Тэхён открывает предпоследнюю страницу своего личного дневника, исписанного от корки до корки. С бесчисленным количеством перечёркнутых и измалёванных до дыр собственных фраз, выведенных уродливым почерком.
Скомканные и скачущие в сознании мысли обрели физическую форму, ложась чернильными строками на нетронутые белые листы. Здесь много небрежно выдранных страниц. Об этом напоминают торчащие в разные стороны клочки бумаги на разворотах.
На неровных строчках запечатлены отголоски фрагментов его жизни, пребывающие в беспорядочном хаосе. Что в голове, то и на бумаге. У записей нет хронологии и точных дат пережитых событий. В начале каждой лишь месяц и год.
На страницах этого дневника не вся жизнь целиком. Там самые значимые и переломные моменты. Напряжённые и критические. Беспрестанно терзающие его сгнившую душу и больной разум, в котором есть место лишь для одного человека. Для двоих.
Тэхён больше не хочет ничего записывать. И возвращаться к старым мыслям он тоже больше не желает. Это доставляет боль и сжимает горло, затрудняя дыхание и парализуя рассудок. Он не хочет ничего писать, кроме последнего. Самой последней заметки, выводя кривые ряды в такие же неровные строки, ставя при этом жирную точку в самокопании и самоуничижении.
запись N:
«Я и подумать не мог, что в тот вечер вижу тебя в последний раз. Я помню, как тогда, двенадцать лет назад, я наивно полагал, что обрёл в одночасье абсолютно всё. Счастье, изобилие, власть и уважение. Но я и представить не мог, во что вляпаюсь на самом деле. Тогда я был уверен, что начал новую жизнь. Красивую и беззаботную. Но я ошибся.
По-настоящему счастливым я стал гораздо позже. Моя настоящая жизнь, полная красок и любви, началась пять лет назад со дня нашего знакомства, Гуки. И прекратилась в ту минуту, когда я смотрел на тебя, на твои прикрытые веки и опущенные ресницы через глухую тонировку стекла с заднего сиденья бронированного гелендвагена, увозящего меня прочь и разлучая с тобой навсегда.
Всё, что я делал, было для твоей безопасности. Хотя со стороны могло показаться совсем не так. Но я пытался уберечь тебя любой ценой, и у меня это получилось. Я знаю, что получилось…
Единственные люди, с кем я поддерживаю связь, это мой брат и его муж. Они одни знают правду.
Юнги. Он меня заверил в том, что ты жив, но больше я ничего не знаю ни о тебе, ни о твоей жизни.
Ты моя единственная любовь, Чон Чонгук. Любовь, которую у меня отобрали. Или… я и сам приложил к этому руку, но иначе я просто не мог. Тебя никто и никогда не сможет заменить. Я и не пытаюсь этого сделать. Всё равно не получится.
Находясь в обществе среди миллиардов людей, я не переставал ни на миг испытывать тотальное одиночество этого мира. У меня только горстка приближённых, но и они не спасают от этого гнетущего чувства. Они даже имени моего настоящего не знают.
Я Ким Тэхён, но по паспорту совершенно другой человек, с чужой для меня историей и таким же чужим именем и фамилией, которыми мне приходится представляться последние два года.
Единственная причина, по которой я остаюсь всё ещё в этом мире и не кончаю такую жизнь самоубийством, это ты, Чонгук. Ты и наш сын, о котором ты так и не узнал. Не успел.
Перед тем как я сведу счёты со своим существованием, я должен увидеть тебя ещё раз. Я должен рассказать правду. Я попробую это сделать, Гуки. Пусть у меня ничего и не выйдет, но… перед тем, как я закрою свои глаза в последний раз, мне необходимо напоследок заглянуть в глубину и очарование твоих.
Так что сидеть на холодном кафельном полу в ванной, истекать кровью с исполосанными венами ещё не время. Время вернуться обратно, в Сеул.
Да, Юнги мне запретил. Но я ненадолго.
Чонгук. Возможно, ты счастлив с кем-то. Я не буду вмешиваться, если это так. Я посмотрю издалека и ничего не стану рассказывать, не покажу больше своего лица. А после покину этот сумасшедший мир, избавляя его тем самым от сгнившего и испорченного человека. Избавляя его от себя самого.
Я возвращаюсь не для того, чтобы остаться. Я возвращаюсь для того, чтобы попытаться забрать тебя, мой Гуки. Тебя и нашего сына с собой. Увезти и начать, наконец, жить той жизнью, о которой когда-то мы даже боялись мечтать.
Может быть, ты давно и не вспоминаешь обо мне или вовсе вычеркнул моё имя из своей жизни после того дня, забывая, как кошмарный сон.
Может быть, наша история давно уничтожена в твоём сознании? Может, у тебя теперь другой дом и семья?
А может быть, ты точно так же, как и я, мучаешься ночами в безуспешных попытках забыть о нас.
Моя семья — это ты, Чонгук.
Ты и Гису.
Меня зовут Ким Тэхён, и я возвращаюсь домой».
Вот только возможно ли это? Ведь Ким Тэхёна не существует для тех двоих любимых и дорогих сердцу людей. Малыш Мин Гису. Никакой он не Мин. Он Чон. Он знает лишь отца Юнги и папу Чимина. Ким для него чужой. Он чужой точно так же, как и Чонгук.
Тэхён заканчивает с последней записью и откладывает ручку в сторону. Этот потрёпанный блокнот с потёртой кожаной обложкой в твёрдом переплёте. Ким почему-то верил, что все эти записки облегчат его душевные метания.
Что этот черновик памяти, заполняемый часто неразборчивым содержимым, понятным лишь для него одного, станет неким спасением. Спасательным кругом, заглушающим знакомые голоса и тактильные прикосновения его человека, который, кажется, касался его только вчера.
Раньше Тэхён почему-то был уверен, что, выплеснув на бумагу свои мысли, свои невысказанные слова, он сможет немного передохнуть, и давление в его груди ослабит свою силу хотя бы немного.
Бесполезно обманывался тем, что
«вот сейчас я перенесу всю эту боль на бумагу, и меня отпустит». Тэхён думал, что образ Чонгука со временем станет смазанным и размытым. Что его смех, улыбка и невероятной глубины и красоты глаза, доверчивые глаза, которыми тот всегда смотрел на своего Тэ, превратятся в серую дымку и рассеются.
Что запах его альфы — шафран и апельсин, перестанет фантомно преследовать его повсюду.
Тэхён думал, что время всё сгладит, но нет. Время, лицо и образ его любимого, их ребёнок, собственные слова и поступки. Его брат, в конце концов. Абсолютно каждый момент, каждый диалог из прошлого не то чтобы поставили на паузу. Их не поставили. Их точно нарочно записали на плёнку и начали нагло воспроизводить на повторе, принуждая смотреть и слушать, и наблюдать раз за разом. Раз за разом.
Это раздражает. Это выматывает. Это сводит с ума.
А самое страшное во всей этой истории то, что Тэхён вынужден сидеть вот так в неведении, и понятия не иметь о том, как же сложилась жизнь у родных людей. Тэхёну запретили и поставили ультиматум. И он послушно соблюдал выдвинутые условия. Соблюдал и соглашался до определённого момента. Он смиренно повиновался, пребывая в тени. Он и сам понимал, что его появление покажется, мягко говоря, странным и, по сути, необъяснимым.
Так было до сегодняшнего дня. Так было, но продолжать отсиживаться он больше не будет.
О собственной трусости (да и можно ли вообще называть себя трусом, беря во внимание столь извилистый жизненный путь со всеми теми трудностями, плотно стянутыми запутанным клубком, тугими узлами, состоящими из
«правильно» и
«неправильно») он подумает как-нибудь потом, во время многочасового перелёта из Парижа в Сеул.
Тэхён вглядывается в последнюю запись своего дневника, и ему не жаль выполнить следующее. Он бережно и неторопливо перелистывает страницы, на которых запечатана его душа со всеми страхами и откровениями. Закрывает и проводит пальцем по изношенному корешку, который успел покрыться мелкими трещинами на сгибе.
Тэхён поднимается на ноги, беря дневник в руки, подходит к камину в его огромной и опустелой гостиной. Она такая же одинокая, как и весь двухэтажный дом. В его пределах последние годы находился только один человек, такой же одинокий и изолированный от общества и, кажется, целого мира. Все комнаты и стены пропитаны тоской и разочарованием.
Пляшущий огонь из камина никогда не грел хозяина этого особняка. Никогда не придавал уюта, не дарил чувство покоя и умиротворения, не убаюкивал. Звук изредка потрескивающих поленьев нарушают звенящую тишину этого места.
Тэхён совсем близко от центра столицы Франции, но находясь внутри дома, он ощущает, что его убежище не в числе таких же элитных вилл, стоящих рядом и напротив.
Тэхён точно на краю света, никогда не видавшем людей и общества. Куда ни глянь— везде обломки, чернота, пустота и беспросветный мрак, оскверняющий мысли.
Это внутреннее состояние пугало его только поначалу. За одни сутки перевернуть всю жизнь, оказаться в чужой стране, в которой ты никого не знаешь, запираясь за толстыми, надёжными дверьми той роскоши, к которой он так рьяно стремился предыдущие годы, пленённый её великолепием и ослепительным блеском.
Золотая клетка, в которую он посадил себя сам и поспешно выбросил ключи, лишая попытки однажды одуматься и выйти наружу.
Теперь это настораживает, вызывает дискомфорт и отторжение. Драгоценное обрамление превратилось в свежую кровавую ржавчину, разъедающую золотое покрытие. Процесс уже необратим.
Но у Тэхёна приличный опыт и умение приспосабливаться практически ко всему. Он научился пить на брудершафт с собственным страхом, тревогой и ужасом, что томятся на бесформенных, мёртвых руинах его изведённой души и затравленного сознания.
Ким берёт с полки над камином коробку длинных спичек, присаживается на корточки, оставляя рядом с собой на полу собственные записи, вынимает одну и чиркает краем о боковую поверхность для зажигания, отчего та моментально вспыхивает крупным, ярким пламенем.
Он вновь берёт в руки дневник и направляет поочерёдно его углы к источнику огня. Довольно быстро воспламенившиеся страницы безжалостно бросает к поленьям, поправляя кочергой и пододвигая в самую глубь жара и пепла.
«Красиво горит»
В этом моменте думает Тэхён, и полная разочарования, отчаяния и печали улыбка совершенно не красит его лицо.
Это не его дом и не его страна.
Он здесь чужой и всегда таким останется.
Он сидит обездвиженно, наблюдая, как языки пламени завивают исписанные страницы, превращая их в серую пыль. Он безотрывно смотрит на тлеющие остатки, опалённые обжигающим жаром. Следит за тем, как деформируется кожаный переплёт, как он плавится в беспощадном взаимодействии с огнём, уничтожающим навсегда то, что было внутри.
От этого легче.
Тэхён дожидается, когда от дневника не останется и следа. Это даже успокаивает. Это будто бы было необходимо. Такой своего рода завершающий этап промежутка жизни и времени, приветственно и широко распахивая дверь во что-то новое и, может быть, хорошее и доброе.
Открывающий путь в незабытое старое, такое ценное, такое родное и близкое. Такое согревающее со всех сторон. Тэхён уже и забыл каково это — быть счастливым. Быть радостным и спокойным. Тэхён совсем забыл, каково это — быть любимым и нужным.
Он завидует тем людям, кто самозабвенно спит по ночам. Он слишком завидует тем, кто любит и находится рядом с обожаемым человеком. Роскошь измеряется не количеством нулей на банковском счёте. Не количеством элитных авто, домов и брендовых шмоток.
Роскошь измеряется в степени искренности и взаимной любви, в возможности спокойно спать и встречать новый день с улыбкой, точно зная, что сегодня произойдёт нечто чудесное.
В возможности проснуться пораньше и варить кофе на двоих. Гулять до поздней ночи или вовсе не ложиться, утопая в объятиях кого-то. Ходить в ближайший парк с вашей собакой, в кино по выходным.
Ждать отпуск, чтобы сбежать от посторонних на недельку в тёплый уголок на острове лазурного океана, где есть место только для тебя и твоего человека.
Но то, что Тэхён имеет сейчас — это покорёженная золотая клетка и ключи на дне того самого океана. Грязная, чернеющая пучина вместо прозрачной бирюзовой водной глади. Как жаль, что он понял это только сейчас. Он в полной мере осознал и прочувствовал это только сегодня, спустя двенадцать долгих лет.
«Меня зовут Ким Тэхён, и я возвращаюсь в Сеул»
Его чемодан. Хотя нет, это и не чемодан вовсе. Это небольшая сумка, которую можно взять с собой в салон авиалайнера. Тэхён не хочет тратить время на то, чтобы стоять и ждать рядом с крутящейся лентой свой багаж, который рассортируют из грузового отсека самолёта и вывалят на карусель в зале прилёта.
Тэхён переводит взгляд с затухающего пламени на полупустую сумку и поднимается с пола, разминая ноги, которые немного затекли в согнутом, неподвижном положении. До вылета остаётся три с половиной часа, и он готов выезжать в сторону аэропорта прямо сейчас.
Ожидание так мучительно. И чем меньше минут остаётся в запасе, тем это чувство волнения и беспокойства усиливается и ощущается более отчётливо. Тэхён сможет избавиться от него лишь тогда, когда подошва лакированных туфель коснётся родной земли его страны.
Сегодня он поведёт машину самостоятельно. Тэхёну не приходилось работать эти два года, находясь во Франции. Он полностью обеспечен. В его большом доме есть место и прислуге, и водителю, и телохранителю. По большей части Ким уверен — это все люди Юнги. И его это нисколько не пугает и не заставляет чувствовать себя скованно или зажато.
Тэхён знает, что Мин единственный, кто подарил ему возможность на спасение. Ему и Чонгуку, пусть даже такой ценой. Тэхён обязан Юнги всем. Он в какой-то степени успокаивает себя тем, что рядом с людьми Мина он пребывает в безопасности. На самом деле, так оно и есть.
Юнги никогда не навредит ни Киму, ни Чону. Кому ещё, как не ему, знать о том, как сильно эти двое друг друга любили и, вероятнее всего, продолжают любить, несмотря на вынужденную разлуку, которая должна была продлиться до конца жизни обоих.
Жизнь порознь. Вот главная ошибка, совершённая Тэхёном два года назад. И через три с половиной часа некогда принятое решение уйти, не сказав всей правды своему истинному, растворится и перестанет существовать, потому что один из них сдаётся и возвращается домой.
За окнами октябрь, 2024 год. Тэхёну тридцать два. Он окидывает просторную гостиную равнодушным взглядом и ни на секунду не сожалеет о том, что покидает этот шикарный чёртов дом.
— Господин, вас отвезти? — охранник, видя приближающуюся ко входу фигуру Кима, спешит поинтересоваться о дальнейших планах своего хозяина. — Давайте я распоряжусь, и водитель через минуту будет ожидать вас около авто.
К счастью, в дальнейшие планы Тэхёна больше не входит возвращаться в эти стены. Во всяком случае, в одиночку. Он слышит своего личного охранника в последний раз, и осознание этого факта начинает приятно греть изнутри.
— Не нужно. Я доберусь самостоятельно, — Тэхён не вдаётся в подробности о том, куда держит путь.
Да и кто такой этот охранник? Если Тэхёну и придётся отчитываться перед кем-то, то только не перед этими людьми, услужливо работающими на него
(на Юнги).
Время оправдываться и придумывать нелепые отговорки, заламывать похолодевшие от волнения и тревоги пальцы на руках давно в тёмном прошлом Тэхёна. Он оставил это занятие ровно так же, как и Сеул.
Ким телохранителю даже улыбается, а после выходит прочь, толкая тяжёлую входную дверь и держа в руках небольшую дорожную сумку. И только идиот не поймёт, что тот уходит не на пару часов.
Хозяин особняка, состоятельный и с недавнего времени уверенный в себе и отчаявшийся омега не отступит от собственного намеченного плана, что вынашивал в голове не один месяц подряд.
Проходя уже по улице вдоль дома, он замечает водителя около припаркованной машины у гаража.
— Господин, я могу вас…
— Ты свободен на сегодня, — Тэхён поднимает воротник своего пальто, прикрываясь от осеннего порыва ветра. — У тебя выходной. Можешь идти.
— Куда мне идти, господин?
«Куда хочешь, туда и катись. Мне плевать»
Вместо слов одним взглядом выдаёт Тэхён и сжимает кожаные перчатки в свободной руке.
Водитель больше не задаёт вопросов, пятится от автомобиля, провожая взглядом профиль нахмурившегося хозяина, который больше не смотрит в его сторону, будто водителя здесь вообще не было и нет.
В просторном салоне внедорожника Ким опускает на соседнее кресло свою сумку и в зеркало заднего вида наблюдает, как водитель скрывается за углом дома. Вероятно, свернул на задний двор ко входу для прислуги.
На город плавно спускаются сумерки. Моросящий дождь застаёт Тэхёна на половине пути. Ветер срывает грязно-жёлтые листья с деревьев. Они кружатся, запутавшиеся вихрем, под колёсами, перемешиваясь с влажной пылью от пресных небесных капель.
Шарль-де-Голль. Самолёт Тэхёна вылетает из крупнейшего аэропорта Франции. Без труда находя место в зоне для парковки, Ким опускает зеркало, желая взглянуть на своё отражение перед тем, как покинет салон автомобиля.
«Я стал гораздо старше»
«Мы стали… Это слишком заметно»
Он имеет ввиду не внешние изменения. Он так думает о внутреннем состоянии души и сознания. Хорошо, что люди не могут видеть раны и порезы, нанесённые не физически. Оставленные и своими, и чужими словами. И своими, и чужими поступками. Выбором не в свою пользу. Хорошо, что не видно.
Не видно, значит, не болит. У Тэхёна там и живого места нет.
Омега резко откидывает козырёк с зеркалом обратно под лобовое стекло, тем самым закрывая вид на самого себя, зачёсывает назад тёмные пряди волос, крепко хватает ручку сумки и выходит вон. Дверь захлопывается, а следом раздаётся характерный сигнал постановки машины на сигнализацию. Боковые зеркала послушно мигают и складываются вовнутрь.
«Юнги наверняка уже увидел мою геолокацию. Определённо точно он знает. Может, это и к лучшему»
Тэхён криво улыбается и шагает к огромным стеклянным окнам, за которыми совсем скоро он разместится в салоне самолёта и покинет чужую страну ночным рейсом Париж-Сеул. Ким в курсе с самого начала, что его автомобиль отслеживается и днём, и ночью. И не только автомобиль. Может, это и неплохо.
Омега размеренно приближается к стойкам регистрации, перебирая под ногами пол своего терминала. От него не исходит его природный запах. Жасмин и мускус. Не каждому придётся по вкусу такое сочетание. Чонгук его так обожал. И Тэхёна обожал, и его запах.
Омега тогда не верил в истинность. Точнее, верил до определённого момента, пока ему не внушили обратное, посмеявшись над его видением мира много лет назад. Встреча с истинным — это не детские сказки.
Ведь когда они увиделись впервые, Чонгук с лёгкостью ощутил аромат Тэхёна, который тот целенаправленно забивал, принимая блокаторы. Только истинная пара может чувствовать запах друг друга, даже если один из них глотает таблетки, маскируясь под альфу или бету.
Ким всегда заглушал его, и сейчас не отступает от старых привычек. Он не желает привлекать других альф, с которым вынужден сейчас стоять в толпе и длинной очереди так близко друг к другу.
Вообще, Тэхён живёт в современном мире, больший процент населения которого придерживается позиции подавлять свои врождённые инстинкты. Конечно, так поступают не все.
Эта привилегия доступна для среднеобеспеченной прослойки общества и выше. Подобные манипуляции с собственным организмом стоят недёшево. Медицина любезно предоставляет широкие возможности приглушить или полностью устранить собственные запахи. Разнообразие инъекций и препаратов, угнетающих репродуктивную функцию как у омег, так и у альф. Выбор на любой вкус и предпочтение. Только плати.
Период течки и гона стали теперь редкостью. Ещё немного, и это вовсе начнёт считаться чем-то постыдным и диким. Сейчас многие заняты лишь собой и собственной карьерой. Жизнь исключительно для себя любимого.
Появление на свет младенцев практически равно нулю. И такое положение дел с каждым годом укореняется всё сильнее и интенсивнее. О критических показателях вымирания говорить слишком рано, но всё к этому идёт. И в нынешние дни это принимают за норму.
Более того, альфы и омеги, которые не могут позволить себе глотать дорогостоящие таблетки, завидуют тем, у кого эта возможность имеется. Мир слишком изменился, но многих это устраивает.
И впереди стоящий незнакомый омега с неугомонным сыном, один-единственный, кто здесь с ребёнком среди тысяч присутствующих людей, тому яркий, живой пример.
— Папочка, давай сыграем в прятки! — чужая фраза заставляет Тэхёна непроизвольно перевести взгляд немного в сторону и вниз.
Упрямый, звонкий, детский голосок четырёх или пятилетнего ребёнка, настойчиво дёргающего за рукав молодого омегу, явно сосредоточенного вниманием на очереди. Его папа. Он, видимо, уже привык к активному ребёнку, и попросту не реагирует на просьбу. Да и какие могут быть игры здесь?
— Давай в зале ожидания, ну па-а-а-а-ап! — мальчишка не унимается, продолжая трясти за руку и упрашивая поиграть с ним. Ребёнок не замечает, как проходится своими маленькими ножками по начищенным туфлям Тэхёна.
— Ой, извините! — громко выкрикивает он и заглядывает в глаза взрослого, а в следующее мгновение обнимает папу и украдкой прячется за ногой родителя, ища защиты.
— Прошу простить моего непоседливого альфу, он немного гиперактивен, могу я предложить вам салфетку или… — Тэхён смотрит на свои оттоптанные носы на обуви и думает вовсе не о следах грязи, вовсе не о новых царапинах на кожаной поверхности, и не о том, что у него сейчас спросили.
«Мой альфа…»
«У меня тоже есть маленький альфа… Он младше. Ему только пошёл второй годик и он…»
— Вот, возьмите, пожалуйста, — Тэхёна вырывает из мыслей уверенно-протянутая детская ладошка, в пальчиках которой зажата влажная салфетка. Глаза большие и чёрные. Длинные пушистые реснички хлопают в ожидании, а губы растягиваются в улыбке.
— Спасибо, малыш, — Ким не может удержаться, он тянется к макушке густых волос и, еле касаясь, проводит пальцами по чёрному шёлку. — И вам не за что извиняться. У меня тоже есть дети, — Тэхён заканчивает горькую лишь для него фразу, уже обращаясь к незнакомому омеге.
Пытается изобразить что-то наподобие улыбки в ответ, пожимает плечами, мол, так бывает и ничего страшного. Это ведь ребёнок. Он забирает салфетку из маленьких рук и благодарит обоих, уверяя, что всё в порядке и чёрт с ними, с этими туфлями.
Очередь плавно продвигается вперёд, и папа с сыном устремляются к освободившемуся окошку, а у Тэхёна, стоящего за их спинами, триггер на эту детскую считалочку. Она вместо забавы и игривой улыбки на лице наводит на Кима ужас за считаные секунды.
Последние несколько лет Тэхён дышит не воздухом. Последние годы вместо воздуха он вдыхает точно удушающую взвесь, которая отравляет его с каждым днём всё больше и больше. Въедается в каждую клеточку под кожей, смешиваясь с кровью, что пульсирует по венам, послушно распределяя ядовитое вещество в лёгкие и сердце.
И имя этому разрушению изнутри — воспоминания. Беспощадный яд, от которого не спастись никому, — это собственная память и всё то пережитое, разъедающее и терзающее его рассудок и голову.
Эта считалка добивает Тэхёна окончательно.
— Один билет в Сеул, пожалуйста, — у Тэхёна на руках нет купленного билета, и он не приобрёл его через интернет заранее. Он достаётся ему сейчас по факту прибытия. И как только он мог точно знать, что место в самолёте ему достанется? Как он мог быть уверенным, что свободные места вообще будут? — Бизнес-класс, будьте добры, — более детальной делает просьбу Ким и замирает в ожидании.
Он протягивает поддельный паспорт, который изготовлен на высоком уровне по всем параметрам так же, как и у всех остальных. Нет, паспорт-то настоящий, он был изготовлен в специализированной организации, но вот имя. Имя, что пропечатано на развороте страниц, там, где красуется фото его серьёзного лица. Это имя не Ким Тэхён.
Улыбчивый омега, закончивший с внесением личных данных пассажира в компьютер, протягивает Тэхёну билет, и тот внимательно проверяет на наличие ошибок или неточностей.
«Всё верно»
Удостоверившись в этом, Ким кивает в знак благодарности и освобождает место следующим, стоящим за ним в очереди.
Регистрацию на рейс открыли несколько минут назад, и Тэхён — один из первых, кто проходит быструю процедуру. Как удачно, что сотрудник пограничной службы лишних вопросов ему не задаёт. По типу
«Решили вернуться на родину? Надолго уезжаете?» или
«Это рабочая поездка, или просто соскучились по своей столице?» или
«Летите к друзьям? К родственникам? К семье?».
Тот просто листает паспорт с солидным лицом, после чего незамедлительно и молча ставит штамп. Тэхёну желают счастливого пути, и он, повернувшись в сторону зоны ожидания вылета, идёт дальше по зелёному коридору.
Декларировать ему нечего. С собой немного наличных евро. Поменяет на корейские воны по прилёте сумасшедшего курса в аэропорту Сеула. Тэхён давно перестал считать деньги. Он безусловно знает им цену, но необходимости их экономить у него давно нет. В его сумке, свисающей с плеча, две пластиковые карты, что открыты на всё то же придуманное имя из паспорта. Одна долларовая, на второй евро.
Тэхён находит на авиабилете название выхода и номер своего места на борту, движется по широкому проходу вдоль разбросанных по обе стороны брендовых магазинов. Дьюти-Фри, собравший в себя перечень самых известных названий с высокой репутацией и лейблов, за которые люди готовы вывалить неоправданно высокую и круглую сумму, только бы стать обладателем парфюма, сумочки или аксессуара, на котором красуется всеми узнаваемый логотип или аббревиатура.
Киму это давно не интересно и не ново. Он больше не суетится между витрин, забегая во все бутики, встречающиеся на его пути. Он этим уже наелся. Да так, что его откровенно тошнит.
Время ожидания до объявления на посадку его рейса тянется годами, а не минутами. Как только со всех сторон огромного зала доносятся слова о разрешении занять свои места в самолёте, Тэхён становится первым перед телескопическим трапом, ведущим прямиком в салон авиалайнера, минуя выход на улицу, и предъявляет посадочный талон.
* * * * *
— Господин, простите, что звоню в такой поздний час, но по вашему приказу…
— Я не сплю и внимательно тебя слушаю, — голос Юнги совершенно несонный, скорее, сосредоточенный.
По местному времени Сеула сейчас три ночи. Пару часов назад Мину уже приходилось ответить на телефонный звонок своих приближённых и доверенных лиц. Он уже знает, что Ким Тэхён приобрёл билет до Южной Кореи.
— Вы настаивали на том, чтобы я сообщал вам о любых
«его» передвижениях, в особенности отъезд из страны, и поэтому я в такой час…
— Ближе к делу, я не страдаю потерей памяти, тебе не стоит напоминать мне о моих же распоряжениях, — Юнги хмурится и проговаривает более грубым голосом. Злится на то, как на другом конце провода начинают мямлить и оправдываться за звонок среди ночи.
— Он уже в самолёте и направляется в Сеул, господин Мин, — Юнги не удивлён. Точнее, удивлён, но не фактом о возвращении Тэхёна.
Он молча сбрасывает входящий, из которого не узнал ничего нового. Как только ему сообщили о том, что Ким покупает билет, он уже не сомневался, что тот не отступится от своего намерения прилететь.
«Возвращаешься, значит…»
Мин не в постели. Он в своём кабинете, что расположен в одной из комнат дома. Он откидывает голову на кожаную высокую спинку роскошного кресла перед его рабочим столом. Мобильный кладёт перед собой. Тянет со столешницы пачку сигарет с шоколадным вкусом, щёлкает зажигалкой, и на его лице грустная улыбка, заставляющая глаза немного заблестеть. Чёртова память не даёт покоя никому.
«Хм… два года прошло»
Юнги тянет сладкий дым и выпускает его, медленно выдыхая в высокий потолок, зажимает сигарету между пальцами. Кабинет освещён тусклым светом настольной лампы, и этого достаточно.
«Какой же ты сильный, Ким Тэхён»
«Какой отчаянный и бесстрашный, раз принимаешь это решение, спустя столько времени»
Мин сбивает пепел тлеющей сигареты, наблюдая, как серая пыль оседает на дне пепельницы, сделанной из натурального камня.
«Ты же не сумасшедший, чтобы остаться жить в Сеуле после всего…?»
На лбу проступает морщинка от озвученного хриплым шёпотом вопроса в пустоту помещения.
«Что же ты предпримешь дальше, когда приземлишься?»
Не требует ответа, потому как тот очевиден. Тэхёну нужен Чонгук. И первое, что он будет делать, так это искать его.
Юнги, со дня отъезда Кима из Кореи, был в курсе практически каждого его шага на территории чужой страны. Он всего лишь придерживался оговорённых правил безопасности и для себя в том числе. Люди Юнги позаботились обо всём и продолжают заботиться.
Мин тоже давал обещание взамен на данное Тэхёном о том, что он, Тэхён, послушно покинет Сеул навсегда. Но кое-какие обстоятельства спутали планы и бессовестно вмешались на тот момент в идеально-спланированный побег.
Юнги полагал, что Ким и месяца не протянет. А Тэхён протянул. Пару лет оставил за плечами. И если брать во внимание полное нарушение Тэхёном договора, скреплённого между ними только лишь словом, то Юнги готов и дальше не нарушать обещанное, что озвучивал два года назад, отдавая тому новенький паспорт и кредитки с ненастоящим именем.
Он не станет вмешиваться и посылать нескольких головорезов дежурить у выхода из аэропорта Инчхон. Он не будет принуждать его силой вернуться обратно. Он подождёт. Он позаботится, скорректирует поведение омеги и подскажет, как лучше поступить и не навредить себе, не выпуская из внимания, как только нога Кима ступит на территорию столицы.
Юнги ли не знать, как Тэхён и Чонгук любили друг друга. Как сильно они продолжают любить до сих пор.
«Что ж… добро пожаловать домой, Тэ»
* * * * *
Его место у окна. Небольшую дорожную сумку он привычно размещает над сидениями в верхнем отсеке, проталкивая вглубь багажной полки для ручной клади. Закончив с ней, опускается в кресло, а дальше всё, как всегда.
«Пристегните ремни безопасности»
«Поднимите шторки иллюминатора»
«Измените положение спинки сиденья на вертикальное»
«Переведите телефоны в режим полёта»
Наглядное пособие о том, как пользоваться кислородной маской, откуда она вообще выпадает. Спасательные жилеты, и история о том, как их надевать. В целом ничего интересного.
Это только в первые разы, когда ты оказываешься на борту воздушного судна среди членов экипажа, слушаешь с открытым ртом и наблюдаешь за улыбчивым омегой, активно жестикулирующим между рядами и показывающим на себе, что делать с первым и со вторым.
Тэхён видел это не один десяток раз, и ему не составит труда встать рядом с ним и повторить всё то же самое и без подготовки, хотя бортпроводником он никогда и не был. Налетался в своё время. Тэхёну хватило сполна.
Где-то в глубине души он лелеет надежду о том, что не навредит своим приездом никому. Что-то крошечное и тёплое поселяется под грудью. Нечто неосязаемое и давно позабытое согревает в эти секунды утешением о том, что Тэхён найдёт в глазах Чонгука, Юнги и Чимина понимание и снисходительность. Как же ему сейчас хочется верить в то, что его примут и выслушают. Особенно Мин Юнги, имеющий некую долю власти в главном городе страны.
«Страшно»
Вновь думает он. Но если кинуть взгляд в прошлое и посмотреть на минувшие годы под другим углом, бояться Тэхёну больше нечего. Кандалы и тяжёлые цепи, парализующие и ограничивающие движения, давно сорваны. Все пути открыты и свободны. Всё, что можно было, Тэхён уже и так потерял.
Этот страх был с ним слишком долго.
«Наши метки…»
Тэхён потирает шею левой рукой и скользит большим пальцем к выпирающей ключице, в области которой осталось неярко выраженное, тусклое очертание уникальной метки. Ведь на теле Чонгука точно такая же.
И Тэхён боится сейчас не перелёта, не того, что через несколько часов, когда расстояние между ним и Чоном будет стремительно сокращаться, узоры начнут своё преобразование, проявляя чёткие контуры и возвращая прежний рисунок и цвет.
Тэхён страшится реакции Чонгука, который совсем скоро увидит изменения на собственной коже в следующие сутки.
И какова может быть его реакция, если своего истинного омегу, своего Тэ он похоронил два года назад, преклоняя колено и опуская на леденящий руки и душу гранит белые цветы, обилие лепестков которых было не видно из-за скопившихся слёз.
Хватит ли сил вернуть себе то, что принадлежит Тэхёну по праву?
Назойливые и беспокойные мысли одолевают его голову. Они точно не дадут ему уснуть во время многочасового перелёта по дороге домой.
Он сползает по спинке кресла вниз и прикрывает уставшие веки, погружаясь в далёкие дни и события, случившиеся с ним чуть более пяти лет назад. Весной, 2019 года.
Раз, два, три, четыре, пять…
Я иду тебя искать…
Мы не спрятались.
Никто не виноват.
