Ну ты и мерзость

Они чертовски разные, буквально противоположности, но даже не смотря на это у них непозволительно много общего. Несмотря на то, что отношения у них в самом начале знакомства мягко говоря не заладились – были моменты, когда они едва не перегрызали друг другу глотки, оставляли глубокие раны от когтей, едва ли не ломали рога, доставляя кучу проблем вообще всем. Со временем правда оба гуля нашли общий язык, примирившись с существованием друг друга, а ещё чуть позже вообще стали неразделимы, таскаясь вместе. Где один, там и второй – нерушимое правило огня и воды. Рейн ненавидит холод, снег и зиму в целом. У него чертовски сильно мёрзнут вечно холодные конечности, которым не помогают ни шерстяные варежки, ни несколько пар тёплых носков, а белые виды за стеклом вызывают лишь уныние вперемешку с тоской и банальное отвращение. Дью же несмотря на то, что является огненным гулем, в прошлом был таким же водным собратом, как и басист, и не взирая на способности огненной стихии и жар, полыхающий в груди за рёбрами, подобно раскаленным углям, у него всё те же вечно мёрзнущие конечности. Дьюдроп, как никто другой понимает своего товарища, кутаясь в теплый плед на пару с ним, деля одно облюбованное место перед разожжённым камином. Первый раз когда они очутились плечом к плечу под одним пледом, стащенным из кабинета Копии, они ещё не очень хорошо ладили. Конечно времена кровавой вражды, шипения друг на друга без причины и попытки отгрызть чужой хвост уже прошли, но они до сих пор не здоровались при встрече, не разговаривали и в целом старались не пересекаться взглядами.

***

Это был самый холодный вечер зимы, на улице была беспощадная метель, погребающая под своими белоснежными полотнами всю территорию Аббатства, заметая все расчищенные от снега тропинки, делая всю проделанную работу бессмысленной. Несколько полешек тихо потрескивали в камине, пожираемые ярким пламенем. В доме главенствовала тишина, нарушаемая лишь звуками всё того же большого камина и тиканьем старинных часов, висящих на кухне. Их раздражающее звучание давно приелось всем обитателем дома, переставших обращать на подобное внимание. У Эфира была ночная смена в лазарете, а Фантом вызвался помощником из-за большого наплыва простывших людей и нелюдей. Все девочки были заняты помощью старшим служителям в каком-то ритуале, а где были остальные Рейн не имел понятия. Лично у него был заслуженный выходной, большую часть которого он провел безвылазно в своей уютной комнатке, наслаждаясь теплом постели и запасом сладких крекеров, что всегда лежали в количестве пары пачек в нижнем ящике стола. Под вечер температура опустилась слишком низко, настолько, что края окон покрылись плотной коркой льда, а старенькие батареи более не справлялись со своими обогревающими обязанностями. Воздух в доме, особенно на втором этаже где и были жилые комнаты, похолодел так, что одеяло не дарило должного тепла, а пальцы на ногах начало неприятно сводить, начиная с тонких и чувствительных перепонок. С большой неохотой Рейн был вынужден выбраться из своего более не уютного укрытия, натянув на себя худи, что, кстати, было непросто из-за цепляющих ткань рогов, и натянув поверх теплых носков тапочки, привезённые Свиссом, который не был против ими поделиться со своим мерзлявым другом. Выйдя из комнаты водный гуль прошёл чуть дальше по коридору до окна в его конце. На секунду остановившись полюбоваться намерзшими, витиеватыми узорами на окне, он несколько раз постучал в дверь кабинета Папы. Ответом ему послужила тишина, означающая, что того тоже нет дома. Повернув ручку и потянув дверь на себя, гуль с тихим скрипом её открывает и проходит вглубь темного кабинета. Копиа редко закрывает свой рабочий кабинет или даже личные покои, позволяя своим упырям бродить где заблагорассудится, зная, что у тех хватит ума ничего не натворить, не сломать и не стащить. Ну, почти хватит, в конце концов Рейн не просто так наведался сюда. Немного порыскав по всем горизонтальным поверхностям, глаз, быстро привыкший к темноте, цепляется за цветастую, пушистую ткань и на губах невольно появляется довольная улыбка. Слегка нервно от переполняющей радости водный гуль хватает искомый плед со спинки старого и абсолютно безвкусного кресла. Заворачиваясь на манер антропоморфной гусеницы Рейн покидает кабинет Папы, тихо прикрывая за собой дверь, теперь его путь лежит вниз, на первый этаж. Пляшущий огонь медленно пожирает поленья, даруя желаемое тепло, к которому так и хочется протянуть озябшие ладони, но Рэйн с этим не торопится, ещё недостаточно согревшись. В голове тишина, как и в окружающей обстановке, камин тихо потрескивает и греет, а вокруг царит полумрак, и гуль умиротворённо прикрывает глаза поддаваясь разморившему уюту. Басист практически задремал, когда громко хлопнула входная дверь, заставив открыть сонные глаза и прислушаться. Судя по тихим, неразборчивым матам и шороху одежды это был Дьюдроп, отчаянно пытающийся выбраться из плена своей куртки. Огненный гуль достаточно быстро расправился с верхней одеждой и обувью, после чего прошествовал в общую гостиничную, где и сидел в данный момент Рейн. Перед водным упырём предстал растрёпанный и промёрзший насквозь, судя по тому, как тот горячим дыханием пытается отогреть дрожащие ладони, лит-гитарист. Дью не сразу замечает присутствия басиста, а потому слегка пугается, натыкаясь на того рассеянным взглядом. Рейн в свою очередь молчит и равнодушно смотрит в ответ, лишь спустя пару секунд понимая, что чужие глаза вовсе не прикованы к его персоне с прожигающей неприязнью, а сосредоточили всё своё внимание на том, во что завернут гуль. Огненный не успевает и рта открыть, ибо Рейн ощетинивается, поджимает острые уши к голове, а хвост описывает резкие круги в воздухе со свистящим звуком, звонко ударяясь о пол. В у него груди непривычно закипает злость, а в голове непрерывно крутится мысль, что спасительный плед он без боя не отдаст ни в коем случае. Судя по всему его действия выдались настолько яркими и максимально красноречивыми, что Дью на мгновение теряется, отступая на шаг назад, но тут же ощеривается в ответ, начиная глухо рычать. Пришедший гуль демонстративно отворачивается и неразборчиво бурча что-то под нос уходит в сторону кухни. Рейн проводив его недоверчивым взглядом возвращается к созерцании пламени, но не смотря на его успокаивающий вид он более не чувствует бывалых удовлетворения и сонливости. Звуки громкого электрического чайника и стук посуды о поверхность столешницы отвлекают не дают по новой погрузиться в мысли и лишат последних надежд задремать. Факт того, что на кухне хозяйничает именно лид-гитарист, а не кто-нибудь другой, заставляет нервничать. Где-то минут через пятнадцать послышались тихие шаги и, на удивление, они приближались в сторону водного гуля, заместо того чтобы направиться к лестнице на второй этаж. Басист на всякий случай покрепче натягивает плед и прижимает его края пятками, подозрительно косясь на подошедшего упыря. Дьюдроп ставит прямо на пол перед ними две кружки горячего кофе, крепкий запах которого моментально сбивает всю сонливость, и садится радом скрестив ноги по-турецки. Он всё таки дергает часть пледа с чужого плеча на себя, застегнув отвлекшегося на кружки Рейна врасплох. На недоуменный возглас водного лид-гитарист закатывает глаза и говорит, что Рейну нельзя быть таким жадным, особенно по отношению к старшим. С большой неохотой и неуверенностью тот всё же сдаётся, позволяя отобрать часть своего, честно украденного пледа. Теперь они сидят бок о бок под одним пледом и бездумно пялятся на пламя, бросающего яркие краски на всё ближайшее к камину пространство. Они впервые находятся так близко не во время репетиции, концерта или очередной драки, буквально соприкасаются плечами, и, впервые в жизни, Рейн не испытывает зудящего под кожей желания свалить куда-нибудь подальше. Обычно такое возникает часто и не у него одного – у огненного гуля характер вообще не подарок и постоянные перепады настроения, с которыми в силах совладать лишь один Копиа, ну или Сестра Император, ибо её боятся любые представители нечисти до дрожащих коленок и поддатых хвостов, ничуточки не сопутствуют выстраиванию хотя бы нейтралитета. Кожа у Дью неприятно ощущается ледяной даже сквозь ткань кофты, но Рейн не предпринимает попыток отстраниться, делясь с собратом своим накопленным теплом. Уж слишком знакомо это ужасное чувство, когда тебя всего знобит , а согреться никак не выходит, ни снаружи, ни изнутри. Они сидят в тишине ещё какое-то время, может минут пятнадцать, до тех пор, пока Дьюдроп не толкает острым локтём в бок, дабы привлечь к себе внимание. – Так ты будешь? – огненный кивает на до сих пор горячие кружки с кофе, с нелепыми принтами. Две кружки со сношающимися пиксельными оленями-самцами – это важная помарка, да – были частью большого набора состоящего из ещё двадцати таких же, которые мульти-гуль купил во время прошлогоднего тура и раздарил всем кому только смог. Только Владыка знает откуда он их достал, но отказываться от милости Свисса – это грех, самый что ни наесть настоящий. Бэк-вокалист может быть и добрый по натуре, но мстительный и злопамятный, как самая последняя сука, даже по меркам миролюбивого Эфира, а это уже о многом говорит. Беря в руки кружку и наслаждаясь приятным теплом, растекающимся по всей ладони, Рейн подмечает, что Дью принёс ему именно его кружку, такую ярко-жёлтую, с ручкой в оранжевую полосочку. На вкус сам кофе оказывается не таким горячим, как басист ожидал изначально, но гораздо отвратительнее, чем он мог предположить. Он недовольно морщится, невольно высовывая раздвоенный язык. Хочется выплюнуть эту бурду, но в последний момент гуль сдерживается, осторожно косясь на рядом сидящей Дью. Тот, к удивлению водного, выглядит не лучше, ведь на его лице красуется такая же разочарованная гримаса. Не смотря на отвращение Дьюдроп делает ещё один глоток этой дряни и ставит свою кружку, с ручкой в зелёный горошек, обратно на пол, недовольно постукивая о пол под пледом хвостом. Рейн вспоминает, что Дью, вроде как, ненавидит кофе. – Оно отвратительно. – с усмешкой говорит Рейн и делает небольшой глоток, морщась, подражая Дью. – Ага. – коротко отвечает огненный. – Тогда зачем ты его вообще заварил? – с искренним непониманием спрашивает водный упырь, даже не пытаясь скрыть свою улыбку. Ситуация кажется до ужаса забавной и, в какой-то мере, интригующей. – Ты его ненавидишь. – довольно тянет Дью и жмурится, натягивая плед поудобнее на узкие плечи и жмётся чуть ближе к чужому боку, подбирая под себя ноги. – Ну ты и мерзость конечно! – смеясь выдаёт басит и сам продвигается ближе к огненному гулю, от которого наконец начинает исходить соответствующее элементу тепло. В этот ужасно холодный и тихий вечер больше можно не бояться, что он отморозит себе что-нибудь ненароком, и камин вовсе не причём.