Селекция шелкопрядов во благо королевы Осы

Проходили дни, недели, месяцы с того дня, как Синь оказался на фабрике огнешелка. За это время юный Шелкопряд смог пройти через метаморфозу и отрастил две пары крыльев. Как и предполагалось, Синь обрёл способность производить огнешелк и стал работать на фабрике вместе со своей сестрой Лунией, отцом Адмиралом и другими шелкопрядами с огнешелком. По словам Лунии, это не работа, а каторга с соответствующими условиями. Пещера, где их держат, довольно тесная, и каждый дракон слышит, что говорит другой. За время, проведенное здесь, два юных дракона уже привыкли к ругани. Их отец пытался улучшить условия, но оба дракона понимали, что шансы хоть на какое-то улучшение минимальны. Синь видел, как его сестре хотелось свободы. Расправить крылья и взлететь. Но в пещере, где их держат, не так уж и много места, чтобы полетать. Закончив очередную смену, Синь улегся на свое гнездо, чувствуя, как болят и немеют запястья. Синь почти заснул, когда почувствовал, что кто-то смотрит на него. Он открыл один глаз и увидел перед собой бледно-зеленую морду сестры, которая вновь рассматривала пещеру, в попытке найти хоть какую-нибудь щель в стене. Она была так увлечена своим поиском, что не заметила, что он проснулся. — Луния, — тихо позвал он ее. — Что ты делаешь? Она обернулась и улыбнулась ему. — Привет, братик, — говорила она так тихо, как только могла. — Я просто ищу выход. Может, где-то есть трещина, через которую можно проскользнуть. — Ты же знаешь, что это бесполезно, — вздохнул он. — Эта пещера запечатана настолько хорошо, что даже мышь не пролезет. — Не говори так, — возразила она. — Всегда есть надежда. Может, однажды мы сможем выбраться отсюда и увидеть небо. — Я не собираюсь остаток своей жизни прожить здесь, — продолжила Луния, говоря тихо, чтобы не привлечь внимания остальных. — Я хочу быть свободной! Освободить не только нас, но и наших матерей! Как ты думаешь, что сейчас чувствуют наши матери? — спросила Луния, глядя на Синя с нежностью. — Перламутровка и Пестрянка. Они такие красивые и добрые. Они всегда заботились о нас и учили нас всему, что знали. Но сейчас… — Я так скучаю по ним, — ответил Синь, чувствуя, как его сердце сжимается от горя. — А они по нам, — продолжила Луния. — Я уверена, что они каждый день думают о нас и ждут нашего возвращения. Ты знаешь, о чем я думаю? — намекнула Луния, не став говорить. — Но как? Это бесполезно! Ты уже сотню раз всё тут осмотрела! И наши союзники, о которых я говорил. Их, наверное, схватили. Все же больше двух месяцев прошло, — Синь с грустью опустил ушки и антенны-усики, посмотрев в пол. — Синь! Луния! Сюда, быстро! — раздался недовольный голос Мошки, которая следила за шелкопрядами. Синь и Луния напугались, подумав, что их услышали. Они замолчали и поспешно поднялись с гнезда, направляясь к Мошке. Она стояла у входа в пещеру, своей бледно-желтой чешуей в черную крапинку напоминая мушиный рой на песке. Ее черные рога и темно-обсидиановые глаза сверкали злобой. Рядом с Мошкой стоял их отец Адмирал. — Синь, Луния, — приветствовал их отец с улыбкой. — Я очень рад за вас. Это большая честь для всего нашего племени! Вы станете частью эволюции и прогресса для всех шелкопрядов с огненным шелком. Синь и Луния обменялись взглядами, не понимая, о чем их отец говорит. В их глазах отражалось недоумение. — Отец, что ты имеешь в виду? Что происходит? — спросила Луния, смотря на отца с надеждой на объяснение. Адмирал вздохнул и кивнул в сторону Мошки. — Синь, Луния, вы оба были выбраны самой королевой Осы для особого эксперимента и селекции! — объявила она с восторженностью, несмотря на отсутствие явного восторга на мордочках молодых драконов. Брат и сестра не понимали, какая честь может быть в том, чтобы стать объектом какого-то эксперимента. Адмирал взглянул на своих детей с серьезным выражением на морде и начал объяснять, что происходит: — Вы оба стали частью важного эксперимента, который был организован самой королевой Осой. Она решила решить проблему с малочисленностью шелкопрядов с огненным шелком. Вы знаете, какой существует низкий шанс, что дракончик вылупится с этим уникальным свойством. Королева хочет увеличить производство огненного шелка и контролировать этот процесс. Мошка, усмехнувшись, добавила: — Королева считает, что вы являетесь идеальными кандидатами для селекции через инбридинг. Она уверена, что через селекцию можно будет вывести ген, отвечающий за огненный шелк, закрепить его через тесные родственные связи и вывести новую чистую линию. В результате эксперимента она надеется увеличить вероятность появления потомства с этим уникальным свойством и иметь возможность контролировать численность драконов с огненным шелком. — Мы не согласны! — воскликнула Луния, чувствуя, как нарастает недовольство. — Мы не хотим становиться частью какого-то странного опыта. Мы хотим жить своей жизнью, не будучи марионетками в чужих когтях! Мошка рявкнула, испуская зловещий звук, который наполнил воздух в пещере: — Никто не спрашивает, хотите ли вы этого или нет! — заявила она с холодной уверенностью в голосе. — Королева Оса решает, что для нашего племени важнее всего, и вы обязаны подчиниться её воле. Рядом появилось еще два ядожала, скользя в тени как темные призраки. Мошка приказала им: — Отправьте их в подготовленную для этого пещеру. Синь, решивший избежать дальнейших конфликтов, молча подчинился и направился в указанное место. Луния же не собиралась сдаваться без борьбы. Она начала проявлять свое недовольство, взмахивая хвостом и издавая грозные рычания, и даже приготовилась использовать свой драгоценный огнешелк. — Нет! Мы не станем частью вашего безумного плана! — кричала Луния, ее глаза сверкали от оппозиции. В ответ на ее сопротивление ядожалы применили слабый токсин парализации. Луния почувствовала, как ее тело становится тяжелым, а мышцы перестают подчиняться ей. Она пыталась двигаться, но ее тело отказывалось слушаться. Мошка, взглянув на парализованную Лунию, приказала ядожалам: — Отнесите ее в специально подготовленную пещеру. Пусть подумает о своем поведении. Ядожалы, с безразличными выражениями на мордах, подошли к Лунии и осторожно подняли её тело. Синь, стоявший в стороне, чувствовал беспомощность перед силой, с которой им приходится сталкиваться. Мошка подошла к Синю, не выказывая ни малейшего интереса к его чувствам. Она произнесла холодным, мерзким голосом: — Нам не важно, согласен ты или нет. Всё равно мы выполним приказ. Лучше для тебя, если будешь сотрудничать. Помни, что мы можем сделать вашу жизнь ещё более мучительной. Синь взглянул на ядожалиху с гневом и беспомощностью, но понимал, что в данной ситуации мало что может изменить. Мошка обратилась к Адмиралу с ледяным выражением на своей морде: — Адмирал, твои дети должны понять, что противиться бесполезно. Королева приняла решение, и мы реализуем её план вне зависимости от их желаний. Пусть это служит уроком для остальных. Другие шелкопряды никак не отреагировали, разве что начали сплетничать и ворчать друг на друга. — Прошу прощения за моих детей, Мошка. Они еще молоды и только начинают осваиваться в нашем обществе. Надеюсь, вы сможете понять их недопонимание и простить некоторую горячность их реакции, — сказал Адмирал, кланяясь немного в знак уважения. Мошка, сохраняя свой холодный взгляд, ответила: — Понимаю, что молодые иногда ведут себя импульсивно. Но в этом мире правят правила, и все должны подчиняться воле королевы. Это важный эксперимент, и нам необходимо соблюдать строгую дисциплину. Адмирал кивнул, стараясь сохранить хоть какую-то благосклонность: — Мы будем сотрудничать, Мошка. Надеюсь, что со временем они поймут важность этого эксперимента и смогут внести свой вклад в будущее нашего племени. — Не сомневаюсь… Это последнее, что слышал Синь, перед тем как его вместе с сестрой заперли в пустой пещере. Синь оглядел пещеру, в которую его затолкали. Она была темной, сырой и пустой. Никаких признаков жизни или деятельности ядожалов. Только голые стены и пол, покрытый пылью. Синь перевел взгляд на Лунию, которая стояла рядом с ним. Она была парализована, но не потеряла сознание. Она застыла в боевой стойке, готовая к атаке. Ее лапы были раздвинуты, ее крылья расправлены, ее хвост поднят. Ее глаза были широко открыты, полные гнева и непокорства. Ее рот был приоткрыт, словно она хотела что-то сказать. Синь ненадолго переключил внимание на заднюю часть сестры, обратив внимание на расположение чешуек и нежную область между задними лапами. Он обратил внимание на сухую щель, которая привлекла его внимание, и задержался взглядом на двух клиторах, тесно прижавшихся друг к другу. В тусклом свете были отчетливо видны маленькие бугорки, пробудившие в нем острое желание. Но также быстро, как и возникли эти мысли, Синь поспешно отвернулся, испытывая чувство вины и угрызения совести. В глубине души он понимал, что сестра парализована и полностью осознает, что происходит вокруг неё, а значит, его мимолетные мысли неуместны и неприемлемы. Он твердо решил отвергнуть желания отца и королевы Осы, отказавшись участвовать в их сомнительном эксперименте. Синь расположился перед сестрой, его глаза были полны заботы и решимости. Он начал говорить с ней, излагая свои мысли, хотя знал, что она не сможет ответить. Луния застыла в вызывающей позе, смотря куда-то за Синя в стену, внимательно слушая каждое его слово. — Луния, — начал Синь, его голос был мягким, — Мы не можем позволить им так распоряжаться нашими жизнями. Этот эксперимент, который они навязывают нам, это… это так неправильно. Мы заслуживаем того, чтобы делать свой собственный выбор, жить свободно. Они хотят, чтобы мы верили, что это на благо племени, но я не понимаю, как можно подвергать себя инбридингу! Мы не растения, чтобы ставить над нами опыты и разводить для селекции! Синь продолжал разговаривать с Лунией в течение часа, излагая парализованной сестре свои мысли и опасения. Он хотел, чтобы Луния знала, что он на ее стороне, даже несмотря на то, что их отец ошибочно поддерживает план королевы. Во время их напряженного разговора Луния не могла ничего ответить, только слушала и вникала в слова брата. Ее глаза не отрывались от него, в них отражалась печаль, разочарование и решимость. Через час в пещеру вошел их отец Адмирал, с подносом еды. Адмирал начал говорить, и в его голосе звучали убедительные нотки. Он обратился к своим детям, переводя взгляд с одного на другого, пытаясь донести до них свою точку зрения. — Синь, Луния, — начал он с ноткой настойчивости в голосе. — Я знаю, что это трудно принять, но у решения королевы Осы есть причина. Инбридинг может показаться нетрадиционным способом, но у него есть свои преимущества. Возьмем, к примеру, селекцию растений. Она позволяет создавать более сильные и выносливые культуры, способные противостоять суровым условиям и давать более высокие урожаи. С драконами похожая ситуация. И это большая честь, стать первыми кандидатами на изучения гена, отвечающего за огненный шелк. Только представьте, чего мы сможем добиться, если королева сможет контролировать количество драконов с огнешелком? А что, если мы сможем улучшить этот ген? — Адмирал не стал говорить, что будет, если им удастся передать этот ген ядожалам, и какой это будет прогресс. Синь слушал со смесью растерянности и скептицизма. Он не мог понять, как сравнение селекции растений с этой ситуацией может оправдать их участие в эксперименте. В глубине души он понимал, что драконы — не растения, и пытаться применить к ним те же принципы было неправильно. Адмирал, не обеспокоенный отсутствием энтузиазма у сына, продолжил свои попытки убедить его. Его глаза встретились с глазами Синя, и с губ сорвался тревожный вопрос. — Скажи мне, Синь, ты находишь свою сестру привлекательной? — спросил он неловким, но настойчивым тоном. Синь отшатнулся от вопроса, испытывая шок, дискомфорт и гнев. Как его отец мог опуститься до такой низости и затронуть столь неподобающую тему при таких обстоятельствах? В голове у Синя пронеслась путаница и боль, пока он пытался разобраться в ситуации. — Я… Какое это имеет отношение к делу? — произнес Синь, в его голосе звучали неверие и печаль. Он не мог поверить, что его отец перешел эту границу, внеся тревожный элемент в их и без того непростую ситуацию. Адмирал продолжал, его голос звучал почти отчаянно. — Посмотри на нее, Синь. Посмотри на ее промежность, — умолял он, и в его словах сквозила тревожная напряженность. — Ты что-нибудь чувствуешь? Что-нибудь, что заставит тебя изменить свое мнение? Сердце Синя екнуло ещё сильнее. Его немедленной реакцией стал всплеск предательства и отвращения. Ему захотелось закричать, полностью отвергнуть отцовский вопрос, но он заставил себя сохранить самообладание. Тяжесть ситуации и уязвимое состояние сестры придали их обстоятельствам дополнительную сложность. Собрав остатки сил, Синь обратился к Адмиралу с мольбой, его голос дрожал: — Отец, это не выход. Нам нужна твоя помощь, чтобы сбежать! Мы не можем позволить им так распоряжаться нашими жизнями. Пожалуйста, выслушай меня! Но мордочка Адмирала ожесточилась. Казалось, мольбы Синя только усугубили разрыв между ними, еще больше разрушив ту связь, которую они когда-то разделяли. Не говоря больше ни слова, Адмирал поставил поднос с едой на пол, повернулся и стремительно вышел из пещеры, оставив после себя удушающую тишину. Сердце Синя сжалось от боли, когда он смотрел, как удаляющаяся фигура отца исчезает в тени. Чувство покинутости тяжело осело на его плечах, усиливая тоску по свободе и необходимость защитить сестру. Луна оставалась парализованной, наблюдая за страданием и конфликтом на мордочке Синя. Даже в обездвиженном состоянии она могла выразить поддержку и сочувствие своим непоколебимым взглядом. Хотя она не могла ни говорить, ни двигаться. После нескольких минут молчания Синь неохотно поднял поднос с едой, оставленный отцом. Однако под тяжестью противоречивых эмоций его аппетит уменьшился. С тяжелым сердцем он начал есть свою порцию, хотя каждый укус казался ему безвкусным и неудовлетворительным. Примерно через десять минут, когда Синь закончил трапезу, он заметил едва заметное, но неоспоримое изменение в своем восприятии. Тускло освещенная пещера словно преобразилась, приобретя более манящую и соблазнительную атмосферу. Еще более пленительной показалась ему Луния. Черты ее мордочки, излучали неотразимую красоту, которая, казалось, усиливалась с каждой секундой. У Синя перехватило дыхание, когда он осознал источник этой вновь обретенной притягательности: сестра казалась ему более привлекательной, более желанной, чем когда-либо прежде. Ее парализованное состояние, казалось, усиливало чувство, которое до сих пор дремало в его сознании. Как будто с его восприятия сняли пелену, открыв всю утонченность и изящество ее форм. По мере того как в нем разгоралось это пробуждение, Синь остро ощущал пульсирующее тепло в своей половой щели. Оба члена проявляли повышенную чувствительность, покалывая от возбуждения. Это было озадачивающее и тревожное ощущение — тело предавало его так, как он и не предполагал. С каждым мгновением интенсивность этого обретенного влечения нарастала, подпитывая непонятную смесь вины и нетерпения. Синь боролся с противоречивыми эмоциями, когда волны возбуждения захлестывали его, побуждая к желаниям, которые не захватывали его воображения до сегодняшнего дня. Становилось все труднее контролировать собственные члены, они увлекали его в царство соблазна и запретных фантазий. Несмотря на то, что Луния была парализована и не могла пошевелить глазами или моргнуть, она чувствовала изменения в атмосфере вокруг брата. В его взгляде было что-то другое, смесь жажды и желания, которые, казалось, поглощали его. Словно невидимая завеса приоткрылась, обнажив его истинные, первобытные инстинкты. Сердце Синя бешено заколотилось, когда он наконец признал свое непреодолимое желание к сестре, желание, которое горело в нем с невыносимой силой. Каждая прошедшая секунда только разжигала пламя его вожделения, не позволяя ему контролировать свои действия. Его тело предало его, когда из половой щели вырвались его члены, пульсирующие от нужды и желания. Синь посмотрел на Лунию, его глаза были наполнены сочетанием неловкости и неутолимого голода. Он знал, что должен поделиться правдой, признаться в запретных мыслях, которые сейчас поглощали его. Пытаясь найти нужные слова среди всепоглощающих волн желаний, Синь сумел заговорить, и в его голосе прозвучали нотки смущения и вожделения: — Луния, — начал он, его голос ломался от безудержного желания, — что-то… что-то было в еде, которую мне дали. Я больше не могу себя контролировать. Желание, которое я испытываю к тебе, оно… оно поглощает меня. Признание Синя повисло в воздухе, проникая в тишину тускло освещенной пещеры. Он наблюдал за Лунией, завороженный ее парализованной фигурой и напряжением между ними. В глубине души он жаждал, чтобы она поняла те неконтролируемые силы, которые высвободились в нем. Силы, которые требовали удовлетворения и высвобождения. Луния осознала, что не может остановить брата в парализованном состоянии. Она понимала всю глубину его желаний, не уступающую лишь ее собственным противоречивым эмоциям. Смириться с этой истиной было непросто, но Луния понимала, что сопротивление бесполезно. Синь изо всех сил пытался сопротивляться всепоглощающей волне похоти, но желание, бурлящее в его жилах, оказалось сильнее его воли. Хотя Луния и сочувствовала внутренней борьбе брата, она также понимала, какие болезненные последствия ожидают ее, если они продолжат без необходимой подготовки. Сухость между ее задними ногами сделала бы этот акт мучительно болезненным. Решив найти способ смягчить дискомфорт Луния загорелась идеей. Пока Синь боролся с собственными желаниями и мощными феромонами, окутывающими воздух, Луния намеренно глубоко вдыхала, позволяя своим чувствам впитывать пьянящий аромат его тела. Она надеялась, что, погрузившись в его мускусный аромат, ее тело ответит повышенным возбуждением, а естественная смазка смягчит надвигающуюся боль. С каждым вдохом ноздри Лунии наполнялись пьянящим ароматом феромонов ее брата. Она погрузилась в сырой привкус, витавший вокруг них, и позволила своему телу отреагировать на него. Это был осознанный выбор, порожденный желанием найти удовольствие среди неконтролируемых обстоятельств, которые связывали их. Шли минуты, и Луния почувствовала едва заметные изменения в своем теле. Внутри нее зародилось тепло, распространившееся по её лону. Ее чешуя заблестела, когда тело отреагировало на смешанные сигналы возбуждения и страха. Как будто организм уловил ее подсознательную просьбу о смазке и запустил физиологическую реакцию. Пока брат был занят своей внутренней борьбой, тело Лунии постепенно преображалось. Сухость, которая поначалу грозила омрачить их встречу, сменилась нарастающей влажностью. Стенки ее влагалища стали скользкими от возбуждения, смягчая потенциальную боль, которую предстояло испытать. Слезы текли по мордочке Синя, когда он откровенно признавался сестре в своих неконтролируемых желаниях и просил прощения за немыслимый поступок, который ему предстояло совершить. Его голос дрожал, слова застревали в горле, когда он пытался выразить всю глубину своих противоречивых эмоций. — Луния, — заикаясь, произнес он сквозь слезы отчаяния, — мне так жаль… Я не могу контролировать… себя. — Его голос надломился, в каждом слоге чувствовалась тяжесть вины и вожделения. Хотя его слова были приглушенными и трудно разборчивыми, в его тоне чувствовалась непреодолимая нужда. Несмотря на всю тяжесть ситуации, тело Синя, казалось, двигалось само по себе, движимое неодолимой силой, которая не поддавалась никаким попыткам обуздать себя. Он забрался на сестру, и его дрожащие конечности нашли свое место позади нее, а два его гладких, налитых члена пульсировали от нетерпения. Они жаждали разрядки, которую могло дать только ее тело, и всепожирающая похоть поглощала все его мысли, заставляя думать ни о чем другом, кроме секса. С трепетом и предвкушением продолговатый орган Синя нашел свою точку, пронзив влажную и нежную плоть Лунии одним мощным толчком. Волна боли прокатилась по ее парализованной фигуре, свидетельствуя о ее неподготовленном состоянии и недостатке естественной смазки. Луния не могла озвучить свой дискомфорт — парализованное тело лишило ее возможности двигаться и сообщать о своих желаниях. Но даже в неподвижности ее тело откликалось, постепенно принимая ствол брата. Первоначальная боль утихла, когда ее слизистые стенки подстроились, облегая его пульсирующий член. Когда запреты Синя растворились в мощной смеси возбуждения и безумия, он отдался глубинам своих инстинктивных желаний. С каждым диким толчком он погружался в беззащитную плоть сестры, заставляя ее непроизвольно вздрагивать и трепетать под его неустанным натиском. Исчез нежный любовник, нежная забота; на его месте стоял зверь, подпитываемый исключительно афродизиаком, текущим по его венам. Его движения стали неистовыми и хаотичными, движимые безумным голодом, который поглощал все его мысли. В его действиях не было ни тонкости, ни обдуманности, только неослабевающая потребность доминировать, и он доминировал. Синь с новой силой вцепился в обездвиженную Лунию, его когти вцепились в ее чешую с почти кровоточащей силой, словно желая оставить на ней свой след. С каждым безжалостным толчком парализованное тело Лунии сотрясалось в конвульсиях, и ее беспомощность усугубляла интенсивность его натиска. Он терзал ее с рвением, граничащим с садизмом, его бедра двигались со скоростью и силой, не поддающимися никакому объяснению. Другой его пульсирующий член висел, забытый и заброшенный, свидетельствуя об одном лишь безумии, поглотившем его разум. В воздухе витали звуки их запретной связи — хрипы, стоны, синкопированный ритм неистового соприкосновения плоти с плотью. Свирепые возгласы Синя смешивались с тихими вздохами Лунии — их извращенный дуэт эхом разносился по пещерным глубинам временного убежища. Несмотря на жестокость и безжалостность действий Синя, тело Лунии реагировало на них по-своему необыкновенно. Ее мышцы сжимались и сокращались в ответ на его неустанное вторжение — непроизвольная реакция, граничащая с извращенным удовольствием. Нити боли и наслаждения переплетались в ее психике, ввергая ее в царство противоречивых ощущений, не поддающихся пониманию. Безумие Синя только нарастало, его инстинкты взяли верх над любым подобием здравомыслия. Он вбивался все сильнее и глубже, с безжалостным остервенением погружаясь в глубины парализованной Лунии. Его проникновения стали темными, жестокими и представляли собой само определение разврата. По мере приближения кульминации разум и тело Лунии оказались на краю пропасти. Волна жестокости и грубости бросила свою тень на их запретный союз, пропитав их общее пространство аурой тьмы. И с диким рыком, эхом, разнесшимся по пещере, Синь поддался мукам кульминации, найдя освобождение в изнасилованном теле сестры. Тело Синя содрогнулось от кульминации, и его сперма хлынула в глубины Лунии. Обильный поток его горячего семени залил ее, наполнив до краев, а он продолжал свои неустанные движения, вонзаясь в нее с угасающим рвением. Извращенная потребность, поглотившая его, начала уходить, сменяясь проблеском ясности среди угасающей дымки его неконтролируемых желаний. По мере того как Синь двигался внутри парализованной сестры, по его жилам текла странная смесь удовлетворения и раскаяния. С каждым движением он чувствовал, как медленно ослабевает хватка безумия. Безумие, доведшее его до такого страшного состояния, утихало, уступая место хрупкой нити здравомыслия, которая начала восстанавливать связь с его сознанием. С каждой секундой облако одержимости рассеивалось, сантиметр за сантиметром, пока судорожные движения Синя постепенно не превратились в более вялые и размеренные толчки. Его непреодолимая потребность в доминировании сменилась неохотным осознанием запретных границ, которые он переступил. По мере того как к нему возвращалось здравомыслие, он все острее осознавал масштабы совершенного им проступка. Синь впал в отчаяние, когда тяжесть его поступка обрушилась на его совесть. Ужас и сожаление охватили его сердце, когда он осознал масштабы содеянного. Он поспешно извлек свой пульсирующий член из киски сестры, и его тело задрожало от сильной смеси стыда и отвращения. Его глаза блестели от непролитых слез, когда он смотрел на Лунию, свою парализованную сестру, стоявшую под ним неподвижно и уязвимо. Вина, написанная на его морде, была ощутима, и он с трудом подбирал нужные слова, его голос дрожал от раскаяния. — Луния… Мне так жаль, — задыхаясь, произнес он, чувствуя тяжесть самобичевания. — Я… я не должен был поддаваться этим желаниям. Это было неправильно… непростительно. Пожалуйста, прости меня. Мольбы Синя повисли в воздухе, его отчаяние и печаль эхом разносились по тускло освещенной пещере. Он не ждал прощения и не считал, что заслужил его. Тяжесть его поступка тяготила его, подтачивая их связь и навсегда запятнав их некогда первозданные отношения. — И… Мне не следовало есть эту еду, — продолжал он, и в его голосе звучало раскаяние. — Я должен был знать лучше, не поддаваться искушению. Но я не смог… Я не мог себя контролировать. Голос Синя прервался, раскаяние лишило его дара речи. Его взгляд был прикован к Лунии, и он молча молил о прощении, хотя и готовился к суровой реальности ее осуждения. Голос Лунии был слабым и напряженным, она с трудом выговаривала слова. Она слабо шевелила глазами, но было ясно, что действие парализующего токсина начинает ослабевать. То ли из-за ослабления токсина, то ли из-за усиленной стимуляции, но паралич Лунии постепенно проходил. Впрочем, в тот момент это не имело особого значения. С огромным усилием Луния ответила на искреннюю просьбу Синя. Ее голос дрожал, когда она с трудом произносила слова, но послание было ясным: — Синь… — хрипло прошептала она, встретившись с его глазами, в которых мелькнул слабый проблеск сострадания. — Я… понимаю. И я прощаю тебя. Ее слова стали маленьким проблеском утешения среди смятения, терзавшего сознание Синя. Он смотрел на нее, и в глазах его стояли слезы облегчения и благодарности. Тяжесть их общего проступка все еще висела в воздухе, но, по крайней мере, они нашли хрупкий момент понимания и прощения. Тело Лунии оставалось парализованным, она не могла двигаться и контролировать свои движения. Даже голос ее дрожал, когда она пыталась найти слова, чтобы выразить свое глубокое разочарование. Она всегда мечтала о том, чтобы ее первый раз был с Мечехвостом, а не с родным братом. Ситуация, в которой они оказались, была далеко не такой, как она себе представляла, а отсутствие любви и удовольствия только усиливало ее чувство отчаяния. Напряженным голосом Луния наконец смогла передать Синю свои чувства, и слова ее были наполнены смесью разочарования и тоски. — Синь… это… наш первый раз… это было ужасно, — задыхаясь, прошептала она. — Я не чувствовала ни любви, ни удовольствия. Ее признание повисло в воздухе, как напоминание о запретных границах, которые они переступили. Несмотря на прощение, которое она ему дала, Луния не могла отрицать неудовлетворенности, которая затаилась в ней. Пустота и похоть внутри нее не были утолены, и она жаждала момента кульминации. Ее разум заполнился одним желанием — жаждой, которая поглотила все ее мысли. С новой силой Луния впилась глазами в глаза Синя, и взгляд ее наполнился смесью отчаяния и страха. — Синь, — взмолилась она, и голос ее дрожал от страсти и острой нужды. — Пожалуйста… используй свой язык… удовлетвори мою жаждущую киску. Мне нужен оргазм… Ее слова повисли в воздухе — страстная мольба, которая гулко отдавалась в пещерных глубинах их общего убежища. Тело Лунии дрожало от предвкушения, парализованные конечности жаждали прикосновения, которое разожгло бы в ней пламя наслаждения. Она напряглась, отчаянно желая получить спасение, которое мог дать только Синь. Сердце Синя заколотилось в груди, когда он решил исполнить отчаянную просьбу сестры. Тяжесть их общего проступка все еще висела на нем, но он надеялся, что, удовлетворив желания Лунии, сможет доставить ей хоть какое-то удовольствие после пережитого потрясения. С трепетом и решимостью он расположился между ее раздвинутых ног, устремив взгляд на вульву, которая совсем недавно ощущала проникновение его члена. Возбуждение Лунии было неподдельным. Ее половые губы блестели от сока и остатков семени Синя. От ощущения проникновения она стала чувствительной и набухшей, а ее внутренние стенки приобрели повышенную чувствительность. Это была парадоксальная смесь удовольствия и дискомфорта, свидетельство сложной паутины эмоций, связавших их. Проследив взглядом за нежными складками половых органов сестры, Синь не мог не заметить два клитора, украшавших ее киску. Они гордо возвышались и были налиты кровью, свидетельствуя о возбуждении и уникальной анатомии шелкопряда. Каждый клитор, казалось, пульсировал в предвкушении, словно маня самца попробовать их. Вид клиторов Лунии, высоких и ярких, разжег в Сине легкий аппетит. Он жаждал вкусить запретный плод, довести ее до экстаза и увидеть то наслаждение, в котором ей до сих пор было отказано. Это была возможность искупить свою вину, подарить ей проблеск наслаждения первого занятия любовью со своим партнером, о котором она так мечтала и грезила. С нерешительностью Синь наклонился вперед, и его язык соприкоснулся со слизистыми складками вульвы Лунии. Его язык скользил по ее набухшим губам, собирая смешанные соки, которые свободно вытекали из ее внутренностей. Вкус был захватывающим — смесь мускуса и возбуждения, а также собственного семени. Синь исследовал каждый уголок интимной плоти Лунии, и с каждым мгновением его движения становились все смелее и искуснее. Его язык танцевал по выступам и расщелинам ее половых губ, прокладывая путь, который привел его ближе к двум пульсирующим шишечкам. С каждым дразнящим движением тело Лунии содрогалось, внутренние мышцы сокращались в ответ на вновь обретенное удовольствие. Когда действие паралича постепенно стало ослабевать, тело Лунии вновь пробудилось к ощущениям, проникающим в нее. Мышцы, которые раньше были обездвижены, теперь пульсировали с новой силой, реагируя на каждое прикосновение Синя с повышенной чувствительностью. Словно язык брата вдохнул жизнь в дремлющие нервные окончания, оживив ее внутреннее святилище мощной смесью удовольствия и желания. Интимные ласки Синя становились все более пылкими по мере того, как он проникал в интимную часть Лунии. Его язык стал неумолимым, исследуя каждый уголок ее слизистых складок. Сочетание языка Синя и обостренной чувствительности Лунии вызвало волны наслаждения, которые прокатились по ее парализованному телу. Стенки ее влагалища сжимались и сокращались, отчаянно требуя разрядки, которая, казалось, была совсем рядом. Экстаз, который поначалу не давал ей покоя, теперь струился по венам, нарастая в ней, словно приливная волна, готовая обрушиться на берега ее души. По мере того как возбуждение Лунии нарастало, увеличивалась и вязкость вытекающих из ее недр жидкостей. Смесь ее собственных соков и остатков липкого семени Синя смешалась вместе. Синь не стыдился поглощать остатки собственной спермы, смешанной с выделениями сестры. Напротив, это только сильнее возбуждало его, придавая дополнительное приятное послевкусие. Остаток их недавнего соития наполнял его разум, разжигая желание довести Лунию до пика наслаждения. С каждым движением своего одаренного языка Синь чувствовал, как внутренние мышцы Лунии трепещут от предвкушения. Ее стоны наслаждения наполнили воздух, и она умоляла его не останавливаться. Действие парализующего токсина полностью прекратилось, и Луния дрожала и балансировала на грани экстаза. Язык Синя продолжал неустанно атаковать чувствительную плоть Лунии, проникая все глубже, отыскивая каждую потайную складочку и выемку. Ее внутренние стенки начали сжиматься и разжиматься — признак приближающегося оргазма, до которого оставались считанные мгновения. Стоны Лунии становились все громче, ее тело дрожало от наслаждения. — Не… не останавливайся, — задыхалась она, — Я так близка… Мне нужно кончить. Глаза Синя горели вожделением и решимостью, он удвоил усилия, его язык лизал и ласкал пульсирующее клиторы Лунии, не забывая и об её внутреннем убранстве. Он чувствовал, как напрягается ее тело, как по ее венам струятся признаки приближающегося оргазма. Момент истины наступил, как грохочущая волна,которая захлестнула Лунию вихрем интенсивного наслаждения. Ее внутренние мышцы сомкнулись вокруг языка Синя, ее стенки напряглись и сжались. Гортанный рев вырвался из ее глотки, когда экстаз захлестнул ее. Пока тело Лунии содрогалось и билось в спазмах, Синь продолжал стимулировать ее, продлевая интенсивность кульминации. Он наслаждался ее удовольствием и осознанием того, что довел ее до такого пика. Луния застонала, отдаваясь упоительному наслаждению, и ее тело сотрясали толчки высвобождения. Она лежала неподвижно, бездыханная и совершенно обессиленная. Синь медленно вынул язык, наслаждаясь вкусом собственной сестры, который остался на нем после её оргазма. Он поднял взгляд на ее глаза, в которых читались удовлетворение и восторг. — Луния, — пробормотал Синь, его голос был полон нежности. — Ты… невероятная. Мне жаль, что так получилось, но я так рад, что смог доставить тебе удовольствие. Грудь Лунии быстро поднималась и опускалась, когда она пыталась перевести дыхание, а тело покалывало от пережитого оргазма. Она посмотрела на Синя, и в ее глазах промелькнули благодарность и азарт. — Синь, — прошептала она, ее голос наполнился вновь обретенной нежностью. — Спасибо… за то, что дал мне то, в чем я нуждалась… Но… Я хочу большего! Я вся горю! — Луния, что ты такое говоришь?! — возмутился Синь. — Я не хочу быть частью этого дурацкого плана по селекции шелкопрядов! Луния посмотрела в глаза Синя, в ее глазах плясал озорной блеск: — Но Синь, разве ты уже не кончил в меня единожды? Какой вред будет, если ты сделаешь это снова? Последствия уже наступили, и теперь слишком поздно поворачивать назад. Она легла на спину, широко расставив задние ноги, обнажив себя перед братом. Каждый изгиб и каждая впадинка ее слизистых складок блестели от предвкушения — визуальное приглашение, умоляющее его еще раз предаться их запретным желаниям. Ее голос был наполнен потребностью: — Я хочу, чтобы ты был во мне, Синь. Мне нужно почувствовать, как ты снова наполняешь меня, ощутить это сладкое единение наших тел. Пожалуйста, не сопротивляйся больше. Покажи мне, какое удовольствие мы можем принести друг другу. Глаза Лунии впились в глаза Синя, ее желание было неоспоримым. В этот момент не было места ни колебаниям, ни сожалениям, только желания вновь стать единым целым. Поддавшись на уговоры Лунии, Синь отбросил все свои сомнения и поддался жгучему желанию, вспыхнувшему между ними. Он расположился над ней, и его поведение стало похожим на поведение нежного джентльмена. Два его эрегированных члена нависли над ее ждущей щелью, а два ее налившихся клитора пульсировали от желания. Губы Синя нащупали мордочку Лунии, и их рты сошлись в жарком поцелуе. Их чувствительные насекомоподобные усики переплелись и начали обхватывать друг друга, придавая их связи повышенный уровень интимности. Нежное прикосновение зажгло электрические токи удовольствия, которые, казалось, пронеслись по их телам. Синь дразняще провел кончиком члена по смазанному входу Лунии, но не стал проникать внутрь. Вместо этого он попытался установить миндальную связь со своей сестрой, стремясь понять ее на более глубоком уровне. Его целью было слить воедино не только их тела, но и разум, и эмоции, чтобы стать единым целым во время предстоящего акта любви. Луния ответила ему взаимностью, ее тело затрепетало от предвкушения, когда она повторила действия Синя. Она жаждала преодолеть разрыв между ними, растворить границы, разделявшие их плотские тела. Каждое прикосновение, каждый момент совместной уязвимости приближали их к глубокому единству — единству, выходящему за рамки общественных условностей и семейных уз. Когда их антенны переплетались, общие ощущения и эмоции захлестывали их чувства. Они словно ощущали мир удвоенными чувствами, чувствуя страсть и желание, вызванные их общей связью. Границы между ними размылись, оставив лишь чистую эссенцию любви и желания. С нежной осторожностью Синь раздвинул складки Лунии, направляя свой эрегированный член к ее входу. Между ними существовало негласное взаимопонимание, общее стремление обеспечить их удовольствие и комфорт во время этого интимного акта. Медленно он ввел свой член в Лунию, не сводя с нее взгляда и молча заверяя ее в своей любви и нежности. Когда член Синя проник в ее влажный интимный и сокровенный проход, он почувствовал, как ее стенки сжимаются вокруг него, в экстатической хватке, которая посылает волны удовольствия через оба их тела. Но Синь не довольствовался лишь поверхностным удовольствием; он хотел подарить Лунии ощущения, выходящие за всевозможные рамки. С выверенной точностью Синь направил свои импульсы на чувствительную точку Лунии — неуловимую точку G. Каждое ритмичное движение приводило его в соприкосновение с этой сладкой точкой, заставляя Лунию стонать в унисон с его толчками внутрь. Взад-вперед они двигались абсолютно синхронно, в ритме безудержной тяги и желания. Синь придерживался медленного и чувственного ритма, понимая важность темпа и предвкушения. Каждое движение, каждый удар были продуманными и приятными, направленными прежде всего на то, чтобы доставить удовольствие сестре. С каждым мягким толчком он пробуждал в ней дремлющие ощущения, заставляя ее мышцы биться и дрожать в экстазе. Тело Лунии охотно откликалось на искусные ласки Синя. Ее стоны наполняли воздух, становясь все громче и громче, по мере того как она поддавалась приливной волне оргазма, захлестываюший ее. Удовольствие казалось неумолимым, оно пронизывало ее, как электрический ток, заставляя задыхаться и жаждать большего. Синь, прислушиваясь к потребностям сестры, умело делал необходимые паузы и перерывы, чтобы дать ей возможность прийти в себя и перевести дух. Он дорожил этими моментами передышки, заботясь о том, чтобы Луния чувствовала заботу и внимание, несмотря на неоспоримую интенсивность их союза. Благодаря уникальному темпу их полового акта Синь не чувствовал усталости и мог продолжать увлеченное занятие любовью часами. И Синь, и Луния заметили, как постепенно меняется тело Лунии: ее влагалище стало более просторным, готовым к новому уровню отношений. Синь инстинктивно понял невысказанное желание сестры и обнажил свой второй эрегированный пенис, который терпеливо ждал своей очереди. Руководствуясь инстинктом и глубокой связью, Синь расположился над Лунией, и два его налитых члена нависли над ее смазанным входом. С контролируемой точностью он аккуратно выстроил оба своих члена и начал проникать в нее одновременно. Плотность и тепло внутренних стенок Лунии поглотили оба напряженных члена Синя, и в этот момент они оба испытали невероятное удовольствие и наслаждение. Когда Синь погрузился глубоко во влагалище Лунии, она издала горловой стон: ощущение того, что брат растягивает и заполняет ее, сводило ее с ума от удовольствия. Синхронное проникновение обоих членов Синя принесло небывалое наслаждение, симфонию ощущений, от которой по их сплетенным телам пробегали волны блаженства. Каждый толчок сдвоенного члена Синя заставляло тело Лунии трепетать и содрогаться, а ее желание достигло небывалых высот. Сила и синхронность их оргазмического выброса грозила поглотить их целиком. С симфонией стонов и вздохов Луния и Синь приступили к совместной кульминации, которая превзошла все границы. Их тела бились в унисон, и пульсации сильного удовлетворения исходили из их сердец, выбрасывая все больше энергии в их души. Всепоглощающее чувство облегчения захлестнуло их разум, и волны их совместной страсти затопили лоно Лунии. Задыхаясь, Синь рухнул рядом с Лунией, их тела все еще были опутаны последствием их соития. Их охватило мощное чувство удовлетворения — общая связь, выкованная в огне их ненасытного желания. Брат и сестра погрузились в мирную дремоту, окутанные теплом друг друга. Обмякшие члены Синя оставались в Лунии, утешая и напоминая об их запретном акте. Из переполненного влагалища Лунии сочилась влага и смесь спермы с ее собственным возбуждением, что свидетельствовало об их недавнем спаривании. Прошло несколько часов, и в комнату вошел их отец Адмирал. Его глаза светились гордостью, когда он смотрел на переплетенные тела своих детей. Он заметил, что Луния проснулась, и подошел к ней с чувством гордости и уважения, признавая выполненный акт кровосмесительного секса. План королевы по изучению и распространению генов шелкопряда не давала ему покоя и он был рад, что его отпрыски стали частью столь значимого события. Однако Луния не желала больше терпеть присутствие отца. Ее голос звучал с вызовом и возмущением, когда она рявкнула на него, чтобы он оставил их в покое. Адмирал молча выслушал ответ дочери и вышел из комнаты, оставив Синя и Лунию наслаждаться выполненным долгом. В воздухе витало неразрешимое напряжение, напоминавшее о сложностях, которые переплелись в их судьбах.