Задержавшаяся осень

Он печально смотрит на Сашину спину, пока тот показывает паспорт проводнице. Отводит взгляд, когда к нему оборачиваются, чтобы проститься. Сильнее кутается в тонкое, не совсем по погоде, пальто и до самых глаз натягивает шарф - с виду люди подумают, что ему холодно, но Саша знает, как больно впиваются зубы в истерзанную губу. Осторожно обнимает и шепчет несколько слов. Десятки раз Ярослав провожал его до вагона... Но в этот раз всё иначе. И вечер не такой, как прежде, и солнце не появлялось весь день, будто отказываясь прощаться. - Отпусти, - едва слышно шепчет Яр и сам отодвигается на шаг. Такой короткий, но между ними будто разверзается пропасть. Саша молча кивает и резко развернувшись, поднимается в вагон. На всю сцену ушло не больше минуты, но кажется, где-то сломались часы и 60 секунд протянулись непростительно долго, оборвавшись внезапно, словно выскользнув из рук. Ярослав отходит ещё немного и с мазохистским наслаждением наблюдает, как с хлопком закрываются двери, как поезд начинает дрожать, готовясь отправиться в сумрак опустившейся ночи. Неожиданно на него налетает по-зимнему морозный ветер, заставляя сжаться и прижать холодные руки к груди. Зажмурившись, он слышит, как состав начинает движение... Открыв глаза, Яр безучастно окидывает взглядом оживленную улицу внизу. Он сидит на подоконнике у открытой форточки, прислонившись разгоряченным лбом к холодному стеклу и раз за разом пытается сосредоточиться и выучить новый текст. Но мысли, вопреки всем установкам, незаметно и неизбежно соскальзывают обратно, теряясь в терзающих его чувствах и воспоминаниях. Они расстались. Это было единственное возможное решение, взвешенное и взаимное... Наверное. Так сказал Саша, глухо повторяя едва ли не каждое его слово. Видимо, так и было. Так и должно быть. К этому выводу Ярослав возвращался всякий раз, когда рука с дрожью хватала телефон, в попытке набрать знакомый номер. Жить в стране, где за любовь убивают, а за правду сажают - безумно страшно. Проще отпустить, забыть, сделать вид, что ничего не было. И не важно, что было, однажды станет не важно, что всё ещё болит. Есть вещи гораздо важнее, например, счастливая и беззаботная улыбка, которая так идет его зеленым глазам... Жизнь любимого важнее. В сто, в двести, в миллион раз. Важнее собственной, что медленно, но верно... Нет, стремительно летит под откос. Яр держится, пока ещё. Хотя родной Питер за окном становится слишком похожим на то, как о нём говорят: холодным, безразлично слепым к своим жителям. Когда они гуляли здесь с Сашей, город был другим - он сиял, словно старая, начищенная до скрипа медаль. Здания гордо, но благосклонно провожали неспешно идущую мимо них пару своими пустыми окнами, за которыми, Яр чувствовал, теплилась жизнь. Не такая, как у него - слишком публичная и загруженная настолько, что впору терять голову на вокзале - там была другая, тихая и уютная... Только для двоих. И может такой ритм жизни претил им обоим, если говорить о постоянстве, но всего пару дней... Обычные выходные обычных людей, которых не узнают на улице фанаты, не останавливают незнакомцы-с-которыми-где-то-виделись. Ничем не примечательная пара... Которая может держаться за руки и целоваться... не тайком от всех, ища укромную тень, а открыто, когда вспыхнет желание, пойманное во взгляде любимых глаз. Да что толку мечтать о невозможном в этом мире. В этой стране. В этом городе. Яр понимает, что в конечном итоге их отношения не примут всё те же люди, что с криками восторга встречают каждый выход на сцену и своей невероятной поддержкой позволяют им заниматься любимым делом, развиваясь и исследуя, покоряя всё новые пределы. Не все смогут принять... Даже среди тех, кто уже давно обо всём догадался. Наверное, он мог бы всё бросить. Ради Саши. Ради шанса быть вместе - бросить всё и уехать... В другой мир, где их примут. Будет сложно вначале, но они выбились в люди здесь, где выскочек не любят. Значит, чего-то да стоят! Вот только... Только Саша сейчас в Москве, а Яр - в Питере. Между ними ночной поезд и горячий чай, не способный отогреть заледеневшие руки. Он в последний раз полной грудью вбирает в себя холодный осенний воздух и пробегается невидящим взглядом по заснеженной улице. В последнее время погода для него не меняется - словно тот ноябрьский вечер остановил время, а поезд, в котором скрылся Саша, забрал ключи от часового механизма. И осень никак не закончится, хоть по календарю осталось всего ничего до весны. Говорят, на улице сейчас холодно. И он тоже ощущает противный мороз, когда надевая привычную маску артиста выходит за пределы своей квартиры - на улицу или в сеть. Но оставшись в одиночестве его преследует аромат мокрой листвы и асфальта, не просыхающего от дождя вот уже несколько дней. Выдыхая, словно выпуская с воздухом часть своей боли, он плотно закрывает окно. Ничего. Больше ничего не осталось: ни тревог, ни страха, ни желаний. Разве что... вот бы Саша сейчас оказался рядом. Обнял, крепко прижал к своему пальто, мокрому от начавшего таять снега. И прошептал, сбивчиво, на ухо, что он рядом, что он любит и что теперь всё непременно будет хорошо. Как прежде. Яр замирает посреди квартиры, поводя острыми плечами. Холодно. Правда, он почти привык. Ещё немного, кажется, ещё чуть-чуть и выветриться знакомый запах, а родные интонации, с которыми Саша обращался только к нему... навсегда растворятся в памяти. И тогда осень, наконец, закончится. А сам он сможет смириться. Внезапная вибрация сообщает о приходе смс. Удивленно хмыкнув, кто ими ещё пользуется если есть мессенджеры, Яр открывает и читает короткую фразу: Надо поговорить. Телефон едва не падает из ослабевших рук. Поникшие чувства вновь поднимаются внутри, словно подсолнухи тянутся за солнечным светом. Не надо. Он так устал от разговоров, от бесконечных ссор, он постоянно преследующего страха... не за себя, за него. О чем же ещё говорить? Всё решили. Там, на заметенном опавшей листвой перроне вокзала. Решили спасти друг друга, решили сдаться на милость преобладающей части населения. Если их любовь так противна миру, возможно, она действительно не должна существовать. Не может. Неправильная, как болезнь, разъедающая стонущее от тоски сердце. Он долгие месяцы пытался с этим смириться, принять... свое же решение, словно проглотить горчащую таблетку, так и вставшую поперек горла. Так зачем же сейчас начинать всё с начала? Это жестоко. Почти бесчеловечно... Но пальцы, вопреки испуганно следующим за ними взглядом, уже набирают номер. - Да? - тихий голос звучит неестественно, совсем не так, как должен. - Яр... - в ответ слышится точно такой же, невыносимо уставший, будто у загнанного зверя. Как вдруг что-то меняется и среди туч пробивается вычурный, слишком игривый луч солнца, разрезавший серый полумрак квартиры. Такой неуместный... - Открой двери. Через мгновение пылающая щека вжимается в холодную и мокрую от снега ткань пальто. А его спутанных волос нервно и в тоже время ласково прикасаются обветренные губы Саши. Он прижимает к себе тонкое тело, с ужасом отмечая усилившуюся худобу даже сквозь теплый свитер и собственные перчатки. Но об этом потом, ещё будет время во всём разобраться и исправить режим питания. И тренировок, пожалуй, тоже. А сейчас... Он осторожно отстраняет от себя парня, подталкивая внутрь квартиры и заходя следом. В полумраке помещения голубые, как незабудки, глаза кажутся ему серыми. А нервная, почти безумная улыбка заставляет вздрогнуть. Последние несколько месяцев были невероятно тяжелыми для него, но для Яра, кажется, они умножились в десятки раз. "Сам виноват" - проносится недовольный голос в голове. Виноват. И теперь непременно нужно всё исправить. - Яр, - тихо зовёт, отбрасывая ненужный предмет гардероба куда-то на пол. - Эй, - юноша напротив не отвечает, внезапно погрузившись в свои мысли и будто пытаясь в них скрыться. Саша делает шаг навстречу и вновь заключает в крепкие объятья. - Всё хорошо, я вернулся. И больше никогда тебя не отпущу. Где-то сбоку слышится сдавленный всхлип и Яр сильнее прижимается к родному телу. Замирает. И больше не произносит ни звука. Жизнь никогда не будет простой, мир никогда их не примет такими, какие они есть на самом деле. Всегда будет кто-то, кому их существование будет мешать. И кто-то непременно скажет, что в их возрасте пора прекращать маяться дурью и завести нормальные семьи. В Питере всегда будет идти дождь, только не каждый день. А до Москвы не станет ехать ближе, даже если она ещё больше разрастется, словно никем не обнаруженный в лесной чаще гриб. Но всё это будет неважно. Яр готов смириться с постоянным страхом за Сашу, если только тот будет каждый вечер возвращаться к нему, даже если на часах давно перевалит за полночь. Саша готов по сто раз в час проверять телефон, если Яр будет на связи и сообщать - он в порядке. Их работа не позволяет находится в поле зрения друг друга постоянно, да и не зачем, на самом деле. Они могут либо жить в страхе, либо доверить друг другу свои сердца и вместе встречать любую напасть и каждый рассвет. Даже если между ними будет ночной поезд и горячий чай - как своеобразная нить, связывающая их жизни.