90

      — Да вот хорошо-то было раньше! — лавка, пожалуй, самая удобная во всем дворе, под берёзкой, традиционно была занята компанией бабушек. Очень стереотипно, но, если честно, видел их далеко не каждый и не в каждом дворе. А всё-же.       — Сплюнь ты! Про семедесятые уж позабудь — не вернуть твои двадцать лет. В девяностые и вовсе убивали людей, так уж не заикайся, довольствуйся, пока есть чем, — толкая под локоть другую, говорит бабка. Третья и вовсе сидела, как в экстазе, куда-то вдаль безумно чистым взглядом устремившись. Пока одни мечтали повернуть время вспять — она уже, но, кажется, не в этом мире?       А в каком? Данилу вопрос тот мучил бесконечно долго, ведь о каких "тех", совершенно любых мирах могут говорить все люди, если их нет? Значит они есть, не могли же все вот так взять и назло рыжему заговорить о них в одночасье.. Точнее, в одногодье? Но это же не первого года проблема.. Да хуй с ним, сколько уже можно?       Ваня дёргает друга за руку, и они мигом заваливаются в подъезд, — Ага, и бегали все абсолютно голые! — с раздражением и наигранностью Нойз продолжал ассоциации с лихими девяностыми годами, пытаясь, кажется, переиграть ту старушку, да только игрок теперь один: Даня даже не задумывался о её тейках. Поколение же сменится, и мы так же о десятых-двадцатых будем песни петь. Чего обозляться, горбатого гроб исправит. Нет, кажется это выражение сюда не совсем подходит..       — Вань, мы так же будем ныть об ужасном нынешнем и гениальном прошлом? — захлопывая дверь, Данила стягивал кеды, удерживая равновесие с пакетом жестянок в локте.       — Ты так говоришь, как будто бы мы не уже этим занимаемся, — Ваня забирает у рыжего банки и уносит те в кухню. —       Нам ещё не по шестьдесят лет.. Ну, мне уж точно, — рыжий улыбнулся, искоса поглядев на друга.       Приятней ничего не было, нежели прийти домой добрым летним вечером и открыть окно нараспашку, чтобы вся пыль с полок поднялась в воздух, то-то же. Солнце стояло низко, в Воронеже к ночи погода только начинала разгул, но, казалось, сегодня уже не охота будет выходить. Под окном привычно стоят автомобили, в центре закуточка из домов стоит детская площадка, сразу же после дороги, естественно и.. И спортивная площадка с кольцом. А как же, что может быть лучше, чем чудесная советская застройка.       "Довольствуйся, пока есть чем", и вправду. Даня открывает шуфлядку, доставая готовые самокрутки, спичечный коробок и немного бумажек, мало ли чего.        По груди неприятно проходит тревога и он не один, наверное, это чувствует, если Нойз так легко соглашался скурить по косячку. Хотя когда он отказывался? Вот и Поперечный не помнит.       Ваня на кухне ставит банки в холодильник, но пару забирает с собой, с подоконника хватая пепельницу. Пачка и без того в кармане. А вот в голове что-то вовсе пусто.       Романтики, между делом, в этом не было никакой. Ни в траве, ни в Дане Поперечном и даже в теплом летнем вечере. Употреблять — это ужасно и даже чтобы расслабиться, но и задней мыслью оно уже не возникало, когда началó становится еженедельным ритуалом на пару с рыжим.       — Окно-то чё, так и оставим? — Даня разводит руками, — Ну бля, вдруг кто увидит или услышит, Дань.       — Ладно, закрой, но мы задохнемся ж тут.        — Потом выйдем проветриться, мы же тут ненадолго, — Нойз перекладывает некоторые вещи с дивана на стул, который, наверное, был в каждом русском доме как самый привычный предмет быта, и уселся рядом с другом, подогнув одну ногу.        Руки тянутся сначала к папироскам, затем и за зажигалкой в карман, и вторая пара рук — туда же. Ну, нет, не в карман к Нойзу, зачем, у Дани своих карманов полно? Ну и бред, а ещё никто и затяжки не сделал.       Даня последним, относительно трезвым взглядом глядит на друга, последний раз сглатывая, может ком хоть в последний миг растворится? Всякая надежда у Поперечного в то, чтобы обрести здоровый тон лица и кожи вокруг глаз пропадает. А Ваня затягивается первым, в моменте руку в смолянистые волосы пуская. Рыжий за ним. Тут бы хорошо встала та самая строчка про то, что Данины руки тоже тянутся к волосам Нойза, но.. Но пока что текст ненастолько упоротый. А вот парни — посмотрим через полчаса, может немногим дольше.       Зачем люди курят траву?       Время тянется, как сироп       Как будто вы не знаете? Если доверять викепедии, что часами весьма опрометчиво, так же, Лёша Шевцов? То очевидно, дабы расслабиться, снять напряжение, усталость. Очень интересно. На деле каждый по своей причине, ну а даже если та самая — самая распространённая, да будет так.       — Ты дурак.       Парни одновременно вновь затягиваются и вряд-ли марихуана так быстро действует, как бы хотелось Дане верить, ведь признавать свои собственные мысли — удел слабых, но происходящее все ближе к тому самому немыслимому и абсурдному для них обоих. Или четверых? Сколько их там? Кого мы считаем? Вопрос.       — Ага. С чего бы?       В груди тянет и это — то самое паршивое чувство, кое никто добровольно пытать на себе не хотел. Такое по-мерзкому фанфикшенское, розово-романтичное и фиолетово-чёрное. Сколько тут отсылок уже?       — Хорошо ты окно закрыл, — Данин косяк падает в пепельницу, не раскурившийся и на четверть, а сам Данила подаётся резко вперёд, когда натиск карих глаз стал слишком очевидным призывом к действиям. Теперь у них, кстати, один косяк на двоих. Двойной косяк. Если устраивать каламбуры, то по полной.       Ваня легко подминается под давлением Даниных губ, рук и чувств. Этого ждали определённо оба, определённо не один, не два, не три дня и только самому Господу известно, как все звезды на небе сошлись, и Поперечный чётко предугадал момент. Он тихо скулит в поцелуй, когда узел на груди развязывается и вместе с тем Ванины руки — тоже, теперь гуляя по рыжему загривку. Почаще бы вам траву курить, пидорасам.