Бомгю мог часами размышлять о вещах, о которых недавно узнал, но он никогда не думал над тем, чтобы подвести промежуточные итоги своих поисков. Какими они были? Радостными или печальными? Хорошими или плохими? Единственное, что не подвергалось сомнением, — это факт того, что он окончательно погряз в своём туманном прошлом. Когда он решался на исследование, думал, что, расспросив своих друзей, раскроет последние загадки. В результате это привело его к ещё большим тайнам.
Парень откинулся на спинку стула и зарылся пальцами в волосы. Стол перед ним был полностью обклеен стикерами разных цветов, на которых он записал всё, что узнал за две с половиной недели. Жёлтые отводились под историю с Чон Ёнми, голубые — под семейный конфликт, зелёные — под загадку отношений с Субином, а розовые — под сведения, выделяющиеся из общей картины. Последних оказалось не так много. Бомгю пробежался взглядом по всем стикерам, беспокоясь о том, что он мог о чём-то забыть.
— Так… — протянул он. — Надо это как-то… упростить.
Тотчас же он выпрямился, подвинул ноутбук поближе к себе, раскрыл его и уже через несколько секунд создал новый документ. Четыре колонки — ровно столько же, сколько цветов на стикерах, которые он использовал для распределения своих знаний по темам. Первая теперь носила имя Чон Ёнми, вторая — Чхве Субина, третья — семьи, а последняя осталась безымянной. Бомгю собрал бумажки жёлтого цвета и начал переводить слова с неё в пиксели, иногда добавляя что-то новое и стараясь не пропускать ничего старого.
Чон Ёнми.
Парень знал о её существовании ещё до их знакомства в библиотеке. Впервые они поговорили именно в ней, но к тому моменту её имя уже не было загадкой. Спустя какое-то время их общение дошло до кульминационной точки: они сблизились настолько, что больше не было смысла держаться на расстоянии. Бомгю пригласил девушку в кабинет, принадлежащий классу Ханы. Тогда-то он и переступил черту «друзей». Поцелуи и все их действия запечатлила камера неизвестного, который позже поделился кадрами со всей школой. Выпускник и одиннадцатиклассница остались в школе допоздна, думая, что больше никого не будет, но ошиблись. Бомгю догадывался, что больше никогда с ней не виделся, потому что не помнил, чтобы разговаривал с Ёнми после инцидента. Или ему так только казалось.
Видео разлетелось по школе, было удалено, и через неделю после возвращения одного из его участников снова оказалось в свободном доступе. В общую группу класса его скинул друг Шин Инсу, который и до этого приставал к Бомгю. Более того, с Ёнми оказались связаны Кай и Тэхён. Выпусник просил у них о помощи, но какой — ему оставалось только гадать.
Парень убрал жёлтые стикеры и на их место положил голубые.
Семья.
Была ли она вообще? Бомгю глубоко вздохнул и опустил голову, отрывая пальцы от клавиатуры. Он так и не понял, кому в этом доме мог верить, впрочем, в отличие от этого, прекрасно знал, кому он бы больше не доверился.
Парень попал в больницу. Ему диагностировали ретроградную амнезию и прописали специальный курс лечения, чтобы восстановить не только его физические способности, но и умственные. Вопросы лились рекой и получали слабый, но ощутимый отклик, они решались прямо в палате благодаря Хане. Бомгю думал, что узнает хоть какую-то правду о своём прошлом, однако был обманут.
Перед трагедией он уже потерял свою семью. Вынужденный каминг-аут стал последней каплей в недомолвках отца и сына и окончательно разрушил их взаимоотношения. Все скрыли этот факт, предпочли промолчать. Каждый член семьи придумал тысячу оправданий, но ни одно из них не прозвучало искренне. Они как будто пытались обелить самих себя, внезапно вспоминали о существование друг друга и выгораживали остальных, пока хватало желания. Хана раскрыла часть правды, протянув руку помощи и сохранив в секрете самое важное. Господин Чхве словно и не собирался рассказывать сыну об его ориентации, как и его жена, которая сидела в стороне и вздыхала по своему несчастному сыну.
— Я правда несчастный? — прошептал Бомгю. — Тебе меня жаль? Если это так, тогда почему тогда не сказала о нашей ссоре? Почему не защитила меня от гнева отца?
Горькая усмешка мелькнула на его губах. Сколько бы он не пытался найти этому объяснение, оно не находилось. Ему оставалось только прийти к матери и спросить напрямую, но он предчувствовал, что ничего не изменится. Женщина могла бы намекнуть на что-то или пообещать рассказать позже, и тем не менее ничего не сделала, поэтому о конфликте парень узнал от посторонних — от людей, которые тоже были полны секретов.
Чхве Субин.
Бомгю притянул поближе к себе стикеры зелёного цвета и уставился на них, не решаясь продолжать писать. Они содержали слишком мало информации, которой он мог бы пользоваться для продолжения своих поисков. Был ли смысл задавать Субину вопросы? Парень думал, что в любом случае однажды придёт с ними к нему, и тем не менее колебался. Как и семья, староста скрывал всё до последнего момента, пока не решался подойти к бывшему другу.
Курсор на ноутбуке мигал, пока его решительно игнорировали. Две партии стикеров уже покоились на дальнем краю стола, а третья оставалась под рукой у Бомгю. В последнее время он отказывался верить даже своим воспоминаниям. Правда ли, что на той фотографии были они с Субином? Или это проделки его сознания, которое нарисовало незнакомому человеку лицо одного из тех, кто играл немаленькую роль в прошлом парня?
Клавиши застучали.
Раньше Бомгю имел лучшего друга в лице старосты своего класса. Они проводили много свободного времени вместе, хорошо общались, обменивались подарками, делали фотографии на память и делились переживаниями. От Субина у выпускника остались записная книжка для стихов, снимки и брелок. В голове крутилась мысль, что вещей могло быть и больше. Позже одноклассников засняли целующимися в классе и отправили господину Чхве фотографии в качестве доказательств ориентации его сына. Тогда он и сделал каминг-аут, потеряв последнюю ниточку, связывающую его с семьёй. А в конце того же месяца прекратилось и их общение. Это могла быть ссора, расставание по обоюдному согласию, как говорил Субин, простое исчезновение одного из жизни другого.
Эти два выпускника могли быть парой или парочкой друзей, которых так и не поняли.
— Бред, — покачал головой Бомгю. — Разве друзья целуются в школе? И вообще, что это такое? Сначала Субин, потом Ёнми, с обоими у меня было тесное общение, а потом… ничего. Сейчас они слишком похожи друг на друга: оба как призраки, которых я не могу поймать и нормально расспросить. Какого хуя там вообще происходило, а, Чхве Бомгю?
Парень взъерошил волосы:
— Целовался с одиннадцатиклассницей, а потом ещё и со старостой… Одна девушка, другой — парень… Я либо бисексуал, либо долбоёб, который сам себя же и запутывает! — он облокотился о стол и опёрся щекой о кулак руки. — Нет, я вообще ничего не понимаю… Интересно, а к кому из них я испытывал чувства? Хотя я не уверен, что на фотографии Субин… меня гложет ощущение того, что я прав. Может быть, стоит к нему подойти с этим вопросом? Или попробовать намекнуть? Что мне делать-то?
Он выкрикнул последний вопрос и тут же обернулся к двери. Дома находилась сестра, которая заперлась у себя. Их комнаты разделял небольшой коридор с выходом на лестницу, так что громкие звуки из них доносились до парня с девушкой с относительной лёгкостью.
Теперь и стикеры цвета свежей листвы отправились в общую кучку, уступая место последней стопке — нежно-розовым бумажкам, собравшим те факты, которые не вписывались в остальные три темы.
Безымянные.
На телефоне Бомгю не было практически ничего, когда он попал в больницу — первая странность, на которую он обратил внимание ещё тогда. Ни переписок, ни фотографий, ни заметок — ничего.
Госпожа Чхве ничего не знала об увлечении своего сына стихами, а Хана — о шрамах на руках, — так звучала вторая странность. Единственное объяснение, пришедшее Бомгю в голову, было таким: их отношения пребывали в таком плохом состоянии, что парень не делился с сестрой и матерью подобными вещами.
— Они могли скрывать это от меня, но зачем? В этом нет ничего страшного. Так сказать, ничего, что сможет поменять моё мнение о ситуации, — размял пальцы Бомгю. — Наверное, я сам скрывал это от них. В конце концов, про всякие мелочи я мог с ними не говорить.
В первый же день его избил Шин Инсу — одноклассник-хулиган, так и не объяснивший своё поведение, — вот и третья странность. Этот парень мог быть врагом Бомгю, а мог избивать его просто ради развлечения, как делали все люди, обиженные жизнью. И всё-таки это не отменяло того, что их разговоры заканчивались тупиком всякий раз, когда выпускник пытался поговорить со своим обидчиком. В итоге, решить проблему цивилизовано не получилось, и Бомгю отошёл от неё на безопасное расстояние.
Только вот участие Инсу угадывалось в ещё двух пунктах. Его рукой могло быть выложено видео в сеть, а также могла быть прислана фотографию господину Чхве. Эти две с половиной недели он ограничивался применением грубой силы и оскорблениями, что не было убедительным доказательством его непричастности. Больше Бомгю не знал ни одного человека, так сильно на него обозлившегося.
Всё сводилось именно к нему.
Последствия всех этих событий преследовали парня изо дня в день. У него не осталось друзей, отношения в семье гнили, его знакомые молчали или советовали не лезть в прошлое, чтобы не испачкаться. Бомгю остался наедине со своими сомнениями и тревогами, как будто обречённый на вечные скитания во тьме. С каждым новым воспоминанием становилось всё запутаннее и запутаннее, да и уверенность в себя утекала в никуда.
Он откинулся на спинку стула, убрав подальше последнюю стопку стикеров. На экране ноутбука мелькал курсор в конце одного из столбцов. Бомгю не отводил от него взгляда, хотя и не видел перед собой слов: перед его глазами мелькали моменты из памяти, которая ещё не восстановилась. Он даже отменил сеанс с психологом, будучи сбитым с толку всем тем, что произошло за одну неделю.
Из размышлений его вывел робкий стук в дверь. Бомгю обернулся к ней, но промолчал. Звук повторился, ещё более тихо, будто человек за дверью с трудом решился побеспокоить парня.
— Оппа, — всё-таки раздался приглушённый голос, — я хотела извиниться.
Внутри Бомгю что-то оборвалось.
Хана держалась за ручку, но не нажимала на неё. У неё уже вошло в привычку открывать двери сразу же, как она начинала разговор, однако в этот раз ей показалось это неуместным. Она стояла с опущенной головой, пальцами второй руки теребя прядь волос, упавшую ей на лоб. Что-то мешало говорить в полный голос: то ли неуверенность в себе, то ли страх задеть ещё свежие раны своего брата.
— Ты можешь не открывать дверь… Просто выслушай меня, хорошо? — заискивающий тон прорвался сквозь преграду и достиг сердца Бомгю, что сжималось от скорбных чувств. — Наверное, так будет даже лучше, потому что… не знаю, как смотреть тебе в глаза. На самом деле, мне с самого начала было неловко перед тобой. А сейчас и подавно.
Парень молчал, лишь глядя на свою деревянную дверь и рисуя у себя в голове черты своей сестры. Наверное, сейчас на её лице не было привычной для неё оживлённости, и глаза не сверкали также ярко, как в мгновения радости. В этот момент настроения брата и сестры гармонировали друг с другом.
Послышался тяжёлый вздох:
— Я всегда очень много думаю. Не могу не думать о своих ошибках, о том, что причинила кому-то дискомфорт или обидела… Даже если иногда позволяю себе сказать резкие слова, мне потом трудно всё это вспоминать… К чему я веду? Всё, что я когда-то говорила или делала, — это не спонтанные решения. Я пришла к какому-то выводу и поступила определённым образом, потому что посчитала это рациональным решением. Поэтому у тебя есть полное право злиться на меня или ненавидеть… если хочешь.
Бомгю нахмурился.
— Я не хочу оправдываться, — покачала она головой. — Хочу, чтобы ты понял меня. Чтобы знал, что я никогда не желала тебе зла, а если так получилось… то я очень сожалею. Честно, сначала я собиралась рассказать тебе совершенно обо всём, что происходило дома. Я даже думала над тем, как бы преподнести тебе эту информацию так, чтобы ты не возненавидел нас всех. Я не оправдываю отца, и даже извиняться за него не собираюсь. Он придурок, каких ещё поискать. Просто эгоист, которому наплевать на других… Но моё мнение о нём не должно было влиять на наше с тобой общение. Хотя… Чёрт…
Девушка раздражённо выдохнула. Бомгю повернулся на стуле так, чтобы сидеть вполоборота к двери и ждать продолжения, не ломая себе шею. Сейчас он бы с лёгкостью согласился с сестрой, когда она говорила об отце, но хотел услышать, что она скажет дальше.
— Короче говоря, я посчитала правильным, чтобы ты сам вспомнил об этом. Если мы сойдёмся во мнениях, это будет прекрасно, но я не могу влиять на тебя… как это делали родители. Они воспользовались ситуацией и позволили себе перепрошить тебя… это всё так удобно для них, — процедила она сквозь зубы. — Ты потерял память, а у них появился шанс сделать из тебя послушного подростка, которого они всегда хотели. Как же им повезло, что ты забыл как раз то время, когда наши отношения с родителями испортились окончательно. Мне бы такую удачу… Это невыносимо. Первое время я мирилась с их невмешательством и сама пыталась не вводить тебя в шок. А потом всё стало слишком странно. Неправильно. Как будто именно этого они и добивались… Я…
Хана остановилась на полуслове, а Бомгю тем временем встал со стула и сделал несколько нерешительных шагов в сторону двери.
— Я пообещала им это, — короткая пауза, за которую девушка набрала в грудь воздуха. — Что промолчу о конфликте. Мама попросила меня умерить свой пыл и позволить тебе для начала восстановиться. А потом уже грузить тебя кучей подробностей.
— Мама? — прошептал парень, сжимая ладони в кулаках.
— Когда я оглядываюсь назад, то не понимаю, почему всё должно было сложиться именно так, — продолжала девушка, не расслышав брата. — Наверное, неправильно так просто обвинять отца и мать, но это уже невозможно терпеть. И нельзя. Как показала практика, даже самые тщательно скрываемые факты однажды всплывают на поверхность. Я могла бы понять их, — нет! — я понимала их. К сожалению…
Наступила тишина. За стенкой Хана услышала лёгкие шаги и шуршание одежды — так близко, что она даже задержала дыхание, как будто боясь спугнуть внезапно доверившегося ей зверька. Бомгю опустился на пол, прислонившись спиной к двери, что разделяла его и сестру. Это была не единственная преграда: между ними зияла пропасть из лжи и недомолвок, которые, как оказалось, наполняли жизнь парня с самого начала его реабилитации.
Он глубоко вздохнул и откинул голову на холодную поверхность, прикрыв глаза. Буря из чувств улеглась и оставила на прощание горький осадок в глубине истощённой души. Новые раны наложились на старые шрамы, чем напомнили о давно забытых печалях. Бомгю разглядывал свою жизнь под микроскопом, оглядывался по сторонам и с жадностью ловил каждую новость. Впервые ему хотелось взять в руки телефон и сбежать из собственного дома, потому что он душил его. Хотя температура воздуха на улице в последние дни держалась на отметке в 25 градусов, это казалось ему меньшим злом из всех возможных.
К тяжести на сердце Бомгю уже начинал привыкать. Не смотря ни на что, он не мог ненавидеть Хану. Она была единственным человеком, который отвечал на вопросы и всегда поддерживал, который считал его обычным пострадавшим. Девушка рассказывала о его прошлом, готова была идти против родителей, когда согласиться с ними — значило предать своего старшего брата.
Хана спиной прислонилась к двери и сползла по ней вниз, случайно отзеркалив движение Бомгю. Её речь звучала всё также тихо, подавленно и прерывисто:
— В какой-то момент я задумалась о том, что так даже лучше… и возненавидела себя за это. Да, мы почти не общались. Да, наши отношения испортились. Но это не значит, что я имею право использовать твоё личное несчастье себе на пользу. Когда ты очнулся, мы все вздохнули с облегчением… А потом… — она вздохнула. — Ты начал задавать вопросы. Врачи подошли к нам и сказали: у тебя ретроградная амнезия. В каком же я была шоке! Ты стал общительным, хотя и не понимал, как такое произошло. Когда ты спрашивал, сердце сжималось от осознания того, насколько эта травма тяжела. И… ты не поверишь, — горько усмехнулась Хана. — Я вдруг поняла, что ничего о тебе не знаю. У нас разница в год, а ты для меня словно незнакомец. Целыми днями я прокручивала в голове то, что мне было известно о тебе, оппа. Каждый день я приходила к выводу, что ничего.
— Разве?
Девушка резко повернулась к двери, почувствовав, как на глаза навернулись слёзы.
Он заговорил с ней. Хана улыбнулась сквозь боль:
— Да, — голос её задрожал. — Я пошла тем путём, которым ты идёшь сейчас: начала искать информацию о тебе. В то время я сблизилась с Каем и Тэхёном. Мне показалось странным то, как они смотрели на меня, и спросила у них о тебе. К счастью, вы были знакомы. Я так обрадовалась тому, что они заговорили со мной. Кай оказался очень душевным человеком, хотя и немногословным. На самом деле, я хотела познакомиться только с ним, но не получилось. Эти двое неразлучны.
Бомгю усмехнулся:
— Это точно.
— От Кая я узнала о Субине. Точнее, я просто подтвердила свои догадки. До того, как наши с тобой отношения испортились, ты говорил мне о нём, и я запомнила его имя. Кай и Тэхён познакомились с тобой в начале этого года, знали о тебе совсем немного, но помогали мне добраться до истины. Я уточнила у них о том, были ли вы знакомы, и, на удивление, они сказали «да».
— Они знали о нас с Субином? — нахмурился парень.
— Они сказали, что узнали об этом от тебя. Я даже смогла поговорить с Субином, упросив Кая устроить нам встречу. Однако это было напрасно: он не ответил ни на один мой вопрос. Сказал, что не хочет вспоминать о прошлом. Многого мне новые знакомства не дали… хотя нет, — улыбнулась девушка. — У меня новые появились друзья. После твоего возвращения в школу я наконец рассказала им о твоей амнезии, и они согласились пообщаться с тобой. Кстати, это помогло тебе?
— Да. Хотя я больше с Тэхёном общаюсь, чем с Каем.
— Ясно… — протянула Хана.
Вновь повисла тишина. Только на этот раз менее тяжёлая, будто частично рассеявшаяся. Холод растаял, еле ощутимое тепло окутало два сердца, заполненных самыми разными и одновременно одинаковыми чувствами.
— Оппа? — робко позвала девушка.
— М?
— Я забыла рассказать тебе ещё кое о чём. Иногда по ночам ты уходил из дома. Это случалось всегда после полуночи, когда родители уже спали. Ты выходил из своей комнаты, тихо спускался по лестнице, а когда возвращался — я уже не знаю. Подобное началось после того конфликта и продолжалось до того момента, пока ты не попал в больницу. Думаю, упал с лестницы ты как раз во время одной из таких прогулок.
Бомгю промолчал. Он руками обхватил согнутые в коленях ноги и опустил голову, громко выдохнув. Девушка слышала каждый шорох по ту сторону и ощущала ком в горле, который мешал ей говорить. Сожаления захватили каждую клеточку её тела, не позволяя продолжать разговор. Она скрывала от брата столько подробностей, что каждое новое слово давалось ей нелегко. С тех пор, как у них состоялся разговор о давней ссоре, Хана не могла избавиться от одного душераздирающего вопроса:
Сколько всего она оставила «на потом», ожидая, когда брат вспомнит об этом сам?
А в итоге Бомгю метался от одного факта к другому, не представляя, что хранит его прошлое.
— Хана-я? — прозвучал глухой голос.
Девушка повернула голову, прислушиваясь:
— Да?
— На этом всё?
Она сглотнула. Ей потребовалось собрать всё своё мужество, чтобы произнести следующие слова:
— Думаю, да… Я знаю, что никогда полностью не пойму твоей боли. Только ты можешь решать, достойны ли мои поступки прощения, но… Прости меня, пожалуйста. Всё, чего я хочу, — это того, чтобы всё это дерьмо наконец исчезло из наших жизней. Я прошу не забыть о том, что я сделала, а отпустить это… Нет! Просто… если нужна будет моя помощь, я с радостью помогу. Приду по первому зову, правда. Мне самой тошно от всей этой лжи…
Она прерывисто вздохнула.
— Хорошо. Спасибо за всё, что ты сделала для меня. Думаю… — протянул Бомгю, — пока что я попытаюсь разобраться в этом самостоятельно.
Хана кивнула. Поздно осознав, что брат не видит её, она поспешно ответила:
— Да, конечно.
И встала с пола. Девушка поправила свою одежду и всё-таки повернулась к двери, за которой сидел самый близкий человек в её жизни. Некоторое время она колебалась, потом слегка улыбнулась, не позволяя слезам скатиться по щекам, и прошептала:
— Я верю в тебя.
Хана ушла к себе в комнату, не создавая лишнего шума. Господин и госпожа Чхве до сих пор занимались делами на своих работах, так что всем первым этажом управляла тишина, готовая сбежать в любой момент, когда дверь в дом откроется и впустит владельцев. Сестра и брат находились в разных комнатах, но чувствовали одно и тоже — разрывающие сердце сожаления, которые незаметно дотягивались до самых потаённых уголков души.
Бомгю провёл ладонью по растрёпанным волосам. Он уже давно перестал обращать внимание на свой внешний вид и доводить его до идеального состояния: достаточно было соблюдать базовые правила гигиены.
Раньше жизнь сияла красками, хотя и была неполноценной. В больнице Бомгю имел достаточно времени, чтобы всё обдумать и записать в заметки новые вопросы. Может быть, звук аппарата для сердцебиения и раздражал его, но он знал, что у него есть семья. Смутно он ощущал, что отношения с родителями складывались не совсем гладко в прошлом, но всегда надеялся на лучшее. Сейчас Бомгю терзался сомнениями, боялся доверять и быть обманутым.
Он впервые по-настоящему боялся. Однажды отец ударил его, а потом почти заставил отказаться от своего прошлого. Парень снова и снова прокручивал в голове эту картинку: как родитель пожирает взглядом сына, кричит так, что закладывает уши, замахивается и оставляет на щеке багряный след. Бомгю даже сейчас ощущал боль от удара. Иногда ему хотелось, чтобы всё это оказалось сном, простыми иллюзиями, в которых нет ни доли правды. Хотелось оказаться в счастливой грёзе и больше никогда не просыпаться.
Когда к нему начали приходить подобные мысли?
Беспокойство окутывало тело Бомгю вместо воздуха, которого начинало не хватать. Его взгляд вдруг забегал по комнате: предметы словно отдалились от него, их контуры поплыли, слились с очертаниями друг друга. Небольшое помещение увеличилось в размерах, растянулось так, что противоположная стена оказалась слишком далеко, как будто в десятке метров от парня. Но это было не так. И свободнее от этого не стало — стало лишь тревожнее.
Вот и сердце застучало чаще, внутри начала разрастаться боль, а грудную клетку стали стеснять непонятные чувства. Их было так много, что разобраться, какие именно, не представлялось Бомгю возможным. Они родились где-то в центре груди, но всего за несколько мгновений распространились на всё нутро и захватили даже голову, в которой бешено закрутились мысли. Ком в горле не дал свободно вздохнуть, дыхание участилось. Бомгю поднял руку к воротнику своего худи и оттянул его, вдруг заметив, как дрожат пальцы. Силы вдруг покинули его, исчезли в мгновение ока, пока парень пытался разобраться с теми мыслями, которые появились в голове, не спеша уходить. В них не было чёткости, потому что они состояли по большей части из миллисекундных образов, возникающих и исчезающих, возвращающихся и ускользающих из рук. В конце концов из них получилась неплохая карусель, от которой потянуло в ванную. Привычное по больнице чувство тошноты в желудке перебралось к горлу, но встать не получалось.
Бомгю смотрел куда-то перед собой, хотя больше не различал предметы. От помещения остались лишь смутные очертания, померкнувшие краски, начинающиеся с серого и заканчивающиеся чёрным. Или были другие? Парень уже не мог ответить на этот вопрос. Он, в принципе, не мог контролировать свои размышления. Они затягивали его в пропасть из воспоминаний и страхов о будущем, не позволяли вынырнуть на поверхность и сделать глоток свежего воздуха. А был ли воздух? Или вокруг Бомгю осталось только нематериальное пространство, погружённое во тьму?
Почему тогда так жарко?
По телу пробежала неконтролируемая дрожь, заставив внутренности парня сжаться, отчего все болезненные ощущения только усилились. Он продолжал дышать, только намного чаще, он набирал в лёгкие побольше кислорода, а складывалось впечатления, что этого не происходит. Тогда Бомгю судорожно выдыхал и повторял всю процедуру с самого начала: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выход. А сердце наплевало на нормальный ритм и сорвалось в безудержный бег, ударяя по грудной клетке изнутри и всё никак не успокаиваясь.
Бомгю одной рукой опёрся о холодный пол, почти не чувствуя текстур под пальцами, а другой сжал ткань на своём воротнике. Он опустил голову так низко, что заболела шея, свёл брови к переносице, но не смог закрыть глаза. Ему казалось, что достаточно позволить себе погрузиться в темноту, и всё станет только хуже. Нельзя было позволить этому случится. Поэтому он широко раскрытыми глазами смотрел перед собой до того момента, пока взгляд не сфокусируется на чём-то знакомом. Например, на лямке от рюкзака, лежащего рядом с кроватью. Бомгю бросил его туда сразу же, как пришёл домой и не удосужился разобрать.
К нему вернулся контроль над телом, которое он не мог поднять, чтобы отправиться в туалет и избавить себя от лишней еды. А он вообще сегодня ел? И если нет, то почему тошнота не отпускала его, и наоборот усиливалась вместе с головокружением? Парень прерывисто вздохнул, облизал засохшие губы с мелкими ранками от вредной привычки покусывать их в моменты тревожности. На языке появился привкус крови и почти сразу же исчез, но вернул Бомгю осознанность. Он поднял голову. Комната вернулась к своим прежним размерам, и расстояние до рабочего стола сократилось до пары метров. Экран ноутбука на нём давно погас, но это были ненужные детали. Взгляд Бомгю мог быть сосредоточен на предметах, и это было главное.
Постепенно всё вернулось в норму: и биение сердца, и дыхание, и ощущение тепла. Хотя ладони вспотели, а по лбу скатились капельки пота, больше он не чувствовал себя грешником в аду. Больше не было боли в груди, не смотря на то, что чувства так и остались непонятыми. Бомгю отдышался и откинул голову на дверь, случайно ударившись затылком о твёрдую поверхность и уставившись в потолок.
Голос отказывался слушаться, поэтому парень сидел в тишине, слыша только стук своего сердца.
Что это только что было?
Среди всего этого затишья звук уведомления на телефоне показался ему посторонним гостем. Экран вспыхнул и уже через несколько секунд погас. Бомгю собрался с силами и аккуратно встал: сначала сел на корточки и только потом выпрямился, опираясь рукой о стену. Дрожь в коленях замедлила шаг парня, но он не остановился и подошёл к столу. Взгляд остановился на телефоне, который вывел Бомгю из прострации, в которой он находился последние десять минут. Если не больше.
Парень разблокировал экран и не смог сдержать возгласа удивления:
— Чего?
Тут же он взял телефон в руки, открыл диалог, в котором раньше был один лишь забавный стикер, и присел на стул, потому что слабость, что разлилась по тему, ещё чувствовалась.
Проводник (не в царство мёртвых)
*одно вложение*
Вечера, хён. Пока я чистил старую карту памяти,
наткнулся на эту фотографию. Не помню, чтобы
я её делал, но она оказалась на моём фотоаппарате.
Дата, когда её сделали: 14 марта этого года.
Бомгю открыл снимок. Два человека в школьной форме: парень и девушка, стояли спиной к камере, держась за руки и, как он понял, шли куда-то. Себя он узнал сразу, а вот девушку — нет. Её длинные волосы были забраны в хвостик, а рост сильно контрастировал с его собственным.
— Чон Ёнми? — хрипло прошептал он.
Спасибо, что скинул мне. Не знаешь, кто эта девушка?
Ответ пришёл почти сразу:
Догадываюсь. Как вы сами думаете?
Чон Ёнми?
Вы знаете её имя?
В тот момент, когда сообщение прочитали, Бомгю зажал его, чтобы удалить. Перед этим он подскочил на месте и почти выронил телефон из рук, осознав свою ошибку: он ведь не собирался делиться с Тэхёном тем, что знал имя девушки с видео. Предпринимать что-либо было уже поздно, потому что собеседник даже не выходил из диалога.
Бомгю сквозь зубы втянул воздух и на мгновение зажмурился, приложив ладонь ко лбу. Впрочем, Тэхён не торопил его с ответом: он просто ждал, когда парень наконец начнёт печатать.
Так получилось
Как долго?
Это допрос? -_-
Ни в коем случае. Мне просто интересно.
Я думал, что вы расскажете мне об этом сразу же,
как узнаете
Почему ты так решил?
На этот раз ждать продолжения пришлось Бомгю. Он всё ещё потирал лоб, размышляя над тем, как бы ему повернуть всё вспять. Хотя через некоторое время к нему пришло осознание того, что ничего страшного не случится. И что могло быть страшнее полной потери контроля как над своим телом, так и над своей душой, в моменте отправившейся в недолгое, но мучительное путешествие, и оставившей ему лишь боль и сожаления?
Потому что я помогал вам с этой историей
(・・)?
Мы договорились, что я окажу вам помощь,
чтобы вы вспомнили своё прошлое… Особенно ту её часть,
которая была связана с Ёнми.
Подумал, что вы захотите узнать больше
В принципе, логично…
Я переживал, что ты этому не обрадуешься,
потому что отказался называть её имя. А тут я
с такой прекрасной новостью
Вы надумываете, хён. В этом нет ничего плохого.
И в конце концов у меня разве есть право так
сильно беспокоиться об этом?
Ладно…
Бомгю хмыкнул, перечитывая последнее сообщение Тэхёна. Он пролистал вверх, сохранил фотографию в галерею и вернулся к самому концу диалога, быстро настрочив один единственный вопрос:
Так на этой фотографии я и Чон Ёнми?
Думаю, так и есть.
Мне неизвестно, как она оказалось у меня, но
я решил, что вам будет интересно.
Спасибо ещё раз. Может быть, это фото
мне чем-то и поможет
Парень откинулся на спинку стула, опустив руки на стол и прикрыв глаза. Головокружение покинуло его голову, мысли прояснились. Его окружало огромное количество загадок со снимками, сделанными в совершенно разное время и с совершенно разными людьми. Хотя люди были одни и те же: Чон Ёнми и Чхве Субин, с каждым из которых у него однажды состоялся поцелуй. Тайны требовали внимания всё чаще и чаще, так что Бомгю уже сбивался со счёта, о скольких ему приходилось думать по ночам.
Однажды все кусочки пазла сложатся, но пока что ему нестерпимо хотелось отдохнуть. Когда парень уже готов был отложить телефон подальше и отправиться в постель, пришло новое сообщение.
И вы не закидаете меня вопросами?
А надо?
Не обязательно, если вы не хотите. Просто это
очень странно: вы почти не поддерживаете разговор,
хотя обычно энергии у вас не занимать
Сейчас это не приоритетная задача
Вот как… Могу я кое-что уточнить?
Брови Бомгю взлетели вверх. Он начал печатать ответ, в котором просил не беспокоить его, но любопытство взяло верх:
Ну давай
Это то, о чём мы недавно говорили с вами в школе?
Да
И как ваши успехи?
Как тебе сказать?
Хреново. Я тут скоро умру от количества новой информации
Но вы же сами хотели покопаться в прошлом
Так и было. И я не откажусь от своих слов
Я так и думал
Правда? Откуда такая уверенность?
Вы не похожи на человека, который бросает
дело на полпути. Разве это не очевидно?
Очевидным было одно: Тэхён случайно отвлёк своего старшего от того, что произошло с ним десять минут назад. Бомгю держал на губах лёгкую улыбку, перечитывая сообщения и размышляя над тем, что же ответить. Этот человек удивлял всегда по-разному, но никогда не отталкивал. Он просто появлялся рядом тогда, когда Бомгю ожидал этого меньше всего, и разбавлял его скучную жизнь своей прямотой, которая могла бы показаться грубой, если бы не была такой необходимой. Люди в его ближайшем окружении ходили вокруг да около темы разговора, лишь иногда позволяя Бомгю прикоснуться к их общему прошлому. Тэхён сказал сразу, что не станет раскрывать все тайны, а потом сдержал обещание помочь, хотя и по-своему.
Приму это за комплимент)
Хотя это чистая правда
Тэхён отправил смеющийся смайлик, а Бомгю рассмеялся вместе с ним.
Что вы планируете делать дальше?
Идти по намеченному пути. Разберусь с одной
вещью и продолжу рыться в истории с девушкой
Тогда я пожелаю вам удачи. Нужна будет помощь — обращайтесь!
Хорошего вам вечера)
Парень ответил на прощание такими же словами, хотя и не чувствовал, что хочет завершить диалог. Он мог бы задать ещё много вопросов о совершенно разных вещах, расспросить Тэхёна о том, что ему нравится, а что — нет, любыми средствами поддержать разговор, в котором выпускник мог почувствовать себя комфортно. Такое было настолько редко, что Бомгю уже отвык от такого простого общения. Однако предпочёл оставить это на потом, ведь у него ещё будет время поговорить с Тэхёном.
