Песчаные замки

Ясное небо словно отражало лазурную гладь моря. Июльское солнце согревало все, что попадало под его лучи, в том числе и песок на побережье, делая его обжигающе горячим. Море было спокойно, лишь легкий ветерок заставлял волну робко ступать на усыпанный ракушками и морскими звездами берег, не доходя до песчаных замков, заботливо отстроенных детьми в полшаге от воды. Тишину этого места нарушали нежный шум подступающей к берегу воды и спокойные голоса двух юношей, ступающих в направлении к морю. Они ловили каждое слово друг друга, цепляясь за речь, словно за жизнь. Порой от одного раздавался тихий смех, чем заставлял наполняться сердце другого любовью. Наконец, они подошли к берегу. Нежные прохладные волны, касающиеся кожи, охлаждали, а объятия, в которых юноши оказались через мгновение, и каждое касание, наоборот — согревали тело и душу. *** Осень. Пейзаж, что был таким ярким, теплым и жизнерадостым, словно погряз в нуаре. Чистая, голубая гладь сменилась чернильными водами, которые ледяной, грубый ветер гнал на бледный берег. Чайка, почуяв, что сейчас ее накроет ледяная вода, взмахнула крыльями и устремилась ввысь. Небо и белое солнце скрылось за угрюмыми тучами, которые готовы были в ближайшее время разрыдаться серым холодным дождем. Неизменно осталось лишь одно: песчаные замки все также одиноко стояли у берега. Все обрело чёрно-белые цвета, словно в старых советских фильмах. Се Лянь смотрел на мрачную картину перед собой и чувствовал… целое ничего. Дорога к кладбищу вела вдоль пляжа, и это уже стало ритуалом — смотреть на безжизненный пляж в надежде, что посреди осени проглянет ясный лучик. Можно сравнить с надеждой на то, что умерший воскресет или душевнобольной однажды вылечиться сам по себе. Глупо. Безнадёжно. Се Ляня наполняла пустота, чью глубину нельзя было сравнить с глубиной серого Байкала или Чёрной дыры… словно в сердце продробили бесконечную воронку.

«мне не хватает бумажных слов,

чтобы описать всю палитру бесконечной пустоты…»

Наконец, отведя взгляд от моря, Се Лянь взял покрепче охапку увядших полевых цветов и продолжил свой путь к кладбищу. Наконец, придя к той самой могиле, он швырнул вчерашние, окончательно засохшие растения в сторону и положил новые, которые только что принес. Взглянув на плиту, он опустился на колени.

«на задворках памяти твоей пустой могилы,

куда я дважды в день носил увядшие цветы.»

Пустота сменилась нескончаемой, душащей болью. Словно сердце сотню раз пронзили мечом. Голова Се Ляня была готова разорваться от подступающих к разуму вопросов: что делать? Что будет дальше? Как жить? Можно ли это вообще назвать жизнью? Существование?

«что делать, что делать, что делать…»

Вдруг, Се Лянь вспомнил слова, что говорил ему Хуа Чэн однажды: «…я никогда тебя не покину» Юноша почти сорвался на отчаянный крик: — ты же обещал! Так почему я чувствую себя так паршиво?! Мне ужасно плохо без тебя, понимаешь?! В один миг в голове что то щелкнуло: — чёрт… прости, прости, прости… Се Лянь закрыл лицо руками. На кого он кричал? Перед кем извинялся? Перед Хуа Чэном? Но ведь его больше нет. Скорее, это был крик в ту самую пустоту, которая наполняла душу. *** Се Лянь вновь пришел к берегу. Он ступал по доскам старой, заброшенной, безжизненной пристани. Слабый ветер шумел в ушах и слегка трепал его длинные тёмные волосы, словно пытаясь его отвлечь. Море будто замолчало, будто скорбя о всех печалях этого мира. Се Лянь взглянул туда, где был песчаный замок. Как и ожидалось, холодные волны его без сожалений смыли. Как и ожидалось… без сожалений. Он вспомнил увядшие цветы, разрушенный песчаный замок, кладбище… в голове всплыло то, что Хуа Чэн сказал перед обещанием: «Любому пиршеству приходит конец…»

«мои песчаные замки были разрушены.

потеряв тебя, я потерял свой единственный дом.»