Однажды ты покинешь меня

      Это произошло быстро, но не мгновенно.       В течение двух, а, может быть, трёх секунд я находилась в полной темноте, но за этот короткий промежуток времени в моём сознании промелькнула, кажется, тысяча образов. И голоса, десятки голосов, один за другим. Было почти невозможно отличить одну картинку от другой, ни одного голоса, ни того, что говорилось, ни того, что должны были означать эти образы. Лишь некоторые запомнились. Качели. Волны, накатывающие на пляж. Тихая колыбельная. Красная машина. Чёрная печатная машинка.       Я не знала, что закрыла глаза, но, видимо, так и было, потому что теперь они открылись.       Первым чувством, которое охватило меня, естественно, была дезориентация. За несколько секунд до этого я была на улице, сидела на скамейке на кладбище под темнеющим небом, а теперь оказалась в помещении, в ярко освещённой незнакомой комнате, лежала на чужой кровати, одетая в ночную рубашку.       Что? Что? Чёрт.              Дезориентация не покидала меня, но её на время сменило другое чувство — страх. Инстинктивно я сбросила с себя одеяло, встала и прижалась спиной к стене в полной неподвижности. Этого не может быть. Этого не может быть на самом деле.       Я подумала, что это могло быть галлюцинацией. Он ввёл мне наркотик, возможно, очень сильный быстродействующий галлюциноген. Или сон. Он ударил меня по голове, и сейчас я в коме.       Но я быстро отбросила эти мысли. Люди, страдающие галлюцинациями, не осознают, что они галлюцинируют, не так ли? А сон в коме, по моему мнению, будет похож на обычные сны. Не настолько подробные и чёткие. Обычные сны расплывчатые и ускользающие. Фрагментарные. То, что меня окружало, выглядело и ощущалось таким же реальным, как всё реальное, что я когда-либо видела.       Единственный вариант — он сдержал слово и сделал это. Он действительно сделал это. Потому что я уже находилась явно не в 2010 году. В комнате не горел свет, но она была ярко освещена, потому что солнце светило в полную силу. Никаких тёмных облаков. И я стояла в комнате, похожей на спальню, которую вы могли бы увидеть в одном из ранних эпизодов сериала «Зачарованные», только в цвете.       Оранжевые шторы и ковёр, зелёные стены, белый камод с острыми краями и отвратительным зеркалом в форме звезды над ним. Справа от меня на подоконнике жужжал вентилятор. Он вряд ли охлаждал комнату, только циркулировал тёплый липкий воздух, поступающий из открытого окна. Кто живёт в Техасе без системы центрального кондиционирования? Никто, если только вам не нравится спать в луже пота. Только если центрального кондиционирования воздуха не существует. Тогда у вас нет выбора.       Ладно, это всё хорошо, но почему на мне ночная рубашка? И зачем ему понадобилось затаскивать меня в чужой дом?       — Привет? — позвала я.       От страха или просто от недоумения мой голос прозвучал пронзительно и пискляво.       Это нехорошо. Совсем нехорошо.       Я чувствовала, как напрягаются мои плечи, когда я стояла и прислушивалась к шагам, ожидая что кто-то ворвётся в открытую дверь и потребует объяснить, какого чёрта я делаю у них дома. Может быть, направят на меня дробовик. Эй, 1964 год или нет, но это всё-таки Техас. По крайней мере, я так думаю.       Ответа не последовало, в доме стояла полная тишина. Здесь никого нет. Ты живёшь одна.       — Привет? Мистер Смит? Вы здесь?       Ничего.       Я начала медленно пробираться к двери, чувствуя под ногами ковёр. Царапающийся, шершавый и такой же реальный, как всё, что я когда-либо чувствовала раньше. Я остановилась сбоку от дверного косяка и выглянула в коридор, прислушивалась, нет ли где-нибудь признаков движения. Скрип пословиц, дыхание, возможно, бульканье кофеварки. Больше ничего. Единственным звуком был шум вентилятора и где-то дальше звук ещё какого-то мотора, доносившийся снаружи.       Прежде, чем выйти в коридор я оглянулась, чтобы ещё раз осмотреть спальню, которую собиралась покинуть. Что-то в ней было не так. Теперь, когда страх немного отступил, когда, казалось, мне не грозила какая-то явная опасность, я обратила внимание, что в доме есть что-то необычное. Я не могла понять, что именно. Это должно быть что-то очень малозаметное. Как будто углы и линии отклонялись на сантиметр-два, не настолько, чтобы дом выглядел искажённым, но мой мозг это зафиксировал. Странно. Но в те времена не было лазерных уровней. Или, думаю, не тогда, а сейчас, тогда — это сейчас. Лазерных уровней не существует. Неровные стены? Разве сейчас это имеет значение?       — Эй, есть кто-нибудь?       Пока я шла по короткому коридору, никто не ответил. Первая дверь справа оказалась маленькой ванной. Розовая ванна, унитаз и раковина, лаймово-зелёная плитка. Ужас. Следующая дверь слева — маленькая спальня, меньше той, из которой я только что вышла.       Односпальная кровать, разобранная, без постельного белья и личных вещей. В углу стояло несколько картонных коробок. Несколько книг и журналов аккуратной стопкой лежали у изножья кровати. Очевидно, никто не использовал это место для сна.       Ты живёшь одна.       Снова этот голос или мысль. Но я здесь не живу.       Коридор заканчивался гостиной и небольшой кухней слева. И если раньше я была не до конца уверена, что нахожусь в прошлом, то теперь была совершенно уверена в этом. По крайней мере, я знала, что так было задумано. Телевизор, стоявший у стены перед неудобным на вид диваном с низкой спинкой, не оставлял никаких сомнений. Эта чёртова штука была сделана из дерева. Прошлое Рождество. Подарок. Он выглядел так, будто весил целую тонну, и при этом стоял на четырёх тощих ножках. Если бы я не была так напугана, то рассмеялась бы. Я вспомнила телевизор, который был у нас в детстве. Он тоже был деревянным, и хотя пульта не было, у него хотя бы были кнопки. У этого телевизора была одна большая неуклюжая ручка и две поменьше.       Рядом с диваном на тумбочке стояла зелёная лампа цвета авокадо с белым абажуром.       Я купила эту лампу месяц назад. У Вегмана? Нет, у Велмана.       В голове промелькнула образ магазина на углу оживлённого перекрёстка, с розово-коричневой вывеской в стиле ретро, которая висела над входной дверью.       Бежевый дисковый телефон стоял на изящном журнальном столике у входа на кухню.       Я молча набрала номер, который совершенно неожиданно пришёл мне в голову.       Что происходит? Это какая-то предыстория? Информация, которой меня кормят, чтобы помочь мне влиться в общество, чтобы ни у кого вокруг не возникло подозрения, что мне здесь не место?       — Мистер Смит. Алло?       Мои глаза оглядели комнату. Я обернулась, чтобы посмотреть за спину, в сторону коридора, на две двери, на спальню в задней части дома. Даже на потолок. Я ожидала, что он появится откуда-нибудь или даже просто заговорит со мной как бесплотный голос, доносящийся из стен. А почему бы и нет? Я только что перенеслась в прошлое, так что немного сумасбродства не повредит.       — Вы собираетесь мне отвечать? Вы же не можете просто оставить меня здесь без объяснений? Я не знаю, что мне делать!       Меня снова встретила тишина. Внутри дома. Снаружи я слышала птиц, звук, похожий на звук медленно проезжающей машины, и снова мотор. На этот раз он был громче, его не перекрывал шум вентилятора, и теперь он доносится из-за входной двери.       Хорошо. Подумай.       Допустим, я нахожусь в прошлом.       Сейчас у меня действительно нет другого выхода.       Так что первым делом, я должна узнать, где нахожусь. Во-вторых, я должна выяснить, в каком я году. В третьих, как, чёрт возьми, я должна найти Джуди Пейдж.       Тогда меня осенило, что я, скорее всего, нахожусь в мире, где она жива. Где-то там она была живым человеком, с которым я могла поговорить. Если мне, конечно, удастся пройти через охрану. Нельзя же просто так подойти к знаменитой певице, подумала я.       Мне стало немного проще. Газета. Мне приносили газету.       Я споткнулась на пути к входной двери. Что за дурацкое восприятие глубины? Полы тоже нервные? Я, конечно, находилась не в самом роскошном из домов, он был крошечным, весь, наверное, поместился бы в гостиной моего дома, так что да, вполне возможно, что это была просто неудачная конструкция. И у меня не было времени беспокоиться о полах и стенах, ведь я не знала, сколько времени у меня есть. Несколько часов? День? Два? Вместо того, чтобы быть такой язвительной, мне следовало бы задать ему больше вопросов. Но я не верила, что это действительно произойдёт, не так ли? И уж точно не думала, что это произойдёт настолько быстро.       Урок усвоен. Не будь занудой и всё равно спроси.       Я машинально схватила домашний халат с вешалки у двери и надела его. В голове тут же промелькнул образ молодой привлекательной женщины лет тридцати. Каштановые волосы, карие глаза, тёплая улыбка. Я даже почувствовала цветочный аромат её духов.       Неужели это она? На мне её ночная рубашка? Это она здесь живёт? И где она?       — Мистер Сми…       О, забудь об этом.              Всё, что я знала о прошлом, до конца семидесятых, которые я пережила сама, я, естественно, почерпнула из книг, фильмов и телешоу. Потому что, сказал мистер Смит, мы воспринимаем время только в одном направлении. Как только «сегодня» превратилось во «вчера», всё, назад дороги нет. Время — это улица с односторонним движением. По крайней мере, я так думала. Так что всё, что я когда-либо видела об этом периоде, были чёрно-белые фотографии и фильмы. Или же состарившиеся цветные изображения. Снимки со странным оранжевым оттенком и расфокусированные кадры, из-за которых всё казалось унылым, скучным, и, как мне всегда казалось, депрессивным. Как будто прошлое было мутным и бесцветным. Как будто небо на самом деле не было голубым до моего рождения.       Я ошибалась.       Как только я открыла дверь, на меня обрушился шквал красок. Они казались даже ярче, чем мир, который я покинула не более пятнадцати минут назад.       Может быть, потому, что небо в тот момент было пасмурным, а здесь оно было ярко-голубым и ясным, что создавало такой контраст, но я не была в этом уверена.       На другой стороне улицы, перед домом, прямо напротив того, из которого я вышла, была клумба, пестревшая розовыми, красными и жёлтыми цветами. Все газоны были покрыты травой, настолько зелёной, что она напоминала искусственное покрытие. Мимо проехал автомобиль цвета охры, бирюзовый с металлическим отливом стоял на подъездной дорожке через три дома, ещё один оранжевый — по соседству. А на подъездной дорожке этого дома стоял красивый бордовый автомобиль. Именно он был на картинке в моей голове, когда я открыла глаза. Моя машина. Dodge Dart Convertible 1962 года выпуска.       В том же направлении по тротуару шли две женщины, они оживлённо беседовали. Обеим на вид было около тридцати лет, и обе были одеты в яркие платья без рукавов и туфли на низком каблуке. У одной из них, одетой в ярко-синее облегающее платье, волосы были длиной до плеч и широкая белая повязка на голове. Другая в платье то ли кораллового, то ло лососевого цвета, в зависимости от того как называли этот цвет в то время, выбрала расклешёный фасон. Она носила короткую стрижку, а на макушке волосы были собраны в высокий улей. На их тонких руках висели сумочки, и даже с такого расстояния я видела, что на обеих был очень характерный макияж в стиле шестидесятых. Чёрная подводка по краю век, входящая за уголки глаз. И длинные, явно накладные ресницы.       Я улыбнулась тому, что увидела, но не была удивлена всей этой сценой, как мне показалась. Возможно, это было связано с тем, что последнюю неделю я провела, просматривая сайты, на которых одна за другой появлялись фотографии женщин в одинаковых нарядах, с одинаковыми причёсками и макияжем. Я погружалась в это днями и ночами, казалось, месяцами. Одежда, машины, музыка. Всё равно было удивительно это видеть, не поймите меня неправильно, но, может быть, к этому времени я просто утратила чувствительность? Когда я больше не могла найти новые видео о Джуди, я продолжала нажимать на контент, предложенный мне алгоритмами, которые использует YouTube. Видео с другими музыкантами шестидесятых, которые привели к телевизионной рекламе шестидесятых, а затем к телешоу и, в конечном счёте, даже к немым 8-миллиметровым домашним фильмам о семьях, живущих в районах, похожих на этот, — чёрт возьми, я могла бы посмотреть фильм именно об этом районе, потому что он показался мне знакомым. Я чувствовала себя немного обманутой из-за того, что не была потрясена тем, что должно было стать умопомрачительным опытом.       Обе женщины кивнули головой мальчику в моём дворе, когда он проходил мимо них с газонокосилкой, и он кивнул им в ответ.       История. Мне нужна история. Что я делаю в доме этого человека? Присматриваю за домом? Сработает ли это?       — Доброе утро, мисс Брайант, — поздоровался мальчик, прежде чем я успела подумать о чём-то другом.       Газонокосилка вздрогнула, остановившись, и он помахал рукой над головой, пока я выходила на крыльцо.       «Мисс Брайант?».       — Доброе утро… Джордж.       Его зовут Джордж. Ему пятнадцать, но выглядит на двенадцать. Наверное, дело в его худобе. И в том, что он одет, как Опи. Джинсы с закатанными манжетами, кроссовки «Чак Тейлор». Его волосы были коротко подстрижены и так аккуратно уложены, что, казалось, он только что вышел из кресла парикмахера.       Не успела я сделать и трёх шагов, как он заметил, куда я смотрю, и бросился навстречу.       — Я подниму!       Он провёл тыльной стороной ладони по лбу, а затем приблизился и поднял газету, лежащую на траве.       — Спасибо, — сказала я, когда он протянул мне газету. — Здесь жарко, не хочешь выпить лимонада?       Пила ли я лимонад? Да, пила. Должна ли я ему заплатить? Есть ли у меня деньги? Нет, я ему не плачу. Его отец, Джордж-старший, заставляет его подстригать мой газон, потому что я одинокая женщина и от меня нельзя ожидать, что я сделаю это сама, не так ли? Это по-соседски.       Я улыбнулась, вспомнив тучного паренька и его друга-вейпера, который за несколько дней до этого требовал непомерную плату за стрижку моего газона.       — Нет, спасибо. Моя мама не разрешает мне пить много сладких напитков, а я уже выпил колу. К тому же я почти закончил.       — А, понятно. Ну если передумаешь или захочешь выпить стакан воды, то просто заходи.       Он улыбнулся в ответ и вернулся к газонокосилке.       Газета называлась «Лейфант Экспресс», хорошо, это хорошо, и заголовок гласил: «СКРЭНТОН ВСТУПАЕТ В ПРЕДВЫБОРНУЮ ГОНКУ РЕСПУБЛИКАНСКОЙ ПАРТИИ, ЧТОБЫ СРАЗИТЬСЯ С ГОЛДУОТЕРОМ». Голдуотера я знала, но смутно. То есть я знала, что он, вероятно, имел какое-то отношение к политике, но я не могла сказать, в каком качестве. Скрэнтон был для меня полной загадкой и не имел никакого значения. Дата 13 июня 1964 года. За две недели до концерта.       Я хотела встретиться с ней, чтобы получить ответы. Узнать её историю. Но как я должна была сделать это, если у неё ещё даже нет истории? Прямо сейчас она обычная девятнадцатилетняя девушка в море обычных молодых людей. Как мне найти человека, который не знаменит? По привычке я огляделась по сторонам. Айфона нигде не было видно.       У меня есть дисковый телефон. И телефонная книга. Вот и все технологии. Почему я не запомнила имён её родителей? Сколько страниц мне нужно было перевернуть? Скольким Пейджам мне придётся позвонить? Господи, как здесь вообще что-то делать?       Я как раз собиралась вернуться в дом и начать поиски нужного номера, когда газонокосилка снова заглохла, а Джордж окликнул меня.       — О, мисс Брайант! Чуть не забыл, — сказал он, доставая что-то из заднего кармана джинсов. — Мама просила вернуть, спасибо, что Вы позволили одолжить ей это.       Он протянул мне маленькое серебряное зеркальце с ручкой. То, что я увидела в нём, заставило меня забыть о дисковых телефонах и телефонных справочниках.