Привратник города теней

      В воздухе пахло грозой.       Клаус потёр шею и уже в который раз оглянулся назад. Там, на северном горизонте, медленно, но верно ширилась и росла тёмная полоса. Штормовой фронт, нёсший с собой ливни, дикий ветер и ослепляющие молнии. Проклятие этих земель, неумолимое и непобедимое.       Клаус не сомневался в том, что с грозами ничего поделать нельзя. Они приходили тогда, когда кто-то свыше решал — пора, и забирали с собой всё, что только могли. Никто никогда не знал, надолго ли в этот раз накроет дождями. Иногда они уходили спустя три дня, а порой задерживались почти на три недели. Самая страшная гроза на памяти Клауса бушевала больше месяца.       Тогда погибло много людей, пропал урожай, а после к его порогу пришёл Саркрин. Очередной авантюрист, маг, уверенный, что именно ему под силу найти древнее знание и привести беснующуюся природу к гармонии. Каким по счёту он был? Клаус давно уже перестал их считать, равно как и утратил надежду хоть кого-нибудь из них отговорить.       Каждый, кто приходил к его дому, верил, что в развалинах древнего города есть ключ к разгадке проклятия, гулявшего по землям. Каждый выбирал свою судьбу сам — и призраки старого города смеялись над ними. В свисте ветра в грозу Клаусу всегда слышались плач и смех тех, кто погибал и тех, кто забирал жизни.       Им никогда не найти ответ.       Выдохнув, он взъерошил короткие чёрные с проседью волосы и прищурил светлые серые глаза, всматриваясь в возвышавшиеся над водой Мёртвого озера скалы. В лучах ласкового летнего солнца, ещё не набравшего силы и жара, они казались лёгкими, а башни, что венчали их — будто выточенными из яркого света. Такие далёкие, они манили к себе, будто бы говоря: вот же мы, совсем близко. В наших стенах столько секретов, все они для тебя. Приди же, приди и возьми!       Клаус помнил, как загорелись яркой зеленью глаза Айэн, пришедшей на этот берег год назад.        — Ты слышишь, Клаус? — она резко обернулась, и тёмный дорожный плащ веером взметнулся вокруг тонкого стана.        — Это морок, Айэн, — ровно отозвался он. — Призраки опасны.       Она тряхнула головой, и рыжие кудри рассыпались по острым плечам. Совсем ещё юная, и двадцати не исполнилось. Айэн верила, что огнём, который был ей покорен, она сможет выжечь из башен всю тьму, и обязательно найдёт спасение.        — Не ходи, — попросил Клаус. — Как-нибудь справимся.        — Я вернусь. — Айэн лучезарно улыбнулась. — Ты жди меня, Клаус. Без тебя обратной дороги не найти.       Клаус ждал. Ждал сперва вместе с матерью, с которой они жили на ферме неподалёку, а после один, приезжая на стареньком автомобиле. На нём он ездил в город продавать овощи и пополнять припасы, на нём же отвозил магов, неизменно приходивших к его порогу. Они все искали дорогу к Мёртвому озеру, а приходили к нему. Мать, невысокая энергичная женщина с длинной чёрной косой, смешливым взглядом серых глаз и не сходившей с губ улыбкой говорила: «это наша судьба». Встречать идущих на смерть и провожать их в последний путь, скрашивая одиночество. Она показывала путь десяткам авантюристов и никогда не сомневалась в том, что ни один из них не вернётся.        — Никогда не ступай на тропу, ведущую к старому городу, — наставляла она сына. — Твой путь заканчивается на берегу, дальше маги должны идти одни.        — Но почему, мама? — Клаус никак не мог понять этого. — Ты так много знаешь про этот город. Вдруг призраки тебя испугаются и убегут?       Мать в ответ на это смеялась, но глаза её всегда оставались серьёзными.        — Потому что некоторым тайнам лучше никогда не быть раскрытыми, сын. Но запомни: ты должен ждать. Однажды придёт тот, кто вытащит тайну на свет.       Она определённо знала что-то о проклятии. Что-то, что могло спасти жизни, но Клаус не спрашивал. Он просто запомнил сказанное, и когда мать умерла, продолжил делать то, что делала она, в одиночку. В конце концов, он простой фермер, в его силах лишь провести желающих через изменчивые долины, небольшой лес и карьер к озеру.        Иногда маги приходили одни, но чем чаще пропадали такие искатели приключений, тем чаще на смену им приходили целые группы. Увидев как-то утром под окнами несколько хорошо вооружённых суровых мужчин в тёплой дорожной одежде тёмно-синего цвета и с внушительными рюкзаками за спинами, он впервые за долгое время испытал надежду. Может, то, что не получалось у одного, удастся этим людям? Может, мать говорила о них? Они выглядели воинами, теми, кто явно знал, как сражаться и побеждать. Клаус отвёл их к берегу и долго стоял, глядя им вслед. Лишь когда последний скрылся из виду, он поднял голову к башням и тихо попросил:        — Пусть они вернутся.       Он просил так о каждом маге, ушедшем к башням, но те, как и раньше, остались глухи. Воины не вернулись, и с десяток других магов, пришедших после — тоже. В глазах иных Клаус видел яростную решимость, в других же отчаянный страх. Все они шли в неизвестность, в пустоту, и каждый надеялся вернуться обратно.       Клаус никогда не говорил им, сколь тщетны их надежды. Все было понятно без слов.       Порой его пытались заставить пойти в старый город, но Клаус оставался непреклонен. Земля, сквозь которую он вёл магов, открывалась только ему, и если он не вернётся, последняя надежда отыскать правду умрёт с ним. Одинокий старец, приходивший на излёте зимы пару лет назад, даже пытался снять проклятие с земель, чтобы путь открывался всем, но потерпел поражение.        — Не понимаю. Земля всегда была мне покорна… — пробормотал он, поглаживая длинную седую бороду, и всмотрелся в Клауса. — А может, дело не в землях, а в тебе, сынок?       Тот лишь пожал плечами. Даже если и так, какая разница?        — Ты идёшь или нет, отец?        — Иду, — вздохнул тот. — Лучше я, чем юнцы. Им ещё пожить надо.       Клаус с ним соглашался, и возвращения старика ждал сильнее прочего, но пришедшая следом буря лишила его надежды. Будто природа ещё больше разозлилась на то, что жалкий человечек попытался вытащить на свет её секреты. Когда она кончилась, он приехал на берег и долго смотрел на башни. Воды озера покрывались рябью от ветра, и руины древнего города выглядели угрюмыми и давящими. Точно вот-вот налетит порыв посильнее, и Клауса раздавит под падающими огромными камнями.       Он стиснул зубы и шагнул вперёд, словно собираясь побороться с призраками, но дальше так и не двинулся. Он не герой, у него совсем нет способностей управлять водой, ветром или огнём. Там, среди серых призраков и старых стен, гибли люди сильнее и выносливее, так куда ему пытаться?       Клаус оставил эти мысли, продолжая провожать авантюристов. Они приходили и приходили, словно мотыльки, притягиваемые на свет, и иногда он думал — лучше бы ему их никогда не видеть и не знать. Казалось, с годами стоило привыкнуть, а получалось наоборот, чем дальше, тем тяжелее.        — Упрямая девчонка, — пробормотал Клаус, снова до рези в глазах всматриваясь в башни. — Пора возвращаться!       Привычная, но уже такая ненавистная тишина служила ему ответом, и он прикрыл веки, пытаясь успокоить забившееся вдруг сердце. В кармане потрёпанных коричневых брюк нашлась потёртая серебряная зажигалка, и он покрепче сжал её, словно она была единственным, что давало надежду. По сути, так и было. Клаус не курил, и вещица принадлежала не ему. Очередная авантюристка, так наивно поверившая, что уж её-то точно не победить всем призракам старого города и всем проклятиям, вместе взятым.        — Пусть побудет у тебя, ладно? Пока шатаюсь, хоть курить брошу.       Марика, девушка с пронзительными голубыми глазами и густой копной чёрных волос, казалось, никогда не была серьёзной. Клаус обнаружил её на пороге прохладным росистым утром десять дней назад. Она сидела у стены, обхватив себя за плечи, и дремала, но стоило ему осторожно коснуться её плеча, тут же распахнула глаза и улыбнулась:        — Простите, я тут немного спальную зону устроила. — Она чуть прищурилась и склонила голову набок. — Я Марика. У вас попить не найдётся?       Конечно, нашлось. И попить, и добротный дорожный плащ на замену тряпке, которой Марика прикрывала худые плечики в тонкой серой футболке, и сапоги вместо истоптанных, видавших виды кроссовок. Она пыталась протестовать, мол, на дворе лето, там тепло, но Клаус даже слушать не захотел. Чем дольше он смотрел на эту девочку, тем меньше хотел отпускать её туда, во власть древних кровожадных теней. Он словно видел: за спиной Марики с каждым ударом её сердца гуще становилась тьма, и она в эту тьму рвалась со всей искренностью, на какую была способна.       Почему эти дети так отчаянно ищут смерти?       Весь следующий день Клаус потратил на бесплодные попытки отговорить Марику от самоубийственного похода. Она лишь улыбалась и качала головой, а к вечеру, когда Клаус разжег в саду костёр и принёс гитару, взяла в руки инструмент и нежно провела по струнам.        — Мне дана сила, Клаус. — Она на миг посмотрела на костёр, и тот взвился к чёрному небу огненным змеем. — И я хочу, чтобы она послужила людям, а не пропала зря.        — Но ведь можно же иначе служить! — горячо возразил он. — На севере высоко ценятся маги огня…       Она рассмеялась, и смех её слился с ласковым перебором струн.       — Я тепло люблю. — Марика повела плечами в клетчатой рубашке Клауса, которая явно была ей велика. — Не волнуйся ты так. Я вернусь.        — Вы все так говорите, — жёстко, глядя ей прямо в глаза, проговорил он. — Никто не пришёл обратно. Старый город не отдаст вам своих тайн, Марика.       Несколько минут она молчала, наигрывая незнакомую Клаусу мелодию. Наконец, подняла глаза, но вместо ожидаемого страха он увидел в них улыбку.        — Я не все, Клаус. А если и ты поверишь в меня, я точно вернусь. Ты только дождись.       Клаусу хотелось рассмеяться ей в лицо, горько и надрывно. Верить? Где взять веру, когда он своими глазами видел, как уходили и не возвращались десятки, если не сотни, до Марики? Как поверить в эту хрупкую девочку, когда кажется, что и жизнь-то в ней едва держится? Как снова зажечь в сердце свет, если вместо него там кромешная тьма и грохот непрекращающейся бури?       Смех так и застрял в горле, а следующим утром Клаус осторожно поправил лямки собранного им рюкзака на плечах Марики. Пальцы невольно задержались на шероховатой ткани, и он вздрогнул, когда она положила сверху свою ладонь.        — Всё будет хорошо, Клаус, — проговорила Марика и улыбнулась. — Присмотри за зажигалкой. А вернусь — ещё спою тебе. Обещаешь меня ждать?       Нет, хотелось крикнуть Клаусу. Отчаянно хотелось прижать Марику к себе и никогда не выпускать, чтобы она не пропала там, среди высоченных башен и всепоглощающих теней. Пусть бы думала, что хотела, только бы жива!        — Обещаю.       Вопреки всему, Клаус верил. И ждал. Каждый день приезжал на берег озера с гитарой, пел и смотрел на скалы, пока солнце не скрывалось за горизонтом. Образы погибшей Марики настойчиво лезли в голову вместе с шёпотом башен, но он упрямо гнал их от себя и пел ещё громче, надеясь, что она услышит его голос и вернётся. Он хотел стать ей путеводным маяком.       Сегодня он впервые приехал без гитары — и сегодня же заметил грозовой фронт. В сердце тут же взметнулось отчаяние вперемешку с паникой, и он, устав просто стоять, сделал несколько шагов к озеру. Вода, точно любопытный зверь, лизнула его ботинки, и от наполнившего нутро страха Клаус отступил.       Не быть ему героем, с горечью подумал он. Не быть тем, кто принесёт мир на эти земли. Только провожать к смерти, быть её мерзким соратником, молчаливым пособником. И смотреть, смотреть, смотреть, как уходят, не возвращаясь те, кому ещё жить и жить.       Резко развернувшись, Клаус вернулся к машине и, заведя мотор, направился к дому. Пусть он и не спаситель, слово своё держать обязан. А значит, будет ждать и петь, чтобы она услышала, вернулась, и выполнила обещание своё.       В воздухе всё сильнее пахло грозой.       Может, она последняя.       Может.