Совершенный владыка Цзюйян

- Выводи людей! - крикнул Му Цин из глубин древнего, выдолбленного в скале храма. Его сабля сверкнула, разрубая пополам тварь с закрученными, как у барана, рогами - одного из последних служителей жуткого культа, привлекшего, наконец-то, внимание небесной канцелярии. С одной стороны, Фэн Синю хотелось возмутиться - почему как выводить людей, так он? - но с другой - за ним люди шли охотнее, чем за Му Цином, от ледяного взгляда которого даже опытные бойцы, бывало, съеживались в страхе. Не все шли охотно. В воздухе разливались ядовитые ароматы редких дьявольских растений - этого было недостаточно, чтобы хоть как-то подействовать на небожителя, но люди, одурманенные, измождённые, обезвоженные, казалось, не понимали, что от них требуется, и где их спасение. Даже те, которых Му Цин освободил, разрубив верёвки и цепи, удерживающие их у вырезанных прямо в камнях колонн, цеплялись за свои кандалы, не желая двигаться с места, и выли, как раненые звери, когда более адекватные соседи тащили их за собой, к выходу. Фэн Синь следил, чтобы никто не разбредался, не цеплялся, истерично рыдая, за каменные алтари, заодно успевая отстреливаться от редких рогатых тварей, проскользнувших мимо Му Цина. Количество их стремительно уменьшалось, и, к тому времени, когда Фэн Синь почти дошёл до поворота, ведущего к дневному свету, замыкая разлаженную процессию, Му Цин убрал саблю в ножны, коротко кивнув, подтверждая, что больше угроз не осталось. Люди, увидев дневной свет и почувствовав дуновение ветра на коже, заметно оживились, некоторые, те что и в храме были одурманены меньше, жадно глотали воздух, на глазах приходя в разумное состояние. Те, кому было хуже, ложились на траву и камни, невнятно подвывая. Кто-то уворачивался от любых попыток помочь, прикоснуться или утешить, другие наоборот хватались за ноги каждого, кто проходил мимо, вцепляясь мертвой хваткой и плаксиво подвывали, когда их пытались отцепить. Фэн Синь обернулся, оглядев тёмную глубину пещеры - Му Цина не было слишком долго, нужно было сходить и проверить, всё ли в порядке, тем более, что спасённые худо бедно самоорганизовались для помощи друг другу. Как только он подумал об этом и сделал шаг вперёд, из храма-пещеры раздался глухой звук, словно упало что-то тяжёлое, но мягкое, следом громкий треск, как от разгоревшегося пламени, и ещё через мгновение из пещеры вырвались первые клубы дыма. Люди, крича на разные голоса, бросились врассыпную, оттаскивая от начавших стелиться по земле щупалец дыма тех, кто ещё не мог быстро передвигаться самостоятельно. - Не вдыхайте, господин! - понеслись в спину тревожные голоса, когда Фэн Синь, бросился внутрь храма, пытаясь разглядеть хоть что-то за едким дымом, вместе с неверным пламенем свечей окончательно размывшим очертания пещеры. Он задержал дыхание, сосредоточившись на том, чтобы разглядеть хоть что-то, или понять, что произошло. Треск шёл от большой жаровни, стоявшей в глубине зала. Раньше в ней тлели пустые угли, может, сбрызнутые настоем дьявольских растений, но теперь прямо посреди разгоревшегося пламени возвышался большой мешок сушёных трав, полыхавший, как стог хорошего сена, и источавший едкий грязно-серый дым. Му Цин стоял на коленях перед жаровней, мотая головой словно в приступе безумия. В руках его была сабля, до рукояти погружённая в грудь твари, ещё бьющейся в предсмертной агонии и выплёвывашей сгустки чёрной, густой крови. Фэн Синь, в один прыжок преодолев разделявшее их расстояние, потянул его за плечо, знаками показывая, что нужно уходить, но Му Цин лишь отмахнулся, от резкого движения потеряв равновесие, сел на пол, сделав очередной судорожный вдох, и попытался отползти назад, так и не выпустив из рук саблю. Настолько дезориентированным Фэн Синь никогда его не видел. Пламя в жаровне весело затрещало, сжирая новую порцию сухих дьявольских трав. Му Цин, завидев, что Фэн Синь тянется к нему, попытался поднять саблю, но не смог - тяжёлое оружие просто выпало из его руки, - после чего прицельно выкинул ногу вперёд, ощутимо пнув прямо в середину груди. Фэн Синь от неожиданности охнул, случайно втянул в лёгкие сладкий едкий дым и, поняв, что медлить больше нельзя, просто схватил брыкающегося Му Цина и саблю (Му Цин откусил бы ему голову, если бы он её оставил), и побежал к выходу из пещеры. Спасённые из храма люди уже разбежались кто куда, некоторых ещё можно было заметить среди тонких горных тропок и редких чахлых деревьев - смертные старались убраться из проклятого места подальше, и Фэн Синь совершенно их за это не винил. Даже был немного благодарен - у него сложно выстраивался диалог со спасёнными, а Му Цин явно не был сейчас в состоянии помочь. Кажется, он вообще не был в состоянии реагировать адекватно - едва Фэн Синь опустил свою ношу на землю, он снова попытался отползти, так очевидно и страшно не имея ни малейшего узнавания во взгляде, что у Фэн Синя сжалось сердце. А потом подогнулись ноги и по телу прокатилась яростная, всепоглощающая волна жара: сначала от легких вверх, ударив в голову, а затем лавовым потоком вниз, заставляя ещё сильнее слабеть ноги и компенсируя это неуместным напряжением в других частях тела. “Оргии” - единственное, что прямо сейчас всплыло в голове из довольно развернутого отчета дворца Линвэнь по этому заданию. - “Массовые оргии”. Фэн Синь дёрнул пытающегося отползти Му Цина за ногу, подтягивая к себе - горный рельеф не прощал неосторожных движений, и, сграбастав в объятия, попытался поймать блуждающий взгляд. - Это я, Цин-Цин, - зашептал он в раскрасневшееся ухо, чувствуя, как Му Цин барахтается в его руках. Самому Фэн Синю было не так уж трудно переносить действие афродизиаков, он сделал лишь один неглубокий вдох там, в пещере, а вот что творилось с Му Цином невозможно было даже представить. Но в конце концов он вдруг уткнулся лицом в шею, задрожав, словно убеждённый словами Фэн Синя, что ему не угрожает никакая опасность. Фэн Синь даже с надеждой подумал, что короткий кризис миновал и всё было вовсе не так страшно, как представилось поначалу, но затем Му Цин потёрся щекой о шею, коснулся губами уха, и с придыханием прошептал: - Гэгэ… ты мне нужен… Всё было просто пиздец, как плохо. Фэн Синь почувствовал, как застыли руки, обнимавшие прильнувшего к нему мужчину, как замер в глотке выдох, несмотря на то, что кровь продолжала вскипать в венах от тех ласковых касаний, которые Му Цин щедро рассыпал по его открытой шее, явно требуя внимания и ответной нежности. “Придурком” Му Цин называл его чаще, чем по имени, Фэн Синь, правда никогда не оставался в долгу, так что это было в порядке вещей, и некоторые оскорбительные для кого-то прозвища сошли бы даже за ласковые имена, но вот так… Так Му Цин не называл его никогда, и невозможно было даже подумать, что когда-нибудь он шептал это мысленно. Но слова же не берутся ниоткуда, они всплывают в памяти из сказанных или обдуманных ранее. Фэн Синь не без труда оторвал Му Цина от себя, обхватив ладонями его лицо - на обыкновенно бледной коже яркий румянец расползался пятнами, словно на снег падали цветы, искусанные губы алели ярче крови, взгляд так и блуждал, лишь изредка цепляясь за лицо Фэн Синя, словно в попытке найти опору. Его грудь тяжело вздымалась, а красные пятна потекли по шее вниз, как бывало, когда он находился в состоянии крайнего возбуждения, с губ сорвался новый горячечный выдох: “Гэгэ”, и ладонь с отчаянием и силой вцепилась в плечо, прежде, чем Му Цин подался вперёд, врезавшись в Фэн Синя с неумолимостью цунами и со страстью урагана. Он дрожаще застонал от первого же соприкосновения губ, оплел руками шею, прижимаясь, и Фэн Синь сдался под его напором, давая углубить поцелуй, лаская в ответ, несмотря на то, что место было совершенно не подходящим и даже опасным. Нужно было уходить, но оставить храм в скале открытым для любого любопытного путника было безответственно. С другой стороны, даже ненадолго оставить Му Цина, жмущегося к нему с болезненной горячностью, тоже не было ни единой возможности. Фэн Синь позволил ему целовать его, одновременно нащупывая валяющуюся на земле саблю, с трудом пристроил огромный клинок за спину, к луку, и, снова отстранившись от Му Цина, подхватил его под спину и колени, поднявшись вместе с ним на ноги. - Я здесь, я рядом, - зашептал он, увидев, как Му Цин встревожился в первое мгновение. - Я помогу тебе, только закончим здесь… Му Цин согласно замурлыкал, обвив руками шею. Он всё ещё дрожал, и дышал так тяжело, словно изнемогал от сжигающих изнутри желаний. Сам Фэн Синь чувствовал лёгкие отголоски того же, но ему не составляло труда контролировать свой разум и тело. С Му Цином на руках он подошёл к выходу из пещеры, где по земле ещё стелился дым, и, убедив Му Цина крепче ухватиться за его шею, со всей силы ударил по скале освободившейся рукой. Двух ударов хватило, чтобы вход в пещеру завалило полностью. - Ты такой сильный, гэгэ, - внезапно мурлыкнул Му Цин самым очаровательным своим тоном. Фэн Синь покраснел до корней волос, даже перед глазами всё на мгновение поплыло, так необычно было услышать это, да ещё в такой формулировке и таким тоном. Жар, и без того упорно тлевший где-то в груди, вспыхнул ярким пламенем, лишь усугубляя всю ситуацию. Му Цин, словно почувствовав, что Фэн Синь теряет контроль, снова потянулся к его губам. - Подожди, Цин-эр, потерпи, - Фэн Синь почувствовал себя совершенно ужасно, уворачиваясь от поцелуя - Му Цин взглянул растерянно, словно отвергнутый ребёнок, и на мгновение Фэн Синю показалось, что в уголках его глаз собираются слёзы. - Я позабочусь о тебе, я тебе помогу, - зашептал он отчаянно, чувствуя, как сердце сжимается от беспокойства. - Но не здесь, давай вернемся и я тебе помогу… Да? - Пожалуйста, - просяще мурлыкнул Му Цин, бесцеремонно-нежно запустив пальцы в стянутые лентой волосы. - Пожалуйста, - повторил он снова, коротко облизнув ярко очерченные припухшие губы. Вернуться в свой дворец было лучшим решением. В золотом дворце Сюаньчжэня он всегда чувствовал себя неуютно, подспудно опасаясь испортить что-нибудь из всех этих утончённых, красивых вещиц, в которых Му Цин так хорошо разбирался. Дворец Наньяна был проще убранством, за сломанные (обычно собственными силами) вещи Фэн Синь не переживал, так что, при прочих равных, он был лучшим вариантом. Было и более разумное решение - отнести Му Цина к богам медицины, чтобы они, своими знаниями и снадобьями исцелили его от действия дьявольских цветов. Наверняка это не заняло бы много времени, они бы погрузили его в глубокий сон, прежде чем начать лечение, и это действительно выглядело весьма разумно… Но от одной мысли, что кто-то, пускай и на несколько кратких минут, пока Фэн Синь будет объяснять в чём дело, пока боги будут решать, какой способ лечения наиболее действенен, кто-то будет видеть его Му Цина вот таким - беспомощным, возбуждённым, нуждающимся и шепчущим на выдохе сладко-нежное “гэгэ”, в груди поднималась тёмная, страшная волна собственнической ярости. Он не мог этого позволить, да и, если начистоту, навряд ли Му Цин когда-нибудь простил бы ему это. Значит - золотой дворец Наньяна. Му Цин снова мурлыкнул что-то ласковое, привлекая внимание, взглянул с поволокой из-под густых чёрных ресниц, и Фэн Синь почти пропал: так невыносимо хотелось дать ему всё, что он только захочет, всё, что ему необходимо, всё, о чём он только мечтает. От мыслей отвлёк изумлённый женский вздох. Фэн Синь оглянулся, чувствуя, как нарастает одновременно паника и злость - отвлёкшись, он перенёсся не во дворец, как рассчитывал, а прямо на улицу, и сейчас стоял перед золотыми воротами с Му Цином, мурлыкающим ему нежности на ухо, на руках, с его саблей за спиной и наверняка с взъерошенно-безумным видом. За спиной раздались шепотки, но оглядываться Фэн Синь не рискнул - в большей степени, чтобы оставалось хоть какая-то вероятность, что застывшие неподалёку небожители решат, что Му Цин в глубоком обмороке. А вовсе не стонет тихонько на ухо, с интонациями всё отчётливее выдающими его нужду. Надежды было мало, потому что, стоило прижать его к себе крепче, укрывая от чужих глаз, Му Цин поднял голову каким-то сложным движением, отчего длинные волосы, до того перекинутые через плечо, тёмной волной потекли по спине, и провёл языком по щеке, мечтательно выдохнув: - Сильнее, гэгэ… Ворота Фэн Синь распахнул яростным пинком, едва не сбив створки, и почти выдохнул с облегчением, решив, что наконец-то все любопытные, испуганные и шокированные взгляды остались позади, за захлопнувшимися дверями, как напротив него, поднявшись со скамьи у стены, возник младший служащий дворца Линвэнь. День у служащего определённо не задался. Его коллега с точно таким же поручением - известить о необходимости срочно предоставить отчёт о выполнении задания, - ждал в золотом дворце Сюаньчжэня, и был благостно лишён возможности лицезреть то, как генерал Сюаньчжэнь, с нежной страстью обнимая генерала Наньяна за шею, игриво тянет зубами золотую серьгу в ухе последнего. Шок был слишком велик, и заготовленная заранее речь полилась без всякой связи с разумом, всё ещё силившимся осознать ситуацию. Младший служащий и до этого сталкивался с богами войны: разносить поручения приходилось часто, и в этом не было ничего необычного, но даже если сообщения генералам приходились не по вкусу, максимум, что можно было заметить на скульптурно-благородных лицах - тень раздражения. Генерал Наньян же был в ярости, тут не нужно было обладать особой чуткостью, чтобы это уяснить. Под таким взглядом готовы были пасть на колени армии и сдаваться города, и только младший служащий небесной канцелярии никак не мог заставить себя замолчать, съёживаясь от страха, но продолжая бездумно зачитывать назубок заученный текст. - Подождут, - гаркнул генерал, пинком распахивая следующую дверь, ведущую в личные покои. Младший служащий, получив, наконец-то, словесный ответ, а не чудовищный в своей разрушительной мощи взгляд, смог замолчать, и ринуться прочь из дворца. Инстинкт самосохранения подсказывал, что лучше скрыться куда-нибудь с глаз долой на ближайшие несколько дней. Лучше пускай дворец Линвэнь решит, что он не справился с простейшим заданием, чем дворец Наньяна - что он видел слишком много и кому-то растрепал. Тяжёлые двери ещё не успели захлопнуться за спиной Фэн Синя, а Му Цин, словно уловив краткий миг, когда тот расслабился, выдохнув с облегчением, потянулся вперёд, опираясь рукой о широкие плечи, и прижался губами к губам Фэн Синя. Фэн Синю показалось, что на него рухнул потолок, такой оглушительный эффект произвёл простой поцелуй на его тело, до этого вполне успешно контролировавшее зарождающиеся волны возбуждения. Одним касанием губ Му Цин смёл все преграды, и сдерживаемое желание, словно прорвав плотину, хлынуло бурным потоком в вены, кипятя кровь. И на этом Му Цин не остановился: услышав потрясённый стон он прижался ещё сильнее, скользнул между приоткрывшихся губ языком, углубляя ласку, и застонал сам, издал тот дрожащий, тонкий звук, который предварял вспышку его удовольствия. Фэн Синь не помнил, как бросил его на кровать, как сам опустился сверху, не помнил, почему одежда - по-прежнему удушающе-сладко пахнущая дьявольскими цветами, - всё ещё была на них, тогда как руки, торопливо скользнув под слои шёлка, жадно ласкали горячую кожу. Он лишь немного вынырнул из этого сладкого безумия, когда Му Цин выгнулся особенно сильно, бесстыже и жадно притираясь пахом к колену, втиснутому между его ног, но не смог бы сделать уже ничего благоразумного, даже освободить хоть кого-то из них от одежды. Му Цин снова потянул его к себе, прижав ладонь к загривку, второй рукой зарылся в волосы, ловко сдёргивая ленту, и пьяно улыбнулся в поцелуй, словно выиграл желанный и заслуженный приз. Фэн Синь, возмущённо тряхнув головой, прижал его к постели всем весом, обеими руками подхватил узкие сильные бёдра, сильнее прижимая Му Цина к себе, и невольно издал тихий довольный рык, чувствуя, как тело в его руках задрожало, а губы, ласкающие его поцелуем, распахнулись в стоне. Чужой оргазм оглушил, словно колокольный звон. Фэн Синь, не выдержав, вжался лицом в длинную белоснежную шею, царапая пальцами тяжёлый шёлк под пальцами. Хотелось укусить, вцепиться клыками в нежную белую кожу до крови, оставить след, который не сойдёт долго, который будет так красноречив, что ни один взгляд не посмеет задержаться на нём дольше секунды. Му Цин путался пальцами в волосах, его дыхание всё ещё прерывалось стонами, но он уже начал обмякать, опускаясь на постель, и вспышка собственнической ярости, уже вторая за сегодня, но по-прежнему казавшаяся странной, незнакомой, этого от себя Фэн Синь никогда не ожидал, - постепенно сошла на нет, уступая место более привычному чувству, желанию приласкать и позаботиться. - Тебе лучше? - зашептал он между поцелуями, торопливо освобождаясь от одежды. Му Цин отрицательно покачал головой, хотя больше было похоже, что он пытается снова увлечь Фэн Синя в поцелуй, и, потерпев неудачу - Фэн Синь стягивал с него мешающиеся слои ткани, - облизнул пересохшие губы, хрипло шепнув: - Мне нужно больше, гэгэ. Брось это всё, иди ко мне… Навряд ли он осознавал, что именно просит под “брось это всё”, ему просто было необходимо присутствие Фэн Синя рядом, а не где-то в изножье, где он раздражённо сдёргивал с длинных ног сапоги и штаны. Фэн Синю хотелось попросить больше никогда его так не называть, хотя бы потому, что когда это всё закончится, Му Цин и правда никогда больше его так не назовёт, а Фэн Синю нравилось, как звучало это сладко-нежное, так непохожее на Му Цина “гэгэ”. - Так лучше? - не без капли ехидства поинтересовался он, дёрнув узкие лодыжки на себя и, когда Му Цин снова рухнул спиной на постель, закинув его ноги себе на плечи. Под пальцами, ласково и жадно скользившими по гладкой коже, перекатывались сильные тренированные мышцы, создающие бесподобный рельеф. Возбуждение, казалось, ни на мгновение не покинуло Му Цина - его член по-прежнему был твёрд, несмотря на то, что капли семени украсили потемневшую головку белёсыми разводами. Член Фэн Синя истекал смазкой, пульсируя от накопившегося желания, головка гладко двигалась по ложбинке между белоснежных ягодиц, лишь дразня, но не надавливая и не проникая. Иррационально хотелось заставить Му Цина просить. Умолять. Сейчас бы он, наверное, пошёл и на это, но эту мысль Фэн Синь отмёл остатками благоразумия прочь. - Пока ещё нет, - хрипло отозвался Му Цин, хотя на губах его играла блаженная улыбка, а глаза были прикрыты, словно он наслаждался редким и нежнейшим десертом, напрягая мышцы, чтобы снова и снова качнуться навстречу так и не проникающему в него члену. - Но я не теряю надежды. Фэн Синь крепко выругался и, подавшись вперёд, практически сложил Му Цина пополам, задохнувшись от интенсивности ощущений, обрушившихся, когда член туго скользнул в жаркую, пульсирующую тесноту тела. Му Цину хватило и этого - он протяжно вскрикнул, протянув руку к Фэн Синю, но лишь успел скользнуть пальцами по плечу, прежде чем его член, вздрогнув, излился снова, пачкая нефритовую кожу жемчужными каплями. Мышцы, туго обволакивающие член, жадно пульсировали, и Фэн Синь, не в силах сопротивляться или размышлять, задвигался, медленно переводя взгляд от по-прежнему твёрдого члена к влажной от испарины и спермы груди, а затем к раскрасневшемуся лицу. - Ещё, - прошептал этот безумец, глядя на Фэн Синя совершенно чёрными глазами. Фэн Синь понятия не имел, чего “ещё” ему было необходимо - от сильных движений его бёдер обманчиво хрупкое тело юго-западного бога войны проезжалось спиной по простыням, из его горла вырывались совершенно непристойные, невероятно сладкие звуки, а пальцы, вжимавшиеся в плечи Фэн Синя, продавливали кожу до крови, - но словно по наитию провёл пальцами по резко вздымающейся груди, собирая потёки семени, после чего сунул три пальца в приоткрытый в стоне рот. Му Цин взвыл - это был длинный, восторженный звук, от которого у обоих по телу прокатилась дрожь возбуждения, - и жадно скользнул языком по пальцам, тщательно вылизывая их и очищая от спермы. Не прошло и нескольких мгновений, как он принялся самозабвенно сосать погружающиеся в рот пальцы, постанывая и прикрывая ресницами расфокусированные глаза. Они оба были в совершенном беспорядке. Му Цин тянул нежное “гэгэ” каждый раз, когда его рот не был занят пальцами или поцелуем, Фэн Синь, вертя его легко, словно игрушку, покрывал отметинами белоснежную кожу, упиваясь её вкусом и видом расцветающих затейливых узоров. Фэн Синь давно потерял счёт времени и тому, сколько раз кончил Му Цин - он всё ещё был твёрд и по-прежнему жадно тянул Фэн Синя к себе, стоило отстраниться лишь на мгновение. Сам Фэн Синь, зарычав в изгиб белой шеи, украшенной ожерельем из темнеющих пятен жёстких поцелуев, излился в третий раз. - Неужели тебе всё ещё мало? - хрипло спросил он, приподнявшись на руках. Му Цин, уложенный им набок, подтянул колени ещё чуть ближе к груди, обеими руками потянувшись наверх, чтобы обхватить Фэн Синя за шею. - Гэгэ, - казалось, что его взгляд то проясняется, то снова тонет в сладком дурмане. Тонкие брови изогнулись, придав лицу страдающее выражение. - Гэгэ, - повторил он с придыханием, и Фэн Синь, зачарованный его тоном, мягко двинул бёдрами вперёд, возвращая член в легко принявший его влажный жар. Тёмные глаза на мгновение закрылись, но тут же тяжёлые от влаги ресницы взметнулись вверх. - Больше… ещё… мне нужно ещё, - хныкнул он, со страдальческим стоном сжав мышцы вокруг распиравшего их члена. На мгновение откуда-то из глубин поднялась мысль, что ещё не поздно отнести Му Цина к богам медицины, но она тут же утонула в волне чудовищного собственнического чувства. Фэн Синь снова взглянул на приоткрытые, дрожащие губы, и, приняв решение - возможно не самое удачное, но показавшееся совершенно идеальным, отстранился, чтобы рывком уложить Му Цина на живот. Тот ни разу за все часы не взбрыкнул, позволяя вертеть себя, как угодно, и сейчас лишь вытянулся, невольно или специально принимая наиболее соблазнительную позу. Его длинные волосы тонкими прядями разметались по смятой, влажной простыне, приподнятые бёдра дрожали, он весь излучал нетерпение, протяжно охнув, когда Фэн Синь лёг сверху, всем весом опускаясь на тонкую спину. Если Му Цин об этом вспомнит, то будет дразнить до конца времён, но не то чтобы Фэн Синя это остановило бы от попытки помочь. Прозвище “большой член” пришло из ниоткуда, но отвратительно крепко прижилось в умах прихожанок, которых у Фэн Синя было больше, чем у всех остальных богов войны вместе взятых. Бесстыжие эти женщины так истово возносили свои молитвы облюбованному божеству, что Фэн Синь просто не мог не получить в довесок некоторые способности к перевоплощению. Линвэнь могла принимать мужской облик, Ши Циньсюань - женский, а Фэн Синь мог воплотить совокупность самых бесстыдных женских фантазий, правда только в паховой области. - Ну же, - нетерпеливо вздохнул Му Цин, вздёрнув бёдра в то же мгновение, как Фэн Синь отпустил себя, просто разрешая этому произойти. - Оооох… - с губ Му Цина сорвался обескураженный вздох, когда его ягодицы встретились с тяжестью налитого возбуждением члена - перевитый пульсирующими венами ствол был не тоньше его запястья, а сочившаяся влагой головка венчала его, словно сжатая в кулак ладонь. Му Цин даже затих, но распластался, раскинув ноги, всем собой демонстрируя покорность и желание. Вся внутренняя часть его бёдер была влажной от спермы, мягкая затраханная дырка послушно раскрылась навстречу пальцам и легко приняла и три, и четыре под нетерпеливые вздохи уткнувшегося лбом в постель Му Цина. - Я не хочу тебе навредить, - отчаянно вздохнул Фэн Синь, уперевшись лбом в плечо Му Цина, не надеясь, что он услышит и поймёт. Но тот внезапно завёл ладонь назад, нащупывая его затылок, то ли погладил, то ли сжал, ласково выдохнув: - Разве ты когда-нибудь сможешь мне навредить, придурок? Ох, точно будет дразнить до тех пор, пока Небеса не упадут на землю. Фэн Синь испытал невообразимое облегчение, услышав его слова, словно получил разрешение продолжить, которое было так необходимо. - Сам дурак, - буркнул он немного беспокойно, жадно присосавшись очередным тягучим поцелуем к нежной шее. - Надышался какой-то дрянью… - Трахни меня, - хрипло приказал Му Цин, в этот момент он был так похож на себя обычного, что Фэн Синь почти поверил. - Пожалуйста, - сорвалось следом с губ жалобное и совсем непривычное. Он подхватил узкие бёдра, приподнимая, и направил член к жадно пульсирующей дырке. Ощущения были странные - Фэн Синь никогда не ассоциировал себя с этим огромным хреном и в целом относился к этому всему как к огромной (ха-ха) постыдной тайне. Он даже, блядь, его не дрочил, а теперь собирался запихнуть всё это в Му Цина, который, кажется, по-прежнему нихера не соображал и жалобно поскуливал, прогибаясь в пояснице и подставляясь. И, при том, что Му Цин всегда был тесным и жарким, он, конечно, никогда не был тесным настолько… в глазах потемнело от обрушившихся ощущений, едва только головка преодолела с трудом поддавшиеся мышцы. По сперме член скользил гладко, но, небеса, как же туго пульсирующие стенки обхватывали его… Свой длинный стон Фэн Синь услышал словно со стороны. Весь мир словно обрёл небывалую резкость и яркость, и теперь ослеплял и лишал дыхания от каждого, малейшего движения. Пальцы так сильно впились в бедро, что, кажется, онемели. - О небеса… - прохрипел Му Цин, и вдруг завозился, стараясь обернуться. - Давай на спину. - Что? - не успел сообразить Фэн Синь и получил слабый, но ощутимый тычок под рёбра. Вытаскивать едва погрузившийся наполовину член было тем ещё мучением, причём для обоих, но через несколько мгновений Фэн Синь послушно откинулся на изголовье кровати, едва успев пихнуть под спину скомканное покрывало, и поймал в руки оседлавшего его Му Цина, у которого глаза горели совершенно диким, тёмным пламенем. Изящные руки привычно опустились на плечи, прежде чем Му Цин прижался к его губам, целуя с жадной нежностью. Фэн Синь умел считывать его намёки, правда. Нечасто, но сейчас было предельно понятно - он придержал ствол у основания, чувствуя как рот наполняется чужим стоном по мере того, как Му Цин, чуть взрагивая, снова впускал его в себя. Он двигался не слишком торопливо, позволяя телу изгибаться, словно волне, и ни на мгновение не отрывался от губ Фэн Синя, словно этот поцелуй придавал ему сил. Ощущение времени ускользнуло окончательно. Слишком много было всего остального: вкуса губ, гладкости кожи под руками, запаха пота и спермы, влаги, снова и снова растекающейся между их телами. Слишком много шёлковой, жаркой тесноты вокруг напряжённой чувствительной плоти. Слишком много стонов - поначалу нуждающихся, после, много позже - торжествующих. Сейчас, в это самое мгновение, стон превратился во вздох, и Му Цин уронил голову Фэн Синю на плечо, заскулив на одной ноте, когда он сжал его бёдра, направляя снова и снова, до тех пор, пока оба не содрогнулись в очередном, теперь уже тихом оргазме. Фэн Синь повалил их обоих на постель, достаточно аккуратно, чтобы они оставались по-прежнему соединены и прижаты друг к другу - Цин-Цин? - тихо шепнул он, скользнув рукой по влажной спине. - Тебе лучше? Му Цин кивнул, но не спешил отстраняться, напротив. прижался ещё теснее, словно собирался вот так провести вечность. Фэн Синь не стал возражать, может быть небожителям и не нужен сон… Но иногда всё-таки нужен. Пробуждение было… ожидаемым. Му Цин, проснувшись, задрал голову, стукнулся затылком о подбородок ещё спящего Фэн Синя, и шёпотом (Фэн Синю со сна показалось, что сердитым), поинтересовался: - Эта штука что, всё ещё во мне? - Тебе определённо лучше, - пробормотал Фэн Синь. - Ну извини, что я пытался помочь. - Заткнись, придурок, - фыркнул Му Цин и, поёрзав, ахнул. - Никто тебя ни в чём не… ох, он что, становится больше? - глупо пискнул он, замерев, но определённо не пытаясь отстраниться. - Я рад тебя видеть, - сонно оскалился Фэн Синь, аккуратно перекатившись вместе с Му Цином, укладывая его спиной на мятые, ещё влажные простыни. Му Цин брезгливо скривился, но вскоре забыл обо всём - Фэн Синь опустился на него, прижавшись губами к шее, и мягко двинулся всем телом, вжимая в постель.