Черешня.

...«Уилбур и Томми с детства любят, когда Фил возвращается домой с ягодами или сочными фруктами. А приносит он их в те дни, когда навещает своих друзей, живущих тут и там. В такие дни я считаюсь полноценной сиделкой для карапуза Томми и Уилбура, который не любит проводить со мной время (и, между прочим, это взаимно!). Сдерживает меня только то, что Фил платит мне за такие услуги золотом, вдобавок идут те же угощения, что и для его детей. Сегодня как раз из таких дней. Очень выматывающий, как и раньше. Хотя сейчас Томми уже не надо менять подгузники, он достаточно вырос (неужели). Но он стал ещё более активным, поэтому у меня почти нет времени присесть. Он постоянно пытается куда-то уползти или даже убежать, что конечно кончается тем, что он падает, ударяется и плачет. Уилбур не горит желанием помогать. Фил должен вернуться к скорому времени, если нигде не задержится, а это бывает часто. Но ладно. Он вернётся и я ему покажу записи за прошлую неделю. Пишу очень аккуратно, надеюсь, что ошибок там нет, потому что я больше не пользуюсь словарями. Даже сейчас.»...       Тетрадь, которую давно Фил подарил мне и назвал моим личным дневником, совсем запылилась. Страницы пожелтели и сильно измялись по краям, поэтому я стараюсь быть осторожным, листая их.       Когда-то благодаря ведению этого дневника я научился писать, и писал в нём часто, желая сделать свой почерк красивым и понятным, как у Фила. Конечно, в итоге они не похожи, но сейчас мой почерк выглядит куда лучше, чем на первых страницах, где на первый вид случайные крючки и завитушки на палочках.       Читать то, что написал больше десяти лет назад, как-то странно. Возможно, это же чувствует Фил, или даже в разы сильнее, чем я, читая свои записи столетней давности. Помню, что он почти всегда выглядел грустно, читая. Кажется, я выгляжу сейчас таким же.       Начинал я с словариком под рукой и множеством книг вокруг. Хотелось писать разборчиво и без ошибок, чтобы Филу было легче читать. Больше всего я ждал того момента, когда вечером он спрашивал написал ли я что-нибудь за день, если да - то звал в гостиную почитать вместе. А потом он сказал, что я не обязан показывать ему всё, что пишу, у меня могут быть секреты от него и это нормально. И я стал показывать ему не всё. Специально отмечал «личное» маленькими кружочками на самом крае станицы, чтобы перелистнуть или вовсе закрыть дневник, если Фил дойдёт до них. Сейчас я так же переворачиваю их, специально глядя в сторону. ...«Уилбур учит Томми плохим словам, когда они остаются одни. Утром Томми закричал «сука», пытаясь привлечь внимание Фила. У него это получилось, но вместо того, чтобы поиграть с Филом, он был наказан. Уилбуру тоже досталось. Хехе»...       Я ухмыляюсь, вспоминая их обиженные лица.       Какой-то еле-еле уловимый шум доносится до меня с первого этажа и я сразу откладываю дневник. Поднимаюсь с кресла и кладу дневник на самую верхнюю полку книжного шкафа, ближе к стене, откуда он выпал. Внизу сидели Уилбур и Томми, но они были в разы тише, значит что-то произошло, что их взбудоражило.       Открываю дверь комнаты рывком, положив вторую руку на рукоять меча, висящего на поясе. И застою Томми на пол пути ко мне. Он удивлённо хлопает глазами, спускается на одну ступеньку ниже, а потом, видимо, вспоминает, зачем шёл ко мне.       — Техно! — кричит он мне в лицо без всякой надобности. — Зовём тебя, зовём... Фил вернулся и принёс две большие корзины! Пошли быстрее!       Томми очень быстро спускается по лестнице, пропуская по несколько ступеней. Я же спускаюсь неспеша, пытаясь расслабить руку, которой был готов вытащить меч и направить на того, кто стоял за дверью. Последний месяц я засел дома, занятый чем-то повседневным, и из-за отсутствий тренировок мышцы будто начинают твердеть, всё тело - стремительно стареть.       Все нагнетающие мысли внезапно исчезают, когда я вижу Фила. Впервые за несколько долгих недель. Он улыбается и смеётся со своими сыновьями, но я вижу усталость с дороги, которую выдают его неаккуратные движения и то, как он падает на стул за обеденным столом. На столе Уилбур и Томми раскладывают ягоды и фрукты, привезённые Филом от своих друзей, живущих где-то там.       — С возвращением домой, Фил. — негромко говорю я, подойдя к старому другу. — Ты в порядке?       — Конечно, приятель. — он тепло улыбается, пахнет от него солнцем. — Мальчики, всё сразу не ешьте. — обращается к сыновьям, и те разом угукают, но неохотно.       На столе, среди яблок, персиков и груш, моё внимание привлекает черешня насыщенного темно-красного цвета. Я закидываю две ягоды в рот и едва раскусив их, чувствую сладкий сок. Томми закидывает черешню горстями и Фил напоминает ему, что косточки нельзя глотать. В детстве, Уилбур устаивал с Томми, который только научился не падать на каждом шагу, перестрелки этими косточками.       Тяжело осознать, что когда-то мне приходилось следить за ними днями напролёт. Но у этих воспоминаний вкус спелой черешни, а она мне нравится.