Медицина для дураков

— Ситх? — Оби-Вану, кажется, впервые изменяет его голос. — Заткнись, — рычит Дарт Мол. Оби-Ван чувствует, что сейчас Молу больно так, что даже говорить сложно. Боль — не физическая — бьёт через край Силой, и всё это как взрыв сверхновой. И вся ситуация становится странной в квадрате. Руки Оби-Вана связаны на спиной, он сам висит, прикованный к стене. Не первый, кстати, день, и уже, казалось бы, пора потерять надежду. Или хоть начать терять. Мол его даже не избил толком, не допросил, но и не убил. И вот зачем? Чтобы потом прийти к нему и льнуть как, как, как… Оби-Ван даже сравнения подобрать не может, потому что ничего более необычного в его жизни не случалось. Дарт Мол, тот самый Мол, которого Оби-Ван разрубил пополам, льнёт к нему, трется всем телом и бесцеремонно вклинивает ногу между бедер. Протез то есть, конечно, протез, сам себя поправляет Оби-Ван, пока боль Мола через Силу оглушает его. Что-то вспоминается: при утрате, например, конечности требуется специальная реабилитация для форсюзеров, потому что Сила будет искать выхода через недостающие части тела. Оби-Ван не терял конечностей, ему неоткуда знать, правда это или байка. Но, глядя на Мола, он убеждается — близко к правде. Впрочем, это последняя разумная мысль, воронка боли затягивается вокруг его разума. Мол вообще не пытается это контролировать. Или не может. Разум Оби-Вана, который, казалось, должен по-джедайски быть ясным, мутится, некстати подкатывает возбуждение. Взбудораженная кровь разгоняет адреналин, и кажется, что всё правильно, вот теперь — правильно, как надо. И сопротивляться уже не хочется. — Мол, — срывается с губ Оби-Вана, прежде чем он успевает себя одернуть. Ситх — Оби-Ван даже усилие прикладывает, чтобы думать про него такими словами — ведет губами по шее, трется носом о шеку, цепляет губы Оби-Вана своими. И того кидает в Силу, как юнца какого-то: он не понимает, где начинается сам и где — Мол. — Освободи мне одну руку, — просит Оби-Ван. Сил нет как хочется прикоснуться, почувствовать тепло. Боль мешается с тоской по чужому телу. — Да щас. Это, кажется, значит «нет». Мол рвёт его рубашку, потому что снять нормально не получается, целует-кусает в плечо. И этого внезапно оказывается достаточно, чтобы у Оби-Вана потяжелело в паху. Боль Мола в Силе слабеет, и это до одури остро. Мол без одежды — впрочем, было бы ему что скрывать. Перед глазами Оби-Вана мелькают татуировки братства Ночи и как будто отпечатываются на внутренней стороне век. У забраков, кажется, два сердца, припоминает Оби-Ван, и ему кажется, что сейчас слышит оба. Он тянется губами к Молу, проводит языком под ключицей. Забрака от этого аж передергивает, он хватается за Оби-Вана, не успев окончательно подавить стон. А Оби-Вану хочется губами к губам — хотя бы, раз иначе нельзя. Он тянется, как может. — Люди, — едва слышно выругивается Мол, но целует. Оби-Ван впервые за последнее время радуется, что прикован, потому что подкашиваются ноги. Мол внезапно каким-то хитрым движением освобождает ему руки, подхватывает под поясницу. Потому что, видимо, уже плевать. Оби-Ван хватает его за плечи, за спину — куда может дотянуться, пока кровь так горячо бурлит и хочется двигать бедрами. У Мола, по понятным причинам, всё немного иначе: всё сексуальное, что в нём есть, реализуется через Силу, льётся непонятно уже какой стороной. Оби-Ван может, умеет, в состоянии, наконец, не откликаться на это, но откликается. Так правильно, так будет хорошо. И всё становится еще более странным. Мол знает, как надо прикасаться, что надо вжать в стену, потянуть за волосы, заставляя запрокинуть голову, чтобы сознание помутилось окончательно. Оби-Ван же не знает, как прикасаться в Силе в этом смысле — он никогда не видел, чтобы она вела себя так, как сейчас бурлит в Дарт Моле. Но когда он наконец касается, то Сила льнёт как и Мол сам раньше, так же доверчиво и легко. Молу так же хорошо как и Оби-Вану. И это понятно им обоим. Физическое мешается с Силой и слишком быстро кидает обоих через край непонятно в какой очередности. Оби-Ван приходит себя первым, чувствуя, как звенит в голове от ясности понимания, что произошло. Мола же всё еще дергает, он держится за Оби-Вана и прерывисто дышит ему в шею. И ничего не остается как обнять, потому что так, опять же, правильно. Мысли возвращаются в голову. Кажется, специальная реабилитация при утрате конечностей включала групповую медитацию. Произошедшее в это понятие упаковать, конечно, непросто. Мол отворачивается. — Собирайся и сваливай через третий отсек. Он, видимо, не намерен поворачиваться или разговаривать. — А ты? Оби-Ван приводит одежду в порядок, растирает запястья и щиколотки и впервые не особенно торопиться бежать из плена. — А я дважды не повторяю. Это звучит опасно, но только звучит: все эмоции забрака как на ладони. Оби-Ван, поражаясь своей наглости, подходит к Молу и дергает его на себя за подбородок. Тот ничего не делает, тянется за рукой Оби-Вана. Они целуются — коротко, рвано, почти что зло, потому что одному хочется зафиксировать момент, а второму больше ничего не остаётся. — Ждешь цветочков на прощание? — говорит Мол, когда наконец они разрывают поцелуй. — Обещания, что кто-то не сдохнет до следующей встречи. — О себе лучше подумай. Но Оби-Вану уже всё понятно. Слишком, пожалуй, понятно в этот раз.