Две Звезды

Две Звезды

Глава I

Все на Съезд!

      Поезд.       Поезд мчался на вех парах по Ладимирской железной дороге прямо в Принцессин. Он проезжал мимо маленьких сёл и деревень, которые были почти полностью заметены снегом. На улице была холодная осенняя ночь. Конец ноября. Но если судить по погоде, то шла уже скорей поздняя зима. Плацкартный вагон был переполнен пони, но в купе такого большого количества пассажиров не наблюдалось. Стояла тишина. Все спали. И почти никто даже подумать не мог о том, что во втором вагоне этого небольшого поезда, который состоял из восьми вагонов: первые два купе, а остальные пять плацкарт и последний багажный вагон, ехал лидер Социал-Демократической Партии Северяны — Стил Сталлион. Он спокойно сидел на своей койке и что-то писал, он был земнопони и поэтому писал ртом.       Вообще владение грамотой было редкостью в Северяне, поэтому для того чтобы он не привлекал внимание, его нарядили как какого-то умного пожилого жеребца. Дали ему седой парик, подставную бороду, круглые очки и кепку. С ним также ехали и другие революционеры, охрана Сталлиона, которая представляла из себя три жеребца в пальто. В поезде было прохладно, но в пальто в вагоне становилось невыносимо жарко, а снимать его нельзя, ведь под ним находилось оружие. Когда на белоснежной, как идущий за окном снег, бумаге была поставлена жирная точка, Сталлион подозвал к себе одного из своего товарища:       — Пфэликпс! — Сталлион положил перьевую ручку в чернильницу, а после продолжил — Товарищ Феликс Яцикович! Подойдите сюда.       — Товарищ Сталлион… — Шёпотом ответил ему охранник — Мы же договорились зваться по прозвищам. Я не Феликс, а Эф. А вы Эс.       — Тут рядом никого постороннего нету, мы же в купе. Только товарищи, как вы придумали, Эм и Эн. Поэтому можно на время позабыть эту нашу конспирацию. Я вот уже несколько лет разные наряды примеряю, наверное уж народ забыл как я выгляжу. Я тут подготовил выступление. Почитайте.       Феликс Яцикович Яцик это бежево-серый жеребец земнопони с серой гривой и коричневыми глазами, он является одним из членов ЦК СДПС, а также личным телохранителем Сталлиона и одним из лучших его друзей и сподвижников. Он был представителем самых низов, бродягой в Санкт-Петерсхуфе. Первой работой его была работа на швейной фабрике, где он должен был мыть полы. Именно на ней его стали называть Яциком, до этого у него не было не фамилии, ни отчества, и вскоре это прозвище намертво прикрепилось к нему. После многих лет работы, уже не в молодом возрасте, он всё-таки накопил денег на поступление в школу, но не закончил её. Его отчислили из-за анти-эквестрийской агитации, ведь к тому времени, Феликс уже активно посещал различные подпольные кружки, и уже тогда интересовался политикой. После чего вступил в СДПС, где и познакомился со Сталлионом. В ходе своей жизни много раз попадался властям и то арестовывался, то ссылался на каторги. Но все разы ему удавалось бежать. После долгого и тщательного прочтения Феликс сделал комментарий:       — Речь великолепная. Особенно с вашим красноречием… Хо-хо-хо! Я представляю полную поддержку ЦК и Принцессинского Совета, но только…       — Но только!? — Решительно переспросил Сталлион.       — Но только плана действий как-то маловато. Вот например, как поступать с нелояльными революции элементами?       — Товарищ Яцик, вы меня удивляете. Вы сами говорите проявлять конспирацию и вы мне заявляете, что подробнейший план действий нужно излагать на бумаге ещё до принятии каких либо решений. А если нас поймают? Готовиться надо всегда к худшему, а надеяться на лучшее. И самое лучшее решение в этой ситуации, будет выслушать общее мнение и только тогда составить план действий. А что на счёт вашего вопроса… Мы создадим специальный комитет и он будет решать эти проблемы.       — А поконкретнее? — С улыбкой на лице ответил Феликс. — Комитет у нас уже имеется, да только занимается он в данный момент доктринерством и каким образом это исправлять?       — Ой… — Сталлион положил голову на копыта. — Да точно у нас же уже имеется этот «комитет». О-ох… Старею я Яцик. Превращаюсь в деда в которого вы меня нарядили.       — Ха-ха-ха. — Феликс рассмеялся — Значит мне нужно быстрее довести этого «деда», до того как он забудет, что планирует революцию.       — Меня очень радует, товарищ Феликс, что вы называете предстоящие события — революцией, а не например...       — Сладкая? — Перебил Сталлиона Феликс. — Я то думаю, почему в вашей речи много обращения к ней. Что теперь она вам написала?       — Она поясняла за «ненадобность вооружённого восстания» и призывала меня «отнестись с пониманием к многострадальному северянскому народу», а также «направить усилия партии на разрешение конфликта дипломатическим методом».       — Ревизия проклятая! — Феликс стукнул копытом по столику. — Да как она только могла!       — Товарищ Яцик, потише, у нас конспирация. — Тихо шепнул Феликсу Сталлион.       — Я пойду проверю… Я проверю наших товарищей снаружи купе. Феликс приоткрыл дверь купе, посмотрел наружу. Вагон был почти пуст, только товарищ под прозвищем Эн стоял и расслабленно глядел в окно. Тогда Феликс подозвал его к себе: — Эн. Эн-н. Эн-н-н! Охранник резко развернулся и подбежал к Феликсу. Звук копыт раздался по всему вагону.       — Да что ты делаешь!? Не цокай! — Фыркнул Яцик на охранника.       — По чётче выговаривайте позывные, Эф, а то я подумал, что вы задыхаетесь. — Попытался оправдаться телохранитель. Но надобность в этом отпала, ведь Феликс тут же перебил его своим вопросом.       — Где Эм?       — Он проверить расписание. Сейчас...       Пони прекратили разговор и обратили внимание на появившуюся с лева фигуру. Пони, завидев Феликса, ускорил шаг и подойдя ближе немедленно сказал.       — Пятнадцать минут. Передайте Эс, чтобы тот собирался.       После этих слов, Феликс вернулся обратно в купе.                                                                          Через двадцать минут, поезд приехал на абсолютно пустую станцию, на который только ходили патрульные гвардейцы. В городе был комендантский час, но у пассажиров поезда было оправдание столь поздних прогулок, нужно было только предъявить билет на поезд гвардейцу, который может пристать к тебе на улице, и тогда они должны были отпустить тебя, а ты будешь должен немедленно проследовать до своего дома. Интересно, как долго ещё пробудут такие мягкие правила?       Сталлион, накинув на себя длинное пальто и завернувшись шарфом, слился в толпе выходящих из вагона пони. Пройдя через здание вокзала, они с товарищами Эн и Эм разошлись. Феликс по прежнему сопровождал Сталлиона, а другие агенты должны были прибыть в здание Принцессиского Совета. В это время Яцик и Сталлион должны были направиться по направлению к квартире Василия Панцушенко, в которой должна состоятся встреча Центрального Комитета Социал-Демократической Партии Северяны. Перроны, как и улицы Принцессина, были заметены снегом, который из-за заводских выбросов был скорее серый чем белый.       Выйдя с вокзала, пони вышли на абсолютно пустые улицы города и только немногочисленные пассажиры поезда заполняли эту пустоту, но вскоре и те растворились в серой метели.       Дома на окраинах Принцессина были в основном двухэтажные, но иногда и попадались постройки выше. Улица, по которой шли Сталлион и Феликс в поисках нужного дома, называлась — Краснокрасивская. На ней не было ничего необычного для Северяны: Серые домики с закрытыми магазинами на первых этажах, у которых отслаивается шпаклёвка. Здания насквозь промёрзли и поэтому, если к ним близко подойти, то можно было почувствовать как от них отдавало холодом.       Пройдя несколько десятков метров революционеры заметили двух идущих пони, один из которых был одет, несмотря на холод, в белую офицерскую северянскую гвардейскую форму, а второй в тёмно-серую зимнюю форму с серой папахой, которая упала на левый бок. Она тоже была северянской гвардии, но только другого полка. Первым оказался начальник гарнизона Принцессина, а второй гвардейским атаманом подразделения под названием «Дети Звёзд». Они прогуливались по городу и разговаривали о разных вещах, рассказывали друг другу истории и просто наслаждались дружеским прибыванием вместе. Когда они подошли к Сталлиону и Феликсу, то атаман резко прервал разговор с офицером и весело обратился к Сталлиону.       — Гра-а-аждане! Дайте прикурить!       — Спичек - нет! — Не останавливаясь сказал Стил Сталлион.       — Пожалуйста, ваше... — Феликс посмотрел на погоны атамана Феликс, доставая спички. Погоны были тёмно-синего цвета с золотым зигзагом, а также с тремя золотыми солнцами. Генерал-лейтенант. Яцик нервно сглотнул. — Ваше превосходительство.       Он достал коробок правым копытом, а спичку взял зубами и резко провёл по чиркалу — спичка не загорелась. Провёл ещё раз — спичка сразу же вспыхнула. Атаман поднёс дорогую Пуэрто-Кобальоскую сигарету к спичке и когда из сигареты повалил дым, тот выпрямился.       — Благодарю вас. — Сказал атаман, снимая перед Феликсом папаху. — Вы только, что спасли жизнь одному из высокопоставленных пони. Вам надо дать медаль!       — Интересно… Что же наш медалист делает со своим другом ночью на улице, во время комендантского часа? — Серьёзным тоном спросил офицер.       Сталлион остановился и посмотрел на Феликса. Гвардейцы тоже не спускали глаза с Яцика.       — Мы с ночного поезда из Ладимира. Приехали на рынок. Нам семьи надо кормить. Могу показать билеты, ваше превосходительство. — Не растерявшись ответил Феликс.       — Пётр! Не приставай ты ко всем кому попало. Ты сам приказал нам не трогать ночных путешественников, под предлогом защиты доходов железнодорожных компаний. — Покуривая сигару сказал атаман. — Пойдём быстрее, мы так опадаем на ужин к Имануилу. Ещё раз очень сильно вам благодарен. — Обратился атаман к Феликсу.       После этого атаман и офицер молча пошли дальше по улице. Они даже и не думали, что главный революционер, в будущем заклятый их враг прошёл только что у них прямо под носом. Но мы скоро познакомимся поближе с данными господами, а сейчас сосредоточимся на Сталлионе.       Феликс догнал Сталлиона и вместе они дошли до назначенного дома. Коммунисты вошли в подъезд. Он был довольно чистый, но только стены его были сильно потресканы, а у лестницы отломаны ступеньки. Поднявшись на второй этаж, пони направились к большой деревянной двери. Подойдя поближе, Сталлион постучал по ней копытом чатыре раза. Ему приоткрыли дверь. Из квартиры вышел жеребец с огненной шёрсткой и в кепке, которая полностью скрывала гриву.       — Кто?       — Эс. И… — Ответил Сталлион снимая кепку и парик. Оборвав Сталлиона, Феликс полностью отрыл дверь и сказал.       — И Эф.       — Проходите товарищи. — Ответил охранник выходя вперёд для проверки лестницы.       — Далеко не отходите, товарищ Воснецов. — Сказал Феликс, доставая из пальто записку — Передайте это в ближайшую нашу типографию.       — Но… — Охранник посмотрел на Феликса непонимающим взглядом — Мне отдали приказ охранять… Мне покинуть пост?       — Это одна из моих личных инициатив, которую поддержали многие члены ЦК, так что считайте это, товарищ Воснецов, как приказ ЦК, от которого будет зависеть эффективность уничтожения контрреволюции. А на счёт заседания — не беспокойтесь. Я прослежу за безопасностью мероприятия.       Огненный жеребец, взяв зубами записку, направился к выходу из здания. Сталлион, пока Феликс разговаривал, успел снять с себя одежду и повесить на вешалку. Пройдя через магический щит, который не давал звукам выйти за пределы квартиры, Сталлион направился в гостиную комнату. В это время Феликс, сняв с себя своё пальто, закрыл дверь и сел на табуретку, караулить заседание. Прежде чем зайти в гостиную, из которой доносились звуки спорящих между собой членами ЦК, Сталлион обратил внимание на интерьер квартиры. Стены были с облезающими обоями, мебель стара и холод... Проклятый холод главенствовал в квартире Василия. Проникнувшись «революционным духом», Сталлион вошел в гостиную и первое, что он сделал — это немедленно призвал всех своих товарищей обратить на него внимание:       — Товарищи! Товарищи! Послушайте меня!       В гостиной наступила тишина. Все сидящие за огромным столом, от хозяина квартиры Василия, до «умеренного крыла» СДПС в лице Карамельки Сладкой, подняли глаза на ворвавшегося в комнату Сталлиона.       — Вы все прекрасно знаете по какому поводу мы все здесь собрались! То, что сейчас делают эквестрийские власти есть преступление против северянского народа и поэтому я призываю вас к действиям! Через несколько недель, а в случае пегасьих гвардейских полков, то через несколько дней нам предстоит столкнуться с регулярной карательной операцией против нашего народа! Они морили нас голодом, присваивая себе крестьянскую еду, они запрещали нам собирать хворост, чтобы мы окоченели от предстоящей зимы и они эксплуатировали за бесценок труд рабочих, вывозя нашу продукцию в Эквестрию, а там продавали по завышенной цене, присваивая себе все доходы! Так теперь ещё они идут нас убивать! Их лозунги про «гармонию» и «дружбу» давно превратились в простой популизм. Поэтому я осуждаю предложения Карамельки Сладкой и её сподвижников о «договоре» с эквестрийцами и считаю их предательскими! А насчёт вас Карамелька, то что вы мне писали, во время моей поездки сюда — есть прямое доказательство ваших оппортунистических идей!       Тёмно-красная земнопони с прекрасной оранжевой гривой, под именем Карамелька Сладкая, была в ступоре от внезапно нахлынувшей на неё критики.       По натуре своей Карамелька очень добрая, но иногда бывает и вспыльчивая. В жеребяческом возрасте она хотела стать врачом, но когда узнала, что профессия врача обязывает его работать с кровью, она нашла в себе другой талант — тягу к справедливости. Эти два темперамента прекрасно дополняют друг друга, но всё-таки её понятие справедливости — немножко специфическое. Углубляясь с головой в марксистскую литературу, она возглавила один из многих Южных Кружков. А после она стала одной из основательниц СДПС.       Её политика всегда была направленна на продвижение партии в массы, своим специфическим, для ортодоксальных марксистов, способом. Она, отрицая надобность насилия в процессе классовой борьбы, старалась при помощи агитации и пропаганды показать народным массам «настоящею гармонию» и несправедливость эквестрийского общества, да и вообще всего остального мира. Видя такую тенденцию в СДПС, представители Социал-Демократического Интернационала пригласили её и начали активно продвигать, и поэтому на данный момент она является не только важной личностью в Северяне, но и во всём рабочем движении.       Но пытаясь всегда держать партию в единстве, она всегда натыкается на конфликты с более радикальными марксистами, и постоянно пытается их убедить в своей правоте. Ведь если предыдущие угнетаемые классы не смогли вооружённым способом достигнуть свободы, то тогда зачем его вообще практиковать классовую борьбу? Ведь так?       Карамелька собралась с силами. Резко встав с табуретки и вскинув вперёд правое копыто в сторону Сталлиона, она крикнула.       — Я не оппортунистка! Я просто забочусь о многострадальном северянском народе и я не буду посылать его в бой против регулярной гвардии. Мы построим…       — Каким же образом вы собираетесь строить? — Оборвал Карамельку Сталлион. — Точнее сказать каким образом вы заполучите власть, чтобы потом строить? Буржуазия и аристократия просто так не уйдёт со своих мест…       — Товарищ Сталлион! Вы же прекрасно понимаете, что борьба против гвардии — есть самоубийство. Нужно показать добрые намерения нашей партии, что мы хотим построить новое мирное социалистическое общество. Нужно показать, что, как вы ранее заявляли, в Эквестрии нет гармонии и она будет только при социализме. Нужно не подстрекать народ к насилию, а готовиться к предстоящим выборам в Северянскую Думу.       — Вы уже на протяжение многих лет ведёте парламентскую борьбу в Думе. И какие у вас успехи? Вы получили, за три года своей борьбы, двадцать мест в Северянской Думе! Двадцать! Из четыреста пятьдесят! Даже народ понимает, что этот «псевдо-парламент» всего лишь ширма, а по настоящему в Северяне правят эквестрийцы во главе с Селестией. И поэтому…       — И поэтому нужно вести борьбу согласно заветам товарища Карамель Маркса, которые написаны в программе нашего Интернационала! — Выкрикнула Карамелька Сладкая. — А вы предлагаете совершенно не марксистское решение, а скорей спонтанный, кровавый и анархический. Такая же борьба, после которой будут страдать обычные пони и вся наша партия! Маркс была бы в ужасе от вашего предложения!       — Мы предлагаем НЕ МАРКСИСТСКОЕ!? Вы хоть понимаете, что вы только что сказали? Вы предлагаете пасть на колени перед империалистами из Эквестрии и просить какую-либо власть для осуществление вашей программы. Кто из нас тут ещё не марксист? А на счёт вашего замечания о том, что мы отошли от программы Интернационала, я вам отвечу, что работы Карамель — вот настоящая программа, а этот «Интернационал» уже как несколько лет не помогает настоящим рабочим объединениям и является главным рассадником ревизионистских идей! Причём не ваши работы, товарищ Сладкая, а товарища Маркса и причём вы и есть одна из рассадника этих идей. Давайте ка вспомните какую-либо партию, участницу Социал-Демократического Интернационала, которая добилась каких либо успехов?       — Я во многом согласна с товарищем Карамелькой, — Вмешалась Альтидия Револьцева, красно-коричневая земнопони с тёмно-красной гривой и кьютимаркой в виде шестерёнки с жёлтой молнией, а её глаза… Ах... Один отражал её революционный пыл, а другой солидарность с своими товарищами. Ну короче говоря один красно-рубиновый, а другой лазурный, да она была гетерохромной. — И я во многом согласна с товарищем Сталлионом, но мы здесь собрались не обсуждать разложения Интернационала, а для обсуждения наступления Эквестрии на Северяну!       Являясь в этом противостоянии «центром», Альтидия Револьцева всегда пытается, как и Карамелька Сладкая, поддерживать единство в партии, но совсем иными методами. Пусть она и обладает своим виденьем теории Маркса, как и вообще все остальные пони, она не пытается навязать его сопартийцам. Она сторонница компромисса и коллективного решения проблем в партии.       Она имеет за своими плечами множество работ, не так много как у тех же Сталлиона или Карамельки, но её познания в диалектике и экономике проглядываются в каждой из её работ. Всех этих знаний всегда хватало, чтобы обладать в СДПС большим авторитетом. И она использует его ради задействования в революционной борьбе всех ресурсов партии. Ведь только коллективизм — сможет сплотить партию и народ на борьбу. Но только ли он?       — Вы правы товарищ Револьцева, я сюда приехал для оглашения моего предложения. — Успокоившись сказал Сталлион — Необходимо ставить вопрос о немедленном вооружённом восстании, о немедленном захвате власти советами! Внезапное наступление на Принцессин и вооружения масс для борьбы с надвигающейся угрозой. Вместе с Принцессиным восстание должно охватить и другие крупные города. Мы должны будем силами лояльных нам рабочими, матросами и солдатами занять, и ценой каких угодно потерь удержать власть и разгромить северянскую гвардию, а после разбить и эквестрийскую гвардию! И всё это нужно подготовить в кротчайшие сроки.       — С этим, товарищ Сталлион, будут проблемы. — Заметил светло-серый земнопони, с тёмно-серой гривой по имени Синистер Серов.       Он обладал схожими с Сталлионом и Василием взглядами, но отличался с ними способами противостояния с эксплуататорами, которые напоминают «левое крыло» другой левой, но не марксисткой партии в Северяне. Серов был чрезмерно радикальный и если бы не его связи в СДПС, то возможно он организовывал бы убийства буржуев и аристократов или вообще бы партизанил где-нибудь в лесу. И поэтому именно он возглавил «левое крыло» в СДПС. Но только ли смелость и решительность нужна для революции? Правда?       — Нам не удастся провести все действия для подготовки к восстанию до прибытия гвардии. — Продолжал Серов. — Выслушайте лучше моё предложение. Я предлагаю материалистическую, и более эффективную, альтернативу. Так как наша партия уже находится в глухом подполье, нам нужно начать активную тотальную-партизанскую войну. Так как организовать и вооружить народ за меньше чем неделю — это невозможно, как правильно подметила Сладкая, но и отказываться от предложения восстания против Эквестрии — это есть прямое предательство. Нарушать линии снабжения, устранять командиров и офицеров, устраивать диверсии — вот ключ к нашей победе в неравном бою! Противник попросту не сможет долго сражаться с множеством партизанских отрядов сразу же. Плюс ещё можно безболезненно эвакуироваться в Ново Грифонию...       Все на заседании возмущённо посмотрели на Серова. Тот сразу же среагировал.       — Это только в случаи нашего поражения! Это всё хоть для какого-либо сохранения партии! Но я надеюсь, что этого не случится... — Товарищ Серов, я отношусь с пониманием к вашему мнению, но для более…       — Товарищ Сталлион, — Перебила, перебившего Серова, Сталлиона Альтидия. — извиняюсь, что перебила вас, но давайте сначала выслушаем позиции всех членов ЦК, а затем будем их критиковать.       После этих слов в комнате воцарилась тишина. Все смотрели друг на друга и ждали ещё мнений.       — Раз уж все молчат, то разрешите огласить своё мнение. — Сказал светло-бежевый земнопони с оранжевой гривой и в чёрном пиджаке, вставая со стула и правым копытом поправляя очки. — Я полностью поддерживаю план Сталлиона и готов немедленно приступать к его осуществлению. И я призываю, здравомыслящих пони марксистов, согласится с ним.       Этим жеребцом являлся временный хозяин данного помещения — Василий Панцушенко. Один из основателей и активный деятель в СДПС. Он является ортодоксальным марксистом и главным борцом с ревизионизмом в партии, после конечно-же лидера Сталлиона. Он обвиняет все социал-демократические партии в разложении рабочего движения и поэтому недолюбливает вообще термин «социал-демократ» считая, что «мелкобуржуазные и оппортунистические партии так называемого Интернационала очернили термин — социал-демократия.»       Его несговорчивость с ревизионизмом и общинные познания в философии, возможно даже обширнее всех находящихся в гостиной, дали ему хорошею репутацию среди марксистов, даже среди ненавистных им ревизионистов.       Василий очень любит полемику, поэтому его произведения носят скорее опровержительный характер отдельных личностей или целых политических течений. Он просто не видит надобности излагать своё представление марксизма, потому что он полностью согласен с позицией Стилла Сталлиона и постоянно ссылается на него в работах, ставя его как «истинного продолжателя дела Карамель Маркса». Ведь только верность истинной и первоначальной идее нужно для победы? Или не только?       — Я тоже поддерживаю идею революционной борьбы! — Крикнула Альтидия подняв копыто вверх. — Только революция… Кх-кх… — Альтидия слабо прокашлялась, а после продолжила. — Сможет спасти северянский пролетариат!       — Одумайтесь пони! Если мы будем бороться, то все умрём! — Попыталась переубедить Карамелька.       — А зачем тогда мы нужны? Если как не бороться за интересы рабочего класса! — Василий обратился к Карамельке, которая после этого поникла и опустила голову к полу.       — Ещё кто-нибудь выскажитесь. Что говорят одни и те же. — Апатично обратилась Карамелька к ЦК.       «Я полностью поддерживаю Сталлиона!» - Резко сказал кто-то из другой части комнаты. После этого квартира наполнилась революционным духом. «И я! И я! За Сталлиона! Долой Селестию! И я! Да здравствует революция!» — кричали почти все члены ЦК, пока Карамелька и трое её сподвижников сидели в ступоре и молча смотрели друг на друга. И вдруг один из них крикнул: «И я! За вооружённый захват власти советами!». После этих слов Карамелька, ели-ели сдерживая слёзы, отправилась к выходу. Сталлион увидел отступление Сладкой и с улыбкой прикрикнул ей.       — Что ж, снова уходишь как тогда в «Подкове»?       — Северяна не готова к социализму, но за то Эквестрийцы готовы к бою. Они вас всех и уничтожат! — Крикнула она на Сталлиона. — Вы все идеалисты!!! Поймите наконец!!! Мы за пятнадцать лет не смогли организовать крупного восстания, а сейчас вы пытаетесь за несколько дней поднять ВСЮ СЕВЕРЯНУ!!! Вашей „борьбой“ вы только уничтожите нашу партию!!! Вы не сможете направлять партию вперёд к победе социализма!       — Вы, как я вижу, не запомнили цитату из одной моей статьи: «Шаг вперёд — Два шага назад.» Вы как раз делая шаг вперёд в сторону реформации идей марксизма — опускаетесь, таким образом, до уровня буржуазных партий, а они всегда идут сзади от нас, причём во всех смыслах. И судя по всему у них сегодня будет пополнение. — С насмешкой сказал Сталлион.       — Что это означает! Я никогда не покину нашу партию! Я буду верной социал-демократкой и со своими сторонниками буду продолжать мирную и полностью верную политику марксизма!       — Ну и оставайтесь вы в своих социал-демократах. Нам не нужны такие обузы как вы. Товарищи! Товарищи члены Центрального Комитета!       Все снова прекратили дебаты и удивлённо смотрели на лидера Социал-Демократической партии.       — Я предлагаю, всем революционным настоящим марксистам, образовать новую партию, которая не будет полна ревизионистскими «элементами» и будет вести классовую борьбу против эквестрийского капитала!       — ЧТО!? — Карамелька была в ужасе после этих слов. — В-вы открыто признались в п-предательстве нашего...       — Не нашего, а вашего дела. — Решительно сказал Василий.       — С чего вы говорите за ЦК! Вдруг ещё остались здравомыслящие пони, которые отклонят это бредовое предложение! От слов Карамельки, гостиная на несколько минут погрузилось в тишину. Члены ЦК смотрели друг на друга и перешептывались. Карамелька уж думала заявить, что ЦК не поддерживает Сталлиона, но как только та гордо подняла голову и собиралась говорить, её перебила Альтидия.       — Я буду говорить от имени всего Центрального Комитета пока ещё Социал-Демократической Партии Северяны. Ну так вот… Коллективным совещанием было принято решение об отделении партии от СДПС и создание новой организации, а также об запрете в участии членов умеренного крыла бывшего СДПС в деятельности новой партии.       После объявления Альтидии у Карамельки сузились зрачки. Она, постояв немного в полнейшем ступоре, потеряла сознание. Хорошо, светло-серый единорог Панси Блум, поймал её и посадил на деревянный стул.       Панси Блум представитель не бедного сословия, а именно разорившийся аристократии. В прошлом его семья владела почётными титулами, но после прихода Эквестрии они отказались признавать новую власть за что и поплатились. Богатства и титула остались в прошлом, а привычки и манеры остались. Несмотря на его происхождение увлёкся марксизмом и загорелся идеей стать кем-то большим, чем просто носителем древней голубой крови. Его тягу к более справедливому обществу разделила Карамелька Сладкая. Они нашли много общего в своём мировоззрении и после вступления в СДПС, Панси стал главным сподвижником Карамельки, а она взамен стала продвигать того в партии. А после последних выборов, ему удалось стать депутатом в Северянской Думе. Может ли Карьеризм помочь в деле революции? Или наоборот, помешать?       Сталлион поблагодарил членов ЦК, которые поддержали его смелую инициативу и предложил обсудить организацию новой партии и даже придумал ей название — «Северянская Коммунистическая Партия», сокращённо СКП.       — Так как это заседание ЦК уже СКП, я предлагаю выпроводить лишних пони за пределы квартиры. — Предложил Василий.       — Чтоб они рассказали всё гвардейцам — ни за что! — Крикнул Феликс, который всё это время подслушивал. — Я предлагаю их временно задержать в этой квартире.       — Правильно, Яцик! Конспирация! — Подчеркнул Сталлион. — Товарищи единороги, повесьте на них какое-нибудь заклятия… или что там у вас… Ну чтобы те не слышали наши разговоры. Извините меня, в магии я совсем не разбираюсь.       Два единорога подошли к троим «умеренным» пони и потерявшей сознания Карамельке. Один из них выбежал вперёд и сказал:       — Меня не надо! Я поддержал! Я поддержал революцию!       — Как быть? — Спросил у Яцика один из единорогов.       — Пусть идёт к нашим. — Ответил Феликс и махнул копытом призывая одного из умеренного себе.       — Что вы хотите с нами сделать!? — Крикнул Панси Блум, выбежав перед Карамелькой и направив свой магический рог на единорогов коммунистов. — Я не слышу! Что вы хотите! Дайте нам покинуть помещение!       — Подними рог обратно, Панси, мы не причиним вам вреда. Мы вас изолируем щитом.       — Давай без шуток… — Обратился Феликс к Блуму, доставая накопытный револьвер из кобуры. — А то и по настоящему арестовать можем.       Другие пони, последовали примеру Феликса и достали оружие, направленное в сторону бывших друзей. Панси Блум поднял голову, но не для того чтобы сдаваться. Его рог засверкал искрами и вспыхнул светло-серым светом. Единороги подняли боевой щит, но не успел тот даже полностью образоваться, как Панси Блум и Карамелька Сладкая испарились. Яцик попробовал их остановить, выстрелив в Панси Блума, но пуля пролетела мимо и попала в стул. От выстрела, и последующего после него звука разлетающегося стула, все пони в комнате опустили уши и с изумлением смотрели на остатки, на которой несколько секунд назад сидела Карамелька. Потом их взгляд переместился на двух других друзей Карамельки, которых Панси Блум не телепортировал прочь. Оставшиеся умеренные всё ещё по прежнему стояли на своих местах. Молчание прервал Яцик.       — Что ж… Ваш «лидер» заварила кашу и убежала, а вам за это предстоит отвечать. — Сказал Яцик, убирая револьвер обратно. — Но пусть ЦК решит, что с вами делать. Как вам такое предложение?       Пони стали махать головой влево-вправо. Они были в таком ступоре, что потеряли дар речи. Через какое-то время один из них набрался сил и обратился к ЦК.       — Мы… Мы не имеем ничего против революции. Если у вас… — Он запнулся и посмотрел на своего товарища по несчастью, тот в ответ начал поддакивать. — Если революция приведёт к диктатуре пролетариата в Северяне, то мы готовы помогать вам.       — Это очень хорошо… — Сказал Сталлион, серьёзным взглядом смотревший на умеренных. — Это хорошо, что вы даёте нам такие обещания, но вспоминая вашу политику и связи, которые вы получили в СДПС, мы обязаны, с вашего позволения конечно-же, временно изолировать вас под магическим щитом до утра. Когда заседание закончится и все пони покинут квартиру, тогда мы вас отпустим. Договорились?       — Договорились. Мы м-можем подписать расписку о не выезде и о неразглашение информации по поводу данного заседания.       — Я думаю… — Задумчиво ответил Сталлион. — Я думаю такими вопросами должен заниматься наш начальник безопасности. Товарищ Феликс Яцикович, займётесь этим вопросом?       — Я считаю, что данным вопросом целесообразно заняться после конца заседания, ведь нужно закончить его как можно скорей, а то неизвестно куда телепорировалась Карамелька вместе со своим приятелем.       — Согласен! — Крикнул Василий. — Нужно немедленно разработать план и назначить новое революционное правительство.       Когда один из единорогов поднял звуковой щит над умеренными, началось активное обсуждение плана. Феликс, вспомнив, что должен охранять вход, вышел из гостиной. И когда уже он хотел посадить свой круп на шатающуюся табуретку, Яцик заметил, что входная дверь слабо колыхалась. Пройдя через большой звуковой щит, Феликс сразу услышал звук тихого постукивания копытом по двери. Посмотрев в прощелину для писем, он увидел жеребёнка светло-коричневого цвета в дряблой накидке с капюшоном, который стоял и ждал когда ему откроют дверь. Взволнованный Феликс тут же бросился в гостиную, докладывать ЦК о происшествии.       — Первый вопрос, который нам предстоит решить, что нам делать с остальными левонастроенным партиями, входящими в Принцессинский Совет. Тут имеется в...       — Внимание! У нас гости! — Яцик резко вбежал в гостиную и перебил говорящего Сталлиона.       — Не впускай их! — Сказал Василий. — К оружию!       Пони, которые имели оружие, доставали его и готовились принять бой. Другие же отошли к той стене у которой находились временно задержанные умеренные. Феликс, видя что его слова нагнали такую панику и суматоху, поспешил всех успокоить.       — Вы не так поняли… Успокойтесь! Это не гвардия, а беспризорник!       — Кпак эпо пеприпсорникп? — Держа пистолет в зубах сказал Серов.       — Беспризорник? — Василий взволновано посмотрел на Сталлиона, а затем задал вопрос Феликсу. — И что нам с ним делать? У нас тут...       — Впустить! — Уверенно сказал Феликс. — Какие-же мы тогда коммунисты, если нуждающимся отказываем.       — Сейчас не время геройствовать! — Заявил Серов Феликсу. — Сейчас надо разобраться поскорее с планом восстания, пока сюда гвардия не завалилась. А с беспризорниками разберёмся уже когда будем новой властью.       Феликс раздражительно посмотрел в глаза Серову. Если бы он не был бы его товарищем, то со злобы бы разбил ему нос. Серов не остановился и продолжал настаивать на продолжении заседания.       — Вообще откуда он взялся? Может это гвардейцы нам его подсунули? Мы откроем дверь, а они нас штурмом возьмут! Если это настоящий беспризорник, а не обманка, он бы уже давно бы ушёл! Поэтому советую немедленно продолжить заседание.       — Продолжайте заседание, товарищи. Я вас временно покину. — Сказал Василий обращаясь к ЦК. — Я не могу бездействовать пока представитель нашего народа умирает под моей дверью. Сузьте пожалуйста площадь щита до размеров комнаты.       — Это БЕЗУМИЕ!!! — Крикнул Серов. — Сначала Карамелька и эти предатели... — Он указал копытом на задержанных, которые, не понимая происходящей вокруг них ситуации, молча сидели под щитом. — А теперь и так называемые «лоялисты» срывают наше заседание! Так мы его неделю будем проводить!       — Успокойтесь, товарищ Серов. — Успокоила Серова Альтидия. — Я понимаю Василия. Пусть идёт и впустит этого жеребёнка. Мы ему потом огласим результаты.       — А если это подстава? Ради одного жеребёнка рисковать всей нашей революцией!       Василий вышел из гостиной. В ней всё ещё продолжался спор, но он перестал его слышать, после того как магический щит уменьшился в размерах. Василий приказал Феликсу спрятаться в ванной и быть в полной боевой готовности, на случай если это и в правду окажется гвардейской облавой. Так Яцик и сделал.       Василий, на всякий случай посмотрел в прощелину для писем — там никого не оказалось. Он медленно открыл дверь и огляделся. Жеребёнок стоял у соседней двери и стучал копытами об неё. Когда он повернулся на звук открывающейся квартиры Панцущенко, на лице его появилась улыбка, но когда тот подбежал к Василию и начал говорить, она сразу же испарилась.       — Отсыпьте, дядя, пшёнушки. Согрейте жеребёнушка. — Жалостным голосом проговорил жеребёнок.       — Конечно. Заходи.— Незамедлительно ответил Василий.       Жеребёнок зашёл в квартиру, после чего Василий закрыл дверь.       Вообще беспризорность была одна из основных проблем Северяны. Для её устранения Эквестрия не делала ничего. Она конечно строила новые школы, но они все без исключения платные, а у беспризорников нахватает золотых битсов, которая является эквестрийской валютой, даже на еду, какое тут обучение? Тем более где они будут жить? Но из-за чего это всё? Неужели Эквестрию не волнует своё же потомство? Этот вопрос волновал многих, поэтому неравнодушные организовывали в своих домах общежития для обездоленных жеребят, но таких оказалось слишком мало, поэтому большинство беспризорников заканчивают голодной и холодной смертью. Поэтому Василий сразу же откликнулся на просьбу о помощи.       — Проходи вперёд, вон туда в открытую дверь. — Василий указал ему на дальнюю дверь, которая вела в кухню.       Жеребёнок, пройдя мимо закрытой двери в гостиную, сказал.       — Оттуда теплом веет. Так… хорошо...       — Я тебе сейчас растоплю печку на кухне.       — Зачем же топить на кухне, если у вас, дядя, уже разведён огонь в другой комнате? Не экономно как-то. — Сказал жеребёнок уже более взрослым серьезным голосом.       — А туда нельзя. Там… Там большие пони отдыхают. А тебя как зовут хоть?       — Звать меня просто — Веня. А тя как звать?       — Василий. Василий Панцущенко.       Пони вошли на кухню, она была очень маленькой комнаткой, в которой шкаф и стол занимали половину всего пространства. В углу с правой стороны стояла маленькая печка. Василий подошёл к ней и закинул пару дров. Рядом не оказалось спичек для растопки, да и не было бумаги для розжига. Василий решил полазить по шкафам. И тут Веня сказал.       — Вася, а что за «большие пони»?       — Это такие пони про которых вам знать необязательно.       — А ты тоже этот «большой пони»?       — А как вы понимаете это выражени...       — Я понимаю это по твоему обращению ко мне. — Перебил Веня Василия. — Ну то есть ты на «вы» со мной разговариваешь, как какой-нибудь толстосум или аристократишка.       — Не любишь богатых? — Василий с улыбкой сказал пододвигая стул, а после начал лазить по верхним шкафчикам. — Это правильно.       — А за что их любить? — Напористо сказал Веня. — За то, что гоняют нас каждый день? Понанимали дворников, злющих как голодные собаки, как близко к дому их подойдешь, сразу кричат, а в крайнем случае с метлой на тебя побегут.       — Правда? — С любопытством сказал Василий для поддержания беседы.       — Ещё какая! Конечно не все дворники злюки, но большинство. Есть хорошие пони, которые остатки еды вынесут или погреться впустят на часок. Мы таким дворникам подарки носим. Так например: нашли мы как-то раз шапку ушанку новая красивая, да только дырка была с глаз… — Веня поднял копыта и остановил их возле своего глаза. — Да всё равно понесли мы к Григоричу, он работал в трёх улицах от сюда, а он и за такой подарок так нам рад был. Потом он либо шкурку от картошки либо кусочек хлебушка та нам в ответ дарил. Жалко не все такие как он был… Ну а хозяевам, у которых плохие дворники работают, мы берём и снежки кидаем, а снежки-то непростые, мы камни облепляем снегом и только затем кидаем. Вот такие подарочки мы делаем толстопузам!       — Работал? — Василий слез со стула и встал перед Веней. — С ним что-то случилось?       — Да… — Веня поник и опустил голову. — Толстосум, хозяин Григорича, узнал про то, что он нас в каптёрку пускает погреться и… Уволил того, а тот и спился. Мы к нему часто потом домой ходили навешать, но потом он просто перестал нам открывать. И мне кажись больше никогда уже не откроет...       — Я сейчас вернусь, а ты пока расскажи, с кем ты вместе всё это делал?       Василий вышел в коридор и подошёл к двери. Под дверью лежала грязная газета «Северянское знамя», при входе об неё вытирали копыта. В ней главным заголовком было: « Королевская гвардия выдвинулась на защиту жителей Северяны!», ниже было указано: «Принцесса Селестия ответила на просьбы о помощи жителей северо-восточной Эквестрии и направила с „защитной миссией“ королевскую гвардию Кантерлота для защиты пони.». «Хоть для чего-то пригодится эта дрянь» — подумал Василий когда брал зубами эту газету, а после понёс её на кухню. Всё это время Веня рассказывал о себе и своей жизни.       — Ну с друзьями конечно-же! Друзей у меня много… В основном это какие-же бродяги как я, но есть много и те которые имеют родителей. Из взрослых пони много тоже друзей, но больше всего я провожу время со своей подругой под именем Шай Скай, ну или как мы её зовём Саша. Она настоящая подруга и такая милая… — Веня сделал паузу и тяжело вздохнул. — Да только пропала та после того как один дворник гвардейцам про нас нажаловался. Два дня её нигде не видать. Я надеюсь с ней всё хорошо.       — А ты расскажи-ка о ней поподробней... — Василий вошёл на кухню и бросил газету на пол перед печкой. — Может я встречал её ранее.       — Ну… — Веня поднял глаза на Василия. — Она постарше меня на год. Шкурка у небесного цвета, а грива белоснежная, как снег. Да только не этот снег, что у нас тут в Принцессине, а как тот… Который… — Веня ничего не придумал и решил перевести быстро тему. — Но я знаю, что ты её не видел. Мы на этой улице редко ходим. Она не за чтобы не пошла сюда бы.       — Ясно... Я сейчас разожгу огонь, только схожу в ванну за спичками, а ты пока вот… — Василий открыл шкафчик и достал половинку чёрного хлеба, а затем отдал его жеребёнку. — покушай. Он позавчерашний, есть можно.       — Спасибочки, Вася! — Радостно прикрикнул Веня.       — Я сейчас приду.       Василий прошёл в ванную комнату, в который сидел Феликс, который услышав цокот копыт спрятался на дне ванны. Вася, зайдя в тёмную комнатку, шёпотом сказал.       — Феликс. Феликс Яцикович.       — Чё прискакал? — Феликс ответил грубо, но тоже шёпотом. — Что ты там ему про «больших пони» в соседней комнате наговорил?       — Ничего лишнего. — Чётко ответил Василий. — У тебя спички есть? Печку разжечь.       — Спички? Вот держи. — Феликс достал из кармана спички и дал Василию. — Ты это все не трать, а то все за один день закончатся.       — Спасибо. — Сказал Василий медленно удаляясь из ванной.       Когда Василий пришёл обратно на кухню, Веня лежал на полу и держа в копытах хлеб, покусывал его. Вася сел перед печкой и открыл спичечный коробок. В нём оказалось четыре спички. Первая попытка зажечь спичку оказалась провальной. Спичка разломилась пополам. Веня перестал есть и стал смотреть на Васю, который зубами пытался ухватить следующую спичку. Вторая спичка зажглась, но когда Василий поднёс ту к розжигу, то спичка потухла. Он решил сначала положить газету в печь, а затем её поджигать. Утрамбовав розжиг в топке, Василий зажёг третью спичку и медленно положил её поглубже в печь. Огонь зажёгся. Через некоторое время загорелись дрова и от печки стало отдавать приятным теплом. Веня прилёг к печке и стал доедать хлеб, а Василий сел на стул возле окна и стал поглядывать на городские пейзажи.       Спустя небольшой промежуток времени Веня наелся, и оставив себе хлеб который не успел доесть, окликнул Василия.       — Вася? Вась?       — Что такое мой маленький друг? — Ответил Василий не оглядываясь. Его взгляд был прикован в небольшую прощёлку между летящими по ночному небу облакам, через которую было видно звёздное небо. — Что-то ещё нужно?       — Я просто… Я просто хотел сказать… — В голосе Вени отчётливо слышалась искренность. — Спасибо тебе. Спасибо тебе Вася за то, что накормил и согрел. Василий молча обернулся к жеребёнку. Затем встал со стула, снял свой старый пиджак и подошёл к Вене.       — Не благодари. Работа у меня такая — северянам помогать. А теперь отдохни, поспи. — Сказал Василий укрывая Веню своим пиджаком. — Забирай этот пиджак. Он будет хорошей телогрейкой в эти холодные ночи.       — А расскажи о себе? — Внезапно задал вопрос Веня. — Я тебе рассказал почти всё о себе, а ты...       — Спи товарищ. — Прервал его Василий. — Моя история вам будет неинтересна. Она полна… печали. Такое жеребятам рассказывать перед сном нельзя.       — А я уже и не жеребёнок, просто метки нет, а по возрасту уже молодой жеребчик. Я просто хочу знать, кто приютил меня в эту ночь. Может… эм… хотя бы сыграем в шарики? А то мне совсем не хочется спать.       — Я бы с удовольствием, но у меня нету шари...       — У меня есть! — Перебил Василия Веня. — Они у меня всегда в капюшоне.       — Что ж, тогда давай начнём! — Весело воскликнул Василий, а после лёг перед Веней, когда тот копался в капюшоне копытом.       Достав из капюшона небольшой свёрток бумаги, Веня развернул его и из него выкатились яркие каменные шарики. После чего он начал разъяснять правила игры Василию, который прекрасно их знал, ведь правила этой довольно старой северянкой игры оставались неизменными со времён детства Василия, а может даже и раньше. После чего они вдвоём стали весело катать шарики.       Услышав весёлые смешки, Феликс решил поинтересоваться, что происходит на кухне и медленно приоткрыл дверь. Когда он увидел играющего с жеребёнком Василия, то на его лице проявилась радостная улыбка.       Уже давно наступило утро. Веня, поспав на полу полночи перед печкой, ушёл с первыми лучами поднимающегося солнца. Он сказал, что это его привычка вставать рано. А также он поведал, что ему надо идти на встречу с друзьями. Василий проводил его до выхода из дома и пожелал удачи, ведь на улице всё ещё действовал комендантский час.       Вернувшись, Василий хотел зайти в гостиную, проверить почему так долго идёт заседание. Но когда тот подошёл к двери, то вспомнил про своего друга Феликса, которому тоже будет интересно, что решило ЦК.       Войдя в ванную комнату, Василий подошёл к спящему в ванне Феликсу. Он спал накрытый своим пальто, а его фуражка была опущена на глаза. Василий попытался его разбудить голосом — Феликс не откликался. Тряска копытами тоже не помогала. Яцик крепко спал. Тогда Василий решил проверить, включили ли воду или всё так же его район находится без воды? Он повернул круглый краник с холодной водой, потому что знал, что горячей точно не будет.       Вода хлынула и облила Феликса и тот резко вскочил.       — ТЫ ЧТО? СОВСЕМ УЖЕ!!!       — Не кричите, товарищ Яцик, — Перебил его Василий весёлым, но чётким голосом. — Я просто хотел проверить: польётся ли из этого отверстия вода, а заодно и тебя разбудить.       — Ха-ха-ха… Как смешно. — Ответил вставший на копыта перед Василием мокрый Феликс. — Ещё одна такая же шуточка и я тебе засуну свой пистолет в твоё… Кх-км! — Яцик покашлял в копыто, а после прочистил своё горло. — В то, что ты там хотел проверить.       — Я тоже надеюсь, что мне больше не придётся поливать вас водой, как какую-нибудь морковку. — Ответил Василий, уже явно не сдерживающий свою улыбку.       — Только ещё о еде не напоминай. — Раздражённо ответил на шутку Яцик. — Что ты меня вообще разбудил?       — Заседание ЦК ещё идёт. — Улыбка с лица Василия пропала и голос его наполнился серьёзностью. — Я целую ночь не спал, в отличие от нашей охраны, и никто не выходил из гостиной.       — Я тебе, что про шуточки говорил? А?       — Это не шутка, это констатация фактов!       — Давай лучше пойдём и узнаем насчёт заседания, а не устраивать комедийный марафон.       Василий и Феликс подошли к двери в гостиную. Постучав несколько раз по двери, она открылась и оттуда вылезла голова пони-телохранителя. Увидев Феликса, он распахнул дверь и впустил их в гостиную.       От многочасовых споров, лица у членов ЦК были изнеможённые и потные, особенно у Сталлиона. Но несмотря на это они продолжали дискуссию. На момент вхождения в обсуждения ещё двух пони, говорил Голд Маффин. Это бежевый жеребец с тёмно-оранжевой гривой, который обладал отличными ораторскими способностями и выступал на многих забастовках и митингах СДПС и всецело поддерживает курс новой СКП.       — Мы все знаем, что «Крестьянский вопрос» могут решить только радикальные меры и поэтому мы обязаны, прежде всего как революционеры и предвестники нового общества, уничтожить частную собственность немедленно после установления власти советами! От этого будет зависит наше будущее! — Голд Маффин стоял облокотившись на комод и, как будто вещая с трибуны, активно жестикулируя копытами. — Крестьянство — это главный классовый союзник пролетариата! И мы, как союзники, должны будем оказать все целую помощь умирающем от многовекового гнёта крестьянам!       — Осмелюсь возразить. — Спокойно сказал Сталлион, сидя на стуле. — Я конечно всецело поддерживаю ваше предложение, но вы не учли тот факт, что коллективизировав собственность всего крестьянства сразу же мы во первых: Лишимся поддержки середняков, а во вторых потратим уйму ресурсов на то, что возможно не сможет дать в ближайшей перспективе никакого толка, ведь сейчас только начало зимы, почвы ещё долгое время не будут плодоносить.       — То есть вы предлагаете не вмешиваться в крестьянские дела даже после захвате власти? Или вы поставите определённую дату начала коллективизации? Можете пожалуйста уточнить, товарищ Сталлион.       — Дату я, конечно же, назвать точную не могу, — Усмехнулся Сталлион. — но я могу огласить свой план по поводу «Крестьянского вопроса». — Сталлион прокашлялся и встал со стула. — Ранее придуманные нами предприятия коллективного хозяйства, или же как в сокращении колхозы, должны быть организованны в первые же дни, но первостепенной задачей колхозов должна быть демонстрация коллективизма на практике. Они по своей сути очень сильно похожи на старые традиционные крестьянские общины, отнятые у них эквестрийскими оккупантами! Поэтому обычному крестьянину бедняку или середняку будет очень легко адаптироваться в условиях коллективной собственности. Но НЕ СЕЙЧАС! — Сталлион притопнул копытом. — Сейчас мы только должны внушить крестьянским массам необходимость сплочения ради преодоления не только надвигающейся зимы, но приближающейся эквестрийской угрозы и уже давно наступившего голода. И чёрный передел земли позволит каждому крестьянину заиметь свой участок земли в пределах общинной собственности и поможет избавиться от голода, но только в долгосрочной перспективе...       Сталлион дальше продолжил говорить, но Василия отвлекла незаметно подошедшая Альтидия.       — Давно ли вы тут стоите? — Шепнула она Василию на левое ухо.       — Достаточно, чтобы понять, что нужно организовывать второй экстренный съезд СКП. — С ухмылкой ответил Василий. — Вы решили какие-нибудь другие важные вопросы?       — Ну конечно... Но мне интересно, что там с жеребёнком? Члены ЦК очень сильно волновались за вас с Яциком. — Решила поинтересоваться Альтидия.       — Расскажу когда будет время. Сейчас его очень мало. Расскажи какие вы решили вопросы. Уже давно утро. — Серьёзным тоном ответил Василий.       — Утро? — Взволновалась Альтидия и подошла к занавешенным шторам, у которых спал пони, который должен был следить за наступлением утра. Раздвинув их в гостиную ворвался яркий солнечным свет, который своим появлением перебил диалог Сталлиона и Голд Маффина.       — Какого сена, Данилка? — Рявкнула Альтидия, на своего товарища. Данилка резко вскочил и стал оправдываться перед Альтидией. Сонливость пропала с его лица, но под глазами были заметны большие мешки.       Данил, или как его лакского называют сопартийцы Данилка, молодой член ЦК. Он родом из Коньзани, где организовал несколько марксистских кружков. И за его прекрасный организаторский талант, он был приглашён местным отделением СДПС в партию, где быстро поднялся по партийной лестнице. Но его талант и усердие, за которое его сильно ценят в партии, иногда перебивается его упёртостью. Ведь прежде чем ему что-нибудь приказать, нужно объяснить необходимость и полезность этого приказа, а если Данилка посчитает его „недостаточно обоснованным“, то он может немного переделать его по своему усмотрению. И это иногда даже давало больше успехов чем первоначальный вариант. Например, это его идея была комбинации выпуска газет местных ячеек с общей все-северянской, с преимущественным выпуском второй, а не первой, как это было на первых этапах революционной борьбы в Северяне. Но в сегодняшней ситуации, Данилка серьёзно опростоволосился… Готовиться потому-то надо — днём спать!       — Довольно, товарищи! — Вмешался Сталлион. — Как я вижу мы и так сильно задержались. Нужно немедленно расходиться.       — Ну ты у меня ещё получишь! — Замахнулась копытом Альтидия.       Данилка лишь усмехнулся и поправляя свой головной убор, пошёл с остальными в другую часть квартиры. Василию всё-таки не ответили на вопрос, поэтому он решил переспросить у Альтидии.       — Вы решили какие-нибудь вопросы? Или просто занимались доктринерством?       — Ты что! Конечно же решили, Вася! Вот читай. — Она дала Василию записку, но решила назвать самое основное. — Были назначены, сначала революционный комитет, а потом и первое правительство в составе: Стил Сталлион — Председатель Совета Народных Комиссаров…       — Народных комиссаров? — Случайно перебил Васлилий.       — Это… Эм… Как министр в Эквестрии, только на революционный манер. Понял? Я сама придумала. Это очень понравилось товарищу Сталлиону, кстати где он?       Альтидия стала вертеть голову в поисках жеребца цвета светлого хаки. Сталлион стоял вместе с Феликсом, и они оба вели диалог с Голд Маффином, который стоял возле сидящего, со злой гримасой, Серовым.       — А! — Удивлённо воскликнула Альтидия. — Вон они возле этого крикуна Серова. Разговаривают.       — Что же теперь он натворил? — Поинтересовался Василий, имея ввиду Серова.       — Да он в попытках переспорить Сталлиона перешёл на повышенный тон, а затем вообще стал кричать и сорвал себе голос. Беспардонный… Фракционность должна же быть в приличных пределах, для поддержания единства.       Серов одним ухом услышал, что про него говорят и поэтому он посмотрел на Василия с ещё более злющей мордой. Василий, на всякий случай, поднёс копыто ко рту для того чтобы скрыть улыбку и вскоре вернулся к первоначальной теме разговора.       — Два разных сапога образуют пару... Так, — Василий сделал небольшую паузу. — мы разговаривали про состав первого правительства.       — Так, на ком я там остановилась? — Пролистав в соей памяти весь состав нового правительства, она продолжила оглашение перед Василием. — Следующее: Альтидия Револьцева, Народный Комиссар Юстиции и Контроля. Вы, Василий Панцушенко, Народный Комиссар Народного Хозяйства и Промышленности.       — Какая-то тавтология получается... Но благодарю вас за то, что в ЦК услышали мои просьбы. — Василий поблагодарил Альтидию поклоном, та же продолжила зачитывать список.       — Синистер Серов – Народный Комиссар по Иностранным Делам. Данил Понилов – Народный Комиссар Телефонов и Телеграфов. Феликс Яцикович – Народный Комиссар по Внутренним Делам. Нестор Лунин – Народный Комиссар по Военным Делам… Альтидия хотела продолжить перечислять, но подошедший Стил Сталлион прервал её вопросом.       — Кстати. Вы так и не сказали мне, почему Нестор не явился на заседание? Его познания в тактике очень помогли бы нам в планировании.       — Я же вам сказала, товарищ Сталлион, я не знаю. — Ответила Альтидия. — Василий передал мне записку и сказал, что по «личным причинам».       — По личным? Он отказался приходить на заседание… Хмм… — Сталлион стал почёсывать подбородок копытом.       — Вы не правильно поняли, товарищ Сталлион. — Вмешался Василий. — У Нестора случилось несчастье и он… — Василий замешкался. — Ну во общем причины не личные, а скорей семейные. Он просто наверное перепутал термины.       — Несчастье какого характера? Примерно как у Бухаркиной? Могу ли я ему чем либо помочь? — Встревожено спросил Сталлион.       — Нет, не можете. Только если морально. — Печально ответил Василий.       — Мне бы хотелось…       — Не могли бы вы все выйти из гостиной. — Попросил Яцик у беседовавших пони. — Мне нужно оформить наших бывших товарищей и попытаться с ними договориться.       — Конечно! Будем надеяться они не потеряли чувство марксисткой солидарности и не будут мешать нам.       — Не волнуйтесь, мы обо всём поговорим.       Пони вышли из гостиной на кухню, где уже находились остальные члены ЦК. Они разбились на несколько групп, по два-три пони, и через определённое количество времени, после выхода предыдущей группы, выходили из здания. Стил попросил заменить Феликса на Василия, так как Яцик ещё ненадолго задержится, а Сталлиону нужно выходить уже немедленно.       Одевшись и нацепив маскировку, Стил вышел из квартиры. У Василия тоже была маскировка, а именно недлинная чёрная борода, длинный парик, а также квадратные потрескавшиеся очки. После того как Василий закончил наряжаться, оба пони пошли вниз по лестнице на улицу.       — Так куда вам надо было идти, товарищ Сталлион, после заседания? Хочу выдвинуть вам предложение отправиться на квартиру у Базарной площади, там ближе всего к Совету.       — Извини Василий, но не сегодня. Я хочу навестить Лунина. Ты его друг и ты знаешь где его дом.       Сталлион остановился и посмотрел на Василия.       — Веди.       Пони вышли из здания и осторожно отправились по заснеженным и холодным улицам на окраину Прицессина.       Пройдя через переулки и дворы Сталлион и Василий вышли на соседнюю улицу. Этой улицей оказалась Северянская, которая являлась главной улицей во всём городе и вела прямиком к главному стратегическому объекту в Принцессине, к кремлю.       Исторические центры почти любого старого допетровского города в Северяне были украшены кремлём, которые Эквестрийские власти до сих пор используют как оборонительные пункты. Каждая крепость имела индивидуальное архитектурное оформление. Так в Принцессине кремль имел 14 башен, которые были все абсолютно разные. Единственное, что их объединяло — это задача: чтобы защищающие могли вести стрельбу по противнику с более удобных позиций.       Сейчас же внутри кремля находятся важные для города здания. Например: здание Северянской Думы, величественный пятикупольный храм Селестии, здание городской администрации, в котором также располагалось и ставка городского гарнизона, а рядом с ним находились и старинные расписные казармы, на которых изображены все важные победы Светлянского княжества в эпоху феодальной раздробленности Северяны, которые впоследствии привели к образованию единого государства, под флагом первого и мифического царя Петра I.       Также внутри имелась Парадная площадь и жилая зона, под названием Битсовка. Она раньше имела другое название, но после прихода эквестрийцев его поменяли, отсылая на эквестрийскую государственную валюту. На этой улице стали селиться богатые пони как северяне, так и эквестрийцы. Там до сих пор проживают древнейшие северянские боярские династии и менее известные на родине, но зато широко известные в Северяне эквестрийские аристократические дома, которые вместе занимают места в рядом стоящей Северянской Думе.       В другую же сторону улица Северянская вела прямиком на окраины Принцессина. Куда нужно было идти Сталлиону, по заверениям Василия. Ведь именно на окраине находился дом Нестора Лунина.       Немного про самого Нестора. Этот тёмно-фиолетовый жеребец с серой длинной гривой и бирюзовыми глазами в прошлом являлся гвардейцем. Его родители разорившиеся помещики, отец которого проиграл почти всю свою собственность в картах. Но у них нашлись деньги на обучение сына. Он с отличием закончил Принцессенское гвардейское училище и после пошёл на службу в Северянскую гвардию. Командуя 3-тьим стрелковым полком «Её Величества Принцессы Эквестрийской, Царицы и Самодержавецы Северянской, Владычицы Солнца и Луны, Её Высокоблагородия Принцессы Селестии» он воевал в Северной войне 978-980 года с грифоньими роялистами, которые в попытках усилить свой потенциал для борьбы с революцией, которая развернулась в Ново Грифонии, вторглись в Северяну и начали полномасштабную компанию грабежа и разорения. Но в Эквестрии эти кровавые и страшные годы не принято называть «войной», ведь Эквестрия — это самое мирное государство, которое тысячелетия живёт мирной жизнью. Заместо «Северная война 978-980», они используют обозначения «Грифоньий поход», либо же «Северный поход 978-980 годов».       После победы Нестор получил много наград, но он полностью разочаровался в Эквестрии из-за того, что даже после ужасной войны, которая велась преимущественно на его родных северянских землях, обычные пони не получили никакой поддержки от «метрополии» и за свой счёт должны были восстанавливать свои дома. А те семьи, которые потеряли своих близких на фронте или во время грифоньей оккупации — не получили ничего от государства, кроме страшного письма о смерти. После этого он решил развиваться в познание философии и диалектики. Нестор начал посещать подпольные оппозиционные кружки, участники которых сначала с недоверием относились к «отставному гвардейскому командиру, который резко захотел поинтересоваться запрещённой литературой». Но впоследствии он познакомился с Василием Панцушенко с которым они стали проводить много времени в философских беседах и нашли много общего в мировоззрении. После этого они стали хорошими друзьями, если не лучшими. Именно Василий показал партии его полезность и верность идеалам Маркса, что сильно продвинуло Нестора в СДПС. Теперь же Панцушенко и Сталлион идут рассказать Нестору об образовании новой партии и об наступающих новых испытаний, которые предстоит им пройти.       — Товарищ Панцушенко, я конечно уже давно не был в этом чудесном городе, но скажи мне, почему мы так открыто идём по главной улице во время комендантского часа? Нас же первый гвардеец повяжет!       — Не волнуйтесь товарищ Сталлион. До окончания комендантского часа осталось меньше десяти минут. Гвардейцы уже давно находятся в своих частях. — Успокаивающе ответил Василий.       — С чего вы это взяли? — Недоумевающе ответил Сталлион.       — В Принцессине произошёл большой скандал, это было уже после того как мы ушли в подполье. Суть этого скандала в том, что за пол часа до окончания комендантского часа жители стали массово выходить из домов, по делам, ну вот гвардейцы тогда чуть пол города не по пересаживали. И после того дня гвардейцы неофициально сократили комендантский час.       — А что такого произошло? Как пони вынудили гвардию пойти на уступки? Забастовками?       — Нет. Мы даже тогда сообразить не сумели о начале организации забастовок. Всех тогда просто отпустили. Всё решилось как-то само.       — Ха. Само? Что это за странная история, как будто мне это рассказывает Карамелька Сладкая.       — Мы подняли дискуссию на эту тему. И да Карамелька тогда говорила, что это гвардейцы «смилились» над нашим народом. Но мы пришли к общему выводу, что они просто не могли позволить себе содержать столько заключённых. Если бы их оставили под арестом, то экономика Принцессина потерпела бы серьёзный ущерб. Поэтому они нас по одному отлавливают.       — Вот эта версия звучит более логично, чем просто «само решилось». Интересно… Почему я об этом ничего не слышал?       Перед Сталлионом и Василием показался пони.       — Доброе утро. — Сказал тот не останавливаясь.       — И вам того же. — Прохрипел Василий, пытаясь изобразить голос намного старше своего.       — А не подскажите нам время. — Прокричал Сталлион вслед проходимцу.       Тот остановился, посмотрел на двоих «старичков», и достав из под пальто дешёвые медные часы, ответил.       — Без десяти семь. — Крикнул тот и развернувшись пошёл дальше по улице. Сталлион поблагодарив случайного проходимца обратился к Василию.       — Получается уже в семь кончается комендантский час. — Протараторил себе под нос Сталлион. — Надо запомнить.       — Пока мы не пришли. — Василий повернулся к Сталлиону. — Можете мне, пожалуйста, сказать, что ещё вы решили на съезде?       — Мне проще сказать вам, что мы не решили, чем то, что мы решили.       — Ну если мне так все будут говорить — то я никогда не узнаю, каких вы там планов понастроили.       — Я помню вы были когда я вкратце объяснял всем, что нам предстоит сделать. Вроде бы мы во всех хорошо разобрались и нашли компромиссы, но на один вопрос, который мы подняли тогда, у нас так и остался дискуссионным. Могу ли я поинтересоваться вашим мнением?       — Конечно, товарищ будущий председатель Совета Народных Комиссаров.       Сталлион улыбнулся от такого сарказма, но оглянувшись по сторонам, он серьёзным тоном сказал.       — Можно ли считать поклонение Селестии контрреволюцией?       — Что за глупый вопрос, товарищ Сталлион, конечно-же да! — Удивился Василий простоте «дискуссионного вопроса».       — Это несомненно для нас. Но что нам делать с теми кто поклоняется Селестии? Их же насчитывает подавляющее большинство. Если посмотреть с позиции марксизма, то нужно просто запретить и пытаться бороться с религией. Но тогда мы не получим их поддержку. А если оставить всё как есть, то этим может воспользоваться реакция и обернуть против нашей власти.       — Мда… Во вы вопрос и задали… Товарищ Сталлион. Прям нужно новый съезд проводить только для того, чтобы решить этот вопрос. — Задумчиво ответил Василий.       — Я тогда немного подумал и пришёл к выводу, что может нам надо тут как можно хитрее поступить.       — И какую же вы хотите проявить хитрость? — Поинтересовался Василий, посматривая на мимо проходящих пони, которые понемногу выходили из своих домов.       — Мы должны ограничить распространение этих опиумных идей — это несомненно. Поэтому образование мы сделаем полностью свободное от этих предрассудков и даже не просто освободим, но ещё и настроим против них. А как большинство населения Северяны составляют неграмотные, то мы их таким способом ещё и просветим.       — Из этого вытекает вопрос, а что если они будут саботировать такое образование или просто проигнорируют наши идеи?       — Такой же вопрос задала Револьцева и я тогда ответил, что сделаем образование обязательное. Но сейчас… Я думаю тут нужны ещё какие-то меры. Ведь есть же не только Селестийство. Ведь есть же ещё религии, а как с ними поступать.       — Ну с более мелкими я думаю бороться будет намного легче, например с сектами «Говорящих с Луной» или с какими-нибудь посняками.       — Я думаю они вообще не представляют для нас никакой угрозы, особенно последние. В основной массе своей — пони грифонов, мягко говоря, недолюбливают. Поэтому верующих в грифонью религию пони посняков в Эквестри — немного. Но всё равно, это не отменяет того, что мы должны получить и их поддержку.       — Ну расовый вопрос, я думаю, мы сможем решить. Я ещё подумаю над вашем вопросом. И кстати мы уже близко.       Так это и оказалось. Двое разговаривающих между собой марксиста пришли на улицу Старокопытная, которая раньше была деревней возле Принцессина, но как город стал расширяться то поглотил деревню и она стала одной из улиц на окраине этого огромного города.       Перед ними оказался поворот в сторону, где качество дороги значительно отличался в не лучшую сторону. Дорога была полностью завалена снегом и только по почти засыпавшими снегом следам копыт, пони могли спокойно идти по этой дороге.       Чудом пройдя через огромные сугробы по Старокопытной, а так же несколько маленьких хлипких избушек, они увидели маленький одноэтажный зелёный домик, который был окружён небольшим деревянным забором. Тропинки к домику видно не было, поэтому Василий буквально прокапывал дорогу для Сталлиона. Дойдя до закрытой калитки, пони поняли, что её прижало сугробом с другой стороны и попытки её открыть не увенчались успехом. В попытках открыть калитку, Василию в сапоги попал большой кусочек снега и тот ещё яростней пытался открыть калитку корпусом.       Сталлион помог Василию раскопать калитку от снега и после того как от напора снега та немного приоткрылась наружу, то пони поняли, что калитка открывается в обе стороны. Выбросив снег с пути движения калитки, те оба толкнули калитку на себя. Та с трудом открылась, петли уже давно не были смазаны. Сугроб, державший калитку с другой стороны, вывалился вперёд, преграждая дорогу Василию и Сталлиону. Панцушенко пришлось ещё немного поработать в роли лопаты для снега, для того чтобы добраться до крыльца.       Наконец войдя на крыльцо, где снег был не такой огромный как в огороде, Сталлион постучался в дверь. Тишина. Повторные стуки копытом по входной двери также остались без ответа. От бездействия у Василия окоченели ноги, и он в полной мере ощутил суровые объятия холода. Сталлион постучал ещё раз.       — Нестор. Открывай, это друзья. — Сказал не крича Сталлион. — Василий, можете, пожалуйста, постучать в окно.       Василий вышел с крыльца и посмотрел на ближайшее окно, под которым был огромнейший сугроб, который свалился с крыши.       — Извините товарищ Сталлион, н-не прорваться. Да если бы ещё желание было… Ух-х-х… А то и так одним копытом уже в койке… Товарищ. С-с-стал-лион.       — Ладно иди постой здесь. — Приплясывая от холода сказал Сталлион. — Я вообще сомневаюсь что он дома.       — Н-не волнуйтесь, то-товарищ Сталлинон. Из трубы в-валит дым, значит в доме кто-то топит печку. — Ответил Василий, поднимаясь на крыльцо.       — Давай попробуй ты. Разогрейся. — Задорно сказал Сталлион трясущемуся Василию.       Василий постучал в дверь. Тишина. Ещё раз. И тут послышался звук открывающейся петли. И через несколько секунд дверь немного приоткрылась и из под неё показался усталое фиолетовое тело Нестора.       — Здравствуйте, товарищ Нестор. — Промолвил Сталлион снимая с себя бороду и кепку с париком. — Это свои. Мы пришли тебя проведать.       — Сталлион? — На лице Лунина появилась улыбка и в его глазах появился лучик жизни. — Вы пришли для того чтобы проведать меня? Зачем?       — Мне очень хорошие друзья доложили, что тебе нужна наша моральная поддержка. И вот я немедленно отправился к тебе.       — Василий, да? Это он вам сказал. Я же говорил, что ему надо только передать записку. Я ему потом скажу, что партии лучше не требуется моя личная информация.       — Так он всё уже от тебя услышал.       Стил открыл дверь до конца и для глаз Лунина показался скрюченный от мороза Василий, покосившаяся улыбка которого вскоре промолвила слова.       — При-и-вет, Нестор.       — Здорова, Вася! — Лунин окончательно зарядился энергией и ринулся здороваться с Василием.       Стукнув друг другу копыта, два друга обнялись. И во время крепкого дружеского объятия, тёплое тело Нестора, даже через толстое пальто, могло ненадолго согреть Василия.       — Да вы тут оба окоченели на этом проклятом морозе! — Догадался Лунин. — Давайте заходите в дом. И кстати. Здравствуйте товарищ Сталлион.       Нестор вспомнил, что не поздоровался со Сталлионом и поэтому протянул ему копыто.       — Здравствуйте, товарищ Лунин. — Улыбаясь ответил Стил, стукая ему копыто. — Приятно видеть вас.       В доме у Лунина не было ничего такого примечательного, даже тот холод который был почти во всех домах остался. Только из-за того, что здание деревянное, этот холод не так сильно чувствовался. По ходу движения к печке, Лунин поведал, что не пришёл на съезд из-за того, что его мать заболела и её состояние с каждым часом ухудшается.       — Ну не с кем старуху мать мне оставить, товарищ Сталлион. Нет у неё никого кроме сына. Денег на врача нет, тем более на сиделку. А поэтому даже я не знаю какой болезнью она заболевает, а следовательно и как лечить тоже не знаю. Поэтому провожаю я её.       Три земнопони зашли в комнатку с печкой, где в кровати лежало чуть дышащее тело матери Лунина. Она даже не открыла глаза на звук входящих в комнату пони. Рядом с ней располагалась печка, которая отдавала приятным греющим теплом, которое, к сожалению для всех, не помогало в лечении.       — Вася, ты что такой красный? — Сказал Нестор Василию. — Ты так даже перед кобылками не краснел. Давай садись у печки, отогрейся.       Василий молча согласился и сел на круп возле печки, протянув копыта чуть ли не в самое пламя.       — Вам заварить самовар?       — Если конечно сможешь, то можно. — Печально ответил Сталлион, смотря на лежачее в кровати еле дышащее тело.       — Вам горячую воду или кипяток? — Задал вопрос Лунин.       — Давай любое.       — КИПЯТОК! — Резко прорвало Василия.       От резкого громкого звука Нестор выронил самовар, а от звука падения самовара, мать Лунина поднялась на кровати и сказала.       — Что за шум, сынок?       — Лежи, Ма, это всего лишь гости. Пришли навестить нас. Всё хорошо. — Бросился Нестор к матери и легко положил её на кровать.       Василий встал и поднял с пола самовар, а после поставил его на стол и подошёл поздороваться вместе со Сталлионом.       — А кто это?       — Знакомься, Ма. Это Стил Сталлион. Он глава нашей партии и самая уважаемая личность не только в СДПС, но даже и просто в обществе.       — Здравствуйте, мне бы хотелось знать ваше имя. — Поздоровался Сталлион, когда подходил ближе к кровати.       — Лунина Елена Маркова. Очень… Кх-кх… Приятно познакомиться с таким знаменитым пони. Кх-кх-кх… Как вы. — Кашляя ответила она Сталлинону.       — Мы пришли навестить вас и вашего сына.       — Я так и поняла… — Хотела опять начать кашлять, но Елена Маркова сдержалась и продолжила говорить. — Просто так такие пони как вы не приходите, разговаривайте… Кх-кх...       — Здравствуйте Елена Марковна. — Сказал Василий, находящийся за спинами впереди стоящих двух друзей.       — Здравствуйте… А это кто? Я вас даже сначала не заметила.       — Это Василий. Ты не помнишь его, что-ли?       Василий забыл, что находится в маскировке и поэтому снял бороду и поменял очки.       — А Вася! Здравствуйте… Кх-кх… Конечно я помню такого хорошего жеребца… Кх-кх... Ну всё я больше не буду вам мешать. Разговаривайте, а я вас послушаю. Это самое большее, что вы можете мне сделать.       — Может, что-нибудь надо тебе сделать? Водичку? Покушать? — Начал перечислять Нестор.       Елена Лунина никак не ответила на вопросы сына. Она только поёрзала в кровати, а после осталась лежать неподвижно, только слегка дыша.       — Ну так Лунин. Мы к тебе не просто так пришли. — Сталлион развернулся к Нестору. — Мы хотим поведать тебе наши планы на ближайшее будущие, а также рассказать об небольших… Изменениях, которые произошли сегодня на съезде.       — Ну что-же… Рассказывайте мне всё в подробностях. — Лунин сел за стол и пригласил остальных двух пони сесть с ним. Сталлион откликнулся на предложение, а Василию было комфортной пить горячую воду возле печки.       — Начнём с того, что мы окончательно обезглавили наших ревизионистов, если конечно можно так высказаться. Мы отделились от СДПС и создали новую партию – Северянская Коммунистическая Партия.       Лунин очень сильно удивился данной новости. Он ещё минуту просидел с удивлённой мордочкой, а после решился задать вопрос.       — Это как? — Сглотнув сказал Нестор.       — Это так, что мы, конечно же сохраним всю ранее созданную нами организацию, как местную так и объединённую… Если они только согласятся вступить в новую партию, а не остаться с Карамелькой в старой. — Тихо добавил Сталлион. — Но как бы в будущем не будет, факт того, что наша новая партия будет в едином порыве бороться за одну цель – скорейшее вооружённое свержение действующего строя в Северяне и организацию вооружённого сопротивления эквестрийским захватчикам.       — И для организации последнего вы пришли меня уговаривать.       — Нет, Лунин. Я верю, что вы и так согласитесь и уговоры не понадобятся.       — Тут вы как всегда правы, товарищ Сталлион. — С энтузиазмом ответил Нестор. — Я всю жизнь мечтал, чтобы северянцы взялись за оружие, да только вся эта мечта так и осталась мечтою. А тут вы предлагаете всё организовать на следующий день после прибытия новостей из «метрополии». Рассказывайте план.       — На счёт спонтанности этого решения возмутилось уже чуть ли не всё ЦК, спасибо принцессе Селестии. Но как бы это не было, все во общем то согласны с ним. — Сталлион выпил чашку горячей воды. — СДПС имело большое влияние на умы обычных пони. Преимущественно на рабочих и солдат, что являются авангардом как СДПС так и СКП, тут ничего не поменялось. И исходя из последних событий, возмущение в низших и возможно, мы также надеемся, что и в средних слоях населения начнётся недовольство. И мы хотим этим воспользоваться. Усилив в несколько раз агитацию и анти-эквестрийскую пропаганду мы собираемся сплотить пони вокруг нас в борьбе против общей угрозы, а после, задействовав лояльные части солдат и матросов, взять важные инфраструктурные и стратегические объекты и арестовать колониальную администрацию...       Сталлион опять отхлебнул воду из чашки. Лунин сидел прямо перед Стилом, внимая каждое слово лидера будущей революции. Василий тоже слушал Сталлиона, но из-за усталости и сонливости, тот взобрался на тёплую печку и слушал уже лёжа.       — Но прежде чем передать власть местным советам, нам нужно вооружить и обучить красную гвардию, обычных пони рабочих и крестьян вести боевые действия. Хотя бы просто вести стрельбу из оружия. И в организации новой, невиданной раннее в мире армии понадобитесь вы, товарищ Лунин.       — Почему же невиданной ранее, товарищ Сталлион? Есть же Скайнавия, была же Прийдейская коммуна? Там тоже армия была из обычных пони… Ну то есть грифонов.       — В чём то вы правы, товарищ Лунин, но вы упускаете тот факт, что армии этих обеих героических революционных формирований является союзом независимых фабричных или региональных вооружённых сил и не имеют чёткую структуру и централизованное командование. Так например почему вы думаете рухнула Прийдейская коммуна?       — Из-за разногласия внутри коммуны. Ревизионистки настроенные элементы настаивали на глухую оборону. — Лунин тоскливо вздохнул. — А радикально настроенные марксисты настаивали на немедленном наступлении.       — Прямо в точку. И для того, чтобы не повторить судьбу коммуны, мы добились единства в партии и должны добиться единства в командовании. И вы поможете нам, Лунин. Вы поможете нашему народу.       — Ладно. Есть у меня пару идей.       Лунин подошёл к огромному сундуку, который находился возле кровати, и покопавшись немного в нём, достал свёрток ткани. Положив его на стол и вынув из него какие-то бумаги, для глаз Сталлиона открылась карта, карта Северяны.       — Я прихватил это ещё давно из штаба. Они конечно уже давно списаны и устарели, но лучше чем ничего.       — Вы хотите объяснить мне ваш план.       — Не ваш, а наш план.       Лунин достал также и карандаш и начал объяснения своего плана, потом тот показывал и обводил определённые места на карте. Но Василию уже слабо слышались звуки и почти не виделось ничего. Он так удобно лёг на печке, что через небольшое время наблюдения за беседой Сталлиона и Лунина, его глаза постепенно стали сами закрываться и вскоре Василий окончательно заснул под звуки голоса Сталлиона.       Этим днём также прошло заседание в Принцессинском Совете Рабочих и Солдатских Депутатов, обращение к которому, c попыткой завоевать его полную поддержку, у Сталлиона являлось приоритетной целью. Все подробности выступления были чётко записаны и даже проиллюстрированы в все-северянской газете «Искорка». Пусть редакция которой не согласилась с перестановками и отказалась сотрудничать с Сталлионом и всецело поддержала Карамельку, но некоторые местные типографии перешли на сторону СКП и разрешили печать новой газеты.       Теперь во всех подпольных типографиях СКП началось полномасштабная печать. После этого газета разносилась на заводские предприятия, в гвардейские части или передавались в частные копыта на улице или через потайные схроны.       Поньтиловский завод и его рабочие занимают особое почётное место в истории революционного движения в Северяне. Именно на этом заводе прошла первая в истории Эквестрии забастовка рабочих, на которой бастующие выдвинули не только экономические, но и политические требования. А их упорство и активные действия привели к стычкам с гвардией, правда которые закончились поражением, но это хотя бы что-то.       В те уже далёкие дни сама Карамель Маркс, вдохновившись событиями на Поньтиловском металлургическом заводе, писала, что: «...именно Северяне предстоит нести факел нового мира в мировую империалистическую тьму...». Поэтому доставка на этот завод газеты «Искорка» была поручена двум опытным революционерам, которые довольно удачно выполнили предыдущее задание в Принцессинском Совете и доложили всем депутатам, что Сталлион — вернулся и имеет план к действиям.       Выйдя из подпольной типографии, которая располагалось недалеко от кремля на улице Рыбная, двое пони жеребца средних лет отправились вдоль по улице, обходя мимо проходящих попутчиков и стараясь держаться в местах большого скопления народа. Это не вызывало больших проблем, ведь большое количество провинциальных крестьян массово ехали в город то для поиска работы или для обмена на базаре, образуя огромные табуны бородатых пони в заснеженных тулупах с мешками на спинах. Да именно обмена, ведь обычно у большинства крестьян нету денег или их накопления настолько малы, что ничего полезного купить на них нельзя, поэтому большинство до сих пор используют бартер.       Вскоре парочка вышла на Базарную площадь, где было ещё больше пони. На этой площади с утра и до начала комендантского часа находятся табуны пони, которые с восходом луны на небосводе, резко исчезают в холодных каменных домах. Окружающие пони уже начинают наряжать площадь к празднику Дня согревающего очага. Этот уютный и один из самых любимых праздников у пони имел популярность в Северяне даже больше чем на родине в большой Эквестрии. Только если в Эквестрии это праздник объединения трёх рас и образования единого государства, то для северян это праздник домашнего уюта и проведения времени с семьей и близкими друзьями, что конечно было и у эквестрийцев, но те вспоминают прежде всего именно уроки истории и ежегодные красочные представления повествующие одну и туже историю объединения пони перед лицом общей опасности — древних духов виндиго, которые приносили на землю вечный холод.       Впереди напарников показался силуэты двух пони в тёмно-синих мундирах и в красных шапках с вертикально-стоящем белым шёлком, как будто замороженном. Это были северянскими жандармами. Изначально жандармы подчинялись Гвардии, но потом с расширением количества состава и увеличением потребности северянских властей в полиции, жандармерия отделилась и стало отдельным вооружённым органом в северянской военной иерархии. Раньше в жандармерию мог вступить абсолютно каждый пони, что давало северянцам надежду на карьерный рост и увеличение своего социального положения в обществе. Но сейчас ситуация абсолютно поменялось. Взяв пример со своей старшей сестры Гвардии, в Жандармерии образовались влиятельная прослойка знатного офицерства, которым заранее гарантированы высшие звания. Таким образом выходит, что Жандармерия является таким же карательным органом как и Гвардия, поэтому жандармы для напарников также опасны как и гвардейцы.       Пытаясь обойти двоих таких жандармов через ларьки, притворившись покупателями. Подойдя к небольшой группе пони у ларька с дровами, они увидели как старая кобыла торговалась с покупательницей.       — Дрова, сучья и ветки, барышня, закончились полчаса назад. Сейчас остался только быстрогорящий мусор. Будете брать?       — Конечно. Лучше чем ничего. — Ответила кобыла средних лет, по уши обёрнутая в разные рваные ткани. — А что у тя есть?       — Вот специально для тебя, всего за десять битсов большущая книга. — Та достала книгу в кожаном переплёте с почти стёршейся от времени названием «Кому в Северяне жить хорошо?» и кинула кобыле покупательнице, которая взамен отсыпала ровно один десяток золотых сверкающих эквестрийских монет.       Одного из курьеров сильно возмутил этот поступок. И тот, поближе подойдя к продавщице, сказал.       — Проявили бы хоть малость уважения к покойным авторам прошлого десятилетия. Зачем же на дрова такой труд, такой значимый в новой северянской литературе, который отражает всю тяжёлую ношу...       — Слышь, вылез тут умник! — Рявкнула на него продавщица. — Да этот твой «покойный автор» писал всякую дурь, поглядывая на нас со своего балкона в особняке на Битсовке, да и всякую дурь и курил! Как ему, потомственному дворянину, узнать как живут обычные горожане, тем более крестьяне! Они даже по городу передвигаются только в каретах, да и с сопровождением. А так хотя бы эта книга пригодиться в хозяйстве.       — Да как же вы… — Попытался снова возразить курьер.       — Да чё ты мне тут доказываешь, тебе печку топить надо? Если нет — то катись отсюда прочь! У меня покупатели!       — Если вам так дорога эта книга, — Вмешалась кобыла средних лет. — То можете выкупить её у меня. Я вижу как вам она дорога, поэтому продам вам за двадцать битсов. Второй курьер одёрнул копытом первого.       — Ага, ещё чё удумала! — Нахмурился и крикнул первый курьер, в это время поглядывая глазами на прошедших жандармов, которые решили завернуть на следующий торговый ряд. — Продавать книгу за такую высокую цену, да ещё которую я и читал! Пошла в тартар, невежа!       — Сам иди, толстокрупый! — Обернувшись сказала кобыла, положив книгу в седельную сумку и уйдя прочь, приговаривая про себя всякие оскорбительные высказывания.       Двое напарников продолжили своё движение по площади. Но в кокой-то момент у второго курьера, который всё это время молчал кончилось терпение и тот тихо стал шептать первому.       — Зачем ты всё это...       — Давай будем просто любоваться базарными видами. — Перебил его первый. — Молча.       Они так и продолжили идти вдоль ларьков в сторону их цели, молча разглядывая окружающий их виды.       Сегодня на улице не было так холодно как вчера, да ещё небольшие лучи солнца, которые с трудом прорывались через облачную завесу, немножко грели воздух. Поэтому напарники, как и все остальные пони, не испытывали чувства сильного холода. Но если ты в такую погоду перестанешь двигаться или что-либо делать, то злостный дядька холод попытается укусить тебя за круп. Вечер уже как никак. Поэтому двое курьера не задерживались в очередях и пройдя на следующею улицу и уйдя с базара, завернули в проулок.       — Работай. — Прошептал первый, когда оба прошли возле двери дворника.       Второй молча расстегнул пальто и войдя в дверь, бросил свёрток газет в деревянную пустую бочку, после чего закрыл крышкой, которая лежала неподалёку. Дальше они пошли в другую сторону двора, где вышли на другую улицу.       Вышли они около перекрёстка, на котором активно и в больших количествах разъезжали телеги. Подойдя поближе к первому случайному извозчику, один из курьеров спросил.       — Добрый день. Не подбросишь ли ты, друг, нас до Поньтиловского завода? Если конечно-же по пути будет.       — Добрый, добрый. — Ответил извозчик, который имел яркий Козказкий акцент. — Конечно мне по пути! Запрыгивайте в телегу.       — Спасибо. — Сказали оба, когда садились в телегу.       Проехавшись чуть дальше по улице, извозчик решил поинтересоваться.       — А зачем же вам вдвоём на завод нужно? Давно уж смена у работяг началася.       — А мы не работяги, мы к директору. — Сказал второй курьер. — У нас для него конфиденциальное послание.       — Какое-какое? Я не расслышал? — Сказал извозчик, предварительно повернув голову назад и смотря на ранее говорящего пони. — Я в таких словах плохо-плохо разбираюсь. А, что эт ты так глаза свои щуришь?       — Ну… Конфиденциальное - это значит секретное. — Пояснил первый. — А давай прежде про себя нам расскажи, пока ещё мы в дороге.       — А что обо мне говорить? Мой дом и семья далеко-далеко на юг, аул Сурух. Я работать приехал, как и все жеребцы в нашем ауле. Там только старики, кобылы наши да детки остались. Я им зарплата отправляю, а себе парочку битсов оставлю, а остальные деткам-деткам. — Весело говорил извозчик, посматривая с улыбкой на попутчиков в своей телеге. — А вы мне про себя расскажите. Интересно уж мне, кого я визу.       — А мы работаем в той же компании, что и руководит заводом. — Начал рассказывать второй. — Мы из Кремля идём, а точнее прямиком из здания администрации. Нам такие новости даже доставлять не хочется – все заказы почти отменили.       — Вот же нехороший пони. — Вставил свою фразу извозчик. — А почему же?       — Так потому, что гвардию ввели, вот производство и приостановлено.       — Какая гвардия?! Как ввели? — Он взволновано огляделся по сторонам.       — Вы не читаете газеты? — Спросил первый. — Хотите я могу вам отдать свою?       — Нет, не читаю, не умею. — Стал активно отнекиваться извозчик. — Поэтому новости так получаю, от знакомых.       — Ну газетку та всё равно возьмите. — Протягивая газету сказал первый. — Потом знакомые тебе почитают.       — Ох… Время нет в политику лезть. — Вздохнул извозчик. — Вот приехали.       — Мы очень вам благодарны. — Сказал один из напарников.       — Большое спасибо. — Поддержал его второй.       — Всегда пожалуйста. А как вас хоть звать то? — Решил внезапно спросить извозчик.       Оба пони спрыгнули с повозки на тротуар, а потом переглянулись друг на друга.       — Только имя. — Тихо шепнул второй, да так, что его напарник сам ели-ели слышал.       — Николай. — Сразу же сказал первый курьер.       — А меня зовут Стеллар. — После ответил второй и уходя добавил. — До свидания. Надеюсь мы ещё увидимся.       — Надеюсь. До свидания. — Ответил извозчик, когда продолжил движение по улице.       — А вас как зовут? — Крикнул вслед Николай, когда телега уехала на несколько метров. — Нам очень интере...       Николая сбил с ног мимо проходящий жеребец единорог с кофейной шёрсткой и в чёрном цилиндре.       — Что вы себе позволяете, молодой жеребец! — Недоумевающе крикнул упавший на тротуар Николай, на лежавшего рядом незнакомца.       — Всё в порядке? — Резко обернулся Стеллар Глер и подбежал к товарищу.       Незнакомый жеребец встал раньше Николая и подойдя к нему, потянул ему копыто помощи.       — Я очень сильно извиняюсь… — Печально ответил тот, когда помогал вставать. — Извините меня за мою невнимательность. Я помогу вам избавиться от снега.       Незнакомец подошёл вплотную и стал стряхивать снег с пальто Николая.       — Возмутительно! Немедленно перестаньте! Нам нужно немедленно идти. — Возмущённо ответил Николай, а после отошёл на шаг назад к Стеллару.       — Пойдём, друг. — Стеллар взял товарища за копыто и повёл в сторону ворот. — Мы и так очень сильно опаздываем.       Напарники вошли на территорию Поньтиловского завода и сразу же направились в сторону цехов. У ворот они никого не встретили, но как только дальше прошли по территории завода, то путь им преградил пожилой сторож.       — Стоять! Куды идёте?       — Федот Матвеевич, это же свои идут. Не приметил? — Ответил ему Николай. — А чего это вы не у ворот?       — Аааа… — Федот снял кепи с головы, в знак приветствия. Николай и Стеллар сняли головные уборы в ответ, но быстро надели обратно. — А я эж стар, чтоб целый день у ворот стоять. Я хотел табуретку поставить, а хозяин не разрешил за территорию собственность его выносить. Вот мне уж приохотится тут сидеть и сетовать на старость свою.       — А хозяин на заводе? — Решил спросить Стеллар.       — Нет. Он сейчас в Кремле, договаривается о новых, каких-то там, машинах. Так что чисто ребятки.       — Благодарим вас за информацию. Идём Эн, нужно поторопиться. Итак опаздываем. Напарники поскакали в один из сборочных цехов. Его здание было старое с возрастом примерно лет так под пятьдесят. Но самое главное не обшивка здания, а то, что внутри таких старых зданиях обычно располагаются такие же старые компании собственники, которые за это время успели приватизировать часть рынка себе. Следовательно имеющая большой капитал компания «Северянская Верфь», которая владела не только Поньтиловским заводом, но ещё и другими крупными предприятиями в Северяне, может позволить себе высококачественное эквестрийское оборудование, для оснащения ими производства.       Производства, на котором трудятся северянские рабочие, которые живут своей работой из-за отсутствия каких-либо других альтернатив. Производства, которое потом всё попадает в одни копыта. Копыта пони, которые живут тысячи километров отсюда и редко приезжают проверить „своё“ производство, осуществляя контроль через своих ставленников на предприятиях, которые безукоризненно позволяют вывозить, произведённую его же товарищами, продукцию в Эквестрию. И неважно, что это за продукция: станки или мебель, автомобили или телеги, стройматериалы или оружие — всё по дешёвому производилось на востоке и везётся на запад. А промышленные, помещичьи, аристократические и Селестия знает ещё какие династии с этого нажираются, выделяя минимум денег на содержание производящего персонала.       С этой несправедливостью как раз и боролись северянцы, не только коммунисты. Только у каждого свой путь борьбы. Кто-то борется только словами, выступая с трибуны на каждом заседании Думы. Кто-то уходит от обычной жизни и всячески „саботирует“ жизнь правящему классу, взрывая квартиры и кареты, надеясь на стихийность масс, которые потеряв хозяина обязательно должны будут восстать, такие называют себя «Партией Революционеров Социалистов» или же — ревсоци. СДПС раньше была коалицией всех таких борцов, которые использовали все возможные средства борьбы с империализмом. Но времена меняются. Старое — остаётся в прошлом, а новое — требует новых подходов, неожиданных методов...       Зайдя в первый цех, напарников встретил заводской политработник, который уже давно ждал их у внутри у входа. Он нервно покуривал самокрутку в ожидании информации от партии. И когда тот увидел курьеров, то сразу же подошёл к ним.       — На заводе чисто, а у вас как?       — Всё тоже чисто, — Ответил Стеллар. — Всё готово к со...       — А тогда какого стального прута вы так задержались?       — Главное, что дошли. — Вставил своё слово Николай. — А на незначительные обстоятельства, можно закрыть глаза. Всё готово?       — Да, готово. Сейчас пока все работают, но как только позвоните в вон тот колокол… — партийный работник указал на набатный колокол. — Два раза сбор, а три раза тревога. А я пойду подготовлю место для… Ээхх… — Партработник подвинул ящики и получилась возвышенность. — Для нашей работы.       Николай подошёл и позвонил в колокол. БОН… БОН... После этого рабочие обратили внимание на звук колокола, а после стали медленно собираться вокруг ящиков. Стеллар же в это время достал газеты и приказал двум работникам завода отнести их и зачитать в других цехах. А после того как все рабочие собрались вокруг них, напарники взобрались на ящик. Первым стал говорить Партработник.       — Товарищи, друзья! Сегодня на наш завод пришли новости от нашей партии! — Политработник громко кричал почти на весь цех. — Прошу вас внимательно выслушать наших товарищей! Прошу вас.       Партийный работник отошёл на край ящика и показал копытом напарникам. Первым решил выступить Стеллар.       — Товарищи! Товарищи, рабочие Поньтиловского завода! Пришли ужасные новости из большой Эквестрии! По наши души выдвинулась вся Королевская гвардия Кантерлота, Мейнхеттена и Маркс знает ещё каких городов, но факт один: Они начинают ввод войск с попыткой подавить наше недовольство, наше самосознание и ещё больше закрепить своё господство в Северяне!       По цеху прокатилась волна возмущения. Почти все работники были возмущены такой новостью и поэтому активно выражали свои мысли по этому поводу, иногда даже нецензурно. Но просьба партработника угомонила народное негодование и рабочие продолжили слушать. В это время Николай пытался своими силами успокоить массы.       — Товарищи, успокойтесь! Мы вам ещё не всё рассказали. У нас есть ещё новости, которые нужно слушать внимательно и обдумывать каждое сказанное нами слово. Поэтому я прошу тишины!       В цеху настала тишина и только слышны были тихие перешёптывания. Николай продолжил мысль.       — На фоне всех этих ужасных новостей, наша партия решила предпринять решительные действия для предотвращения кровопролития и для оказания помощи народу и рабочим Северяны! По инициативе товарища Стила Сталлиона, который вышел из подполья…       Цех наполнился криками рабочих: «УРА-А-А! Сталлион вернулся! Слава Товарищу Сталлиону!». Некоторые стали подбрасывать свои головные уборы в воздух, а другие стучали копытами об пол. Стеллар и партработник тоже поддались народной радости, хотя они давно знали, что Сталлион снова в строю. Николай был более сдержан. Он положил правое переднее копыто на грудь, и гордо смотрел на радостных рабочих завода.       Через несколько минут, ликования закончилось, для того чтобы послушать новости дальше. Николай продолжил говорить, громко и чётко.       — Были организованы: сначала новый съезд партии СДПС, а после и организовано заседание в Принцессинском Совете Рабочих и Солдатских Депутатов, на котором и решалась наша судьба! Вот сами прочтите!       После этих слов Стеллар сбросил с себя пальто и расправив свои кожаные крылья взлетел и стал раздавать газеты рабочим. А после он приземлился рядом с Николаем и стал говорить.       — Вчера, на съезде СДПС оказалось, что в партии находилось слишком много ревизионистов, которым плевать на народ и идеи Марксизма, которые готовы идти на уступки эквестрийцам! И поэтому по решению ЦК была организована новая партия! Северянская Коммунистическая Партия — это прямое продолжение СДПС, которая на этот раз взяла курс только на завоевание власти революционным путём! Знайте, все кто отказался вступать в СКП и остался в СДПС вместе с их неформальным лидером Карамелькой Сладкой — это прямые предатели не только марксизма, но и всего северянского народа!       — Ничто не может передать это событие так, как наша газета. — Продолжил Николай. — Поэтому разрешите зачитать цитату.       Он открыл одну из газет «Искорка» и стал искать нужную цитату. Его примером последовали и рабочие, которые группировались вокруг тех пони, которые получили газету.       — „Нельзя даже представить себе поступок более изменнический, более ревизионистский, чем то, что произошло вчера на съезде партии! Я бы считал позором если бы я колебался в осуждении наших бывших «товарищей», но я не испытываю колебаний! Я чётко и прямо заявляю, что Карамелька Сладкая и её сподвижники, такие как псеводо-аристократы Панси Блум, больше мне не товарищи! Пусть они остаются с кучкой растерявшихся, или сознательно против нас идущих, пони в своей «социал-демократической партии» и будут безукоризненно и беспрекословно лизать копыта эквестрийским захватчикам! Пролетариат за такой партией – не пойдёт. Нет никакой силы на свете, кроме силы Пролетарской Революции, чтобы от стадии жалоб и слёз перейти к прямому революционному делу. Промедления в нынешней ситуации, в которой оказался северянский народ – смертеподобно! У нас есть два выбора: Либо, сложить копыта на груди и ждать, молиться Селестии, чтобы генерал Белокопытов задушил революцию и не задушил всех нас. Либо, немедленное вооружённое восстание! Мнение Карамельки – ошибочно! Никакой середины – нет и быть не может! С мнением нашей новой партии СКП согласился и Совет Рабочих и Солдатских Депутатов. Даже некоторые из партии «Революционеров Социалистов» согласились с предложением о восстание, не говоря уже о их левом крыле! Немедленная передача власти советам и вооружение народных масс – вот ключ к победе над эквестрийским империализмом. Поэтому долг каждого пони, каждого члена партии...“       В цех вбежал молодой жеребец земнопони и громко зазвонив к колокол, стал кричать.       —Гвардейцы! Тревога!       Стеллар как можно быстрее одёрнул Николая.       — Нужно уходить немедленно! — Каким образом так быстро? Мы даже ничего не успели сделать! — Растерянно ответил пламенный агитатор.       — Товарищи, за мной. Наши жеребцы их задержат. — Обратился к напарникам заводской политработник. — Быстрее.       БОН… БОН… БОН… Гвардейцы ворвались в зал. На обыск Поньтиловского завода был поднят целый взвод северянской гвардии из гарнизона Принцессина. Взводный немедленно ворвался в цех, вместе с ещё десятком гвардейцев, и немедленно стал свистеть в свисток и отдавать приказы.       — Внимание, граждане, работники Поньтиловского завода! Нам доложили, что в условиях проведения защитной миссии Эквестрии и других антитеррористических мер, на территории этого завода распространяется запрещенная литература, которая подрывает целостность Эквестрии!       Рабочие молча стояли и слушали взводного. Только один догадался взять пальто, которое забыл Стеллар, когда раздавал на лету газеты, и кинуть его глубоко за ящики. В это время взводный продолжал говорить.       — Завод полностью оцеплен силами Принцессинского Гарнизона. Я хочу говорить с хозяином этого завода! Из толпы вышел светло-бурый бородатый жеребец рабочий и сражу же сказал.       — Хозяина нету. Он сейчас в Кремле, договаривается о новых заказах. Я за него.       — Да кто ТЫ вообще такой! — Яростно обратился взводный к рабочему, желая разговаривать только с пони хотя бы приближенным к его рангу. — Я буду говорить только с хозяином завода, а ты с дороги смерд! И не мешай работать!       — Ой вам очень не поздоровиться за такую выходку… Без ведома собственника останавливать работу частного предприятия, так ещё основываясь ложными обвинениями. — Ответил рабочий жеребец.       — Что? Страх потерял, скотина? — Взводный выхватил телекинезом винтовку у солдата и ударил прикладом рабочего, тот упал на пол. — Взвод! Обыскать предприятие!       Солдаты стали обыскивать рабочих завода и прочёсывать каждый метр, в поисках запрещённой литературы.       — А тебе лично… — Взводный обратился к упавшему работнику. — Нам выдали особые полномочия, в которые входят внезапные проверки и обыск.       — А беспричинно избивать граждан? Вам выдали на это полномочия?       — Беспричинно? Ха-ха-ха! — Рассмеялся взводный, поправляя телекинезом золотой орден в виде солнца. — Вы мешали проведению обыска на стратегически важном объекте. Вот вы и получили за смелость. Кто тебе приказал вмешаться?       — Начальник меня назначил заместителем.       — Вот он вернётся, тогда и узнаем. А пока тут полежи.       Взводный пошёл дальше по цеху, но вдруг развернулся и крикнул лежащему рабочему.       — Отвечая на ваш вопрос про новые полномочия. — Он сделал небольшую паузу. — Да, и не только...       После этого взводный пошёл контролировать обыск. Рабочие стояли и ждали.       К этому моменту напарники уже давно покинули цех, выйдя через запасной выход и направились во дворы. Партийный работник пообещал им, что такая смелая выходка гвардии вызовет большое негодование у хозяина завода и их коллектив постарается сделать всё, чтобы этот обыск обернулся против них же самих. После чего отправился обратно в цех.       К этому времени на улице начало темнеть. До начала комендантского часа оставалось меньше часа, но он не пугал матёрых революционеров. Они быстро подбежали к замаскированному подкопу под забором, который был предназначен как раз для таких ситуаций, и по одному стали проползать. Первый полез Стеллар, который заметил, что забыл пальто на заводе, поэтому ему придётся бегать на морозе в одной гимнастерке и с висевшей на боку кобурой с револьвером. Он быстро прополз под забором, а после стал караулить друга.       Когда Николай стал проползать под забором его заметили гвардейцы, которые пытались оцепить территорию завода. После свиста свистка, Стеллар и Николай галопом побежали в переулки. А после, решив ретироваться, перебежали через улицу в другие проулки. Чуть-чуть не сбив мимо проходящего пони, напарники решили перевести дух спрятавшись вдоль стены.       — Куда нам теперь? — Спросил Стеллар, выглядывая за угол. — Действуем по плану или...       — По плану уже не получится. — Ответил Николай, проверяя другую сторону. — Первоначальное место находится в другой стороне города, а нам ни в коем случае нельзя возвращаться.       — А почему бы нам не обойти через другие улицу, например через Северохолмскую?       — Нам нужно сначала как можно больше оторваться от преследования. Я не хочу привести к нашим гвардейцев.       — Это само собой! Поэтому давай на самую дальнюю квартиру на...       Снова раздался звук свистка и сзади показались тени гвардейцев.       — Сам понял куда. Вперёд!       Стеллар одёрнул Николая и те продолжили побег от гвардии. Выйдя на улицу, по которой извозчик вёз их до завода, они надеялись снова поймать какую-нибудь телегу, чтобы замаскироваться под пассажиров. Но в преддверии комендантского часа, все пони попрятались по своим домам, а те кто этого ещё не сделал, находились в пути до своего жилища и печально для напарников, что своими ногами, без всяких балластов в виде телег.       По улице было бы намного быстрей добраться до квартиры, но через дворы у напарников отлично получалось отрываться от преследования. Поэтому у Стеллара возник план.       — Эн, живо в вот тот переулок. — Он показал копытом на тёмный проём промеж зданий. — Направляйся на точку, там встретимся. Понял!       — Так точно. — Ответил Николай и галопом побежал промеж зданий.       Когда силуэт Николая ушёл в городскую тьму, Стеллар остался один на один с гвардейцами. Услышав цокот копыт о снег, Стеллар подошёл поближе в переулок, развернулся и резко побежал. Когда гвардейцы увидели его и снова засвистели в свисток, приказывая остановиться, Стеллар взлетел в воздух и полетел по улице в сторону Базарной Площади, оставляя на земле след, а после резко взвился в небо. И к тому моменту, когда гвардейцы выбежали на дорогу из проулка, они только на миг заметили точку, которая после слилась с ночным небом.       — Мышь... — Промолвил один из гвардейцев. — Улетела падаль.       — А почему тогда сразу не улетела? А? Интересно... — Решил спросить второй. — Как нам сказали, их было двое. Этого уже не догонишь. Искать следы второго!       — А вы смышлёный, ваше благородие. — Ответил третий гвардеец хриплым голосом. — Налету думаете... Может собак подгоним?       — Семёныч, тебе хоть собак, хоть кошек, да хоть козлов... — Ответил второй гвардеец, наклоняясь к земле. — Вот смотри. Видишь следы на дороге?       — Мда, начальник. Бачу. — ответил в ответ третий гвардеец, использовав старые допетровские слова.       — Одни, как вот эти... — Гвардейский командир указал на почти полностью засыпанные снегом следы. — … полны снегом, значит тут давно никто не ходил.       Третий гвардеец в ответ только качнул головой.       — А вот эти уже интереснее... — Командир немного сдвинулся к другим следам. — А вот эти вот новенькие. Так ещё и от сапог...       — Ваше благородие, перестаньте же вы как в больницах, тараторить без конца и без дела сидеть! — Перебил первый гвардеец командира. — Побежали по этим следам, пока далеко не скрылся!       — Я и Семёныч побежим за ним, а ты галопом на перехват по улице. — Командир побежал по следам в проулок и на ходу кричал первому гвардейцу. — Отрезай ему пути к отступлению!       Семёныч иноходью побежал за своим командиром, а его товарищ по службе рванул со всех ног по улице, намереваясь отрезать путь и загнать Николая обратно поближе к территории завода.       Стеллар долетел до высоты облаков. Он пробил своим телом дыру в одном из них, но скоро она снова затянулась новыми облачками. И наконец ему показалась полная Луна на которой уже как более чем девятьсот лет красовалось клеймо изгнанной Найтмер Мун. Но пони привыкли уже видеть на небосводе спутник таким, поэтому Стеллар не очень сильно обрадовался увидев собственную создательницу, ну точнее её тюрьму, хотя он и не верил в старые приметы, он знал, что этому явлению есть какое-то разумное объяснение, а не древние легенды. Поэтому Стеллар видел только одно ночное небесное светило, а не идол для поклонения, как его бывшие товарищи.       Ему оставалось лишь надеялся на то, что гвардейцы обратят на него внимания и потеряют след Николая. А так как из преследующих гвардейцев не было пегасов, это напарники поняли по тому, что стражи порядка гнались за ними своими ногами и не взмывали в полёт во время погони, то бетпони не ожидал воздушного преследования и думал, что его план удался. Но появившиеся несколько фигур пегасов с винтовками в копытах, убедили его в обратном.       — Копыта вверх! Не двигаться, а то откроем огонь! — Сказал один из трёх окруживших Стеллара пегаса, который был одет в такую же зелёную северянскую гвардейскую форму как и его коллеги внизу, но только имел другую нашивку с расправившими крыльями белым пегасом на синим фоне, от которого идут красные ленты с надписью «Небесная Гвардия Северяны». А на погонах красовался значок с двумя крыльями и единственная красная полоска, которой не было у двух других его товарищах.       «Вот же небесная гвардия, скотины, как же теперь по чистому улизнуть то?» — Подумал Сталлар, поднимая передние ноги вверх.       — Вот так… Теперь кобуру, аккуратно, снимаем и передаём мне. — Медленно сказал ефрейтор, показывая на открыто висевшую у Стеллара кобуру с револьвером. — Ты же понимаешь на эквестрийском, мышь?       В Эквестрии, как и во всех других странах в мире, не было ни одного закона, который устанавливал положение бетпони в обществе и в правовых отношениях. Они были бесправны. На это накладывается ещё ненависть всех остальных трёх рас пони к своим мохнатым родственникам. То ли по политическим мотивам, из-за того, что бетпони были созданы всеми-ненавистной в Эквестрии — Найтмер Мун, то ли из-за внешних отличных от остальных признаков или может из-за их нестандартного образа жизни, ведь в основном фестралы проживают в пещерах и проявляют активность ночью.       Но факт остаётся фактом, что другие расы пони, а тем более, которые ведут какую-либо «государственную службу», могут распрягаться как хотят с фестралами. От присвоения бетпони как свою собственность вплоть до убийства. Поэтому патрульные могли в любой момент пристрелить Стеллара, но они не стали. Пока что...       — Конечно, ваше Кх-кх… — Ответил прикашливая Стеллар. «Чтож… Придётся немного пошуметь. Жалко рабочих завода, им потом за это отвечать.» Подумал революционер и улыбнувшись, продолжил говорить. — … ваше ефрейторсво! Вот возьмите.       Ефрейтор гневно посмотрел на бетпони. Подлетев поближе, он закинул винтовку на плечо, чтобы взять кобуру с оружием. Но та внезапно полетела в самого дальнего гвардейского пегаса и сильно ударив его по голове, зацепилась у него на винтовке. Стеллар же в этот момент обеими задними ногами сильно брыкнул другого солдата, стоявшего сзади. Тот, выронив своё оружие и потеряв фуражку от удара, упал на облака снизу.       Ефрейтор попытался оказать сопротивление, но Стеллар протаранил его своей головой и копытами обезоружил. Пегас ефрейтор же продолжал сопротивляться и попытался заломить противника. Гвардейская винтовка с красивым названием Лилия, пролетела через облака и упала где-то на земле, ведь она была не пегасьего производства, а следовательно не могла взаимодействовать с облаками.       Кровь, от контакта с прилетевшем в него револьвером, залила глаза рядового гвардейца и тот почти ничего не видел. Но он всё равно пытался любым способом помочь своему командиру. Видя как два слабо разборчивых тёмных силуэта сражаются, он навёл винтовку сначала на одного, потом перевёл на другого.       — Командир! Поднимите копыто вверх! — Крикнул солдат, сверяя целик с мушкой.       — Давай! Вместе мы его сейчас… Ах-х-х! — Послышался в ответ голос ефрейтора.       Один из силуэтов сумел обойти оборону врага и начал душить другого. Начались слышаться звуки удушья.       — Командир!!! — Воскликнул гвардеец и набрав скорость, ударил прикладом силуэт пони, который душил другого.       Агрессор вскрикнул, а затем устремился к земле. От это на лице рядового появилась улыбка.       — С вами всё в порядке, господин ефрейтор? — Облегчённо обратился он к спасённому чёрному силуэту.       — Так точно, товарищ ваше гвардейское превосходительство! — Ехидно ответил Стеллар схватывая болтающиеся на винтовке кобуру с револьвером, а затем одним взмахом крыльев затерялся из вида гвардейца, в небесной пучине.       У рядового началась паника. Он совершил нападение на вышестоящего по званию, из-за чего был упущен опасный вооружённый преступник. От одной только мысли о предстоящим тяжёлом наказании, у гвардейца закружилась голова и он потерял сознание, упав рядом со своими сослуживцами.       Николай галопом пробежал как можно дальше от того места, где он расстался со Стелларом. От неумолимой усталости туннель, в который ему приказал бежать напарник, казался огромным и как-будто бы бесконечным. Напор ветра, который дул ему наперекор, замедлял и без того измотанного пони. Пусть Коля был и опытным агитатором, ему никогда не приходилось оббегать половину города, отрываясь от преследования гвардии, хотя пару раз ему всё-таки предстояло иметь дело с «Охранкой».       Выбежав из арки, Николай оглянулся. Он мотал глазами то в одну сторону то в другую, в поиске каких-нибудь ориентиров, чтобы понять в какой части Принцессина он находится. С одной стороны его взору открывались полуразрушенные двухэтажные деревянные домики, которые настолько плотно были построены друг к другу, что образовывали по бокам дороги стену. В другой стороне от этих домиков, располагались одноэтажные избушки, построенные в хаотичном порядке. Видимо тут когда то была деревня, но урбанизация поглотила её и присоединила к разрастающейся промышленной столице, прекрасному граду — Принцессину.       Николай недолго думая побежал в сторону дороги, откуда бил жёлтый свет фонарей, пытаясь таким образом снова вернуться на придуманный несколькими минутами раннее маршрут. У двухэтажных домов почти не было проходов на ту сторону забора. Единственный который нашёл революционер, это огромная деревянная калитка. Надавив своим телом на неё, Николай понял, что она ещё и закрыта с обратной стороны замком, ведь даже отодвинув петлю, калитка находилась в неподвижном положении.       — Вот же сволочи! Зачем закрывать с одной стороны на замок, а с другой на петлю! — Не сумел сдержать этих слов Николай и накричал на ни в чём неповинную деревянную конструкцию. — И как же они это открывать собирались?! Что… Ах-х… — Он вздохнул поняв, что вопрос «Что такого важного охраняют тут?!» в данной ситуации останется безответным и только отнимет у него важное время. Нужно максимально воздержаться от эмоций и найти другой выход на дорогу.       Развернувшись и галопом поскакав в сторону избушек, Николай услышал сапоги выбегающих из арки гвардейцев. Ночь стояла непроглядная и тёмная, а поэтому только звуки и слабо видные тёмные силуэты могли подсказать Николаю, что его преследователи догнали его. От отсутствия другого выхода, Николай рванул обратно и, заскочив за крыльцо, стал выжидать.       Гвардейцы остановились. Наступила тишина.       — Придержи тяговых, Семёныч. Поймали мы нашего скакуна. — Из за укрытия послышался Николаю уверенный гвардейский баритон, который нарушившил тишину.       — А де ж, ваше благородие? — Раздался ещё один голос, который сочетал в себе допетровский акцент и современные северянские слова, что такая комбинация немного удивила Николая. — Почему ж поймали? Нема же эго?       — А ты посмотри только. Калитка закрыта, а вокруг неё снег натоптан да так, как будто тут целый взвод прошёл. — Вновь раздался первый голос, который медленно усиливался. — Загнали мы его в ловушку. Вот он и спрятался.       Николай, чётко прислушиваясь к звукам солдат, медленно расстегнул пальто и потянулся правым копытом к револьверу. Медленно выглянув из-за своего импровизированного укрытия, он на миг увидел, что гвардейцев и вправду было всего двое. Пару выстрелов и всё, можно будет продолжать движение. И также можно будет попробовать прострелить замок — хороший план! Но только кобуры под пальто не оказалось. Революционер полностью раскрыл пальто и оголил свою грудь, но кроме мокрой зелёной гимнастёрки на нём не было ничего.       Сердце забилось с огромной силой, да так, что Николай схватился за него и сел на круп. Волнение и паника переполнили его.       — Подохну… — очень тихо сказал сам себе Николай. — В тёмной подворотне, как собака какая-то...       — Семёныч, примкнуть штык и медленно подходи ближе к противнику. Я тебя прикрою отсюда. — Шёпотом сказал голос начальника своему подчинённому, а затем закричал уже Николаю. — Мы знаем, что вы спрятались за этим зданием. Выходите с поднятыми копытами, вы окружены! — А затем добавив. — За добровольную сдачу полагается смягчение наказание, вплоть до полной амнистии.       Старый гвардеец поставил в снег свою «Лилию» на приклад, а затем, интуитивно, достал штык из ножны и надев его на конец ствола винтовки, повернул в сторону, окончательно закрепив штык на мушке. А после вскинул оружие вперёд и сильно прижав винтовку, замаршировал, как будто идёт в бой в шеренге.       Звук сапог о хрустящий снег всё приближался и приближался. Николай посмотрел на свои передние ноги, затем обратно посмотрел на раскрытую грудь. «Помирать — так с честью!» — Подумал он и встав на ноги, выбежал перед гвардейцами.       — НУ ЧТОЖ! СТРЕЛЯЙТЕ, ОККУПАНТЫ! ЖИВЫМ НЕ СДАМСЯ! — Закричал Николай встав перед Семёнычем на двух задних ногах, а передними ногами держа открытым свою грудь, провоцируя на выстрел.       — Ну шо ти сразу кричати! Нашёлсю, хлопчик, вот и молчи. На допросе говорить будешь. — Ответил на геройственные крики старый гвардеец, чуть ли не тыча штыком в Николая.       — Вот и хорошо, что вы, сер, предпочли сдаться мирно. Семёныч, крути его и в часть. Там во всём разберёмся и с вашим «забегом» и с вашими лозунгами.       Офицер нацелился из винтовки на Николая, а в это время старый гвардеец стал обыскивать революционера на наличия оружия и документов. Николай оттолкнул гвардейца.       — Стреляй, коли велено! Или ты можешь идти на преступления только по приказу свыше?       — Какие, шоб тебя, преступления? — Усмехнулся гвардеец вслед. — Что ты тут брешешь! Какие же из нас преступники? Мы наоборот, порядок сеем. Таких как ты ловим! А ну давай копыта сюды, и ж всё тебе...       — Отставить разговоры с террористами! — Рявкнул на Семёныча командир. — С такими у нас разговор короткий. Особенно в условиях введённого нового чрезвычайного положения. У нас полномочия новые, вы же знаете? А? — Своим тоном он резко обратился к Николаю. — Вы вот говорите, что мы мол — оккупанты. Вот пришла и завоевала вас лично Её Величество Селестия, а мы Её личные псы! Да? Я вот так вам скажу: Я и все мои сослуживцы родились в Северяне. Нам эта такая же Родина, как и вам. И как же мы можем сами себя оккупировать? Ответьте мне, сэр, как распространитель таких лживых мыслей. Вы же левый агитатор? Я так сразу же и понял из ваших выкриков.       — Это не зависит от места рождения, ваше превосходительство. — Николай обратился к гвардейскому командиру с максимальным презрением. — Уже многие десятилетия, а если мыслить в масштабе всей Эквестрии, то чуть ли не целое тысячелетие, нас с вами разделяет огромная пропасть. Тысячи и тысячи загубленных судеб, целый океан крови и слёз заливший всю нашу родную Северяну, а также и соседнюю Эквестрию. Селестия опираясь на вас, аристократию и офицерство, диктует остальным пони свою волю. Она уничтожила свободу во всех сферах общества. Я говорю не только про политические и экономические свободы, а даже о самых естественных, например о свободе мысли. Право любого пони на свободу мысли, в современных реалиях всячески пресекается. И ведь она даже не знает, что потребности у пони эволюционируют, но одно из них никогда не изменяется — это потребность делиться своими мыслями с другими.       — Ха-ха… — Тихо усмехнулся гвардейский командир, а после повернул голову на сослуживца. — Я же говорю, Семёныч, он марксист чёртов. Заранее выучил и теперь цитирует тут сочинения госпожи Маркса. А я ведь предупреждал его, о новых...       — Учения, как вы выразились, «госпожи» Маркса отражают в себе всю несправедливость современного общества. — Перебил Николай командира. — И оно призывает на борьбу тех пони, которые могут горячо чувствовать несчастья своей Родины, что готовы умереть за своё дело.       — А я как вижу, вы очень сильно жаждете умереть. Меня это сильно удивляет... — Последние слова командир, от изумления, сказал на эквестрийском, а после опять перешёл на северянский. — И к счастью, вы уже предъявили мне огромный компромат на себя и я, пользуясь выданные Её Величеством Принцессы Эквестрийской, Царицы и Самодержав...       Речь гвардейского командира оборвалась. Он с криком упал на землю. Через мгновенье он затих и над его лежачем силуэтом показались силуэты огромных чёрных крыльев.       Старый гвардеец, развернулся и в ступоре смотрел на своего начальника, который испустил последний вздох и затих. Затем, рефлекторно вскинул винтовку к плечу, и нацелившись на страшный силуэт, нависающим над трупом командира, приготовился открыть огонь.       Понимая, что это отличный шанс сбежать, Николай приземлился на все свои четыре ноги, развернулся, а затем брыкнув гвардейца, испуганно побежал преодолевать калитку. Гвардеец полетел к земле.       Раздался выстрел. Он пронёсся по улицам столицы и долетел чуть ли не до другого конца Принцессина. Пуля попала в тёмный силуэт и тот с визгом и стонами, тоже свалился на землю.       Коля настолько испугался, что заместо того, чтобы каким-нибудь способом попытаться перепрыгнуть огромный забор, он просто снёс колиту с петель и вместе с ней грохнулся на заснеженную улицу. После удара, грудь и передние ноги Николая стали очень сильно болеть, а правая часть лица покраснела. Но он нашёл силы подняться.       — ЭН-Н-Н! ЭН! — Послышался громкий стон откуда-то из-за спины Николая. — По-омоги-и, ак-х-х!!!       — Проклятый жидокруп Селестии! Неужели это… неужели это… — Ругался земнопони возвращаясь обратно. Его сердце заколотилось ещё сильней. Он боялся, что гвардейцы могут явиться в любой момент и закончить, начатый ранее, законный самосуд. — Вот же… Стеллар! Какого Маркса ты тут...       — Не начи-най доп-росы т-у-т! — Согнувшись от боли бетпони лежал и с огромным трудом выговаривал слова. — Нужно съёб… А-а-а!!!       Николай приподнял своего товарища, а затем положил на другую сторону.       — Не дёргайся, посмотреть мне надо, где-же тебя прострелили.       — Ноги не чув-ствую. — Корчась, рассказал свои ощущения Стеллар, а после опустил голову на левую ногу. — Вот же заразы!       — Ладно не урчи. Сейчас перевяжу и пойдём отсюда, как можно скорее.       Николай осмотрел Стеллара. Пуля попала в левую переднюю ногу чуть-чуть ниже плеча. Кровь вытекала быстро, образовывая маленькую лужу. Сквозной рана не была, пуля осталась в теле фестрала. Нужно было действовать как можно быстрее, пока товарищ Николая не потерял слишком много крови.       — А ну-ка, дай сюда ногу. — Николай оторвал от правого рукава гимнастерки Стеллара ткань и начал перематывать рану. После нескольких оборотов, Коля завершил затягиванием узла. Стеллар молчал, терпел.       Кровь из раны сразу же впиталась в зеленую ткань гимнастёрки, от чего та приобрела тёмно-красный оттенок, который стал постепенно распространяться на другие участки ткани. Вскоре она полностью приобрела тёмный цвет — это означало то, что кровь остановить удалось. Это поможет Стеллару на первое время, но после произошедшего, ему срочно нужно повязка понадёжнее, а лучше какие-нибудь препараты, которые, к сожалению для всех, в Северяне являются роскошью, для проведения операции.       Ветер стал усиливаться, начиналась буря. Снег, давно облепивший Николая, стал приземляться, врезаться в незащищённое от погоды тело Стеллара. Ему становилось всё холодней и холодней.       — Давай скорее тебя подымем! А то долго мы тут задержались. — Сказал Николай поднимая товарища.       — И скажи и на этом спасибо. Это лучше смерти. — Ответил уже опирающийся от Николая Стеллар. — Рана то сама заживёт, а вот жизнь...       — Сейчас для этого не время... — Ели-ели идя с ношей в виде напарника перебил Николай. — Сосредоточься на преставлении оставшихся ног. А спасибо я потом тебе скажу.       Стеллар никак не ответил. Он послушался и молча, из последних сил, переставлял оставшиеся три ноги. И как им удалось уйти с того места, чудом не попавшись ни на кому на глаза — никто из них так и не понял. Город был пуст. Новый Комендантский час.       Окольными путями, через подворотни и дворы, напарники добрались до назначенного обговорённого места.       Оно представляло из себя серый двухэтажный дом, которых в Принцессине было очень много, но этот отличало от других необычное соседство с небольшой церквушкой, постояльцы которой постоянно разрисовывали стены этого дома разными рисунками, дефицитными красками. От постоянных холодов они потеряли свою насыщенность и слились с цветом стен. Но в кануне Дня Согревавшего очага, постояльцы церквушки снова пойдут разукрашивать все стены на улице ликами Селестии и другими рисунками, которые означают единства трёх рас, трёх племён в единое государство — Эквестрию.       С трудом забравшись по скользкой лестнице, напарники позвонили в звонок. Секунды ожидания превратились в минуты, Стеллару становилось хуже. Николай ещё раз нажал на кнопку звонка. На этот раз дверь отворилась и силуэт пони спросил причину столь позднего беспокойства.       — В столь поздний час, все пони спят.       — Наш Жеребец никогда не спит. — Ответил Николай. — Помоги лучше занести товарища.       — А что же вы сразу то не сказали! — Ответил жеребец с огненной шёрсткой. — Как так же Стеллар? Как же так?       — За-жа-ли на-с Борька... За-жа-ли тва-ри! — С небольшой синей улыбкой говорил бетпони, ели-ели заходящий в дом.       Николай захлопнул дверь на защёлку, а после пошёл в квартиру где уже постояльцы квартиры оказывали медицинскую помощь обмороженному и усталому Стеллару.       На улице зазвонил колокол. Наступила полночь.       Наступил новый день.       Цокот копыт прозвучал на лестничном пролёте в одном из домов у Базарной площади. Двое пони поднимались вплоть до последнего этажа, где после постучались в одну из квартир. Большая деревянная дверь немножко приоткрылась. Оттуда выглянул красно-бурый пони в серой гимнастерке, с коричневыми зачёсанными вверх волосами. Он посмотрел на прибывших.       — Товарищ Яцик, вы вернулись. Это хорошо, проходите. — Улыбнулся тот Феликсу, но когда тот посмотрел на стоящею рядом кобылу, его улыбка, с немногочисленными зубами, сменилась недоумением. Он разговаривал с отчётливым аквелийским акцентом, но не смотря на это, он пытался говорить чётко и ровно. — А это кто?       — Йаков, я думал ты знаешь всех членов ЦК... — Возмущённо ответил Феликс.       — Ничего страшного, товарищ Яцик. Я не такая уж и значимая личность в партии, да и на севере Северяны я бываю очень редко. — Кобыла перебила Феликса. — В Принцессине я вообще первый раз. Поэтому вашим подчинённым простительно не знать председателя Совета Рабочих Депутатов в Крупочкино.       — Йаков, знакомься, это Татьяна Бухаркина, она уже тебе сказала кем является. — Феликс посмотрел на кобылу. — Товарищ Бухаркина, знакомитесь, это Йаков Понерс, мой заместитель и очень преданный революционер-коммунист, ветеран революционной борьбы в Аквелии, а также активный член нашей партии.       Йаков Понерс родился в Аквелии, ещё до Великой Аквелийской Буржуазной Революции 980 года, в семье бедных крестьян. Несмотря на то, что в Аквелии проживали в основном грифоны, он считал её своей Родиной и поэтому пытался в свои молодые годы сделать всё для счастья такого же молодого государства. Когда же начались массовые протесты, Йаков был активным их участником. После установления республики, подался служить в революционную армию. Но счастье продлилось не долго. Когда в 985 году верные идеям монархии солдаты и недобитые аристократы совершили контрреволюцию и захватили власть в Аквелии, начались огромные репрессии и чистки. На главных улицах в городах стали ежедневной картиной новые расправы над сторонниками республики или над теми, кого в этом подозревают.       Тогда Йаков решается провести свой террор в отместку за смерть его друзей и товарищей. Он устраивает сначала убийство одного очень влиятельного и богатого грифона хозяина винодельни, который ранее активно содействовал революции, но вскоре поменял своё мировоззрение и сдал многих хороших птиц властям, а после и ещё нескольких офицеров Нового Режима. В эмиграции он скитался по миру. Сначала он решил остаться в Империи Грифонов, но он очень сильно не поладил с местными властями, хотя он пытался наладить относительно мирную эмигрантскую-революционную жизнь, из-за чего ему пришлось продолжил скитания по миру. Но вскоре он наконец-то осел в Северяне, где вступил в СДПС и стал ярым сторонником Стила Сталлиона.       — Приятно познакомиться, товарищ Бухаркина. — Сказал Понерс, протягивая копыто. Но потом одёрнув себя, сказал. — Может сначала зайдёте в квартиру, а то здороваться через порог, по вашему, это некрасиво.       Пони зашли в квартиру. Понерс закрыл дверь на замок. Вошедшие в квартиру сняли верхнюю одежду и повесили её на вешалку. Немного поговорив с новой знакомой, Йаков отпустил её в другую комнату, где находились ещё несколько членов ЦК.       Яцик подошёл к своему заместителю и тихо стал шептать на ушко.       — Я сегодня был в этом проклятом «Комитете Защиты Революции» и понял, что нам не победить засевших там правых ревсоцов. Поэтому сегодня придёт один пони, представится именем Александпонич.       — Тот самый Александпонич? — Удивлённо переспросил Йаков.       — Да, тот самый из уже ЦК Партии Левых Революционеров-Социалистов. Впусти его. Мы сегодня будем обсуждать преобразования праворевсоцовского «комитета» в что-то более полезное для будущей революции. — Феликс перестал шептать. — Сейчас все на месте?       — Да, товарищ Яцик. Но Сталлион...       — Вот и отлично. — Перебил того Феликс. — Мне как раз нужно кое-что обсудить с товарищем Сталлионом.       Феликс зашёл в соседнюю, комнату. Там за огромным столом стояли такие пони, как Лунин, Панцушенко, Серов, Револьцева, а также Голд Маффин. Они все внимательно слушали только что вошедшую в комнату Бухаркину, которая сильно удивила всех пони своим появлением.       — Не волнуйтесь на счёт «несчастья», о котором я писала в письме к Сталлиону, и из-за которого не явилась на последний съезд партии. Благодаря моему задержанию, я окончательно поняла, что в эквестрийской гвардии главное не присяга Эквестрии и Селестии, а как и везде при капитализме — деньги. Поэтому я легко договорилась с арестовавшим меня гвардейцем, заплатив ему несколько десятков битсов взяткой.       — Вы же понимаете, товарищ Бухаркина, вас могли отпустить только для того, чтобы проследить и вычислить наше местоположение.       — Не волнуйтесь, товарищ Лунин! — Татьяна махнула копытом. — Я тоже не только языком могу трепаться, но и манёвры делать. Как только я доехала до села Маффинское, я сразу же сошла с того поезда и добиралась до Принцессина пересадками на других поездах.       — Интересно, я слышала, что с вводом войск в Северяну ещё жестче обращаются с взяточниками. Вчера вон сколько приговоров вынесли! И я не думаю, что он бы стал рисковать своей шкурой ради пару десятков битсов. — С сомнением возразила Альтидия.       — Не волнуйся, я достаточно отслужил в гвардии, и я могу говорить что большинство грешат взяточничеством. Честных, идейных и не карьеристов очень мало в Эквестрии. — Обратился Лунин к Револьцевой. — Но это не отменяет того, товарищ Бухаркина, что вам надо быть очень осторожным в следующий раз и не подставлять партию.       — Товарищ Яцик, вы тоже вернулись! — Заметила Альтидия вошедшего в комнату Феликса.       — Да, я вернулся с совещания «комитета» и по дороге сюда, проводил товарища Бухаркину. А у вас как я понимаю всё ещё ведётся обсуждения плана, предложенного Лунинон. Так? — Спросил Феликс.       — Мы уже перешли к другим темам, но как я понимаю, нам придётся начинать заново, для новоприбывшего товарища. — Сказал Лунин, посматривая на Бухаркину.       — Ничего. — Хриплым и больным голосом сказал Василий. За прошедшую ночь, он ещё сильней заболел, но не смотря на своё состояние — он пошёл на очередное собрание. — Нам нужно из раза в раз повторять для всех членов партии наш план, для того чтобы все партийцы знали свои… свои.. — Василий быстро достал платок, согнул голову и чихнул. — Знали свои действия во время революции.       — А есть ли у вас план в письменном, виде? Или вы пока только обсуждаете? — Спросила Бухаркина. — Ну так, чтобы лишний раз вас не заставлять по несколько часов пересказывать.       — Если вас интересуют записи вчерашнего съезда, то они у товарища Понерса, а если то что сегодня обсуждали, то обратитесь к товарищу Серову. — Лунин показал правым копытом на Серова, который весь съезд записывал всё на бумагу, только иногда делая свои предложения.       — Можно посмотреть, товарищ Серов? — Спросила Бухаркина, подходя к Серову.       — Конечно. — Ответил Серов ещё более хриплым голосом чем Василий, а после подал кобыле самую последнею бумажку.       — Какой ужас. — Ахнула Бухаркина. — Да тут оказывается все больные. Хрипят, чихают... Пощадите своё здоровье — отлечитесь хорошенько, а потом можно и приступать к работе. — А после взяв зубами листок, положила себе в копыта и стала читать.       — Наотдыхались мы уже, товарищ Бухаркина, в подполье. Поработать сильно уж хочется. — Возразил Василий. — Ведь в трудный для судьбы северянского народа час, наша задача действовать как можно самоотверженно и не отвлекаться на личные проблемы.       — Вот тут, Вась, она всё-таки права. — Обратилась Альтидия к Панцушенко. — Лучше уж сейчас выздороветь, чем затем в как ты говоришь в „трудный час для народа“ лежать и бездействовать в кровати. Для партии ты нужен здоровый и в полной дееспособности!       — А я полностью поддерживаю в этом вопросе Василия. — Возразил Серов. — Он, как очень ценный кадр, занимается подготовкой к восстанию. Вот сегодня утром, после съезда в Совете, Василий навешал типографии наши… Лояльные которые... И вообще, мы же на съезде решили поставить невообразимую для партии цель. Поэтому нужно, невообразимо для партии ранее, трудиться ради воплощения в жизнь плана спасения Северяны.       — И мне очень сильно не хочется делать из дома Лунина частную больницу. — Улыбнулся Василий. — Поэтому советую вам закрыть эту тему, согласиться с Серовым, и перейти на что-нибудь вообразимо для партии полезное!       В комнате настала тишина, которая всё-таки была нарушена голосом читавшей кобылы.       — Хорошо… — Быстро пробежав глазами по листочку, сказала Бухаркина. — Это всё конечно хорошо. Только у меня есть вопросы по поводу...       — Извините, что перебиваю, товарищ Бухаркина. Но где сейчас Сталлион? Я его здесь не наблюдаю, а у меня к нему срочное дело. — Спросил Яцик у остальных пони.       — Товарищ Сталлион...       — Товарищ Сталлион...       Одновременно сказали Лунин и Револьцева.       — Дамам уступаю. — Лунин поклонился и сделал шаг назад.       — Товарищ Сталлион решил написать свои мысли по поводу прошедших двух съездов, и поэтому он уединился на чердаке.       — НА ЧЕРДАКЕ?! — Удивлённо воскликнул Феликс, но потом вспомнив, что сейчас ночь и нужно быть как можно тихим, он выдохнул. — Спасибо за информирование.       А после Яцик вышел из комнаты.       Лунин повернулся обратно к столу и задал вопрос Бухаркине.       — У вас были какие-то вопросы по какому-то из пунктов плана, но вы не договорили. Можете повторить, товарищ?       — Да, конечно. — Татьяна прочистило горло. — У меня вопрос по поводу, если так можно сказать, «средств» для осуществление революции. Ну например, где партия найдёт столько винтовок, чтобы вооружить рабочие коллективы?       — Здесь, товарищ Бухаркина, мы будем использовать все возможные способы. От правовых просчётах в эквестрийских законах, которые нашла товарищ Револьцева. — Он указал копытом на красно-коричневую кобылу. — До более радикальных методов. Тут проще будет объяснить используя макулатуру.       Лунин согнул голову и начал копаться в своей сумке. После он взял зубами карту и разложил её на столе.       — Как я понимаю, — Альтидия обратилась к Лунину. — Мы закрыли тему создания новой газеты и переходим к повторению? Ведь так?       — Так точно, товарищ Револьцева. — Нестор повернул голову обратно к Бухаркиной, а копытами пододвинул ещё несколько бумаг, которыми являлись законодательными кодексами Эквестрии. — Объясню вам на примере Санкт-Петерсхуфа...       В дверь снова постучали. В это время Йаков сидел рядом на табуретке и чистил свой пистолет. Услышав стук, он быстро убрал оружие в кобуру, а после подошёл к двери. Понерс приоткрыл её. Прозвенела цепочка, удерживающею дверь.       — Кто это? — Строго спросил Йаков.       — Вам должны были доложить о моём приходе. — Безэмоционально ответил ему пони за дверью, с примерно такими же навыками разговора на северянском как и у Понерса. — Немедленно пропустите меня.       — Вы же Вацлав Александпонич?       — Да член ЦК ПЛРС. Пришёл как союзнический советник по приглашению от вашей...       Дверь открылась полностью, и пришедший в облепленной снегом тёмно-зелёной шинели и в небольших кругленьких очках пони, увидел стоящего в проёме Йакова Понерса.       — … партии. — Удивлённо договорил Вацлав, а после замолчал в небольшом ступоре.       — Вот мы и снова встретились, мой уже не товарищ. Неожиданно конечно… Но я конечно подозревал, что il faudra se revoir.       — Понерс… И вправду очень неожиданная встреча. Я и не думал встретить тебя на совещании руководства наших партий.       — Я думаю наши личные с вами разногласия не помешают сплочению обеих революционных партий для достижения общих целей.       — Личные разногласия? Да вы вместе с этим анархистом Пустинским, совершили предательство государственного масштаба! — Вацлав перешёл на аквелийский язык. — Вы бросили свою страну, свой народ, свою организацию на произвол судьбы, когда могли уничтожить проклятых контрреволюционеров или же героически умереть в неравном бою за свободу!       — А что же тогда не умерли и вы? Я осознал несостоятельность такой борьбы. — Понерс по прежнему говорил на кривом северянском. — Я осознал, что только народные массы могут повлиять на ситуацию в моей Родине, а не единичные убийства влиятельных грифонов. А вот вы?       — Не переводите стрелки, Понерс! Я сейчас говорил о вас! Если бы наша организация имела бы более решительного лидера, то мы бы смогли бы отомстить подлецу Альберту Бертело! Подлецу, свергнувшему республику и убийце тысяч граждан Аквелии! Мы бы смогли обезглавить контрреволюционеров, а не позорно бежать прочь!       — Если бы мы убили его, представь сколько крови невинного аквелийского народа пролилось бы в безжалостной мести монархистов. На место бы Альберто пришла бы птица ещё жестче, ещё кровожадней.       — Это не отменяет того, что в самый ответственный момент вы оставили меня, на произвол судьбы! — Ярость переполняла Вацлова. У него промелькнула мысль уже поскорей оттолкнуть Понерса и зайти в квартиру, но желание высказаться перед бывшим товарищем взяло вверх. — Я хотя бы попытался! У меня не получилось, но этой неудачей моя честь не опозорена, а наоборот я показал истинный революционный героизм!       — Мы и так проявили революционный героизм оставшись в Аквелии после свержения республики, продолжая упорною и малоэффективную борьбу. Но как бы нам не хочется об этом вспоминать, я думаю ты признаешь, что наша Родина — умерла. Её залили в крови... Грифоны и пони и так бьются в агонии и я не хотел ещё больших для них страданий! Я увидел, что наша революция запустила революционный процесс по всему миру. И я здесь не для того чтобы мстить за старое, а для того чтобы творить новое! — Понерс отошёл с прохода. — Заходи уже, герой, у нас сейчас совсем другое время и совсем другая ситуация, а значит и бороться надо по другому. У нас нету времени на такие мелочные, в масштабе обеих наших партий, конфликты.       Ненависть Вацлава в мгновение ока иссякла. Он ожидал от Понерса чего угодно, но только не попытку примирения, поэтому Вацлав просто молча зашёл в квартиру. Понерс закрыл дверь и хотел уже проводить представителя левых ревсоцов, но увидел, что Александпонич не собирается проходить дальше. Он только повесил свою папаху, оголив свою ухоженною фиолетовую гриву, которая приятно сочеталась с его светло голубой шёрсткой, а затем стал пристольно смотреть на Понерса. И вскоре снова заговорил.       — Почему именно в Северяну? Почему из всех возможных мест ты выбрал именно Северяну? Почему ты эмигрировал не в расцветающею Скайнавию или в какое-нибудь другое место?       — Я не один год странствовал по разным странам. И в Скайнавии я был, и в Империи, и ещё много где в таких местах, о которых ты даже не знаешь. И везде не было ничего хорошего. В Империи так вообще я в заварушку такую встрял... Но мне помогли такие же эмигранты-революционеры, только они были как раз из Эквестрии. Они называли себя «Пожар». И вот такое совпадение, на тогда и вправду хотели сжечь...       — «Пожар»? Империя? Стоп, стоп! — Вацлав оборвал Понерса. — Ты сейчас говоришь про тот случай… Если мне не изменяет память: Стрельба в Грифенхейме… — Он задумался. — Это было так в году, примерно в 887-ом, ты случайно не про это.       — Я удивлён, что это ещё не выветрилось из памяти. — Понерс вздохнул.       — Может быть остальной мир и забыл о этом, но жители Грифенхейма никогда это не забудут Осаду Гроверштрассе.       — Тут скорее имперский министр внутренних дел Уинстон Коплерчилл — никогда не забудет Пейнт Джека. — Понерс приулыбнулся, вспомнив свой старый псевдоним, который было выдумано в стиле эквестрийских имён. Они всегда казались Йакову какими-то странными, а иногда просто смешными или нелепыми.       — Но я одного не могу понять… — Вацлав удивлённо сел на круп. — Всего несколько минут назад ты утверждал, что осознал неправильность такой борьбы, а сейчас я слышу от тебя, что ты после того как подался в эмиграцию, так и продолжил стрелять в кого попало!? Да так, что имперский министр лично стрелял в тебя из пушки!       — Я сказал всё правильно. Я осознал несостоятельность террора и хотел найти такое место, где была революционная ситуация, для организации новой революции. Сначала мы с Пустинским решили добраться до Скайнавии, для контакта с другими революционерами, по суше. Мы посчитали, что это будет безопасней чем по морю. Но в Империи Грифонов даже после дести лет после Республиканской Революции настолько нестабильно, что во время того как мы проходили по её территории, меня ограбили. Грифоны бывают двух видов: жадные и гордые скупердяи или благородными фанатиками своего дела. И к несчастью мне попались первые. Бандиты прикинулись подпольщиками, и обещали провести меня на север до границы, а на самом деле обобрали меня до последней нитки и бросили умирать в неизвестной мне стране!       Понерс топнул копытом.       — Мне очень приятно слышать, что ты испытал такое же чувство предательства как и я. А что же был твой дружок Пустинский? Почему он тебе не помог?       Понерс нахмурился, кипя злостью от таких слов Вацлава. Но понимание того, что это пустые провокации и, что в случаи конфликта с представителем ПЛРС может привести к разрыву союза между двумя партиями, успокаивала Йакова и давала ему терпения для культурного разговора с оппонентом.       Понерс фыркнул.       — Тогда, как вы выразились, мой „дружок“ Пустинский решил добираться через Шайсвальдский лес, там, по информации от наших товарищей, до сих пор партизанили крестьяне. После пересечения границы мы разошлись, но дали клятву встретиться в Скайнавии.       — Вот оно, лицо истинного анархиста! — Вацлав встал на все четыре копыта. — Не доверять никому, даже своим друзьям!       — Не ожидал от тебя критики анархистов, ведь они очень близки по своей тактике с вами ревсоцами.       — Пусть они близки с нами по тактике, но целим мы в два разных полюса! Эти эгоистам наплевать на судьбу нашего крестьянства и вообще всей революционной организации! Мне кажется, что они просто кучка любителей острых ощущений, которые хотят побольше награбить у господствующего класса, а не революционеры. И если честно, до этого дня я считал вас тоже одним из них.       — Не разделяю такой вашей позиции. — Твёрдо заявил Понерс в защиту анархистов. — Пусть я и не разделяю идеологии анархизма и в особенности её методов, но среди них есть много хороших идейных пони и грифонов, которые лишены эгоизма и по настоящему продвигают революционное дело вперёд. От таких основоположников как Кропонькин, до рядовых последователей таких как те же из организации «Пламя». Поэтому не нужно судить всех только из-за личной неприязни к такому-то конкретному пони.       — Как я понимаю, эта организация «Пламя» очень сильно оказало на вас влияние. Что вы, как идейный марксист, защищаете враждебных вам по духу анархистов.       — К сожалению, что тогда и что сейчас мне предстоит работать с анархистами. Если тогда этот союз был только ради своего личного выживания, то теперь это кооперация ради нашего общего выживания! — Попытался поскорей закончить этот бессмысленный диалог Понерс, медленно отходя в сторону двери в гостиную. — И не важно, каких мы всех взглядов, ведь на баррикадах в борьбе за рабочее дело — мы все равны!       — Забавно это слышать от пони, который был на баррикадах последний раз двадцать лет назад и который состоит в партии, которая максимально пыталась предотвращать уличную борьбу! — Вацлав сделал шаг вперёд. — Где же эта твоя партия была во время Первой Революции в 985? Вот мы, ревсоцы, как раз на баррикадах! Сражались с оружием, а иногда даже без них, с эквестрийским империализмом!       — Верность революции и чистота души — вот наше оружие! — Твёрдо сказал Понерс. — В тот год, я решил послушаться к совету давно почившей Карамель Маркса, которая заметила в Северяне эту искру. Искру, которое можно будет разжечь в пламя. Пламя, которое после охватит весь мир! И как раз тогда эта искра начала разгораться. И я, как и всё СДПС, подтапливало эту искру к превращению в пламя, но революция без чёткой координации — невозможна. Вот поэтому тогда она погасла. И если вы сейчас стоите здесь передо мной, значит вы тоже это понимаете. Ведь так, Вацлав?       Вацлав какое-то время молча смотрел на Йакова. Но затем продолжил диалог.       — Я тоже надеюсь, что наша новая революция не повторит старых ошибок.       — И для этого и понадобится создать новое пролетарское государство, а в нём такой новый орган, который будет защищать революцию от таких же как Бертело. — Понерс сделал небольшую паузу. — Вот видишь. У нас с тобой осталось хоть что-то общего.       — Меня это одновременно и радует, и ужасает. — Сказал Вацлов снимая свою шинель и вешая её на вешалку.       После этого Александпонич подошёл к Понерсу, в точно такой же серой гимнастерке, и протянул копыто.       — Долг перед партией для меня дороже, чем обиды прошлого. Я думаю ты разделяешь со мной это чувство.       — Ты полностью прав. Давай попробуем спасти хотя бы этот народ от монархизма, camarade! — Ответил Понерс, а затем стукнул своим копытом об копыто Вацлова.       Вдруг дверь в соседнюю комнату открылась и из неё вышел Феликс. Он, раздражённый, подошёл к Понерсу.       — Какого сена, Понерс?! Ты почему не следишь за Стилом Сталлионом? Почему я узнаю от других членов ЦК, что он находится не под охраной, Маркс знает где?       — Я хотел вам сказать, товарищ Яцик, но вы ушли. — Отговаривался Йаков. — Это была его личная просьба, я его предупреждал, что это небезопасно, но он попросил меня разрешение, ведь ему надо было уединиться для написания своих мыслей. Он заверил меня, что далеко не уйдёт, и я ему верю. И к тому же, вы же знаете товарища Сталлиона, если бы я ему помешал бы, он бы просто бы взял и ушёл.       — Взял и ушёл… Хорошо… Взял и ушёл. — Приговаривал тихо Феликс, а затем повернул голову к стоящему рядом ревсоцу. — Здравствуйте, товарищ Александпонич. — Он поклонился гостю, а после опять обратился к Понерсу. — Проводи, пожалуйста, товарища в отдельную от совещания ревкома комнату и ждите вдвоём меня. И если я узнаю, что вы оба начнёте дебош, обоим глотки прокушу!       — Товарищ Яцик, — Обратился Вацлав Александпонич к Феликсу. — Не волнуйтесь на счёт наших прошлых разногласий, мы решили забыть их ради объединения перед предстоящей общей революции. Я вам обещаю, что между нами больше никогда не будут личных разногласий, пока наши две дружеские партии вместе шагают на пути к свержению мирового капитализма!       — Это меня радует. — Яцик посмотрел на Йакова, а после развернулся и пошёл на выход.       Открыв входную дверь, Феликс вышел из квартиры, взяв с собой свою шенель.       Двое аквелийских товарища направились в главную комнату, где до сих пор Лунин объяснял Бухаркиной заданный ею вопрос.       Феликс поднялся по вертикальной лестнице на чердак. Крыша у этого здания была не самого свежего качества, поэтому через прощелины, мороз пробирался внутрь. От него Яцику становилось холодно даже в своей шинели. Вокруг Феликса было много старых чьих-то ненужных пыльных вещей, которые в некоторых местах образовывали огромные кучи.       Промеж двух таких больших куч, возле окна, сидел на миниатюрной табуреточке Стил Сталлион. Рядом с ним лежало много-много бумаг, некоторые на полу, а другие на небольшом ящичке, на котором так же лежала чернильница. Газеты, стенограммы, записки образовывали одну большую кучу, над которой горбился председатель СКП, записывая свои мысли перьевой ручкой и напевая очень знакомую Феликсу песню, но только название этой песни мозг Яцик категорично отказывался вспоминать.       Единственным источником света, который освещал этот угол чердака и помогал Сталлиону видеть буквы, была керосиновая лампа, об которою опёрлась маленькая вертикальная рамочка, с фотографией: молодой земнопони в пиджаке смотрел куда-то в даль. Фотография по виду была очень старая, ведь фотобумага начала уже разлагаться и обрела жёлтый цвет.       Внезапно пишущий пони повернул голову на Феликса и быстро окунув ручку в чернильницу, заговорил.       — О, Феликс, здравствуйте. Хорошо, что вы пришли, голубчик. Давай присаживайся, дело тут у меня к тебе есть.       — Товарищ Сталлион, что вы себе позволяете так убегая от нас в небезопасные места?       — Я уже свои слова сказал и на съезде партии и на съезде Рабочего Совета и на этом съезде Революционного Комитета я тоже всё уже сказал. — Сталлион облокотился на правую переднюю ногу. — Что вы мне прикажите как попугаю, говорить одно и тоже каждый раз? Понимаете, надо уметь совмещать лозунги с планированием и действием. А там, в квартире, мы будем взаимно друг другу мешать заниматься важными для революции делами.       — И чем же вы таким важным занимаетесь, что позволили подвергать себя опасности?       — Ой, товарищ Яцик, какая тут, простите за выражение, к чёрту опасность. Вот кому надо будет лазить по чердакам?       — Мне сейчас, товарищ Сталлион, нужно за вами по чердакам лазить. — Феликс замолчал и посмотрел на одежду Сталлиона. Он был одет в обычный чёрный пиджак с штанами, а под всем этим торчала белая рубашка с красным галстуком в крапинку. Яцик понял, что со времени съезда в Принцессинском Совете, Сталлион не переодевался. Феликс заволновался и стал снимать свою шинель. — Стил Сталлион, сейчас холодно, сыро, оденьте шинель.       — Нет, не волнуйтесь, совершенно тепло. — Абсолютно спокойно отвечал ему Сталлион, обернувшийся к окну. — Посмотрите лучше, какая сейчас хорошая погода, да и в здании не так уж и холодно, как снаружи.       — Тогда считайте, что это особое постановление ЦК. — Ответил ему Феликс, который уже держал перед Сталлионом свою шинель.       Глава партии только развёл копытами, а после немножечко привстал. Тогда Яцик накинул на него шинель. После, усевшись поудобнее на табуреточку, Сталлион обратился к Феликсу.       — А вы что стоите, вон возьмите табуретку. — Он указал на кучу вещей, на которой лежала точно такая же маленькая табуреточка, как и та на которой сидел Сталлион.       — Нет, я постою.       — Ну, ваша правда. — Сталлион взял с пола листочек и положил на ящичек. — У меня к вам, Феликс Яцикович, особое поручение есть. Вот ответьте мне, почему такие газеты как «Крестьянская Воля» и «Новая Северяна» вы где-то раздобыли, а например «Гражданский Колокол» или «Северянская Гроза» я от нас ни разу не наблюдал?       — Это же националистические мелкие хулиганские газеты. Я думал, что вам не надо такое...       — Это вам не надо, а мне вот надо. — Перебил Сталлион Феликса. — Даже такие мелкие газеты, нужно в подробности изучать. Я бы даже сказал, в мельчавших подробностях. Врагов надо знать не только по лицу, но и как они думают. Особенно такие партии, которые вы отказались мне нести. Чтобы одним махом копыта, в будущем, их метко и быстро раздавить. — Сталлион легонечко ударил по подоконнику. Лампа и фотография зашатались, но всё-таки смогли удержаться и не упасть. — Обязательно завтра принесите.       — К-конечно, товарищ Сталлион. Всё будет как в-вы с-скажите. — Холод пробил оборону Феликса и тот начался медленно трястись. Яцик на секунду задался вопросом: «Как тут в такой холод так спокойно сидел товарищ Сталлион?» — Д-да и эти газеты я ели-ели достал, п-последние были. Мне продавец сказал, что все закончились. Поэтому пришлось у какого-то жеребца прям из п-под носа выхватывать.       — Жеребец нашим был?       — В-вот в том и дело, что не н-наш. Только партию я его, к с-сожалению, так и не узнал.       — Это не важно какая партия. Важно то, что переполошились, от шагающей сюда эквестрийской армии, все, не только мы.       — Это правильно. Глаз сейчас у всех стал острый д-друг на друга. Вот ч-чувствую, что скоро всё Северяна. — Феликс привстал на задние ноги и стукнул копыто об копыто, а затем снова опустился на все ноги.       — Ну а куда же без этого, товарищ Феликс. Или у вас есть какой-нибудь вариант, без вот этого. — Сталлион так же стукнул передними копытами. — Наше дело — ставить вопрос прямо! Вот что лучше, Феликс? Уничтожить сотни изменников, аристократов богатеев и офицерских кровопийц, сторонников эквестрийской монархии и геноцида рабочих, которые потом сознательно или несознательно будут саботировать построение социализма. Или довести дело до того, чтобы позволить им перебить, перестрелять десятки тысяч обычных рабочих и крестьян?       — Выбор не труден. — Чётко и хладнокровно ответил Феликс.       — Вот именно! Пусть, конечно всякие Карамельки и ей подобные будут обвинять нас в каких угодно смертных грехах и в нарушениях прав пони, но они никогда не осознают правильности нашего выбора. Я этого даже не отрицаю. Я говорю твёрдо всем и чётко: Да! Я признаю, что нам придётся пойти на эти страшные грехи и запятнать копыта по локоть в крови, но зато интересы рабочих выиграют.       — Это всё правильно, товарищ Сталлион. Всё сейчас идёт по плану. Неясно мне т-только одно… — Феликс замолчал и посмотрел на сидящего председателя СКП. — Когда вы будете спать?       Сталлион улыбнулся. В это время Феликс начал чесать правым копытом свою бородку, вспоминая события предыдущих дней.       — Вот позавчера вы не спали, потому что писали статью про национальный вопрос. Вчера, потому что целую ночь готовили выступление в ЦК и в Рабочий Совет. Так сегодня же поспите, товарищ Сталлион.       — Сейчас нам нужно упорно и не покладая копыт работать ради подготовки парии, рабочих и гвардейцев к восстанию. Ведь вы же тоже, как я вижу, не спите.       — Сейчас я говорю про вас. Так же нельзя товарищ Сталлион. Организму пони нужно иногда отдыхать. Ну хотя бы два… Нет. — Феликс на секунду замолчал. — Два с половиной часа. После сна работа будет даже продуктивней.       — Не слишком ли вы маленькое количество времени предлагаете мне для сна? Так конечно же...       БАХ! На улице послышался тихий звук выстрела, который исходил примерно с окраин города. Сталлион остановился и повернул голову в сторону окна. Яцик резко подошёл и тоже стал смотреть в окно.       — Неужели уже это началось? — Говорил хладнокровно Феликс удивлённому Сталлиону. — Я даже и не думал, что они б-будут действовать так открыто.       — Вы правы, товарищ Яцик. Нужно немедленно узнать, причину этой стрельбы, а так же начались ли уже вынесения гвардейским трибуналом смертных казней. — Сталлион положил бумагу, на которой ранее, что-то писал в карман пиджака, а затем встал с табуретки и пошёл по направлению к спуску.       — А как же в-ваши вещи? — Феликс показал на лежащую под ним макулатуру.       — Я обязательно потом поднимусь и всё заберу, не волнуйтесь по этому поводу. — Сталлион развернулся и хотел дальше пойти к спуску, но вдруг развернулся. — Вы только обязательно потушите лампу. Керосин нынче дефицитный.       Феликс послушался. И когда он уже нагнулся к лампе и хотел уже повернуть небольшую ручку, но он увидел, что на полях старой фотографии было красивым почерком написано: «Петерсхуфский университет. А.И.Селянов 947 год». Прочитав надпись, Яцик повернул зубами ручку, топливо перестало подаваться и лампа тут же погасла.       В это время Сталлион медленно спустился по лестнице вниз и подошёл к двери в квартиру, в которой проходил съезд Революционного Комитета. Попытавшись её открыть, у Сталлиона ничего не получилось. Дверь была заперта. Стилу пришлось ждать Феликса.       — Как я вижу, вам нужно попасть в квартиру, верно? — Говорил Яцик, быстро переставляя ноги по лестнице.       — Интересно, как же ты угадал, Феликс? — Наиграно ответил вопросом на вопрос Сталлион.       — Материалистическая интуиция. — Ответил Яцик, когда полностью опустился на подъездный пол. — Давайте сделаем так, договоримся.       — Излагайте же ваши условия «договора». — Сталлион засунул правое копыто промеж двух лацканов его пиджака.       — Мы оба, да и вообще наверно все, очень заинтересовались причиной стрельбы на улице. Поэтому давайте я выясню причину происходящего, а вы в это время пойдёте спать.       — Яцик! Это уже не смешно. — Нахмурился Сталлион. — Накануне судьба всей нашей революции и всего северянского пролетариата, а вы гоните меня спать как маленького жеребёнка!       — Потому что я как глава партийной охраны и ваш личный телохранитель имею на это право. И я считаю, что не я один вам про это скажу и другие члены ЦК и Революционного Совета меня поддержат. И даже если просто задуматься, то вы что-ли в одиночку пойдёте бродить по улицам, во время комендантского часа? — Яцик достал ключ из кармана. — И если вас в таком случае поймают, то представите как арест одного из лидеров революции отразится на восстании?       — Ладно, Феликс, твоя взяла. — Вздохнул Сталлион, чуть ближе подходя к Яцику. — Только обещайте, как только разузнаете, остальных тоже положите спать, особенно Лунина. Он вчера днём прекрасно выступал в совете. А я, поверьте, очень хорошо понимаю, как это утомительно.       Феликс взял ключ в зубы, вставил в замок и повернул несколько раз. После он легонечко толкнул дверь копытом и та распахнулась. Революционерам открылся вид знакомой им прихожей. Пони перешагнули через порог и вошли в квартиру.       — Вот видите, вы даже признали, что вся наша работа очень утомительна. — Тихо приговаривал Феликс, когда закрывал копытом входную дверь.       — А я это и никогда не отрицал. — Ответил ему Сталлион, вешая шинель Феликса на вешалку.       Из угла выглянула лохматая голова пони. Йаков, убедившись в том, что в квартиру зашли сопартийцы, убрал копыто от кобуры, а после безэмоционально, на кривом севереянском, сказал.       — А, camarade Сталлион, вы вернулись.       Сталлион и Феликс повернули головы в сторону Понерса.       — Конечно. — Тут же сказал Стил. — А по какой причине вы прикажите мне не возвращаться? Я обещал и я сделал, ведь в нашей партии всё держится как раз таки только на доверии.       — А я думаю, что прежде всего больше на дисциплине, чем на простом доверии. — Понерс подошёл поближе к остальным пони. — Только на доверии держалось СДПС и посмотрите куда это привело? К огромному предательству половины партии!       — Ой, да еслиб только половины… — Тихо сказал Феликс, да так, что его никто не услышал.       — Они максимально эксплуатировали наше доверие, — продолжал Понерс, — а затем, когда от них понадобилось демонстрации максимальной солидарности и лояльности к партии, Карамелька и её клика ревизионистов увела от нас многих хороших пони!       — Но как же хорошо, что у вас, товарищи марксисты, есть ещё друзья, более надёжнее и революционней старых! — Выходя из гостиной сказал Вацлав Александпонич, который всё это время, как только Понерс пошёл проверить обстановку, стоял за дверью. — И я надеюсь, что мы найдём ещё больше солидарных с нами позже.       — Как я понимаю, вы представитель…       — Ой, извините, я же не представился вам. — Перебил Вацлав Сталлиона. — Я представитель ЦК Партии Левых Революционеров-Социалистов Вацлав Александпонич и я пришёл представлять мою партию на заседании вашего Революционного Совета.       — Очень приятно познакомиться, Вацлав, Стил Сталлион, председатель ЦК Северянской Коммунистической Партии. — Жеребец цвета светлого хаки протянул правое переднее копыто светло-голубому жеребцу, который незамедлительно стукнул его своим копытом.       Цок эхом прошёл по квартире. Стил развернулся к Феликсу, указывая на Вацлава.       — Яцик, вы же знакомы с товарищем Александроничем… Алексанброниче… Алксан... Да тьфу ты… — Заговорившийся Сталлион повернулся к левому ревсоцу. — Извините меня, Вацлав. Я и вправду старею. Даже, вот видите, язык заплетается.       — Не стоит извиняться. Я вас прекрасно понимаю. Не каждый местный может выговаривать мою фамилию, а я не могу выговаривать эквестрийсике имена и приходиться мне учить словно скороговорку.       — А вы, товарищ, не из Северяны? Я конечно же мог предположить по вашему акценту, что вы какой-нибудь из посняков, да? Я хочу узнать о вас поподробнее.       Феликса подвергло в небольшой ступор заявление Сталлиона. Ведь обычно с этих слов Стил начинает часовые диалоги с пони, особенно с незнакомыми ему ранее. Поэтому Яцик одёрнул Сталлиона, шепнув ему на ушко.       — Вы же обещали, что пойдёте немедленно спать.       — Как же тут вы правы, Феликс. Мы с вами, товарищ Вацлав, как-нибудь другой раз поговорим. А то тут мне нужно выполнять обещания перед моей партией.       — Хорошо, как будем вам угодно. — Вацлав развернулся в сторону двери в гостиную, у которой, облокотившись об стену, стоял Понерс. — Я всё равно буду здесь.       — Вот какой-же вы всё-таки некультурный, товарищ Яцик. — С улыбкой помахал копытом Сталлион. — Сами не говорите и другим говорить не даёте. Вы же даже не поздоровались.       — Мы виделись с Александпоничем ранее, когда вы были на чердаке. — Ответил Яцик.       — Да, я подтверждаю его слова. — Вставил свои слова Вацлав, когда открывал дверь в другую комнату. — Мы виделись сегодня раннее, минут десять назад. Поэтому в повторном приветствии — нету необходимости, тем более в повторном знакомстве. Я наоборот, слишком долго знаю некоторых из вас.       Последнее слова Вацлав сказал посматривая на Йакова. Тот в ответ угрюмо фыркнул, чуть ли не в самое лицо ревсоцу. В ответ Вацлав поднял голову и дунул прямо в лохматую гриву Понерса, а после захотел уйти. Но из гостиной пони увидили Сталлиона, по причине того, что Вацлав держал дверь широко распахнутой, и несколько пони направились в сторону входной двери.       В проходе показался тёмно-фиолетовый силуэт земнопони.       — Сталлион! Как же хорошо, что вы вернулись. Мы как раз уже, наконец-то, закончили совещание и раскрыли запасы стратегически важного морковного чая и сухарей. — Саркастично сказал Лунин, встав перед Сталлионом, а после указал на дверь позади себя. — Не хотите те ли вы к нам присоединится?       — Извини, Лунин. — Ответил Сталлион, поглядывая на Яцика, который в это время достал свою старую расчёску и стал поправлять свою причёску. — Но этому товарищу, которого вы зовёте на чаепитие, нужно хорошенько выспаться.       — Ну как хотите. Просто, если уж вы так рвётесь ко сну, то давайте уж садитесь за стол и присоединяйтесь к Василию. Ему даже чай взбодрится не помог, видно по нему, что сильно заболел бедолага. Прям сидя уснул. Он, что-ли вчера в снегу валялся, ну просто я не могу по другому объяснить его состояние.       Второй силуэт вышел из гостиной и встал рядом с Луниным.       — Может тогда его послать в больницу, по поддельным документам. Ну или хотя бы врача...       — Не будьте идеалисткой, товарищ Бухаркина, в больнице его тут же рассекретят, — Понерс повернул голову в сторону кобылы. — А надёжного и проверенно врача мы найдём при первом возможности. Поэтому, ne vous laissez pas беспокоиться за здоровье Василия.       В небольшом коридоре уже не было свободного места, даже одинокая свеча на подсвечнике уже не могла осветить его полностью. Поэтому Сталлион прошёл чуть вперёд и негромко объявил.       — Товарищи! Время на улице уже позднее… Поэтому хочется сделать последнее объявление. Мы несколько ночей не спали в ожидании уже прошедших двух больших и важных съездов для нашей партии. К счастью они оба закончились в нашу пользу и я какой раз хочу вас всех поблагодарить, каждый сделал вклад в эту победу. Поэтому каждый из вас заслужил заслуженный отдых. Хорошо отдохните, товарищи. Нам предстоит многое сделать после.       Все пони молча смотрели на председателя, а после начали расходиться по разным комнатам, коих в этой квартире было немного. Сталлион тоже отправился в небольшую комнатушку, которая располагалась слева от гостиной. Эта комнаты была скудна в оформлении и кроме большого ящика и кровати со старым матрасом, она ничем не могла похвастаться. Также она была не освещена, ведь все лампы находились с других комнатах там, где они были бы нужнее.       Яцик достал из ящика простыни и начал застилать кровать для Сталлиона. В это же время Стил подвинул несколько стульев вплотную друг к другу, собираясь на них ложиться, но его остановил голос Феликса.       — Вот, товарищ Сталлион, всё готово. Можете ложиться.       — Вы, что это мне? Ни в коем случае! Дайте сюда. — Возмущённо сказал Стил, а после, выхватив из ящика зубами первую попавшеюся простыню, кинул её на стулья.       — Ну чтож Стил Сталлион эт...       — Вот именно Стил Сталлион ляжет на стульях здесь. — Жеребец посмотрел на деревянный пол, а после бросил простыни со стула. — Ну или прямо на полу. А на кровати пусть спит кто-то другой, например Альтидия или Бухаркина, а лучше больной Василий.       Феликс взбудоражился. Он, судорожно порывшись в ящике, достал небольшой матрац и подошёл к Сталлиону и расстелил матрас на полу.       — Да, нет. Давайте хотя бы так сделаем. Пол холодный, а то ещё и заболеете.       — Ну можно и так.       — Может ляжете всё-таки на...       — Даже и не вздумай спорить, Феликс. Ты же знаешь не поможет.       — Мда, вы здесь правы. — Приговаривал Яцик, когда помогал Сталлиону заправлять простыню. — Вам принести книги положить под голову?       — Вы правы, Яцик, прям с языка сняли!       Феликс вышел из комнаты. В это время Сталлион решил заглянуть за плотные шторы и посмотреть на улицу. Окно смотрело прямо на небольшой внутренний дворик, который представлял из себя дорогу от одной улицы на другую, заметённую серым городским снегом.       Погода на улице всё ухудшалась и ухудшалась. Вьюга. Холод. Если говорить двумя словами — Северянская зима. И Сталлиону нравилась эта зима, ведь он понимал, что за любой суровой зимой потом приходит прекрасная и цветущая весна, обновляя окружающую природу и дающую новую жизнь.       Абсолютно все понимали, что не все доживут до конца зимы, до начала новой весны. Но Сталлион верил — эта зима будет последняя для эквестрийцев. Северяна встретит весну уже обновлённая, готовая к новой жизни, к которой поведёт новая партия коммунистов.       Феликс пришёл на задних ногах, а в передних держал небольшую стопку книг. Вместе с ним в комнату вошла Альтидия, которой Яцик рассказал историю про Сталлиона и кровать.       — Вот, взял первые, что под ноги попались.       Сталлион перестал смотреть в окно и повернулся к вошедшем двум пони. Сразу же глазам Стила стало не комфортно, ведь Альтидия взяла с собою кирасиновую лампу, которую сразу же положила на большой ящик.       — Давайте сюда книги. — Промолвил Сталлион, поднимая матрас.       Феликс положил стопку под матрац, но тут вдруг Сталлион нахмурился. Он взял самую верхнюю и сказал.       — «Так ли мы готовимся?» Карамелька Сладкая сборник статей и сочинений. Нет, такую ересь под голову нельзя! В ноги её! — Сказал Сталлион, а после положил в другой конец матраса. — Нужно провести ревизию наших книжных архивов и окончательно исключить такие книги из партийных библиотек.       — И, что вы предлагаете сделать с такими книгами? Сжечь что-ли? — Усмехнулась Альтидия. — Лучше уж оставить. Как же мы будем знать, что нам критиковать?       — Сжигать то книги ни при какой обстановке — нельзя. Но и учиться по таким книгам марксизму новое поколение революционеров — губительно для нас всех. — Ответил Сталлион. — А так если вы хотите обсуждать Карамельку, то это можно и без знания её работ. Мы с тобой, товарищ Револьцева, уже достаточно долго знаем Сладкую, даже ближе некоторых её «новых друзей», чтобы сделать определённые выводы про эту кобылу.       — Всё готово. — Феликс вмешался, как только закончил укладывать книги. — Теперь можете комфортно спать.       — Это великолепно. — Сталлион лёг на матрас и укрылся простынёй. — Всё, теперь ваша очередь. Спать, спать, спать.       Феликс повернул рычажок и комната погрузилась во тьму. Альтидия, не снимая с себя одежды, залезла в кровать и укуталась в порванном одеяле, из которого иногда падали перья. Сталлион развернулся к стене.       В квартире наступила тишина. И только звук часов из соседней комнаты тихо тикал по всей квартире.       Через несколько минут, послышался звук входной двери. «Ушёл.» — Подумал Сталлион. И по прошествии ещё нескольких минут, убедившись, что Альтидия уснула, Стил Сталлион встал и медленно подошёл к ящику, взял зубами лампу и поставив на пол рядом со своим матрасом, повернул слегка рычажок и небольшой свет слегка озарил комнату.       После Председатель СКП достал из кармана листочек и карандаш, лёг на живот и продолжил писать то, от чего его отвлёк Феликс на чердаке. «Всеобщая вера в революцию есть уже начало революции.»