Любим (любым)

Он пришёл. На самом деле в этом нет ничего удивительного - он приходил и раньше - не часто, но достаточно, чтобы привыкнуть. Однако это было давно, очень давно. Задолго до их с Джоном настоящего первого раза, и, уж тем более, задолго до Падения, и тогда это не напрягало. Могло бы не напрягать и теперь, но в этот раз Шерлок отчётливо чувствует - что-то изменилось. Джон ласков с ним, как и всегда, и чувство тревоги абсолютно необоснованно. Он смотрит на Шерлока с лёгким прищуром в глазах, от которых исходят маленькие лучики-морщинки, проводит ладонью по щеке, шее, ключицам, спускается ниже, поглаживая выпирающие рёбра. Целует в лоб, губы, макушку, трётся колючей щетиной о его щёки, волосы, грудь - где только дотянется - словно большой ласковый кот; поддевает большими пальцами резинку его боксеров, словно дразня, но не снимая бельё, оттягивая момент, заставляя дрожать в нетерпении. Джон трогает его плечи, гладит лопатки и целует скулы. И лишь одно в его поведении напрягает. Он молчит. Раньше, когда подобные сны только начинали приходить, или когда Джон прикасался к нему по-настоящему, он никогда не молчал. Ватсон мог ласково называть его своим любимым, хорошим мальчиком, звать ангелом, трогая лопатки, или просто журить за чувствительность, и, сколько бы Шерлок не ворчал на него, он трепетал внутри, краснел и чувствовал прилив неожиданного удовольствия всякий раз, когда слышал что-то приятное в свой адрес. Джон тихо мычал в удовольствии, изучая тело Холмса, тихонько счастливо посмеивался, наслаждаясь реакциями на свои действия. И Шерлок хочет этого. Нуждается в этом. Но сейчас Джон молчит. Джон опустил голову и коснулся языком ямки между ключицами. Он возвышается над телом Шерлока, дразня и не прикасаясь к его эрекции, кажется, уже несколько часов, и Холмс за это время стал настолько чувствительным к любому прикосновению, что любое действие Джона заставляет его стонать, скулить и извиваться под ним. Он комкает в кулаках простыни, вскидывается на кровати и пытается проявить хоть какую-то инициативу, сделать хоть что-то, но Джон держит его хоть и ласково, но сильно, и тело совсем не слушается. Так что ему остается лишь хныкать, всхлипывать и шептать что-то неразборчивое, но подозрительно похожее на имя Джона. Вдруг он чувствует, что больше ничто не прижимает его к кровати и удивлённо всхлипывает, открывая слезящиеся глаза и только теперь замечая, что закрыл их. Джон сидит рядом с ним и смотрит на него, изучает, впитывает его образ. Но только в глазах - абсолютная пустота, а уголок губы недовольно опущен. Шерлок, обезумевший от неудовлетворенного желания (как физического, так и возвышенного, желания доставить удовольствие любимому), не понимает, что Джон чувствует, почему он остановился, почему ничего не говорит, почему смотрит... так. - Дж... Джон? - хрипло произносит Шерлок, протягивая к нему руку. Джон не отвечает, не шевелится и не предпринимает никаких попыток вновь коснуться Холмса. Только на его лице и в его глазах явственно проступает отвращение - губы насмешливо кривятся, нос морщится, а глаза презрительно прищуриваются. И Шерлок шокировано распахивает глаза, но тут же забывает обо всех страхах, чувствуя небрежное прикосновение к своему запястью. Рука огораживает один из многочисленных шрамов на его теле, уродливых, ненавистных. - Джон... - шепчет он, пальцами сильнее комкая простыню, на этот раз судорожно, без тени страсти или удовольствия. Его возбуждение стремительно падает, он неловко дёргает плечами и поджимает губы. - Джон, я... Он поднимает глаза и тут же его лицо искажается паникой, всё его тело будто бы каменеет. Джон, его милый, добрый и всегда ласковый Джон, смотрит ему в глаза и смеётся - сильно, хрипло, зло, будто нарочно грубым голосом. Саркастично и будто высмеивая. Он, скривив губы, в отвращении откидывает руку Шерлока и отстраняется от него. - Ты думаешь, я хочу этого? - спрашивает Джон. Нет. Не Джон. Джон никогда бы так с ним не поступил. Он мог иногда легко шутить над ним, мог изображать доминирование, но он никогда бы не стал унижать Шерлока. Он никогда не стал бы его оскорблять. Ведь Джон его любит. Ведь любит, правда же?.. "Любил... Возможно" - насмехается голос его подсознания, и Шерлок не хочет обращать на это внимание, ему нужно понять, что Джон, его Джон все ещё его любит. - Ты думаешь, я всё ещё хочу этого? Теперь, когда всё твое тело в шрамах? Ты думаешь, я хочу тебя теперь, после твоего обмана? Думаешь, я когда-либо тебя хотел? - НеДжон вновь смеётся, также надрывно, хрипло и саркастично, и Шерлок сжимается. Он приподнимается и садится, закрываясь и прижимая ноги к груди. Он опускает голову. Он не хочет смотреть. Он не хочет верить. Он хочет думать, что всё ещё любим. Что Джон.. - Джон... Джон... Джон. Джон! Джон! - он хрипит, шепчет его имя, рыдает, и вдруг поднимает глаза на нечто сидящее в его комнате. Оно смотрит на него всё ещё с ухмылкой, но почему-то, когда трогает его плечо и зовёт его по имени, оно звучит беспокойно. Он несколько раз моргает и внезапно обнаруживает, что перед ним вновь его Джон. Джон, который его любит. Джон, который гладит его по плечу и обеспокоенно заглядывает в глаза, зовя его по имени в тускло освещённой комнате. - Шерлок, ты... С тобой всё в порядке? Ты звал меня во сне. - Холмс шевелится и понимает, что двигался он тоже не только во сне - он сидит, прижавшись к стене спальни. - Джон... - шепчет Шерлок, беспомощно смотря в его глаза, кажущиеся при неярком свете такими глубокими. Он осторожно придвигается ближе к нему и буквально падает в тёплые объятья, слушая, как Джон баюкает его тихими "тшш", словно маленького ребёнка. Он бы возмутился, будучи в нормальном состоянии, но сейчас он не то что возмущаться, он говорить нормально не может. Они просидели так несколько минут, прежде чем Шерлок отстранился. Несколько минут они просто молчали, пока Джон не нарушил тишину. - Ты расскажешь мне, что случилось? - Ватсон поджал губы, его голос звучал беспокойно, но мягко. - Я не давлю. Если не хочешь говорить - не говори. Шерлок просидел некоторое время, собираясь с мыслями. Но, возможно, это был первый и последний шанс избавиться от своих страхов. Или только усилить их, но о втором варианте Холмс старался не думать. - Просто... После всего, что случилось, ты... После обмана. После того, как моё тело стало... Ну, знаешь. Шрамы и всё такое... Ты... ты всё ещё любишь меня, Джон? - Шерлок в страхе застыл, опуская глаза, не желая видеть полный раскаяния и отвращения взгляд. От паники он растерял всё своё обыкновенное красноречие. Впрочем, так случалось каждый раз, когда дело касалось Джона. - Шерлок, ты... - "отвратителен, как сам думаешь?" - Ты что там себе надумал? Я люблю тебя, твое тело прекрасно, ты самый замечательный, красивый и добрый человек, которого мне доводилось встречать. Мы все совершаем ошибки, и то, что ты сделал, никак не повлияло на моё к тебе отношение, слышишь? Я люблю тебя, ясно? И буду любить даже тогда, когда ты перестанешь любить меня. - Джон, я... - "не настолько слеп, чтобы перестать любить тебя", - хочу, чтобы ты... - он остановился, смотря в низ и понимая, что не может сказать этого, будто подсознательно опасаясь того, что реальность вновь изменится. - Что ты хочешь, чтобы я сделал? М, любимый? - Джон улыбнулся, и Шерлок не смог больше сдерживаться. Он нуждался в этом, ему нужно было чувствовать себя любимым, чувствовать, что он принадлежит Джону. Что Джон принадлежит ему. Он рванулся вперёд, плевав на всё. Слова Джона не излечили его, они лишь помогли ему немного продвинуться вперёд. Ему предстояло избавиться от комплексов и понять, что он нужен. Любим. Желанен. Но сейчас - именно сейчас - было важно другое. Шерлок жив. Джон тоже жив, и они вместе. И будто бы не было никакой лживой смерти, никакого Мориарти. Были только они. Заложник собственного разума и человек, только чудом избежавший заключения в нём. Два солдата одного поля битвы. Детектив и его верный блоггер. Джон и Шерлок.