•••
Пробуждение оказывается чересчур ранним и очень странным, когда Чонгук ощущает на своей груди какое-то копошение. До конца не проснувшись, он почему-то решает, что по нему топчется белка, раз он находится возле леса, и, не разлепляя глаз, накрывает ее рукой, прижимая к себе. Обычно с его псом такое помогало и он переставал беситься, давая поспать, но под его рукой оказывается вовсе не пес и даже не белка. Что-то очень маленькое и прохладное внезапно замирает под его широкой ладонью. Чонгук испуганно открывает глаза, боясь разжать руку и увидеть что-то пугающее. У него нет никаких фобий, касающихся насекомых или животных, а вот неизвестность наводит на него ужас. Медленно приподняв ладонь со своей груди, Чонгук внимательно вглядывается под нее своими заспанными глазами, не совсем осознавая, что видит. Немного пригнувшись, на него смотрит совсем крошечный человечек в черном фраке и белой рубашке. Его темные волосы растрепались от манипуляций Чонгука, а брови были сведены к переносице, выдавая его явное недовольство. Человечек внезапно выпрямился, ударяясь головой о пальцы Чонгука, и выскользнул из-пол ладони, напоследок совсем невесомо топнув ему по груди от возмущения. Незнакомец был совсем маленьким, не больше его ладони, но характер у него был ощутимый. Больше не дожидаясь, пока Чонгук проснется, человечек спрыгнул на одеяло и плавно скатился по нему до самого пола, ловко вставая на ноги. От его крошечных лакированных ботинок раздался очень тихий топот, когда он скрылся где-то под диваном из поля зрения Чонгука, отчего тому пришлось наклониться к полу, чуть не свалившись. Запутавшись в собственных конечностях и одеяле, Чонгук неловко плюхнулся на коврик и пригнулся, чтобы заглянуть под диван. Там, к своему удивлению, он обнаружил тот самый большой снежный шар, который смахнул вчера с камина. Только вот теперь он разбился, оставляя после себя немного снега, осколков и одинокое пианино. Одинокое пианино? В разбитом снежном шаре действительно видно только пианино и крошки искусственного снега, которые не вытекли вместе со всей водой. Возле осколков Чонгук замечает того самого человечка, который раньше сидел за инструментом, а теперь грозно смотрит на него, мол полюбуйся, что ты натворил. — Так ты малыш из снежного шара, да? — Чонгук осторожно берет в руки разбитое украшение, чтобы не пораниться, и присматривается внимательней, а точно ли маленький был там. На каемке золотыми буквами выведено «Yoongi's Christmas tune» и Чонгук вопросительно смотрит то на шар, то на кроху, который только недовольно топает. — Тебя Юнги зовут? — Чонгук дожидается кивка и тут же примирительно улыбается, протягивая свой мизинчик для рукопожатия. — А я Чонгук, приятно познакомиться! Давай посмотрим, что я могу сделать. Юнги касается своей крошечной ладошкой мизинца Чонгука, принимая знакомство, и следует за ним, когда тот возвращается с его шаром на диван, рассматривая со всех сторон, будто разбитое стекло можно просто так собрать обратно. Малыш цепляется за штанину Чонгука, требуя поднять себя, и как только оказывается на человеке, тут же плюхается ему на живот, упираясь локтями в колени. Он выглядит как очень глубоко опечаленный человечек. Чонгуку становится стыдно. — Может после Рождества я куплю тебе новый? Поставим туда твое пианино, насыпем еще больше снега и будет как новое! — он внимательно следит за чужим выражением лица, замечая, как постепенно на хмуром лице появляется осознание и мягкая улыбка. — А пока поможешь мне подготовиться к празднику, раз теперь мы отмечаем вместе? Чонгук сдерживается потрепать чужие волосы, когда получает крошечный кивок. После всей утренней рутины, пока Юнги терпеливо ждал его в гостиной, утопая в чересчур мягком одеяле, Чонгук наконец привел себя в порядок. Осознание крошечного создания из снежного шара его все еще удивляло, но он предпочел не задумываться об этом, чтобы не пропустить надвигающийся праздник. Ему просто нужно встретить Рождество и починить крохе его дом, вот и все. А мелочи чужой жизни его волновать не должны. Не обязательно же сомневаться в существовании чего-либо, если ты раньше этого никогда не видел? Предложив свою ладонь в качестве транспорта, Чонгук подхватил Юнги, слегка прижимая к себе, чтобы не уронить, и отправился на кухню. Помимо праздничного ужина, который терпеливо дожидался его в холодильнике, предстояло приготовить имбирное печенье. — Я включу музыку? — Чонгук достает свой телефон, открывая плейлист со скаченными песнями, сеть здесь ловит плохо. — Надеюсь ты не против Led Zeppelin? Или мне стоит включить Моцарта? — Чонгук немного дразнится, изображая игру на невидимом пианино. Юнги возмущенно топает по столу, куда его поставили, и скрещивает руки на груди, всем своим видом и надутыми щеками выражая недовольство. Чонгук смеется с него и просит не обижаться. Этому крохе не хватает только милых звуков колокольчиков, как было у феи Динь-Динь, тогда бы все его эмоции считывались очень ярко. А пока что приходилось ловить реакцию на чужом лице и стараться не перегнуть палку. Все же Чонгук был здесь провинившимся. Остановившись на рок группе, кухню наполняют приятные ритмичные звуки, создавая атмосферу. Даже Юнги постукивает ногой в такт и качает головой, выглядя в этой ситуации слишком комично, все еще находясь в своем черном костюме. Интересно, какую музыку он мог бы сыграть, если бы был настоящим человеком? Он бы предпочитал классику или писал собственные песни? Чонгук бы хотел хоть раз услышать, но даже то черное пианино было всего лишь маленькой керамической фигуркой, без особых функций. Готовка шла вполне сносно, насколько это можно сказать про человека, который взялся за выпечку впервые в жизни. Юнги бдительно следил за ним у плиты, топчась рядом и оббегая конфорки, чтобы заглянуть в сотейник, где Чонгук топил мед, сахар и специи для будущего печенья. И хоть он не мог ничего прокомментировать, только размахивая руками, чтобы привлечь внимания, и изъяснялся действиями, но Чонгук понимал его прекрасно. И считал это очаровательным. После всех манипуляций с содой и маслом, которые нужно было подмешать к горячей смеси, он переходит к яйцам. Хвастаясь, как он может разбить их одной рукой, словно Гордон Рамзи, он расплющивает одно яйцо мимо миски и ловит ничем не удивленный взгляд Юнги, который только вздыхает и топает к раковине за губкой. Чонгуку постепенно начинает казаться, что кроха здесь не Юнги, а он сам. Все самое веселье начинается, когда они переходят к муке, рассыпая ее прямо на столе и постепенно добавляя в готовую смесь. Юнги теперь не выглядит как аккуратный джентльмен в черном костюме и лакированных туфлях. Вместо этого он с ног до головы покрыт мукой, будто вернулся из снежной метели. Чонгук хихикает с этого, замешивает тесто и все еще немного кидается в него мукой, чтобы Юнги топнул и поднял пыль вокруг себя, заставляя человека смеяться снова. Скатав тесто в шар и отправив в холодильник, Чонгук отряхивает руки и смотрит на устроенный ими беспорядок. Помимо горы грязной посуды, которая вся пошла в готовку, у него рассыпанная мука и куча маленьких следов по всем ровным поверхностям от ботинок и ладоней, которые наоставлял Юнги из чистой вредности. Сам он сидит на сахарнице и болтает ногами, широко улыбаясь и жмурясь, когда Чонгук замечает это. Человек бы затискал его сейчас, если бы тот не был таким крошечным, отчего даже в руки брать боязно, лишь бы не навредить. Но он все равно треплет его пальцем по макушке, лохматя волосы еще сильнее. — Если бы увидела хозяйка, то, наверное, убила бы нас, — Чонгук вздыхает и смотрит на отрицательного мотающего головой Юнги, который тыкает в него пальцем. — Что? Меня бы только убила? Ну спасибо. Оказывается, что чужой улыбке он может простить даже такие крошечные как он сам издевки. Принимаясь намывать посуду, пока тесто отдыхает в холодильнике, Чонгук погружается в свои мысли, задумчиво следя за мыльной губкой в своих руках и хмуря брови. Но долго поразмышлять не получается, слева что-то начинает копошиться и под удивленный выдох Чонгука падать, едва не разбиваясь об пол, пойманное в полете. Юнги пытался взобраться повыше по мокрой посуде, чуть не опрокинув ее. Он виновато трет шею и становится рядом, не пытаясь больше никуда забраться. — Пять минут без внимания и уже заскучал? — Чонгук поддразнивающее улыбается, но Юнги, на удивление, честно кивает. — Рассказать что-нибудь? Юнги усиленно кивает снова, делая шаг ближе, а потом и вовсе оббегает раковину, чтобы забраться повыше на стоящий рядом чайник. Он устраивается поудобней, готовый слушать, и на вопрос «о чем рассказать?» обводит дом руками и указывает на Чонгука. — Почему я здесь? О, ну знаешь, учусь отдыхать в одиночку, — Чонгук хмыкает, опуская взгляд на посуду. — Раньше с друзьями выбирались куда-то на праздники, а сейчас у всех отношения: кто с парой отмечает, кто с семьей. Даже мои родители уехали в путешествие! А я вот, — Чонгук поднимает намыленную миску и кивает на нее. — Готовлю тут с крохой печеньки. Юнги серьезно всматривается в его лицо, слегка наклоняя голову. — Не смотри на меня так, — Чонгук брызгается водой, отчего Юнги старается безуспешно прикрыться. — Я не чувствую себя одиноко! Знаешь как долго я хотел отдохнуть в этом доме? Он же невероятно уютный! А у меня не так много возможностей вот так заниматься всякими мелочами для себя. Чонгук домывает посуду, убирая все по местам, пока Юнги задумчиво наблюдает за его действиями. Он немного болтает ногами, прежде чем спрыгнуть с чайника и подойти к самому краю столешницы, куда облокачивается Чонгук, сверяясь со временем. Скоро пора доставать тесто. Юнги немного медлит, потирая ладони, а потом прижимается к Чонгуку всем собой, немного утопая в его домашней кофте. Над ним раздается удивленный выдох и большая ладонь слегка прижимает его к себе. — Милашка, — шепчет Чонгук и улыбается. Они вместе возвращаются к приготовлению печенья, доставая остывшее тесто из холодильника. Голову заполняют приятные мысли, отчего Чонгук начинает негромко подпевать песням, раскатывая тесто. Юнги не отстает, таская за собой формочки для печенья, чтобы Чонгук вдавливал их в тесто и вытаскивал для него. Вокруг звездочек и сердечек появляется много маленьких следов от крошечных ботинок. Спустя время кухня наполняется приятным запахом имбиря и специй, делая общую атмосферу еще более уютной и домашней, будто Чонгук и вправду живет в этом доме. Все печальные мысли об одиночестве и разбитом снежном шаре уходят куда-то на второй план, не мешая зарождающейся сказке в преддверии праздника. Даже Юнги больше не выглядит недовольным, а наоборот смягчается, становясь очень трогательной липучкой, жадной до внимания. Печенье получается в меру пряным и очень вкусным.•••
Весь день пролетает за готовкой, разговорами обо всем и ни о чем одновременно, а также за приятной музыкой, которую Юнги начинает включать наугад, просто потоптавшись на чужом телефоне. К тому времени, как они заканчивают, начинает идти пышный снег, большими хлопьями облепляя окно. На улице темным-темно и благодаря этому ставится видно яркие звезды. — До Рождества еще пару часов, прогуляемся? — Чонгук хоть и задает вопрос, но сразу же начинает одеваться, не дожидаясь ответа от Юнги. Тот только успевает уворачиваться от летящей на него кофты. Во дворе намело сугробов, куда тут же мчится Чонгук, поскальзываясь на самом пороге и чуть ли не падая со ступенек, быстро хватаясь за перила. Он хохочет со своей неуклюжести, замечая недоуменный взгляд Юнги, который только успел выскользнуть в закрывающуюся дверь. Он выглядит точно также, как и раньше, только его черный костюм стал сероват от осевшей на нем муки. Ему совсем не холодно, да и другой одежды у него нет. Он утопает своими лакированными ботинками в снегу на пороге, протягивая Чонгуку руку. Подхватив кроху на руки, Чонгук в два шага спрыгивает со ступенек, тут же падая спиной в наметенный сугроб. Снег от падения поднимается над ними, медленно опускаясь и запорашивая одежду. Снежинки мокро касаются лица, тут же тая, от чего Чонгук ежится и довольно вздыхает. Юнги копошится в его руках и карабкается выше, чтобы улечься в шарф. — Смотри, Большая Медведица, — Чонгук рисует в воздухе ковш, соединяя яркие звезды между собой. — Давно я не видел такой красоты. На темном небе россыпь ярких звезд, раскрывающихся все больше, чем дольше смотришь на них. Чонгуку даже моргать не хочется, чтобы эта красивая картинка не пропала. В городе такого, к сожалению, не увидишь. Он внимательно всматривается в темное небо, замечая каждую новую звезду и различая созвездия. — Созвездие Ориона, — вырисовывая в воздухе узоры, Чонгук делится своими познаниями с Юнги о звездном небе. — Видишь эти три ярких звезды? Это его пояс. Его проще всего определить. Юнги внимательно следит за движением чужой руки, стараясь понять о чем ему так старательно рассказывают. С его места небо кажется еще более бескрайним и глубоким, а звезды — маленькими, но яркими прожекторами, освещающими землю. Он перевод взгляд на Чонгука, замечая, как светятся чужие глаза не хуже любого созвездия. Если бы Юнги мог, то посвятил бы ему балладу прямо сейчас. — Тебе же не холодно? Я готов лежать здесь все праздники, — Чонгук довольно потягивается и расслабляется, но открывает глаза от крошечного похлопывания по щеке. Юнги хмурится и качает головой, отчего Чонгук хихикает, плотнее кутаясь в свой шарф. — Что? Нельзя? — и снова смеется, находя Юнги и накрывая его ладонью. — Спасибо, что ты здесь. Возможно, он немного соврал, когда говорил, что ему совсем не одиноко. Было ли это сознательно или он сам пытался убедить себя в этом, чтобы не было так грустно, — Чонгук до конца не понимал. Но знал одно наверняка — сейчас он чувствовал себя спокойно и комфортно, а появление крошечного человечка скрасило его пребывание здесь. Скорее всего он бы провалялся в кровати все праздники, смотря фильмы и играя в игры, а потом уехал домой, возвращаясь к привычной рутине. Сейчас же уезжать не хотелось. — Смотри! — Чонгук резко указывает пальцем в небо, отчего Юнги неуклюже валится набок, касаясь всем собой его щеки. — Звезда упала. Надеюсь, что ты успел загадать желание. Про новый шарик, да? Свое он не озвучивает. Счет времени перестает иметь смысл, пока они лежат под раскидистым звездным небом, даже когда холодный ветер щиплет щеки, а снег под ними становится не таким мягким, как был. Чонгук с таким же восторгом ловит взглядом все новые созвездия, называя каждое, а Юнги восторженно следит за его рукой, кажется, впервые в жизни наблюдая такую картину. В его шарике самым привычным был снег и пианино, а звезды — никогда. Только внутренние часы и незнакомое чувство дают Юнги понять, что пора закругляться, иначе они проведут весь праздник в сугробе. И если Чонгук выглядит как тот, кто совсем не против, то вот малыш из снежного шара совсем не желает человеку оставаться в таком положении, особенно, когда они приготовили так много всего к рождественскому столу. Потянув шарф на себя, Юнги пытается поднять человека, немного скользя своими ботинками по чужой теплой куртке. Чонгук умиляется с его попыток, стараясь не разулыбаться, и плотно сжимает губы. — Давай еще немного полежим? — Чонгук накрывает его ладонью и подносит к своему лицу, прижимаясь к нему щекой. — Я боюсь, что сказка закончится. Юнги прикрывает глаза, касаясь чужой щеки, и расслабляется, хоть ничего и не весит. Чонгук не шевелится, смотря в глубокое темное небо и ловя взглядом каждую вспыхнувшую звезду. Их немного засыпает снегом от внезапного порыва ветра со стороны леса, но Чонгук только морщит нос от быстро таивших на лице снежинок. Ему почти не холодно и определенно точно хорошо.•••
Дверь захлопывается сильнее, чем планировалось, отчего с козырька крыши съезжает снег, падая ровным небольшим сугробом у ступенек. Чонгук проворачивает ключ в замке и убирает в карман, разворачиваясь и вдыхая свежий зимний воздух полной грудью. Полуденное солнце касается макушку деревьев, отражаясь в снегу, отчего глаза немного слепит. Легким ветром с ветвей сдувает снежинки. Как-то даже грустно уезжать из этой зимней сказки и возвращаться в привычный шумный город. Праздничные дни прошли быстро и незаметно, оставляя после себя приятное послевкусие и желание задержаться подольше. Только вот чувство, что он что-то забыл, не отпускало, заставляя хвататься за ручку дверь и не двигаться дальше, будто дом на хотел его отпускать. Здесь он провел чудесное время. В памяти мелькает большой снежный шар с черным пианино внутри, который неизменно встречал его над камином, когда Чонгук каждый день после Рождества плюхался на диван, собираясь заняться ничегонеделанием или раскрасневшийся возвращался с улицы, желая скорее отогреться. С каждым взглядом на шар Чонгук задавался вопросом, всегда ли он выглядел так, как он его видит сейчас, но ничего не менялось. Черное пианино покрывали хлопья искусственного снега неизменно каждый раз, когда его трясли. Чонгук спрыгивает с последних ступенек, подтягивая рюкзак за плечами, и последний раз бросает взгляд на дом, который будто вышел из его фантазий о красивом и спокойном отдыхе. Ему еще нужно сдать ключи на охране территории и не опоздать на поезд. Облокотившись на окно, Чонгук незаинтересованно наблюдает, как к поездку добегают последние пассажиры, катя за собой чемоданы. Он прибыл достаточно рано, чтобы ждать внутри, оставляя за пределами легкое чувство разочарования о минувших праздниках. В руках он лениво крутит провода наушников, не зная, как они так запутались, и почему он не зарядил беспроводные раньше. — Вы уронили, — раздается негромкий голос рядом и на широкой ладони ему протягивают очень маленький снежный шарик, с крошечным черным пианино внутри. Чонгук резко вскидывает голову, встречаясь с темным взглядом, кажущимся отдаленно знакомым. Невысокий парень вкладывает в его ладонь шар и садится рядом, устраиваясь поудобней. — Мы раньше нигде не встречались? — Чонгук не сводит с незнакомца взгляда, осторожно сжимая в руках отданное украшение, будто оно может исчезнуть. — Кто знает, — пожимает плечами попутчик и улыбается уголками губ, что делает его лицо очень мягким. Чонгук теряется, не зная, что еще сказать. Незнакомец протягивает руку. — Мин Юнги. — Чон Чонгук, — отвечает с задержкой, пожимая чужую ладонь чуть сильнее нужного. — Приятно познакомиться. Поезд медленно трогается, все дальше и дальше оставляя позади ту зимнюю сказку и красивый домик в лесу, где Чонгук встретил что-то (или кого-то) новое в это Рождество. За окном постепенно начинается снегопад, крупными хлопьями то пролетая мимо, то цепляясь за стекло. Чонгук растеряно смотрит на крошечный снежный шарик в своих руках, встряхивая пару раз, и задумывается, что кого-то там все же не хватает. Парень рядом на него совсем не смотрит, но отчего-то кажется, что все равно следит за каждым его движением, не шевелясь. Чонгуку требуется еще немного времени, прежде чем отвести взгляд от черного пианино в своих руках и мазнуть взглядом по окну, замечая крупные хлопья снега. Воспоминания тают как снежинки, оставляя лишь приятное чувство в груди, за которое так и хочется хвататься, чтобы не упустить. Чонгук наконец приходит к согласию с самим с собой и поворачивается к Юнги, заглядывая в глаза. — Вы случайно не пианист? Чужая улыбка отзывается в груди чем-то родным. А желание, загаданное на упавшую звезду, кажется сбывается.