чем облегчения, но Кэйа на это не реагирует, продолжая доводить его до исступления. Альбедо вдруг перехватывает его руку, отстраняет ее и смотрит внимательно. — Разденься тоже, — просит он и слезает с колен, в стороне уже избавляясь и от рубашки, и от шорт с бельем, и Кэйа только сейчас понимает, что на нем нет его чулок. Сколько же времени Альбедо провел здесь с попрыгуньей? Кэйа гонит от себя эту мысль и раздевается, складывая вещи на стул. В дальней части лагеря есть диван, Кэйа помнит по своим немногочисленным визитам сюда, и сейчас Альбедо уходит туда. Кэйа, оставшись только в штанах, следует за ним. Ситуация все еще кажется ему странной, но не в плохом смысле. Просто видеть Альбедо таким непривычно, и хочется изучить каждую грань этой новой черты, понять, каким еще он может быть, как себя ведет, что делает и что говорит, но это желание, странный научный интерес, разбивается о взгляд Альбедо, которым он наблюдает за Кэйей с дивана, лежа на боку и держа руку на ягодице. Он лежит на подушках, ничего не делая, спокойно и невинно, но Кэйа все равно чувствует бегущие по лопаткам мурашки — потому что смотрит Альбедо совершенно не так. В его глазах — самые тайные и откровенные желания, радужка едва заметна за темнеющим зрачком, и Кэйе кажется, что он тонет в этой темноте. И даже не хочет из нее выбираться. Альбедо протягивает к нему руку, и Кэйа тут же оказывается рядом, накрывает его собой, переворачивая на спину и зажимая бедра коленями. Альбедо дергается, пытаясь выбраться, но быстро сдается и сам обнимает Кэйю, окончательно роняя его на себя и впиваясь в губы жадным, требовательным поцелуем. Он все еще пробует потереться членом, но Кэйа держит крепко, только изворачивается, просовывая руку между ними и обхватывая член Альбедо плотным кольцом пальцев. Альбедо стонет и вздрагивает, почти хнычет в губы, уже не столько касаясь губами, сколько просто дыша в приоткрытый рот, и Кэйа все-таки отпускает его, откатываясь вбок. Альбедо опирается на локоть и окидывает Кэйю внимательным взглядом. — Зачем тебе сейчас штаны? — спрашивает он, и Кэйа смеется от нелепости вопроса. — Не хочешь меня раздеть? Альбедо выгибает бровь, но все равно молча толкает Кэйю в плечо и решительно берется за пояс. Кэйа приподнимает бедра, облегчая задачу, и Альбедо, расстегнув ширинку, тянет одежду с бельем вниз, отбрасывая затем куда-то в сторону. Кэйа даже не смотрит, куда именно, потому что не успевает — Альбедо оказывается у него на коленях, притирается своим членом к его, вжимаясь бедрами, и они стонут почти в унисон. Кэйа держит его за ягодицы, притягивая ближе к себе, подается навстречу, и это так приятно, что словами не описать, и настолько же этого мало. Альбедо плавится в его руках, стонет и толкается вперед, беспорядочно целует Кэйю куда придется, лижет шею, горячо скользя по ней языком, и не может усидеть на месте, и Кэйе не хочется его мучить, поэтому он снова переворачивает их, едва не падая с дивана, и не успевает спросить про смазку, как Альбедо сам протягивает и ее, и презерватив, выудив откуда-то из-под подушек. — Долго можешь не растягивать, — говорит он. Кэйа непроизвольно думает об этой проклятой попрыгунье, и Альбедо, видимо, заметив его взгляд, качает головой. — Попрыгунья тут ни при чем. Кэйа кивает, льет немного на пальцы и, когда Альбедо становится на колени, толкается внутрь одним пальцем на пробу. Палец входит легко и свободно, внутри Альбедо тепло и влажно. Кэйа добавляет второй, вводит по самые костяшки, вызывая у Альбедо громкий, протяжный стон. Он разводит пальцы внутри, и от того, как Альбедо откликается на движения, возбуждение горячей волной прокатывается по всему телу. Кэйа больше не медлит — надевает презерватив, распределяет смазку по члену, пару раз толкается между ягодиц, дразня — больше себя, чем Альбедо, — а потом входит осторожно и неторопливо, пока Альбедо прогибается в пояснице и часто дышит, переживая проникновение. Прижавшись бедрами к заднице, Кэйа замирает на секунду, встает удобнее, кладя руки Альбедо на талию, и начинает двигаться. Альбедо выгибается, сильнее, упирается лбом в ладони перед собой, и Кэйа не слышит ничего, кроме его несдержанных стонов и громких вдохов. Все, что еще было важно, теряет значение сейчас — остается только эта близость, теплая, пульсирующая узость вокруг члена и дрожь Альбедо. Кэйа пытается двигаться ритмично, толкаться глубоко и быстро, как Альбедо нравится, но он быстро сбивается с темпа, потому что Альбедо совершенно не помогает — стонет и держит Кэйю за бедро, сжимая пальцы. Кэйа наклоняется к нему ближе, целует в плечо, прикусывает солоноватую кожу. Альбедо наклоняет голову, облегчая доступ к шее, и Кэйа понятливо впивается уже в нее, легко сжимая зубы на изгибе и обнимая Альбедо поперек груди. Опускает руку на его член, обхватывая пальцами, и Альбедо отталкивается от дивана, выпрямляясь и вжимаясь в Кэйю всем телом, и кончает через пару неловких, неровных движений, тяжело, сорванно дыша. У него внутри все пульсирует и сжимается, и Кэйе не хватает совсем немного, когда Альбедо резко подается вперед и соскальзывает с члена, толкает Кэйю, заставляя лечь на спину, и снова седлает его бедра, через секунду уже насаживаясь на член и двигаясь самостоятельно. Кэйа гладит его по груди и плечам, легонько царапает живот, влажный от спермы. Его член, не до конца опавший, покачивается в такт движениям, пока Альбедо поднимается и опускается, упираясь коленями в диван. Теперь они двигаются медленнее, не так, как входил Кэйа, и это мучительно — хочется быстрее и резче, хочется схватить Альбедо за талию и насаживать на себя, чтобы он снова беспорядочно стонал и дрожал, но Кэйа только сжимает руки на его ягодицах и позволяет двигаться так, как ему нужно. Альбедо быстро набирает темп, упираясь Кэйе в грудь ладонями, у него дрожат бедра, он кусает губы, стонет и почти всхлипывает, и Кэйа чувствует, что ему этого мало, хотя и не до конца понимает, зачем тогда он решил продолжить так. Альбедо ложится ему на грудь, влажно тычется губами и носом в шею, всасывая кожу и едва ощутимо прикусывая. Кэйа понятливо расставляет ноги, опираясь на пятки, Альбедо расползается по нему, раздвигая колени шире, и Кэйа вбивается уже сам, толкается в него резко, стремительно, до громких шлепков о ягодицы, и... Через несколько мгновений Альбедо кончает снова, вцепившись Кэйе зубами в плечо. На этот раз Кэйа не останавливается, не замирает, продолжает двигаться и кончает следом, войдя до упора и сжав руки на талии Альбедо до побелевших пальцев. Перед глазами все плывет, и мир размывается, медленно-медленно возвращаясь к привычным формам. Альбедо все еще лежит на нем, горячо выдыхая в шею и обнимая так крепко, что дышать почти тяжело. Кэйа гладит его по спине, ведет до самых ягодиц, кружа кончиками пальцев по взмокшей пояснице, и потихоньку успокаивается. — Что? — спрашивает он, когда слышит тихое бормотание Альбедо, но не разбирает слов. — Думаю, у нас есть примерно час до того, как мне захочется снова, — повторяет тот, укладываясь удобнее и отрываясь от шеи. Кэйа кивает. — Значит, пока ты можешь поспать. Нужно только вытереть тебя. — Ты не злишься? Кэйа пожимает плечами. Последние несколько десятков минут он был занят совсем другим и думать о чем-то другом ему совершенно не хотелось. Да и сейчас, если честно, не хочется тоже. — Нет, — наконец отвечает он. — Мы обсудим все потом, в более подходящей обстановке, хорошо? — Альбедо кивает, сонно моргая. — Сейчас тебе нужно отдохнуть и набраться сил. Альбедо слезает с него, немного морщась, и тянется за лежащим на подлокотнике полотенцем, которого Кэйа раньше не заметил. Кэйа перехватывает его за руку, сам берет полотенце и вытирает его, ласково поглаживая другой рукой. Закончив, Кэйа, вытеревшись, надевает штаны, стягивает презерватив и сжигает его в подзатухнувшем костре. Подкидывает дров, чтобы пламя занялось сильнее, от костра идет жар, приятно согревающий прохладную, влажную от пота кожу. Когда он возвращается к дивану, Альбедо, по-прежнему обнаженный, уже спит, свернувшись калачиком на подушке и даже не укрывшись. Кэйа улыбается и накрывает его одеялом, которое они скинули с дивана, пока ворочались туда-сюда. Сам садится с краю, натянув рубашку, и рассеянно гладит Альбедо по растрепанным волосам. Это так странно — Альбедо ведь старше, Кэйа знает его историю, но все равно при взгляде на него бесконечно сильно хочется о нем заботиться и оберегать. Обнимать, защищая от всего и ото всех, даже зная, что Альбедо и сам в состоянии постоять за себя. Но Кэйа... Кэйа просто любит его — любым: и таким, мирно спящим под одеялом рядом, и возбужденным до предела, когда он может только стонать и насаживаться на член, и даже, да простят их архонты, с попрыгуньями. *** Лагерь на Хребте они покидают только следующим утром. Кэйа сонно трет глаз, пока Альбедо улыбается — едва заметно, как лишь он один умеет, но довольно и сыто. Сколько раз тот кончил за вчерашний день и ночь, Кэйа считать устал: он брал его и на столе, и несколько раз на диване, и помогал пальцами и ртом, и отдавался сам, замирая от его ласковых прикосновений и сходя с ума вместе с ним. Под утро, уже абсолютно выбившись из сил, Альбедо уткнулся ему в плечо и тихо, на грани слышимости прошептал: «Спасибо». Кэйа только рассмеялся — не то чтобы это было что-то значительное, но если Альбедо стало легче, если он действительно смог помочь ему, значит, все не зря. И лучшая награда — радостное выражение лица Альбедо, его громкие, сорванные стоны, взгляд, полный наслаждения, и алеющие от удовольствия щеки. И Кэйе больше, честное слово, ничего не нужно. Когда они идут к телепорту, Альбедо держит его за руку, нежно сжимая пальцы в своих, а потом вдруг тянет Кэйю к краю, замирает на выступе перед тем, как им предстоит по скале карабкаться к разрушенному мосту. Он подходит ближе, трогательно привстает на носочки и целует, цепляясь за шею. Кэйа обнимает его, подаваясь навстречу и слегка наклоняясь, чтобы Альбедо было удобнее. Снежинки от начавшегося легкого снегопада оседают на волосах, ощущаясь под ладонью прохладной влажностью. Кэйа зарывается пальцами под стянутые на затылке резинкой волосы, невесомо подушечками пальцев массирует кожу. Альбедо сорванно выдыхает в губы, обнимает за шею, вжимаясь в Кэйю, и целует уже глубже. Кэйа отстраняется, тихо смеясь. — Я думал, все закончилось. — Это не значит, что я не хочу тебя целовать. — А я и не сказал, что против. Альбедо закатывает глаза и целует его снова, не позволяя сказать что-нибудь еще. Кэйа не против. Ему хорошо. И от того, что Альбедо хорошо тоже, ему только лучше. У них все получится — и просто так, и со внезапно обнаруженными особенностями Альбедо. У них все получится — и никакие попрыгуньи им не нужны.