Маковое поле

Нет ничего полезнее, чем остаться наедине с собой и прогуляться. Иногда Ллойду это было необходимо. Сенсей Ву потребовал выделить прогулки в одиночестве в отдельную привычку, чем Гармадон активно занимался. Хотя ему и не очень нравилось оставаться с самим собой. Это всегда сводилось к тому, что его начинали грызть тревожные мысли, которые усиливались с каждой секундой. Но сенсею он никогда об этом не говорил, а даже если бы сказал, то Ву непременно бы не принял это во внимание, а сказал бы, что такие мелочи, как страх перед мыслями, не должны останавливать зелёного ниндзя. Ллойд вообще чувствовал себя так, будто он и не человек вовсе. Кажется, будто все вокруг видят в нём только титул зелёного ниндзя, а он всё пытался докричаться: «Ну посмотрите же на меня! Вот он я! Я не просто герой из пророчества, я человек! Я ребёнок!» Сегодняшняя прогулка состоялась на маковом поле. Гармадон затаил дыхание. Он никогда раньше не бывал на маковых полях. Цветы такие яркие, насыщенные, словно с детской раскраски. Юноша опускает голову вниз. Маки под ногами смотрят чёрной сердцевиной, как пытливые дети. Ллойд вбирает полную грудь воздуха и делает шаги. Продвигается вперёд, по бескрайней глади и ничего, кроме маков, не видно даже далеко за горизонтом. Красные пятна цветов рябеют на фоне неба, похожие на жирные мазки на картинах Ван Гога. Яркое, красочное поле заметно отличается от спокойных размеренных пейзажей Ниндзяго, которые, как правило, наполнены пастельными тонами. Как будто это два совершенно разных измерения. Чем дальше Ллойд заходил, тем сильнее становилось ощущение оторванности и ухода от реальности. Он шёл в глубину сознания. Интересно, как часто на это поле приходят одинокие дети? Оглядываясь на цветы, Ллойд думал о том, что они взросли на похоронённых детских мечтах. Красное полотно, сшитое из чужих тихих откровений, отпущенных в никуда. На Ллойда тоже найдётся свой мак. Гармадон оглянулся назад. Ничего. Такое же бесконечное красное пятно. Он вздыхает и отворачивается. Он продвигается аккуратно, сосредоточившись на том, чтобы не наступить ни на один цветок. Это было бы равносильно убийству невинного человека. Нет, не просто человека. Ребёнка. Убийство мака означает убийство ребёнка. Ллойд всегда был сторонником того, что детей нужно защищать в первую очередь. Ему самому пришлось так рано повзрослеть. Он как никто другой понимает, что отнять детство — просто зверство. Эти маленькие люди даже толком не знают, что такое настоящая жизнь. Даже мальчишки в тёмной школе, какими бы они ни были, вполне себе обычные дети, которые тоже о чём-то мечтали, им тоже снились добрые сны и они тоже любили играть в мячик. Как можно разом взять и забрать у них мечты, игры, улыбки? Невозможно… Но иногда это случается в силу обстоятельств… Например, когда ты зелёный ниндзя и, следуя пророчеству, тебе нужно одолеть отца. Ох, отец… Ллойд никогда не был с ним достаточно близок. В детстве отец был примером для подражания и Ллойд был уверен, что станет таким же. Но чем взрослее он становился, тем больше понимал, что этому не суждено было сбыться и ему потребовалось отказаться от своего «героя». Родители всегда были больной темой для юного Гармадона. Он никогда не понимал, почему они так поступили с ним. Даже матушке он мешался, раз она оставила его по такой глупой причине. Ллойд, конечно, принял её, но мысль о том, что она ушла всего лишь, чтобы изучать пророчество, била под дых и выбивала последний воздух из лёгких. Он не считал это веской причиной для того, чтобы отдавать своего сына в интернат и годами не навещать его. Это вызывало у него приступы детской злости, которая перетекала в слёзы, обильно льющиеся по щекам. Неужели она не любила его? Ллойд пытался думать «по-взрослому» на эту тему, пытался уверить себя в том, что маме так нужно было, что мама не могла поступить по-другому, что если бы у мамы была возможность, то она непременно бы ею воспользовалась. Но маленький одинокий мальчик внутри кричал о несправедливости. «Это нечестно!» вопил он из глубины, но Ллойд закрывал уши и зажмуривал глаза, чтобы игнорировать визги и слезливые мольбы. Мама могла поступить по-другому. Но не стала. Ллойд понуро опускает голову и медленно опускается на землю. Красные головки маков мягко и плавно покачиваются, пытаются успокаивающе гладить его. Юноша прячет лицо в ладонях и трёт глаза. Потом он ложится на землю и раскидывает руки в стороны. Открывает глаза. Кишмя цветов, от глухих зелёных стеблей до нежной голубой выси, мельтешащими пятнами пестреет в глазах. Они такие же яркие и внезапные, как все события в жизни зелёного ниндзя. «Прошлое не вернуть, но будущее в наших руках» — говорил сенсей, но Ллойд терпеть не может эту фразу. Это горькая правда, которая отдаёт кислятиной на языке. Прошлое хочется изменить! Столько всего хочется исправить, предотвратить или сделать то, чего не сделал! Какой толк в будущем, если одна роковая ошибка может стоить тебе всего и ты не сможешь её исправить? Ллойд закрывает глаза и беспокойно жмурится, стараясь прогнать мысли прочь и опустошить голову. Но чем больше он думал ни о чём, тем больше ярких образов появлялось в голове. Он винил себя во всём, что происходило в Ниндзяго. Все эти яркие образы, краски, пролетающие с бешеной скоростью события — всё это его рук дело. Как будто Ллойд был виновен в том, что не родился на несколько десятилетий раньше и не изменил всю историю Ниндзяго. Головой он понимал, что не может отмыть грехи прошлого, но избавиться от тяжёлого чувства, придавливающего его к земле, не мог. Это было выше его сил. Он как будто ехал в машине без тормозов на высокой скорости. Он мог врезаться в любую секунду, а эта авария означала, что будут и другие жертвы, помимо Ллойда. Тяжело чувствовать, что у тебя нет права на ошибку. Ллойд снова закрывает лицо руками, как будто это может защитить от нападка тревожных мыслей и успокоить. Но ничего из этого не происходило. Ллойд хотел встать и убежать отсюда, потому что он знал, что он на самом деле слабак. Он раскрыл свою внутреннюю силу, победил десятки злодеев, но ему не хватает духа, чтобы предстать перед самим собой. Каждая попытка оборачивается бегством. Это всё было похоже на момент из сна, когда стоишь перед дверью, за которой таится что-то недоброе, тревожное, плохое, и стоит тебе только приоткрыть дверь, как невидимый зверь подставит колено, чтобы пробраться в твою крепость. Как будто ручка двери могла обжечь. Как будто если открыть — всё взорвётся или исчезнет. Юный Гармадон не чувствовал себя готовым к этому. И как бы он не старался, не мог даже близко понять весь тот бардак, что творился в его собственной голове. Он давил из себя взрослого, хотя совсем им не являлся. Ну почему, почему всё должно было сложиться именно так? Он хотел быть маленьким мальчиком, который неспеша взрослеет, постепенно выходя из скорлупы. Нельзя было просто взять и забросить его в самое пекло. Это всё так нечестно… Над ним кто-то нависает. Ллойд открывает глаза и его взору предстаёт она: маленькая детская фигура, тенью нависающая над ним. Мальчик тёмный на фоне сумеречного неба. Когда успел настать вечер? Когда облака стали такими воздушными и розовыми, как клубничные сливки? Гармадон молчит, тупо уставившись в большие настырные глаза напротив. Два изумрудных глаза смотрят в ответ и прожигают в нём дырку. — Ты… Ты чего так смотришь…? — в голове не возникает вопросов «что» да «почему» когда Ллойд задаёт вопрос своей же детской версии. На секунду он ощутил себя так, словно последние несколько столетий был нем и вдруг его голос прорезался. Это было что-то непривычное. Мальчик ничего не ответил, а только выпрямился и стал удаляться. Ллойд не сразу сообразил, но мотнув головой, он наконец вскочил, отряхнулся и потопал за ним. Мальчик встал посреди поля и задрал голову к небу. Он что-то разглядывал среди звёзд. Что там было написано Ллойд, увы, не в силах был разгадать. Он, кажется, догадывается: маленький Ллойд втихую говорит со звёздами, выискивая в их бесконечно холодном и далёком свете собеседника. Точно… Сколько раз он так делал, когда жил в интернате? Когда он засыпал на своей дальней койке, которую только что очистил от тараканов, подложеных ему соседями по комнате, то смотрел в маленькое окошко наверху и безмолвно старался дозваться до кого-то наверху. Словно посылал сигнал SOS в далёкие галактики и был уверен, что звезда поймает этот отчаянный зов и обратит взор именно к нему. Точно… Как он мог забыть…? — Ты их бросил и больше не разговариваешь с ними. — внезапно отозвался мальчик, словно подхватив мысль своей взрослой версии. Он говорил то ли с грустью, то ли с презрением. Он опустил голову и покосился в сторону собеседника, тем самым несколько обескуражив взрослого зелёного ниндзя. — Я… Просто очень быстро устаю. Рано ложусь, рано встаю. Ты же должен понимать. — глухо отозвался Ллойд, потирая шею и несколько сгибаясь. Но мальчик прищурился, словно изучая, и выпалил: — Ложь. Да тебе просто страшно. — его тон звучал обиженно и как будто озлобленно. Он скрестил руки на груди и уставился исподлобья на взрослого себя. Ллойд чувствует укор совести. — Нет, мне не страшно… Я правда очень устаю и просто ложусь спать. — резко возразил он и отвернулся от младшего, на что тот фыркнул. — Не ври хотя бы мне, Ллойд. Ведь я это ты. Никто не знает тебя лучше меня. — мальчик поджимает губы, — Ты не хочешь, потому что тебе страшно, что начни ты открываться им как раньше, то снова столкнёшься с самим собой. Ты боишься напороться на осознание всех твоих ошибок, поэтому закрываешь глаза и заставляешь себя стремительно заснуть. Ты трус и подлец! — младший раздражённо топает ногой. Гармадона слова поражают в грудь тупым ржавым ножом. Его порицает мальчишка… Не просто мальчишка, он сам! Маленькое невинное создание с белой макушкой, которое презрительно заглядывает в самую душу на грани вырвать её взглядом. Ллойд не находит что сказать. Все слова застревают в горле, скапливаясь огромным комом бесформенных предложений, оправданий и нелепых попыток сказать что-то дельное. Неугомонный мальчишка продолжает тараторить: — А ещё ты слабак! И близко не достоин быть тем, кем стал! Ты слабохарактерный мальчишка, неспособный защитить себя и почему-то постоянно надеешься, что кто-то может сделать это за тебя! Долго ты планируешь прятаться за спинами тех пятерых ниндзя, которые постоянно прикрывают тебя, не в состоянии сделать им что-то взамен? Ты уже не ребёнок, а значит пора вылазить из грёбанной скорлупы! Ты даже сейчас отказываешься меня слушать и принимать то, что я говорю, потому что я говорю тебе правду, а она тебе не нравится! — Хватит. — робко возражает старший, чувствуя, как колени его подкашиваться, а в горле начинает бешено клокотать. — А ещё ты предал папу! Он бы никогда не обрадовался тому, во что ты превратился, Ллойд Монтгомери Гармадон! Ты ужасный сын, бездарный друг и совершенно никчёмный герой, который не оправдывает моих ожиданий. Ты не взрослый, ты капризный ребёнок в теле взрослого. И ты не тот герой из комиксов, которым я так грезил стать. Не этот герой давал мне надежду и не этот герой подарил мне веру в себя… Ты предал меня, Ллойд… Ллойд не выдерживает и выкрикивает: — Хватит! — слово ударной волной прокатывается в груди, взрывается в сумрачном воздухе поля и растворяется в никуда, как искорка. Ллойд чувствует, как по щекам у него обильно текут слёзы. Их так много, что они не находят себе место в глазах и выливаются, как из кипящего котла, текут вниз к подбородку, там скапливаются и падают на землю крупными каплями. Он только что полил свой будущий мак. Гармадон падает на колени и хватает мальчишку за руки. В его больших ладонях эти небольшие ладошки тонут и захлёбываются. Ллойд крепко-крепко стискивает их и утыкается в них лбом. Содрогаясь от рыданий, он прижимает к груди сжатые ладошки и моляще смотрит вверх, туда, где его же юное лицо смотрит на него, вызывая горькое чувство вины и стыда. С губ Ллойда слетают сотни тысяч извинений. Каждое послано в слепой надежде заглушить непримиримые страдания и заставить это маленькое существо раз и навсегда простить его и отпустить. Грудь щемит от боли, как будто Ллойд зажат в кольцо, которое постепенно сжимается на рёбрах и пытается задушить его. Ллойд жмурится и громко, долго рыдает и кричит. Он чувствует, что мальчик перед ним сдерживает слёзы. — Ты никогда не повзрослеешь. — тихо отвечает он и опускает глаза в землю, пряча от старшего взор. Резкий вдох наполняет лёгкие кислородом. Ллойд широко распахивает глаза. Он осматривается по сторонам: он всё ещё лежит на земле, окружённый барьером из маков. Маленького Ллойда около него нет. Сгущаются сумерки. Ллойд притрагивается к своему лицу и понимает, что щёки его влажные от слёз. Он выдыхает и поджимает губы. Потом прикрывает глаза и позволяет себе смиренно заплакать снова от осознания того, что он только что увидел в очевидном сне. Он никогда себя не простит.