БРАТ. Эпилог

Весна. Свежо. Почки на деревьях уже начали распускаться и солнце отражалось в мутных лужах. В библиотеке шла ген.уборка, впервые открылись замазанные краской окна, первый раз в этом пылесборнике стало чем дышать. На стуле сидит Виктор. Причем сидит на корточках, локти на коленки, а кулаками подбородок держит и качается на ветру. Вчера у него был квартирник, а сегодня похмелье. – Вот ты в своей конторе совсем хвораешь, нужны кому сто лет твои книжки. – Нужны, – говорит Данила. – Да печку людям нечем топить, вот и приходят к тебе нахаляву раскочегариться. Вот погляди. Он спрыгивает со стула, что стул падает набок, берет со стойки "Госпожу Бовари" и "Омон Ра" и говорит: – Смотри, брат, вот эту украдут, чтобы перепродать за чирики. А эту просто на растопку. – Украдут-сожгут. У меня же все записано. Виктор почесал свою лысую голову и ухмыльнулся. – Ты думаешь, что я тебе назло это говорю, а я ведь на самом деле этой ерундой занимался. Чтением то есть. Знаешь че вычитал? У библиотекарей и шахтёров одинаковый порок лёгких. Что они в этой пылище угольной, что ты в своих фолиантах да формулярах. Только рубят они раз в 10 больше твоего. Данила молча перевязывал стопки книг джутовыми верёвками и складывал вдоль стенки. – Я наверное за опохмелом пойду. Голова трещит, ужас. – Давай, – ответил Данила. Виктор вышел из деревянных дверей старой библиотеки. Закурил. На нем белёсая кофта без воротника, черные штаны и грязные туфли. На стене табличка "Независимая библиотека братьев Багровых". Виктор шел по улице и вспоминал былые деньки. Как они десять лет назад бандитов мочили, как на Брайтон-бич раков варили, Илья потом приезжал и выкупал его из тюрьмы, свои, мол, люди, сочтёмся. Сейчас он там, в Штатах, устроился программистом в Гугле. Совсем важная птица. Прозвенел дверной колокольчик. Куча пылищи в унисон звенела на луче солнца. – Коньяк есть, красавица? – Есть, 0.5, 0.7, литр? – Давай литр. – 146 и 50 копеек. Виктор достает смятые купюры и дает сто и пятьдесят. – Муж бьёт? – Муж объелся груш. Продавщица считает сдачу. – Сдачи не надо, чупа-чупс мне ещё. Уходит с коньяком подмышкой и чупа-чупсом во рту. Колокольчик вновь бренчит. Виктор решил, что не хочет идти в библиотеку, и побрел к набережной. Там было людно, гудели машины, кричали чайки. Солнце посещало Питер в совсем редкие часы, обычно небо было свинцово-хмурым, от чего на душе копилась тоска и тяга утопиться. А сегодня прояснилось. Виктор распивал, причмокивая чупа-чупсом за щекой. – Какой же ты грязнуля, – раздалось за его спиной, – не научишься себя вести, будешь как тот дядька. – И правильно, малец, нечего баловаться, – выдал Виктор, повернувшись. Неформалка и её сын отстранились и ушли. – День-то какой хороший! Мимо проходила толпа нацболов и агитировала за кандидатуру ультраправого Белкина партии "Эхо Войны". – Акция – подумал Виктор. Ему захотелось гробовой тишины. На кладбище пахло сыростью, тут были видны первые травинки, которые уже набрали на себя росы. Виктор шел по рядам могил, переступая через заборчики и оградки. На кладбище никого не было, Виктор присел у одной из могил, закурил и положил покойнику две сигареты, как плату за посиделку. Так положено. Потом налил ему коньяку в пыльную стопку и сам подготовился выпить. – Ну, за упокой – протрезвонил его резкий голос. Из тени с баулом на колесиках незаметно появился немец: – Эй, лысый. Часы не интересуют? – Дядь, че пугаешь? Отвали, а? – Я ведь его тоже знал. – Его? – Да, хороший человек был. – На, выпей. Немец выпил. – Ты какими судьбами с ним? – спросил Виктор. – Да на рынке сторговались, так и закрутилось. Виктор сделал еще пару больших глотков. – Все не могу принять его смерть. Забрали его, а у меня своего нет. Вроде живу, хата, деньги, дамы – все есть, а самого главного нет. Нет меня здесь. Я все еще там. Немец озадачился, посмотрел своими голубыми глазами в небо и попытался сказать: – Кто-то приходит и уходит, а жизнь идёт. Представь, что у тебя в руке два каната: один это прошлое, а второй это будущее, и оба тянут. Ты отпустишь одно, либо другое, либо тебя совсем разорвёт. Ну, я пойду. Немец тихонько побрел в тени и скрылся. Виктор встал и побрёл назад. В библиотеке было свежо, Виктор вернулся и начал перевязывать книги, потом стал протирать влажной тряпицей шкафы, столик и стал ждать пока все высохнет. Включил проигрыватель, заиграла музыка, какой-то попс-рок, вроде "Агата Кристи". Хорошо лабало, лучше чем на вчерашнем квартирнике. Потом кассету зажевало и Виктора уже не было. Сквозняк играл занавесками. "Не хочу другой судьбы Где есть не я, где есть не ты Благодарю сейчас и здесь За всё, что нет и всё, что есть" – Агата Кристи, "Сердцебиение".