Молитва не тому

Пит — дитя, не ребенок. Взрослый почти. Я любил Тони от едкого сарказма до каждого рванного вздоха. Переглядками улыбками и счастьем каждого дня. Тони был кумиром. Взрослым и серьезным дядей. Самым умным и лучшим. Всегда правым и дорогим. И я не могу сказать ему нет. Никогда не мог. Это всегда было «да» и поклонение в читом виде. Молитва и жертва своему божеству. Как молятся на богов, как я молюсь на свою мать. Как молятся все что дарило тебе что-то абсолютно бесценное — жизнь Я умный ребенок. Ребенок чье тело сплошь и рядом покрыто полосами — шрамами. Что по горю поделился с Тони. Равнодушным тоном. — Он меня изнасиловал когда мне было около 7. Он был моей семьей и я ему верил. Холодная усмешка пробегает по мои губам. — Тогда мама еще не вбила в меня урок что разбивают сильнее всего те кому веришь и семья в первую очередь. Но позже она исправилась. — Мистер Старк проводил руками по моим волосам и сочувственно улыбался. Будто понимал. Мне казалось понимал. Я конечно скрыл от него что в следствии моя любовь стала такой же больной. Я был готов за любимых и близких — убить, умереть и сделать все что угодно. Но им об этом не говорил. Просто однажды парень который домогался Мишель попал в больницу с переломами ребер и не мог ничего внятного рассказать полиции. «Преступная банда». Ну да, конечно. Никто не имел права их трогать. Трогать то что мне дорого. Тони в тот раз многозначительно молчал колупаясь и в Наташином костюме. Я говорил ему. — С сексом пока сложно. Мне тяжело доверять и верить. А позволять себе спать неизвестно с кем не позволяет тревожка. Мне страшно что кто-то вовремя не остановиться и сделает мне больно. — Тони кивал и говорил — Все понятно с тобой, паучок, до столетней девственницы нашей не дотягиваешь, но временный целибат — Это много не так, но что-то вроде того. Разговор выбит все силы и я лишь кивнул. Он приготовил мне какао и мы продолжили работу. Я должен был понимать. Тони Старк не спрашивает, а сразу берет. Не церемониться и не обещает ничего. Но чутье не сработало. Это же Тони. Тот Тони который конструировал мне костюм, вытирал мои слезы, покупал мороженое и заваривал какао. Штопал раны и просто за-бо-тил-ся. Но когда он придавил меня немного подвыпившего — годовщина дня когда я вспомнил кто я. Не имел возможности сказать «нет». Стоять на ногах тоже, но был готов. Счастье Мистера Старка важнее. Он сам по себе важен. Я бы сделал для него что угодно и стал кем угодно. Я был не против раздвинуть ноги даже если не хочется — но он и не спрашивал. Ему было все рав-но. На мои реакции, кровь и болезненные вскрики. Не против даже если следующее утро отлавало запахом его одеколона и пота от которого почему-то тошнило и кожу хотелось соскрести руками. Наверное не против. Возможно Мишель была права. Жертвенных не ценят и это ошибка. Это мой способ самоповреждения. Снова. По кругу. Жизнь вроде сделала оборот, но ничего не изменилось. Стоя в душе после попыток со скетчи это с себя мочалкой, я понимаю что это снова произошло. Тот человек уже мертв, но это не изменило ничего в этот раз. И в этот момент я уже не размышляю дважды. Хватаю ближайший острый предмет. Очень удачно в его ванной лежала опасная бритва и я расхерачиваю себе руки снова и снова. По старой памяти столетий, теперь уже по молочно чистой коже, но по тем же местам. Тони лепил меня из глины. Мокрыми пальцами перекатывал и делал что-то новое. Но он забыл что обожженная глина под пальцами не подвижна. Он разбил меня на осколки. Но не один из них ему не навредил. Тварь внутри рычит — Мы могли бы сломать ему шею. Растоптать его в пыль, но из-за твоего милосердия он жив и раз за разом ты даешь ему власть делать все что угодно. Это Любовь виновата. Пит склоняет голову в поклоне матери Войне и улыбается. Тварь тоже растягивает улыбку. — Дитя мое. Любовь — сестра моя и разрушительная как я, но по другому. Она слепа и не видит истины. Как не видят влюбленные. Но ты же. — поднимает мой подбородок чтобы я стоя на коленях мог смотреть прямо в ее кровавые глаза и помнил кто я. И порождение чего. Что я сделал с тем кто посмел поступить так же. — Ты мое любимое творение и ты знаешь что делать на поле битвы. — а это — проводя по следам той ночь что пятнали мою кожу и позволяли крови литься. — Это определенно вызов. И ты знаешь что делать. — Ты не права сестра, посмотри. Он счастлив. — вступается Любовь. — Он станет слеп, как слепа ты, если это и есть то чего он хочет. — И не молись глупцам, вороненок. Каждое слово имеет вес, а молитва тем более. Помолись за небо и детей. За себя в конце концов.И отдавай слова тем кто их слышит. — Я понимаю, мама. — тварь внутри смеётся. — А я ведь предупреждал, а ты не слушал. Ты потеряешь зрение как только Надежда оставит тебя. Не будь глуп. Не слушай ту что не знает какого цвета небо и верит что оно голубое. — тварь знает толк в словах. Я опускаюсь на колени и отдаю ей последнюю молитву. Молитву любимой матери и заботливому родителю. Мне почти стыдно что я позволил этому случиться. Опять. Но мать лишь ласково проводит по волосам и смотрит своими кровавыми глазами в которых смерти тысячей и страдания миллионов. Знакомое горе. Мишель была права. Снова ошибка. Заворачиваю уже порядком пострадавшие руки и собираю документы. — От людей которые разбивают твое сердце нужно уходить — говорил Нед. Я звоню им обоим. Сначала Неду. С ним попроще. — Чувак, это ужас. Я все понимаю. Мы все поймем и примем любое решение. Пиши нам и звони. — Груз с души падает и я понимаю слова матери. «Отдавай слова тем кому они что-то значат». — Затем идет Мишель. Она догадывается в первую минуту. — Тебе и правда лучше уехать, но самое главное чтобы ты не хотел вернуться. Ты хочешь отдать ему свое тело и душу? — Тварь внутри скалит зубки — — Мы всего лишь хотим его смерти. — Голос разума перебивая — Глупо ждать что что-то само по себе изменится. Ты готов к новой жизни и тому что будут другие похожие люди и нет никакой необходимости ложиться за них плашмя. Мама как всегда была права. — Нет не хочу. — Билет в Калифорнию и один день отыгрывания хорошего мальчика. Обнимаю моих любимых на прощание. — Я буду писать. Люблю вас. — Через один самолет и намного автостопа до соседнего штата. Так чтобы не нашел. Возможно это для него ничего не значило как не значили слова. Проще было бы свернуть ему шею. Война никого не щадит. Но я пощажу пока что. За горе надо платить сполна и возможно у Тони есть чем отплатить. Прекрасная дочка и жена. Огонь дитя Войны заберет все что ему дорого. Но пока не время. Я улыбаюсь новым коллегам и однокурсникам. Пока нужно набрать силы. Если есть что-нибудь что ему дорого он это потеряет. Сразу — если хоть пальцем тронет, тех кто мне дороги. Если же нет в него будет долгих 5 лет чтобы забыть. Я поднимаю орудие Матери чтобы заставить заплатить всех кто мог сделать мне больно. Простите Мистер Старк, но я пока не ослеп, а закатное небо в Нью-йорке ярко красное. Кровавое зарево к которому я еще вернусь. Вернусь забрать долги.