Помощница Санты

Новогодняя вечеринка была в самом разгаре: в кафе у Базза собралась, казалось, вся молодёжь Санта-Барбары, все веселились до упаду, шампанское лилось рекой, музыка заводила и не давала долго сидеть на месте. Маленькое кафе преобразилось благодаря большому количеству красоток, радовавших глаза молодых парней и наслаждающихся эффектом, который они на всех производили. Всюду летала мишура, светились гирлянды, порхали блёстки. А ди-джей пребывал как будто в состоянии аффекта, ни на минуту не останавливая свой праздничный сет. Мэйсон и Дженис органично вписались во всеобщую атмосферу праздника и выглядели весьма довольными. Конечно, Мэйсону для этого пришлось опрокинуть в себя не один бокал шампанского, и это было уже заметно: его периодически покачивало при ходьбе, галстук небрежно болтался на груди, а многословие достигло своей высшей степени. Дженис то и дело пыталась закрыть ему рот, увлекая за собой в энергичном танце, но он неумолимо переходил на медленный, заключая девушку в крепкие объятия. Это выглядело забавно на фоне ритмично дёргающейся под диско-музыку толпы. Мэйсон не однократно пытался поцеловать Дженис в губы, но она всякий раз ловко уворачивалась и продолжала танцевать, демонстрируя заворожённому спутнику всю грациозность своей сногсшибательной фигуры. Мэйсон не отрываясь смотрел на неё и старательно пытался отогнать от себя, буквально вырвать с корнем из сердца воспоминания о другом танце – в газебо, при свете серебристой луны, и в кабинете отца, под звуки старой пластинки и беснующейся грозы. Он думал, что такая эффектная девушка, как Дженис, роковая красотка, привлекающая всеобщие взгляды и превосходящая всех присутствующих девушек своей модельной внешностью, искрящимися глазами, потрясающей причёской и ярким цветом помады, затмит образ, который не давал ему спокойно жить вот уже несколько месяцев. Он преследовал его повсюду: наяву и во сне, за работой, мерещился в стакане с виски, складывался из множества звёзд на небе или из бликов лунного света на океанской глади. Он пленял и мучил одновременно, успокаивал и бередил, притягивал и гнал от себя. И эта пытка стала нескончаемой и мучительной, как тупая, ноющая боль, – в тот день, когда та, о ком он мечтал, ушла, когда отвергла его. Навсегда. Это страшное слово теперь только стало действительно страшным для него. Многое он начал переосмысливать с тех самых пор, когда она вошла в его жизнь и своею нежной, изящной рукой забрала его сердце, сама того не желая. Он был без ума от неё даже сейчас, когда понял, что она не будет с ним никогда, сейчас даже сильнее, чем когда-либо. Ничего и никого в своей жизни не хотел он так сильно, так безоглядно, как её – такую скромную, милую, хрупкую и невероятно красивую, прежде всего, внутренне, а оттого безумно привлекательную, непохожую ни на кого, словно не от мира сего. К тридцати годам ему не довелось испытать ничего хотя бы отдалённо похожего на то чувство, которое она пробудила в нём. Она шокировала его своею простотой и естественностью, словно заставила остановиться в этой бешеной скачке жизни и обратить внимание на самое главное. Затёртое в прах слово «любовь» предстало перед ним во всей своей первозданной, истинной красоте, и только с ней, с его Мэри, теперь навсегда сплелось оно в единое целое, и ничего он уже не мог с этим поделать. Поэтому, как бы он ни сопротивлялся, как бы ни проклинал себя, сейчас, в этом пьяном угаре праздничной ночи, он думал только о ней. И смиренно принимал эту боль, навечно поселившуюся в сердце и съедающую его ежесекундно. – Мэйсон, ну что же ты! Иди сюда. Неужели ты уже выдохся?! Вечеринка в самом разгаре! – неугомонная Дженис протягивала к нему руки, приглашая его на танцпол. А он не двигался с места, устало улыбаясь ей в ответ и не забывая сокращать количество горячительного напитка в стакане. Как в старые добрые времена, ему хотелось напиться до состояния полной эйфории и забытья, чтобы всё вокруг утратило свои реалистические черты и превратилось в нечто эфемерное и фантастически нереальное, когда всё и все перестают быть самими собой, а безрассудное состояние позволяет делать и видеть то, что хочется. Не особо твёрдо держась на ногах, которые то и дело подкашивались, он приблизился к Дженис и снова попытался увлечь её в медленном танце. И тут, как по мановению волшебной палочки, ди-джей включил подходящую для этого композицию. Надрывно звучал саксофон в песне Джорджа Майкла «Careless Whisper» и вызывал острое чувство тоски по утраченной любви: I'm never gonna dance again, guilty feet have got no rhythm. Though it's easy to pretend, I know you're not a fool. I should have known better than to cheat a friend And waste a chance that I'd been given. So I'm never gonna dance again the way I danced with you… «Никогда не буду танцевать так, как я танцевал с тобой…упустил шанс, который был мне дан…» Да, именно, упустил шанс, и нет уже надежды на то, чтобы всё вернуть, вернуть её, снова любить и дышать полной грудью. «Нет в правде утешения, боль – это всё, что ты найдёшь». Мэйсон положил голову на плечо Дженис, крепче сжал её в объятиях и закрыл глаза. Они двигались в такт музыке, каждый находя в словах песни что-то своё, о чём никогда бы не заговорили с кем бы то ни было. На Мэйсона накатила очередная волна дурноты, когда в голове возникла картина того чёрного дня, когда перед Мэри открылась правда о его связи с Джиной, и он в миллионный раз проклял себя за то, что однажды связался с ней, позволил подойти так близко к нему и в конце концов сломать ему жизнь. «Как можно было так облажаться тебе, крутому юристу, с богатым жизненным опытом, взращённому в гнезде СиСи Кэпвелла! Так увлёкся гонкой за призрачным успехом, что не заметил, как потерял самое ценное в жизни…Мэри…простишь ли ты меня когда-нибудь?! Поверишь ли в то, как сильно я люблю тебя? Я и сам не верю…Не верю, что нас больше ничего не связывает. Не верю, что больше никогда не согреет меня твоя неземная улыбка, а твои нежные любящие руки не прикоснутся к моему лицу, не обнимут меня. Мэри…прости меня! Прости…Мэри…» – Мэйсон! Ты что? – Дженис внимательно смотрела на него, прервав их танец. Он поднял голову и непонимающе уставился на неё. – А что? – Ты назвал имя Мэри. Он помрачнел ещё больше и опустил голову. – Прости… – Ничего. Я всё понимаю. Тебе тяжело без неё – особенно сейчас. Он молчал, не поднимая головы, чтобы не позволить слезам прорваться наружу. Он ненавидел такие моменты, когда ему нечего было сказать, но никакие слова не смогли бы выразить того, что творилось сейчас в его душе. Ненавидел себя. Дженис тоже молчала, с сочувствием смотря на Мэйсона, и вдруг предложила: – Хочешь, уедем отсюда? Он поднял на неё глаза, и ей стало не по себе от того, что она в них увидела. Ей страстно захотелось сделать что угодно, лишь бы больше никогда не видеть этих искажённых болью и отчаянием глаз. Самый страшный грех – это уныние, и в этот момент она понимала – почему. Но что она могла сделать? Как утешить Мэйсона? Как вернуть блеск этим красивым тёмным глазам? Они могли бы сейчас поехать к ней и там вести задушевные беседы, даже заняться сексом, как это уже делали неоднократно, но вряд ли Мэйсону это помогло бы. Она понимала, что ничто и никто не может отвлечь его от мыслей о Мэри. Никогда в жизни она не встречала мужчину, способного так любить и невероятно страдающего от разлуки с любимой. У неё сжималось сердце от сознания того, что до сих пор она не нашла такую же сильную, настоящую любовь. Все толки и разговоры, которые ходили о Мэйсоне, настолько разнились с тем, какой он на самом деле, что поначалу ей было трудно поверить в искренность его чувств к Мэри. Но только их разрыв, как лакмус, проявил истинное отношение Мэйсона к Мэри. Он раскрылся с другой стороны, впрочем, это и была та самая суть его натуры, которую он старательно скрывал долгие годы, та правда, которую знали о нём далеко не все. Знала Мэри, знает она, Дженис. И раз уж он доверился ей, раз считает её своим другом, именно поэтому она должна ему помочь. Пока она не знала как, но она что-нибудь придумает. Мэйсон развёл руками, давая понять, что ему всё равно, оставаться здесь или уехать. – Выпьем? Вечер слишком хорош, чтобы заканчиваться так быстро. И, с трудом передвигая ноги, он направился к барной стойке. Дженис кинулась за ним и перехватила в метре от его цели. – Милый, мне кажется, с тебя уже хватит. Лучше пойдём. – Дорогая, ты так заботишься обо мне, что мне неловко. Я этого не заслужил. Оставь меня здесь – мне здесь самое место. Дженис закинула его руку себе на плечо и обхватила за талию, двигаясь вместе с ним к выходу. Мэйсон упёрся и остановился на месте как вскопанный. – О непокорная, смирись и не возражай. Сегодня праздник, и я хочу захлебнуться в этом дьявольском веселье. И пусть каждый получит по заслугам. Он театрально взмахнул рукой и изобразил удар молотка, означающий начало оглашения судебного приговора. Дженис снисходительно улыбнулась и снова принялась двигать Мэйсона к выходу. – Мэйсон, ты ведь не отпустишь бедную девушку одну на улицу, где полно пьяных мужиков, разгорячённых, как ты говоришь, дьявольским весельем?! Мэйсон серьёзно посмотрел на неё и, ничего не отвечая, покорно пошёл за ней к выходу. По пути вытащил из кармана брюк горсть конфетти и развеял их над собой и Дженис. В машине его окончательно развезло, и он почти сразу отключился, как только коснулся затылком подголовника сиденья. Если бы он не пристегнулся ремнём безопасности, точно навалился бы на сидящую за рулём Дженис и помешал бы вести машину. Он выглядел таким милым, повиснув на ремне и склонив голову к груди. Если не знать о том пути, какой он прошёл до сего момента. Поэтому Дженис с грустной улыбкой подняла его голову и расположила её на подголовнике так, чтобы Мэйсону было удобнее спать. Сама же намеревалась отвезти его в дом отца. На улицах было непривычно пусто для праздничной ночи – кульминация праздника уже миновала, и всеобщая эйфория начала рассеиваться. Лишь иногда кое-где мелькали одинокие фигуры гуляк или парочки влюблённых, не замечающих времени. Глядя на них, Дженис улыбалась и думала о том, как хорошо проводить такие ночи, да и другие тоже, не в одиночестве. Вот мелькнули огни клиники на Фигаро-стрит, и Дженис вспомнила, что там работает Мэри. И судя по светящимся окнам, она должна быть сейчас на работе. «Что может быть хуже, чем работать в новогоднюю ночь!» – подумала Дженис и повернула в переулок, ведущий к клинике. В её светлой голове возникла гениальная идея. Остановив машину недалеко от входа в клинику, она вышла и принялась за нелёгкое дело – извлекать почти бездыханное тело пьяного Мэйсона из кабины авто. Она старалась делать это как можно тише, ведь быть замеченной здесь кем бы то ни было, особенно Мэри, в её планы не входило. Мэйсон зашевелился в ответ на поползновения Дженис вытащить его, но полностью прийти в сознание он пока был не способен. Он недовольно сопел, не желая возвращаться из мира грёз в опостылевшую реальность, капризно отмахивался от Дженис, мыча что-то себе под нос, но несмотря на его сопротивление, ей удалось извлечь эту махину из салона и даже довести до ближайшей ко входу в клинику лавочки. Там она и оставила его лежать ничком, что его полностью устроило – подобрав свои длинные ноги под себя и по-детски подсунув ладони себе под щёку, он удовлетворённо вздохнул и снова заснул. Дженис посмотрела на него, подумала и, сходив к машине, принесла оттуда тёплый плед, чтобы накрыть им Мэйсона. Почувствовав тепло, он довольно причмокнул губами и, ещё удобнее устроился на своём жёстком ложе. Дженис беззвучно засмеялась и на цыпочках вернулась к машине и уехала. Через пару кварталов она нашла телефонную будку и набрала номер клиники на Фигаро-стрит. Когда обнаружит Мэри Мэйсона, неизвестно, так что лучше будет предупредить её. К счастью, трубку взяла Мэри, и Дженис нарочито торопливо рассказала выдуманную ею историю о том, как Мэйсон после вечеринки выразил желание увидеть Мэри и как неожиданно он после этого пропал, что она сбилась с ног, ища его повсюду, что очень беспокоится и что хотела узнать у неё, не приехал ли он к ней. Мэри поначалу уверяла её, что его нет в клинике, она бы знала об этом, но Дженис не унималась, просила посмотреть, нет ли его где-нибудь поблизости, иначе она сама отправится на его поиски, а этого ей якобы совсем не хотелось бы делать. Мэри выслушала чириканье девушки и пообещала проверить всё как следует. Оставив трубку рядом с телефоном, она прошлась по коридорам больницы и никого не обнаружила. Однако, проходя мимо входной двери, она услышала странные звуки с улицы – они похожи были на урчание мопеда или на…храп. Она осторожно приблизилась к двери и приложила к ней ухо: так и есть, за дверью кто-то храпел, и с каждой секундой всё громче и выразительнее. Мэри осенила догадка. Господи, неужели…Она распахнула дверь… Мэйсон безмятежно спал, откинув плед и производя такие звуки, которым позавидовал бы двигатель современного автомобиля. Его ноги вытянулись вдоль лавочки, явно не помещаясь на ней, и упёрлись в её боковую сторону, одна рука свисала, а другая покоилась на его груди, прикрывая область сердца, как при произнесении клятвы или присяги. Рубашка выбилась из брюк, несколько верхних пуговиц были расстёгнуты, а галстук разместился на плече хозяина. Как и подобает храпящему, рот у Мэйсона был широко открыт, грудь высоко вздымалась и опускалась. Он спал здоровым сном, который бывает у детей или у пьяниц после очередной попойки. Собственно, последним он сегодня и был. Мэри в состоянии шока смотрела на это зрелище и ничего не понимала. Если верить Дженис, он сам приехал, но как он смог добраться сюда в таком ужасном состоянии?! И почему так и не дошёл до неё? Вырубился на пороге клиники, лишившись последних сил, – в это слабо верилось. Может, ему стало плохо? Но этот кошмарный храп вряд ли является показателем какого-либо недомогания. Дженис! Мэри вспомнила, что она ждёт её у телефона, и кинулась в кабинет. Однако в трубке услышала только короткие гудки – связь оборвалась. Что ж, главное – Мэйсон нашёлся, и теперь нужно было как можно скорее привести его в чувство и отправить домой. Она взяла на всякий случай из шкафчика нашатырный спирт и вернулась к своему ночному гостю на лавочке. Тот всё так же спал и храпел, ничуть не реагируя на прохладу январской ночи и крайне неудобное ложе. Мэри подошла к нему, наклонилась и тронула за плечо. – Мэйсон….Мэйсон, проснись. Мэйсон! Никакой реакции. Тогда она решила будить его более решительно. Легонько толкнув его в бок пару раз и не добившись никакого результата, она в растерянности выпрямилась. «Можно только позавидовать твоему крепкому сну, Мэйсон», – подумала она и подняла почти съехавший на землю плед, на всякий случай накрыла им спящего. Присела на край лавки и посмотрела на лицо Мэйсона, отметив, что даже сейчас он так же красив, как и всегда. Только сдвинутые к переносице брови и растрёпанные волосы придавали его облику строгости и неприкаянности. Она протянула руку и убрала с его лба одну из прядей сбившихся волос. Вдруг он перестал храпеть, заёрзал и глубоко вздохнул. Мэри отдёрнула руку и вскочила, соображая, что сказать ему, когда он проснётся. Но он не проснулся, а, сделав более глубокий вздох, больше похожий на стон, повернулся всем телом к спинке лавочки, оставив взгляду Мэри лишь свою широкую спину. Мэри удивлённо покачала головой. «Ничего себе! И сколько это будет продолжаться, Мэйсон?! Прекрасно мы с тобой проводим новогоднюю ночь, не так ли? Надеюсь, что сегодня ты будешь единственным моим пациентом, иначе что подумают люди, увидев сына СиСи Кэпвелла здесь ночующего на лавочке, как бездомный. Зачем же ты приехал сюда? Уже, наверное, и не вспомнишь, когда проснёшься. Господи, когда ты уже проснёшься!» Она попыталась его перевернуть на спину, но чуть не получила удар локтем в живот – спящий красавец никак не хотел просыпаться. Беспомощно оглядевшись по сторонам, Мэри отправилась в приёмную, чтобы по телефону связаться с кем-нибудь из Кэпвеллов. И тут она услышала, как Мэйсон назвал её имя. Она остолбенела и повернула к нему голову, пока думая, что ей это показалось. – Мэри… Нет, она не ослышалась: он всё ещё лежал к ней спиной, но слова произносил именно он. Вернувшись, она протянула к нему руку, чтобы снова попытаться разбудить его, но не успела дотронуться – Мэйсон заворочался и перевернулся на спину. Глаза пока не могли открыться, но по всему было видно, что процесс пробуждения начался. Он вскинул руку, будто отмахиваясь от чего-то, и жалобно застонал – видимо, начал испытывать дискомфорт от лежания на жёстком. Потихоньку глаза начали, подрагивая веками, открываться, и через лёгкую пелену сна он принялся вглядываться в окружающую его обстановку. Перед ним предстала та, которую он так мечтал увидеть и которую видел только что – во сне. Мэри стояла перед ним, сочувственно и ласково глядя на него, как всегда красивая и излучающая тот тёплый свет, что согревал его раньше, когда они были вместе. «Как же мне тебя не хватает!» Он полностью открыл глаза, сфокусировав взгляд на Мэри, и попытался приподняться, но первая попытка оказалась неудачной – он бессильно опустился на лавочку, ударившись затылком о подлокотник. Резкая боль пронзила голову, и он громко застонал. Ко всем неприятным ощущениям присоединился ещё и озноб как следствие ночной прохлады и предшествующих обильных возлияний. Он поёжился и медленно начал подниматься. Мэри молча смотрела на него. – Мне показалось, что я умер. Как я здесь оказался? Мэри скрестила руки на груди и приняла недовольное выражение лица. – Это я хотела бы у тебя узнать. Мэйсон, как же можно напиваться до такой степени?! Даже в праздник… Он перебил её: – Как видишь, можно. А кому-то даже нужно. Впрочем, кому какое до этого дело… Всё ещё сидя на лавочке, он протёр глаза и запахнул пиджак, оглянулся назад, в сторону парковки, и не обнаружил там ни одной машины. Значит, его привезла сюда Дженис, понял он. Подняв глаза на Мэри, он грустно усмехнулся и сказал: – Хороший же подарочек тебе подкинули на Новый год, не так ли? Мэри так же грустно улыбнулась ему и ответила: – Это точно. Я даже не сразу поверила. Так тебя…подкинули? – Судя по всему. По крайней мере, бросили у порога больницы, а не на помойке. И за то спасибо. Прости, я не хотел пугать тебя…и вообще… – Чего только не было в моей медицинской практике! Неадекватные пациенты, недовольные, буйные, даже вооружённый захват заложников. Помнишь? – Энджела? Да, помню. Повеселились тогда на славу. – И вот, наконец, доставка пациента самим Сантой… Мэри окинула взглядом его фигуру и покачала головой. – Что с тобой происходит, Мэйсон? Он вскинул на неё глаза, прошёлся ими по её фигуре, и тут же опустил их, безуспешно пытаясь поправить галстук. Встал с лавочки и сделал пару шагов к Мэри. – Об этом я твердил тебе, как заведённый, последние три месяца. Ты прекрасно знаешь, что со мной происходит… Он завладел её глазами, прежде чем она успела что-то подумать и ответить. Всегда умел в одно мгновение загипнотизировать её и забраться в самый центр души, чтобы она и не помышляла ни о ком другом, кроме него. Да и не могла она…Вновь возникший в её жизни друг детства Марк немного отвлекал её мысли от того водоворота чувств, которые вызывал в ней Мэйсон, но всё равно не мог отвлечь достаточно, чтобы она научилась жить спокойно – без Мэйсона. Она и жалела, и радовалась тому, что сейчас Марк не с ней дежурит. Больше, конечно, радовалась, ведь присутствие Марка рядом с ней действовало на Мэйсона как красная тряпка на быка, а ей вовсе не хотелось снова стать центром их разборок. С Марком она чувствовала себя спокойно, уверенно, тогда как одно только появление Мэйсона на горизонте заставляло всё её существо трепетать и волноваться, даже после всего того, что между ними было. Он ей проходу не давал после разрыва их отношений, но в последнее время она видела, что он начал сдаваться и практически перестал искать с ней встречи, успокоившись в объятиях новой подружки. Только сейчас, когда он стоял перед ней такой подавленный и помятый, ей уже не казалось, что он больше не думает о ней. В его глазах она видела всё ту же тоску и боль, что и три месяца назад, когда вскрылся его чудовищный обман, когда она испытала предательство от того, кого полюбила по-настоящему, впервые в жизни. И от этого взгляда ей становилось плохо, хотелось отвести глаза, но она не могла, не хотела. Ещё немного, и она кинулась бы в его объятия, но в памяти пока были слишком свежи воспоминания о случившемся. – Мэйсон…не надо…пожалуйста… Помолчав несколько секунд и натянув на себя плед, он примирительно сказал: – Может, хотя бы пустишь меня в тепло, а то я рискую схватить воспаление лёгких, и тебе придётся меня лечить. – Хорошо, пойдём. Они зашли в клинику и отправились в процедурный кабинет, где Мэри обычно принимала больных. Вокруг царила полная тишина, какая бывает после шумного праздника. И никто, по счастью, не обращался в клинику. Мэйсон расположился в кресле рядом со столом, за который села Мэри, и они оказались лицом друг к другу. Мэри налила Мэйсону чаю и поставила перед ним корзинку с имбирным печеньем. Он взял горячую чашку в руки, постепенно отогреваясь. – А где наш добрый доктор Маккормик? Почему он не помогает тебе пережить эту праздничную ночь на работе? – Марк уехал ещё позавчера в Лос-Анджелес по какому-то срочному делу. – М-м-м, понятно. И бросил тебя на съедение подвыпивших, утративших в праздничном угаре инстинкт самосохранения пациентов. – Я в состоянии за себя постоять. Кнопка вызова полиции всегда исправна и доступна. – Ты меня успокоила. Но всё же я готов сегодня примерить на себя роль охранника, чтобы ты спокойно завершила своё дежурство. Когда ты заканчиваешь? – В восемь. Он глянул на часы – было почти 4 утра. – Ну что ж, не так уж много. Я никуда не спешу и подежурю с тобой, если ты не против, конечно. – Мэйсон, в этом нет никакой необходимости. – Неужели тебе не страшно здесь одной, в совершенно пустой клинике?! – Не страшнее, чем с одним из тех самых подвыпивших и утративших в праздничном угаре инстинкт самосохранения пациентов. Мэйсон криво улыбнулся. – Не-е-ет, я не пациент. Я подарок, ты забыла. Сама судьба привела меня сюда. – Тебя привезла сюда Дженис. Кстати, как ей удалось хотя бы извлечь тебя из машины? – Это я плохо помню, точнее, совсем не помню. Вероятно, сознание меня покинуло в машине, потому что я отчётливо помню вечеринку и как я… Впрочем, неважно. – Интересно, почему она отвезла тебя сюда, а не домой. – Дженис — умная девушка, знает, где мне лучше всего находиться, точнее, с кем. Мэри опустила глаза и отвела взгляд в сторону: разговор опять принимал нужное Мэйсону направление. Удобно устроившись в кресле, он вытянул ноги под столом и пристально смотрел на неё. Он ждал её ответа, прекрасно понимая, что она не скажет ничего из того, что ему хотелось бы услышать, о чём он мечтал все эти месяцы. Но всё ещё надеялся: отказаться от надежды было равносильно смерти. И где-то там, под опущенными ресницами Мэри, он усиленно пытался рассмотреть хоть малую искру, хоть быстрый проблеск того чувства, что связывало их совсем недавно. Всё ещё не поднимая головы, Мэри проговорила: – Я всё-таки думаю, что нужно вызвать тебе такси или позвонить той же Дженис, чтобы отправить тебя домой. Ты вроде бы уже отогрелся, да и сюда может нагрянуть в любой момент кто-нибудь… – Мэри, я не помешаю. Наоборот, буду стараться помочь тебе. Используй меня в своих целях! Мэри грустно усмехнулась. – Помощь скорее всего нужна тебе самому. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но осёкся. Отхлебнув почти остывший чай из кружки, он резко поднялся и, бросив тяжёлый взгляд на Мэри, направился к выходу. Мэри удивлённо смотрела ему вслед, явно не ожидая того, что Мэйсон так быстро сдался. Но, понимая, что уходит он сейчас один в тёмную ночь, намереваясь преодолеть путь до дома или куда там ещё пешком, она испугалась и окликнула его: – Мэйсон! Он замер на месте и оглянулся на неё. По ней видно было, что её одолевают сомнения и она не может найти слова, чтобы разрешить ситуацию, но он решил сам покончить с этими метаниями и избавить Мэри от сложного выбора: дать ему уйти или спасти от неминуемого переохлаждения. Он решил оставить её в покое, если его присутствие настолько невыносимо для неё. Вновь развернувшись к входной двери, он уже взялся за её ручку, но тут услышал быстрые шаги – Мэри подошла к стойке, где стоял дежурный телефон, и сняла трубку, намереваясь набрать номер. Мэйсон медленно подошёл к ней, спокойно взял трубку из её руки и положил на место. Она вновь попыталась снять трубку, но он не дал, опустив свою ладонь на её, в подтверждение серьёзности своих намерений немного сжав кисть Мэри. Она не сразу отняла свою руку, чувствуя, как постепенно её обволакивает тепло ладони Мэйсона, как будто только она способна согреть её всю. Она смотрела на его руку, нежно, но крепко накрывающую её, и не могла отвести от неё глаз. Но ещё сильнее хотелось взглянуть на Мэйсона: о чём он сейчас думает? что сделает в следующий момент? Но он молча смотрел на неё, пока пауза не стала чересчур затягиваться. Тогда он легко убрал свою ладонь с ладони Мэри, предоставляя ей свободу. – Я хотела… – Да, я знаю. Но не стоит. Со мной всё будет в порядке. Не заботься обо мне. Но эти слова возымели для Мэри обратный эффект: именно сейчас ей захотелось позаботиться о Мэйсоне. И каким-то чудесным образом из памяти выскочили все неприятности, которые произошли между ними. Почему-то в голове зазвучала красивая старинная мелодия, под которую они с Мэйсоном танцевали в кабинете СиСи в ту памятную ночь. И несмотря ни на что ей хотелось вернуть её, чтобы вновь поддаться наваждению от близости Мэйсона, почувствовать его нежные объятия, услышать его ласкающий шёпот… Вдруг откуда-то послышалось резкое шипение и потрескивание, напоминающие радиопомехи. Сквозь этот шум пытался пробиться человеческий голос, но безуспешно. Эта борьба длилась с минуту, и Мэри с Мэйсоном уже догадались, что источником этой перепалки оказалось радио. Очнувшись, Мэри направилась в кабинет, где оно находилось. Мэйсон последовал за ней и остановился на входе, прислонившись к дверному косяку. Мэри пытливо рассматривала радиоприёмник. – Это радио давно сломалось, и некому было его починить. Мы уже и не надеялись, что оно когда-нибудь заработает. Приёмник, словно опровергая её слова, на секунду замолчал и снова зашипел, но через несколько мгновений выдал звук: умиротворённым голосом, видимо, подуставший от бурной смены ди-джей вещал: «А мы продолжаем наш праздничный эфир, приветствуем самых стойких, кто всё ещё в строю и продолжает праздновать! И то правда, сегодня самая волшебная ночь в году, и грех спать, когда где-то там совершаются настоящие чудеса». – Мэри оглянулась на Мэйсона и удивлённо улыбнулась ему. – «Но мы-то с вами знаем, что истинное чудо может сотворить сам человек, если поверит в хорошее и впустит в себя добро, если он оставит всё плохое позади и настроится на лучшее. И чудо случится! Обязательно случится! Нужно только верить. И мы верим, что и в наступившем году всё у вас будет хорошо, дорогие наши слушатели, и кем бы вы ни были – взрослым или ребёнком, верующим или атеистом, женатым или пока в свободном полёте – знайте: чудеса бывают – стоит только этого захотеть. А чтобы вам приятнее мечталось, послушайте следующую композицию». Заиграла медленная музыка «Unchained melody»», которая сразу же отозвалась в душах двоих услышавших её ностальгией по прошлому и печалью по утраченному, казалось, навсегда. Мэри так и стояла лицом к радио и слушала музыку, льющуюся из непривычно работающего приёмника. Она прикрыла глаза, и опять вспомнила ту ночь, когда она так же наслаждалась звуками музыки в ожидании Мэйсона и пританцовывала, а он застал её за этим занятием. Как же ей тогда было хорошо! То будущее, о котором она и мечтать не могла, ясно вырисовывалось в воображении, и только хорошее было впереди. Музыка манила танцевать, причём в паре, создавала эффект интимности благодаря своему темпу и голосу Бобби Хэтфилда. Мэри сама не заметила, как начала покачиваться в ритм мелодии, повторяя тот самый момент в кабинете. И совершенно не заметила, как внезапно вокруг стало темнее: куда-то исчез верхний свет, а помещение теперь слабо освещали только уличные фонари и гирлянды, что делало обстановку ещё интимнее, как будто весь мир сузился до границ кабинета Мэри. – Потанцуй со мной, – прозвучал рядом тихий и такой любимый голос, и она точно знала, что именно это он сейчас произнесёт. По-другому и быть не могло. Она помедлила, втайне желая, чтобы он ещё раз попросил её об этом, или не попросил, а хоть что-нибудь сказал сейчас, чтобы её снова окатило волной нежности и страсти, как всякий раз, когда к ней приближался Мэйсон. Вместо этого она почувствовала робкое прикосновение его ладони к своему запястью – лёгкое, одними пальцами, но не оставляющее шансов на отступление. Рука сама собой потянулась к его руке и оказалась в плену – как и она сама, всё её существо, вся её судьба. Мэйсон слегка сжал её ладонь и некоторое время не двигался, боясь поверить тому, что происходит. Но Мэри не отняла руки, не отошла в сторону, наоборот, развернулась к нему и подняла на него глаза. В них читалась та же робость, как на их первом свидании, когда они стеснялись друг друга, но так хотели быть вместе. А сейчас… Он протянул к ней вторую руку и опустил её на талию Мэри, нежно и медленно привлекая к себе. Другой рукой он так и держал её руку. Они начали двигаться в такт музыке, не отводя глаз друг от друга, а Мэйсон незаметно, как всегда это умел, приближался к Мэри, чтобы сомкнуть их объятия. Он не чувствовал ни малейшего сопротивления с её стороны и уже вполне уверенно вёл её в танце, положив её руку себе на плечо, чтобы обнять Мэри так, как давно мечтал, уже не надеясь, что это повторится. Она прильнула к его плечу и закрыла глаза, чувствуя, как мягко и уверенно он обнимает её, как невесомо касается её волос, не позволяя себе пока никаких более смелых действий, как будто точно знал, чего она хочет сейчас. Он всегда хорошо понимал её, даже когда они расстались и он так молил не бросать его. Он понимал, что никакие слова, никакие клятвы не помогут исправить то, что он натворил. И он отступил, дав ей возможность подумать и принять решение. Это время было необходимо, чтобы она лучше узнала его и разобралась в себе самой. Но неизвестно, как долго тянулась бы их разлука, если бы в светлую голову Дженис не пришла гениальная мысль подкинуть его на порог клиники. И сейчас никакие слова не смогли бы выразить того, что чувствовали они, просто танцуя здесь, в казённом кабинете, при свете уличных фонарей под звуки воскресшего радиоприёмника. Не знали они пока, чем закончится их случайное свидание, устроенное помощницей Санты, как в своих мыслях окрестил Дженис Мэйсон. Но главное свершилось. Под влиянием момента, может быть, но свершилось то, что должно было свершиться. Ему так много хотелось ей сказать, но губы двигались только под слова песни: My love, my darling, I've hungered for your kiss. Are you still mine? I need your love, I need your love. God, speed your love, to me… От света фонарей его глаза блестели, и она заворожённо смотрела в них, с неизъяснимым наслаждением и волнением ощущая то тепло, которое от них исходило, испытывая то же чувство, что и он, – сильное, нерушимое, взаимное. Она набралась смелости и ладонью провела по его щеке. Он остановился. И музыка остановилась. Казалось, вся планета прекратила своё безумное вращение. Тишина заполнила собой всё вокруг – лишь приёмник прерывисто шипел, а потом и вовсе затих, как по приказу. – Мэри… Почему-то он знал, что вот именно сейчас настал тот момент, когда он может просить её. Может просить, не боясь моментального и бесповоротного отказа. Он знал, что отказа не будет, если она так на него смотрит, – этот взгляд всегда сводил его с ума, только его он всегда мечтал увидеть и только у неё. – Что? – тихо отозвалась она. – Я хочу тебя попросить. Он немного ослабил свои объятия, чтобы заглянуть в её глаза. Взял её ладони в свои, нежно погладил их пальцами и уверенно проговорил: – Поцелуй меня, пожалуйста. Мэри от неожиданности тут же бросило в жар, а сердце зашлось от бешеной скачки. Широко раскрытыми глазами она смотрела на Мэйсона, не в силах выговорить и слова. Она видела и отчётливо понимала, что Мэйсон сейчас полностью открыт для неё и в его действиях и словах не было ни капли притворства, как будто от этого момента зависела вся его жизнь. Он смотрел на неё так, словно это была последняя отчаянная попытка вернуть её, вернуть счастье и любовь, ставшую смыслом жизни. Она и раньше замечала эту боль в его глазах, но гнев и обида не позволяли признать очевидные вещи, главное, что связало их двоих навсегда. Он звал её взглядом и в тысячный раз признавался в любви, не выпуская её рук из своих, и это желание любить передавалось и ей – через прикосновения, через взгляд, через простые слова, которые он только что произнёс… Мэри приблизилась к нему и прижалась щекой к его щеке, сомкнув свои руки вокруг его талии. Почувствовала вздох облегчения на своей шее и как крепко прижал Мэйсон её к себе. Замерев и боясь спугнуть это невероятное ощущение счастья, они обнимали друг друга и не могли ослабить объятия. Наконец-то они были честными – прежде всего перед самими собой. Эту простую истину, которую долгое время не могли признать, сейчас они обретали, и ни один их них не сомневался, что в этот момент вершится их судьба. Судьбой была уже первая их встреча, но тогда они этого не могли знать. Но пережив так много за какие-то полгода, они уже знали, что их встреча не случайность, не совпадение и только вместе они могут быть сильными, уверенными и счастливыми. – Знаешь, в самых смелых своих мечтах я и представить себе не мог, что эта ночь завершится вот так. Неужели это не сон, Мэри?! – Мне в это тоже сложно поверить сейчас, когда темно и тихо и никого вокруг. – Я бы хотел, чтобы эта ночь длилась вечно, ведь тогда ты будешь со мной всегда. Мэри, ты ведь не растаешь, как прекрасное видение, с наступлением утра? Мэри засмеялась. – Мэйсон, место, где мы сейчас находимся, не позволит разыграться твоим фантазиям. И я точно не исчезну. – Ты сделала меня сентиментальным. И мне очень хочется верить, что сбудется примета «как встретишь Новый год, так его и проведёшь». И я до конца жизни буду благодарить Дженис, которая придумала подбросить меня тебе. Мэри… Он коснулся её щеки и серьёзно посмотрел на неё. – Я так тебя люблю! Теперь я знаю, что моя прошлая жизнь была залогом нашей встречи. И я хочу, чтобы ты знала: это навсегда. Всю свою жизнь я хочу прожить с тобой: делить с тобой радости и горести, строить планы, путешествовать, отмечать праздники, воспитывать детей. Я не мыслю своего будущего без тебя и, если ты позволишь, сделаю всё, чтобы ты была счастлива. Просто поверь мне. Мэри почувствовала невероятную лёгкость, как будто сию же секунду может воспарить высоко-высоко. Это последнее сомнение покинуло её, освободив место той любви, которую она так упорно держала в темнице разочарований всё это время. Она подалась навстречу Мэйсону и сказала: – Мэйсон, я верю тебе. И я…чувствую то же самое: ты стал для меня самым дорогим человеком на свете, ты круто изменил мою жизнь, и я уверена, что встретились мы неслучайно. Но после того, что произошло, мне трудно было вновь довериться тебе, понимаешь? Я просто не могла поверить и принять это, ведь меня так влекло к тебе. И я решила подавить в себе это влечение во что бы то ни стало. Но безуспешно… А уж когда ты явился сюда в образе Санты, с подарками и сюрпризами для детей, я просто была ошеломлена, но ты снова покорил меня, показав, какой ты на самом деле – добрый, чуткий и благородный. Я долгое время скрывала от тебя, да и от себя тоже, то, что сейчас мне хочется сказать, но…считаю, что это бессмысленно, если между нами уже больше ничто и никто не стоит. Мэйсон, с замиранием сердца слушавший Мэри до этих слов, вдруг вспомнил о существовании друга детства, чьё появление в жизни Мэри немало раздражало и напрягало его всё это время. Необходимо было убедиться, несмотря на слова Мэри, в том, что никакой опасности для их отношений Марк не представляет. – Что касается меня, то это однозначно как дважды два. С Джиной давно покончено, а к Дженис ты ведь не будешь меня ревновать, да? Мэри внимательно посмотрела на него и ответила, улыбнувшись: – Ну, учитывая её сегодняшний поступок в роли помощницы Санты, не думаю, что у меня есть основания для ревности. Хотя… Мэйсон не дал ей договорить и обнял её за талию. – Никаких «хотя». С момента нашей встречи я не могу думать ни о ком, кроме тебя. А вот мне наверняка стоит беспокоиться, ведь твой друг Марк явно не желает оставаться больше в статусе друга. – Нас с Марком связывают только дружеские отношения. Я даже не думала о том, что они могут перерасти в нечто большее. Мэйсон пристально посмотрел на Мэри. – Правда? – Конечно. Мэйсон, разве я могла думать о ком-то другом, если ты ворвался в мою жизнь и заполнил её собой, не оставив мне и малейшей возможности помышлять о других?! Довольная улыбка преобразила лицо Мэйсона, и он приблизился к лицу Мэри. – Так что же ты хотела мне сказать? Мэри прикрыла на секунду глаза, собираясь с духом. Ей всё ещё не верилось во всё происходящее, как будто это действительно был сон и только в нём она могла быть смелой, очень смелой. Но сейчас, находясь в объятиях Мэйсона, под воздействием его прикосновений и взгляда, она точно знала, что хочет сказать эти слова, что нет ничего проще и естественнее, что нужно просто позволить этому случиться – и сразу всё встанет на свои места. – Я люблю тебя. Хотя именно этих слов он так долго и мучительно ждал, но сразу поверить в то, что они прозвучали, разум отказывался. Не может быть столько счастья сразу: новогодняя ночь с любимой, на что он уже не надеялся, танцы с ней, и главное – никого вокруг. Но это признание превзошло всякие ожидания! Поэтому, немного отстранившись, он взял Мэри за руки и попросил: – Повтори, пожалуйста, то, что ты сейчас сказала… Мэри мягко улыбнулась и провела рукой по его щеке, словно приводя его в себя. – Мэйсон, я люблю тебя. Порывисто он привлёк её к себе и заключил в крепкие объятия. В голове началась дикая свистопляска нахлынувших эмоций, а внутри всё ликовало, и он бы наверняка запрыгал до потолка, как ребёнок, если бы не держал сейчас в руках своё счастье. Полное осознание услышанного пока не окончательно наступило, и, чтобы в этом убедиться, нужно было… Но Мэри первая его поцеловала – тоже порывисто, жадно, как тогда, после их конной прогулки, благодаря за подаренные ей прекрасные впечатления. И, как тогда, она ошеломила его своею смелостью и страстностью. Он целовал её лицо, глаза, шею и ощущал лишь возрастающее желание обладать этой женщиной, а её податливое тело рождало в нём бурю, целовал её ещё и ещё, постепенно утопая в поцелуе и забывая о месте и времени. Мэри охватила его шею руками, а он ещё крепче прижимал её к себе. Его желание передавалось ей и нестерпимо хотелось отвечать ему тем же. Она резко подняла голову и припала губами к его шее… – Ты сводишь меня с ума! На секунду она остановилась, чтобы ответить: – Да. Это похоже на безумие, но я больше не могу и не хочу этому сопротивляться. Не хочу больше убегать от тебя. – Теперь я этого не допущу. Мэри, я больше никогда и никуда не отпущу тебя! Нам нельзя быть врозь, иначе это уже будем не мы. Так было суждено – так будет всегда. Ты веришь мне? – Да, Мэйсон. Обними меня. Я так соскучилась! Свет фонарей за окном сменялся постепенно светом зари, но двое в маленькой комнате не замечали этого. Они видели только друг друга и ни за что не хотели размыкать рук, хотя впереди их ждала долгая счастливая жизнь – в этом они были уверены, ведь теперь было ради чего жить. Жить, чтобы любить, и любить, чтобы жить.