На ринге сомнений

      Ризли может почувствовать себя живым не только на ринге, но здесь, когда по вискам стучит адреналин и он вжимает голову, глядя на противника исподлобья, у него открывается второе дыхание. Из-за внутренней сосредоточенности он погружается в крики других заключённых, которые поставили свои купоны либо на его победу, либо на проигрыш. У каждого свой фаворит. И это не всегда он — семнадцатилетний пацанёнок, попавший сюда за убийство мразей, называвших себя «приëмными родителями». Ведь за всё в жизни приходится расплачиваться, и им за то, что растили детей словно скот и занимались их торговлей — тоже.       Ризли уворачивается от очередного удара, защищая лицо руками, так как уже давным-давно научен горьким опытом: попадут в челюсть, висок или просто заедут в нос — можно считать, что бой закончен и его уничтожили, растоптав в лепёшку. А он не намерен сдаваться просто так. Ну, уж нет. Будь он размазней, давно бы был в руках у каких-нибудь подонков, которые купили его за грошную цену и, Архонт его знает, что бы с ним делали. Уж лучше здесь, напротив нагло ухмыляющегося соперника, который выше его раза в два, мощнее и сильнее, но… Но такие тоже проигрывают.       Потому что в драке — главное стойкий характер, настрой на победу и сила воли, когда твои глаза горят от сосредоточенности и ты подчиняешь себя контролю, не позволяя отключать мозг хоть на миллисекунду, иначе — точно пропустишь роковой удар. Особенно, если против тебя сражается уже матëрый, грозный мужчина, который может просто упасть на тебя сверху и прижать весом твоë ещё хрупкое, не до конца сформированное тело.       И, чтобы выиграть, нужно попытаться истязать чужой организм, не переставая двигаться. Ризли моложе, и это его преимущество — он может отворачиваться от тяжёлых ударов, пока соперник, не останавливаясь, пытается попасть в Ризли хотя бы раз, и тут же отправить его в нокаут. У каждого своя тактика, но эта — слишком кристальна, поэтому Ризли тут же прочитывает поведение мужика. Главное — не расслабляться, и не думать, что победа уже у него в кармане, нет, нельзя, слишком просто и непростительно.       Отпрыгивая назад, Ризли заставляет чересчур уверенного в себе соперника идти на себя — биться сейчас нет смысла, потому что у Ризли банально руки не такие длинные, и его, по сравнению с этим амбалом, можно назвать хрупким дрыщом, однако здесь и срабатывает выработанная тактика. Крики где-то со стороны усиливаются, как и бурлящая сила внутри него, ноздри расширяются от воздуха, но Ризли опасно скалится и не сдаётся.       Мужик уже весь потный, и даже в центре среди этого безумия слышно его запыхавшееся дыхание. Тело Ризли уже тоже мокрое, хоть в горле и пересохло, и он успевает только выставить руки вперёд локтями, чтобы защитить голову, когда ему всё же прилетает пара сильных ударов, которые по-настоящему делают больно. Сволочь. Кости начинают неприятно ныть, но, Архонты, сейчас самое главное — не сдаваться и не забывать, что говорил он.       Он, чьи редкие пребывания в крепость Меропид, в месте жестоких заключённых, воспринимаются слишком неправильно, но Ризли каждый раз ждёт, будто покорный пëсик, готовый принести юдексу Кур-де-Фонтейна тапочки, если он вдруг пожелает. Ведь мëсье Нëвиллет приходит сюда не деловые вопросы порешать, и не на чужие морды посмотреть — он навещает не кого-то, а именно Ризли, готового выть от счастья. Именно — пылкого, мелкого преступника, которого сам же и судил, и сам же пожалел.       И пусть мëсье Нëвиллет не одобрял бои без правил, проходящие в Меропиде каждые выходные, однако приказал Ризли, сидевшему рядом с ним на диване, никогда не спешить и выжидать нужного момента, как бы ни было больно. Всегда. И, глядя ему в глаза, такие глубокие и красивые, Ризли робко кивнул и уже было потянулся, слегка придвинувшись, к чужим губам своими, но тут же был прерван строгим и немного печальным:       — Я же сказал тебе не спешить, Ризли.       С того дня он навсегда запомнил эти слова, и теперь покорно ждёт, когда же, будь всё проклято, настанет правильное время и для выпада в сторону соперника, и для поцелуя с самым прекрасным, бесподобным, величественным человеком, которого он когда-либо встречал. Ох, таких во всëм Тейвате больше не встретишь, и Ризли настолько повезло, что даже, будучи запертым в крепости, он обладает шансом видеться, а уж тем более общаться с юдексом, которого он уважает больше, чем себя.       И Ризли ждёт, отсчитывает момент, вновь перемещаясь по рингу, чтобы увести соперника на себя и нырнуть под него, нанеся несколько быстрых ударов в грудь, а последний, собрав всю имеющуюся у него силу, в кулак соперника, чтобы он сам ударил себя в челюсть, и Ризли смог ухватить его за ноги и повалить на землю. Всё происходит слишком быстро, стук крови, как и шум вокруг только усиливается, а у Ризли туманит разум, потому что он, оседлав бёдра, абсолютно не задумываясь, продолжает избивать соперника прямо по лицу. Удар, ещё, вновь — его пытаются свалить с себя, но он жëстко удерживает бëдрами чужие ноги и не даëт пошевелиться.       Мужик под ним хрипит и сопротивляется, но Ризли собирает агрессию, хранящуюся где-то у него внутри, и выплёскивает её в каждом ударе, пусть и кулаки уже саднит. Плевать, главное, что глаза напротив с каждой секундой тухнут всё быстрее и быстрее, и это придаёт сил, которых хватает, чтобы соперник перестал бороться вовсе.       И Ризли услышал победный удар.       Он выдыхает, расслабляя тело, и перестаёт контролировать соперника, потому что сейчас, впервые с начала боя, можно прийти в себя и выдохнуть. Он победил. Выиграл. Вновь смог преодолеть сильного соперника, а, что самое главное, самого себя. Ризли поднимает взгляд в толпу, и его сердце замирает, несмотря на то, что его изнутри выжигает энергия. Ведь единственного, кого он сейчас видит среди других, таких неважных людей, это его Нëвиллета, его мëсье Нëвиллета, который, наверняка, Ризли хочется в это верить, видел, как он мастерски наносит серию ударов и хватает победу за горло.       Рефери стукает его по плечу с просьбой подняться, и Ризли реагирует на автомате, всё ещё не отрывая взгляда от Нëвиллета, который так же внимательно, не обращая внимания на толкучку со стороны и сзади, будто вовсе не моргая, смотрит в ответ с лëгкой улыбкой на лице. И какой же он, Ризли готов молиться, красивый. Прямо сейчас хочется провести ладонью по его выступающей скуле и, убрав волосы за ухо, нежно, аккуратно поцеловать в хрупкую, фарфоровую щëчку, подарив всю имеющуюся нежность.       Потому что он так безнадёжно влюблён, как самый настоящий подросток, у которого должно было быть светлое, беззаботное детство с дëрганием косичек у ровесниц и первыми нелепыми подкатами за партами института, только вот у судьбы сложились свои планы. Порой жестокие, безжалостные и совсем не сказочные, но встреча с уважаемым, статным судьёй, который намного старше Ризли — стало лучшим событием в жизни, ведь искра между ними промелькнула ещё во время слушания его дела.       Когда Ризли, оставаясь спокойным, будучи довольным результатом, так как справедливость восторжествовала, говорил, ничего не скрывая. Убил он не по глупости, не по импульсивному желанию, нет. Это было заслуженно, и все, включая мëсье Нëвиллета это понимали, только вот против закона пойти не могли… Мир устроен вовсе не так просто, и порой сажают за правду и справедливость, пока всякие мрази, обходящие справедливость, весело проживают каждый день своей никчёмной жизни.       И Нëвиллет это знал, поэтому с грустной улыбкой выносил окончательный приговор, отправляя Ризли в крепость Меропид.       Ризли навсегда сохранит в памяти момент, когда, завернув его руки назад и зацепив их наручниками, его выводили из зала, и он на секунду повернул голову назад, чтобы в последний, как он думал раз, взглянуть на мëсье Нëвиллета, по чьей щеке тогда стекала одинокая слеза, как будто ему правда было жаль Ризли.       И это придало надежду.       А когда Нёвиллет впервые посетил Ризли в крепости, принеся чай и какие-то сладости, грустно склоняя голову и поджимая губу, он прошептал извинения, которые вовсе и не обязан был приносить, и в пацанской душе помимо светлой надежды в мир зародилась ещё и благодатная любовь к мужчине, который каждый раз стал оставаться с Ризли наедине всё чаще и чаще, приносил подарки и просто был рядом, делясь тем, что происходит там, наверху. И из уст Нëвиллета приятно слушать и о лучах солнца, что поднимается из-за горизонта, и о чём-то более величественном. И Ризли не может оторваться от рассказов Нëвиллета про историю Фонтейна, более старые законы, людей — он внимает каждому слову, с каждой секундой считая его всё умнее и умнее.       Красивее и красивее, ведь такой грациозности, присущей только ему, Ризли никогда не встречал. Он всегда держит спину аристократично прямо, не опускает подбородок чересчур низко, и на его одежде не найдешь ни единой лишней складки — его образ вызывает собой лишь восхищение, и, будь Ризли чуть более сдержанным, никогда бы не посмел даже дотронуться до мëсье Нëвиллета, но он слишком влюблён, поэтому притрагивается наглее, задерживает ладонь на плече дольше положенного, а иногда и очень сильно провоцирует.       — Победу в этом бою одерживает Ризли, — рефери поднимает его руку к верху, и в толпе слышны как звуки радости тех, кто поставил на его выигрыш, так и тех, кто в нëм сомневался. Но Ризли плевать сейчас и на купоны, и на чужое признание, потому что их игра с Нëвиллетом в гляделки заканчивается загадочным кивком, который может считать, да и в целом заметить, только Ризли…       Он быстро пожимает руку сопернику, чьë лицо выглядит не лучшим образом, и спешит удалиться с ринга туда, где его уже ждут… Ризли всё отдаст за каждую секунду, которой он удостоен провести рядом с мëсье Нëвиллетом, ведь такой подарок сделан только ему, только у них двоих здесь такие особенные, слегка необычные для заключённого и судьи, отношения, однако это только радует. Потому что, находясь в одной клетке с другими преступниками, важно не потерять своей особенности и исключительности.       Ризли протискивается среди людей, кто-то хватает его за плечи и громко кричит: «С победой!», и он потом обязательно всех, кто его поддерживал и верил, поблагодарит, но точно не сейчас, когда мир сужается до одного человека, чей голос можно будет вновь услышать. Ухватить носом лёгкий аромат морской волны и луговых трав и, может быть, даже дотронуться до чужой руки. Нëвиллет же будет гордиться его победой, да?       Он трясёт головой, выбивая из неё все лишние мысли, и проныривает между здешними обитателями, чтобы выбраться из толпы. Маршрут в специальный кабинет мëсье Нëвиллета, который, по его же просьбе, ему выделил глава крепости Меропид, выучен кардинально. И Ризли сможет дойти до него с закрытыми глазами из любой доступной для него точки, но сердце каждый раз бьётся в груди от предвкушения.       Поправив растрёпанные волосы, Ризли, проверив свежесть дыхания, чтобы мëсье Нëвиллету, вдруг правильный момент настанет именно сегодня, было приятно с ним целоваться. Он всегда делает так перед тем, как войти, и пусть это ещё никогда не пригодилось прежде — надежда умирает последней. Он поправляет лямки белой майки и резинку чёрных шорт, открывающих его колени, и морщится от ссадин на теле. Всё-таки его поколошматили серьёзно.       Вдох, выдох и он, нажав на ручку, толкает дверь вперёд, где мëсье Нëвиллет уже дожидается его появления, достав из аптечки, которая всегда стоит у него прямо на столе, заживляющую мазь и лейкопластыри. И эта забота — самое дорогое, что Ризли хранит у себя в сердце.       — Добрый вечер, мëсье Нëвиллет, — старается сохранить Ризли остатки субординации и хотя бы не сразу переходить на «ты», к чему обычно и скатывается всë их совместное времяпрепровождение.       — Добрый вечер, Ризли, — Нëвиллет располагается на синем диванчике, что стоит прямо у стены напротив входной двери, и Ризли чувствует уколы совести, но позволяет себе застыть и полюбоваться, как нежные пряди волос спадают Нëвиллету на плечи и он дëргает своим маленьким кошачьим носиком, глядя на Ризли в ответ. — Присаживайтесь рядом со мной.       Сердцебиение до сих пор не нормализовалось и из-за боя, и из-за прихода Нёвиллета, и все его движения очень дëрганные и слегка нервные, потому что рядом с этим человеком можно только трепетать от ощущения простого нахождения с ним в одной комнате. Как же сильно ему повезло. Ведь сам юдекс, которому он уже вложил своё сердце в ладони, всё ещё продолжает приходить сюда, и Ризли не теряет своей надежды зайти дальше положенного. Уже и так все границы нарушены, так почему же им нельзя большего?!       Ризли, потирая затылок, сглатывает и делает несколько шагов вперёд, чтобы осторожно присесть на диван рядом с Нëвиллетом и аккуратно, будто вовсе нечаянно коснуться своей коленкой его, прямо вот так, сразу, потому что ему кажется, что ещё секунда без прикосновений мëсье Нëвиллета, и он не выдержит недостатка тактильности, и не чьей либо, а именно его. Такой же хрупкой и интимной, как он сам.       — Видели, как я победил? — Ризли знает, что Нëвиллет видел, но ему хочется услышать это лично из его уст, увидеть лëгкую, как и всегда, улыбку и тëплый, будто недостающие лучи солнца, взгляд.       — Видел, — кивает Нëвиллет и ярко улыбается, отчего Ризли начинает сиять так, будто это он здесь солнце. — И всё ещё осуждаю твоё участие в этом, но… Но ты молодец, — в голосе звучат нотки волнения, потому что такие бои и вправду могут закончится чем-то нехорошим, о чëм Нëвиллет даже боится подумать, но Ризли каждый раз уверяет его, что будет аккуратен, ведь больше не позволит слезам Нëвиллета скатиться по этим прекрасным щекам. А если с Ризли что-то случится, то он просто-напросто не сможет сдержать своего обещания.       — Я был сосредоточен и делал всё, как ты сказал, — Ризли чуть-чуть придвигается к Нëвиллету, как ему кажется, вовсе незаметно, но у Нëвиллета даже от такого невинного расстояния между ними слегка краснеют щëки. — Он был мощнее, но я взял стратегией и вовремя среагировал и воспользовался ситуацией, — пытается убедить Нëвиллета Ризли, чтобы он перестал настолько сильно переживать. Ему не хочется причинять Нëвиллету боль, хоть отчасти и приятно, что о нём впервые по-настоящему волнуются. И похвала от Нëвиллета дороже всех криков и восторгов любого за пределами этого кабинета. — Я был осторожен.       — Хорошо, — кивает Нëвиллет, — но дай мне обработать твои раны, — он выдавливает себе на пальцы какую-то заживляющую мазь, которая пахнет мятой, и вновь поднимает взгляд на Ризли, — где-то болит особенно сильно?       И Ризли хочется схватить Нëвиллета за руку, чтобы приложить его ладонь к своей груди, к месту, где бьëтся сердце, и тихонько прошептать «здесь» — но он лишь отрицательно качает головой, давя в себе мимолётный порыв. Он не привык обрабатывать свои раны, выжидая момента, когда они начнут затягиваться сами. Да, возможно, это глупо, тем не менее раньше нужно было думать не о своей защите, а о других братьях и сёстрах, а сейчас и смысла о себе заботиться вроде нет вовсе: на паршивой собаке затянется любая рана.       — Тогда давай просто начнём с твоей скулы, — Нëвиллет тянет кончики пальцев к щеке Ризли, и он, чуть ли не скуля, льнёт ближе, затаивая дыхание. Потому что прикосновениям и заботе Нëвиллета — Ризли доверяет, поэтому если он прямо сейчас вдруг встанет и топнет ногой, сказав, что не нуждается в лечении, то не сможет себе этого простить. Ведь сердце замирает от лëгких пальцев, что дотрагиваются до его посиневшей кожи… Похоже, в один момент он всë-таки пропустил удар. — Больно?       — Нет, — Ризли ощущает тëплые пальцы у себя на лице и тяжело сглатывает, сильно волнуясь, — по крайней мере, пока ты прикасаешься ко мне, у меня вообще ничего не болит, — Нëвиллет перестаёт втирать аккуратными движениями охлаждающую мазь и, Ризли готов поклясться, ощущает электрический разряд по всему телу. — Я люблю, когда ты заботишься обо мне, — честно добивает Нëвиллета Ризли, и он крепко обхватывает его щеку, поглаживая большим пальцем контур челюсти, настолько нежно, что Ризли прикрывает глаза и растворяется в этом ощущении.       Его никто и никогда не касался настолько приятно, и он просто отдаёт себя моменту, ощущая внутреннее счастье, которое бьëт визгом похлеще, чем на ринге. И Ризли прямо сейчас готов проиграть хоть сотни боёв, получить тысячи ранений, если после каждого Нëвиллет будет касаться его настолько искренне, будто изучающе, боясь надломить нежный стебелëчек. Только вот, несмотря на то, что Нëвиллет старше лет на двадцать, хрупок здесь точно не Ризли, а это ранимое существо, которое после многолетней работы в суде всё ещё не растеряло свою человечность.       Ризли не смотрит, но знает, что Нëвиллет будто переступает через себя, касаясь вот так, слишком долго и неестественно для простого заключённого и юдекса, которые вместе проводят время наедине. Ощущение драгоценного тепла растапливает в Ризли нечто давно забытое, что, наверно, можно назвать любовью, и хрупок вовсе не он, но Нëвиллет кажется спасительным дождём для ещё не выросшего, но уже успевшего засохнуть цветочка, который нуждается в заботе.       Ризли приоткрывает глаза, и Нëвиллет, смотревший на него всё это время, похоже, не моргая, дëргается, будто его застукали за чем-то незаконным и отдëргивает руку. И Ризли порой на самом деле не понимает, почему он такой: словно только что научившееся ходить животное, которое постигает мир, неизвестные чувства, тактильность. И, может, в Ризли играет юношеский максимализм, но ни к кому, как к Нëвиллету, никогда не тянуло так же, как тянет к нему. И целоваться хочется невозможно сильно.       — Есть места, где ещё нужно обработать? — Ризли готов разочарованно завопить, потому что щека, к который прикасался Нëвиллет, вот-вот сгорит то ли от того, что к ней прикасались, то ли от того, что больше её не касаются. Он смотрит на слегка зажатого Нëвиллета, будто винящего себя за минуты слабости и излишки нежности, и поджимает губы.       — Могу я снять майку? — Ризли облизывается, наблюдая за реакцией Нëвиллета, который морщит нос от того, что слова застревают в его горле, и просто кивает. — Рëбра слегка побаливают, — поясняет он, оставаясь в одних шортах, и слегка сгорбливается от холодного воздуха кабинета и горячего, выжигающего, взгляда Нëвиллета, который вновь зависает взглядом на его теле слишком долго. На нëм нет груды мышц, как у многих здесь, и кожа, на которой начинают проявляться гематомы, обтягивает острые кости, а мягкий животик требует, чтобы его коснулись, желательно, губами.       — Давай их обработаем, — Нëвиллет вновь выдавливает на руку мазь и делает глубокий вдох, — справа или слева болит?       — Возле сердца, — всё-таки срывается с языка, — с-слева, — спешит исправиться Ризли, чтобы не подвергать ситуацию ещё более шаткому положению. Они и так, вдвоём, держатся на волоске. На безумной грани, где вот-вот можно сорваться, потому что Нëвиллет ходит к нему целых полгода, и уже пора что-то начать делать. Ведь если бы он был не приятен Нëвиллету, то он бы сейчас не был здесь, верно? Не приносил бы ему сладостей, не заботился о его мелких, вовсе не заметных, травмах, не смотрел бы так, будто Ризли для него целый мир, в который он почему-то влюбился.       И пусть Ризли младше, пусть в тюрьме, но он, наверное, уже познал толк в жизни, и поэтому способен выслушивать Нëвиллета, уверяя, что он ни в чëм никогда не виноват, и действовать по закону важно и нужно, абсолютно всегда, даже в случае Ризли. И это доверие, образовавшееся между ними, когда Нëвиллет показывает ему свою слабость и чересчур сильную эмпатию, очень страшно разрушить. Поэтому, наверно, из чувства уважения и из настоящей любви, Ризли сам не делает первый, но такой важный шаг, выжидая, когда Нëвиллет будет готов сделать его сам.       — Хорошо, — Нëвиллет тянется к груди Ризли медленно, будто боясь обжечься, и Ризли кажется, что проходит миллиарды секунд прежде, чем Нëвиллет вновь дотрагивается до него — его прикосновения придают Ризли желание жить. — Я же говорил быть аккуратнее, — Ризли на это лишь только ухмыляется, потому что Нëвиллет на него не злится, нет. Каждая такая фраза — лишь забота и переживания, которые Нëвиллет не может сдерживать в себе, но оно и не нужно, потому что Ризли приятно, что хоть кто-то в этом мире всё ещё способен проявлять к нему тëплые чувства.       Нëвиллет аккуратно втирает мазь в рëбра, от чего Ризли тихонько шипит, и Нëвиллет, испугавшись, что сделал по-настоящему больно, отрывает взгляд от рёбер и переводит его на Ризли, который очень внимательно смотрит в ответ. Его пальцы вновь зависают на одном месте и почти касаются чужого соска, когда они осознают всю своеобразность и интимность момента.       Нëвиллет скользит взглядом по лицу Ризли и заметно, невозможно ярко, останавливается на его губах, и в его взгляде виден момент перелома, за который Ризли хватается, будто за спасательный круг.       — Нëви, — тихонько шепчет он, будучи уверенным, что сердце под пальцами Нëвиллета вот-вот выпрыгнет из груди, вырвется наружу и подтолкнёт их друг к другу, умирая от ожидания.       И, кажется, они вдвоём делают это одновременно, наклоняясь друг к другу и сталкиваясь губами, Ризли тут же тянется ещё ближе, двигается к кусательным бёдрам и обхватывает лицо Нëвиллета руками, мягко целуя. Потому что вообще-то это — его первый поцелуй, вообще-то он мелкий несмышлëныш, вообще-то с Нëвиллетом нужно только так, без напора, чувствуя друг друга. Чужой язык аккуратно толкается в его рот, и Ризли послушно раскрывает губы, ощущая, как Нëвиллет хватается за спину и хрипит прямо в поцелуй.       Внутри вновь разгорается тот пожар ощущений, что был на ринге, и Ризли старается дышать, чтобы не завестись с пол-оборота и не сделать ничего лишнего. Он целует, будто пробуя Нëвиллета на вкус, пытаясь понять, почему его губы не сравнятся ни с одной другой сладостью, что Нëвиллет приносил ему. От Нëвиллета ещё сильнее пахнет морем, и Ризли скользит пальцами вниз, по его шее и плечам, сжимая тоненькими пальцами так, как хотел сделать это слишком давно.       Нëвиллет разрывает поцелуй, слегка отклоняясь назад, и тяжело дышит, не решая поднять взгляд на Ризли, смотрящего в ответ преданно, по-собачьи, с поплывшим выражением лица и напряжением в штанах, потому что вот оно — его время, его выигрыш, его любовь с покрасневшими щеками.       — Я… Я не могу так, Ризли, — Нëвиллет выглядит жалобно, будто лужица, которая никогда в жизни больше не соберётся назад и так и останется большим растëкшимся пятном. — Прости…       — Почему? — Ризли важно услышать правду, прямо здесь и сейчас, потому что если Нëвиллет не видит с ним отношений, по каким то ни было причинам, то Ризли больше не будет стараться и как-то принуждать, нет. Он безмерно уважает Нëвиллета как личность, чтобы идти против его воли. И слишком любит его как человека, чтобы делать больно своими действиями. Но почему-то же Нëвиллет его поцеловал, потянулся, толкнулся языком вовнутрь.       — Не могу, потому что переживаю за тебя… — Нëвиллет жуёт губу, потирая нос кончиком пальца, будто собираясь с мыслями. — Потому что если ты думаешь, что, переспав со мной, ты почувствуешь свою значимость, то нет…       Ризли хмурит брови, пытаясь обработать смысл сказанных Нëвиллетом слов, которые плохо укладываются у него в голове. Он смотрит на полного серьёзности Нëвиллета и много моргает, как будто выжидая, что тот рассмеëтся и расплывётся в улыбке, потому что его слова оказались шуткой и он на самом деле так не думает.       — Прости, я что почувствую, переспав с тобой? — Ризли не верит, что Нëвиллет думает, будто ему нужен только секс. Да, он подросток, у которого скачут гормоны. Да, он хочет ощущать Нëвиллета тактильно, но не обязательно же просто тупо трахаться вместе. Они могли бы просто по очереди лежать друг у друга на коленях, переплетать конечности или просто невинно целоваться и держаться за руки. — Да откуда ты вообще взял эту чушь?       — Я… Я подумал, что раз ты рос без человеческой любви… — Нëвиллету до сих пор больно от истории Ризли, и если сначала он пришёл к нему, чтобы извиниться, то после первого же раза понял, сколько душа Ризли хранит в себе интересностей, — То сейчас пытаешься восполнить её и показать свою важность и преданность в моих глазах… — Он готов жизнь отдать за мальчишку, который порой говорил правильные, успокаивающие вещи в самые мрачные дни, когда Нëвиллет нуждался в простой поддержке — А я не хочу пользоваться тобой.       Ризли ощущает целую бурю чувств, потому что чужая забота смешивается с непонятно откуда взятыми мыслями и идеями. Он определённо хочет любви, но не чей-либо, а именно Нëвиллета, который каждым своим действием показывает, насколько же Ризли для него важен, как он им дорожит и как готов поддерживать. И Ризли готов не просто принимать эту любовь, хватаясь за Нëвиллета, но и отдавать её взамен, не желая, чтобы Нëвиллет нёс у себя на душе мучающую боль и сомнения.       — Нëви, — Ризли старается усмирить свою импульсивность и не спросить слишком резко, — я хочу этого, хочу быть с тобой, — поправляется он, чтобы Нëвиллет не подумал, что речь только о сексе, — потому что люблю тебя, понимаешь? Тебя, а не то, что я так якобы перекрываю свои травмы, слышишь?       — Ты? Любишь меня? — Нëвиллет не выглядит, как человек, которой хоть раз слышал эти слова в свой адрес.       — Ты самый умный и величественный человек из всех, что я встречал, — Ризли сокращает между ними расстояние, чтобы прошептать в самые губы, надеясь, что именно так, Нëвиллет поверит в искренность его слов и не подумает, о чём-то неправильном. Потому что и без отношений с Нëвиллетом он чувствует себя собой, настоящим и не сломанным, но когда рядом есть человек, на чьë плечо можно опереться, зная, что он всегда поддержит тебя, как бы тяжело ни было, душа обретает спокойствие. — Я люблю тебя, Нëви, самой настоящей любовью.       — Правда? — и чем дольше Нëвиллет сомневается, тем больше Ризли кажется, что всё дело в том, что Нëвиллет просто не верит в то, что кто-либо вообще в этом прогнившем мире может любить его чистую душу, не запятнанную грязью. И Ризли должен переубедить этого чистого, искрящего золотом человека, которому отдал своё сердце.       — Правда, — Ризли целует Нëвиллета, кажись, ещё нежнее, чем в первый раз, и касается его щёк, углубляя поцелуй, чтобы он осознал подлинный мотив чувств Ризли. Преданный и покорный, потому что Нëвиллет ему на самом деле дорог, важнее лучей солнца и зелёной травы, выигрышей на ринге и купонов. Всё материальное меркнет на фоне Нëвиллета, который чуть ли не всхлипывает в поцелуй. — Можно, я заберусь на твои колени? — Ризли сглатывает слюну и заглядывает в чужие глаза, чтобы отследить в них отблески переживания. — Или это будет слишком для тебя? Можем, больше не целоваться, если не хочешь…       — Нет, я… Я хочу ещё, — Нëвиллет будто всё ещё борется со своими внутренними демонами, и Ризли хочет выжить их всех, чтобы оставить его драгоценного юдекса без толики сомнений. Он хочет спрятать ангельского человека в объятиях и много любить, ведь, похоже, именно Нëвиллету здесь по-настоящему никогда не хватало любви и теперь, столкнувшись с ней лицом к лицу, он боится ошибиться и сделать больно. — Поцелуй меня ещё, если тебе хочется.       Ризли приподнимается с дивана, чтобы пересесть на чужие ноги и провести носом по подбородку, вдыхая сводящий всё внизу с ума аромат. Он прижимается голой грудью к Нëвиллету и крепко обнимает его за шею, как будто удерживая их от взаимного падения. Руки Нëвиллета касаются его голой поясницы, и сейчас становится настолько плевать и на побаливающие рёбра и на скулу, до них нет дела, когда его тела касается мëсье Нëвиллет, чьи прикосновения хочется навеки выжечь на своей коже.       — Предлагаю много целоваться, — хихикает Ризли, когда на лице Нëвиллета появляется расслабленная улыбка. Нëвиллет хватает его губы и медленно, вновь на пробу, проводит по ним своими, не веря в происходящее. Бока Ризли сминаются под пальцами, и он ëрзает на коленях Нëвиллета, прикусывая. Нëвиллет, начиная потихоньку оттаивать, словно ребёнок, только-только начинающий познавать мир, изучает своим языком нëбо и зубы Ризли, и это ощущается весьма странно, но очень приятно.       Он обхватывает язык Ризли губами и, царапая его спину, аккуратно посасывает, довольно мыча, отчего внутри у Ризли перегорает предохранитель, сохраняющий разум в спокойствии. Ризли запускает пальцы в мягкие волосы, которых мечтал коснуться настолько давно, и оттягивает их назад, увеличивая напор. Проводит кончиком носа по чужому и начинает покрывать крошечными поцелуями лицо, ощущая дрожь в теле.       Нëвиллет позволяет целовать себя, мельтеша руками то к лопаткам Ризли, то вниз к пояснице и дальше. От трепетных прикосновений ему становится горячо глубоко внутри, и хочется избавиться от мешающей касаться ещё теснее рубашки. Ризли целует и в нос, и в губы, возбуждённо дыша, отчего скручивает настолько сильно, что Нëвиллет, не выдерживая, издаёт непонятный всхлип, который полностью удовлетворяет Ризли. И ему хочется услышать его ещё.       Нëвиллет не выдерживает этой нежно-целовательной пытки и разделяет с Ризли инициативу, целуя его в ответ так же пылко и жарко, и только сильнее хочется сплестись воедино. Он вновь касается рёбер Ризли, но сейчас это ощущается совсем по-другому — нет внутреннего напряжения и страха, сковывающего всё изнутри. Присутствует только желание изучить и испробовать, скользнуть руками по мышцам и животу, и случайно, абсолютно случайно толкнуться бёдрами вверх, не ожидая, что Ризли сильно вцепится в его шею и жалобно простонет.       — Ох, Нëви, — Ризли нарочно скользит бёдрами, чтобы вновь испытать ощущение, как чужой член скользит по его заднице. — Ты, ты такой…       — Риз-ли, ах, стой, подожди, — Нëвиллет сам отстраняется назад, слегка отталкивая Ризли, чтобы вновь зажмуриться и прикусить и без того саднящие губы. — Мы всё ещё не можем…       — Хэй, — Ризли хватает его за подбородок, чтобы Нëвиллет открыл глаза и смотрел прямо на него, не пряча взгляд. Ему важно, чтобы Нëвиллет видел, что Ризли в своих эмоциях абсолютно чист и уверен. — Мы можем не делать этого сейчас. Вообще не делать, если ты не хочешь.       — Я хочу, но… — Нëвиллет мнëтся, теребя руками подол своей рубахи, по-настоящему волнуясь. И Ризли хочется спрятать Нëвиллета в маленькое лукошко и всё время защищать юдекса, который нуждается в этом, как никто другой.       — Ты никогда раньше ни с кем не спал? — приподнимая бровь, пытается догадаться Ризли, и, улавливая ни то смущение, ни то стыд в глазах напротив, понимает, что это правда. — Ты девственник, Нëвиллет?       — Нет, то есть, да, но… Но это не главная причина, по которой мы не можем.       — А почему тогда?       — Потому что разница между нами вовсе не двадцать лет, — лицо Нëвиллета скручивается, так как ему приходится признаваться в том, что никому больше неизвестно, и на фоне молотком бьёт паника, ведь после того, как правда всплывёт наружу, от него может отвернуться самый главный в его жизни человек. — А больше тысячи…       Нëвиллет чувствует, что Ризли отодвигается от него ещё дальше, но он просто не мог не признаться в том, что скрывал всё это время. Обманывать — плохо, особенно, когда у вас только начинают строиться отношения, и Нëвиллет бы не хотел скрывать от Ризли что-либо вообще, в том числе, природу своего существования. Ведь на лжи отношения не построишь, и, как бы больно и страшно ни было, сказать правду сейчас намного важнее. Даже если от него оттолкнутся, откажутся и сотрут его имя, и все воспоминания канут в бездне.       Ризли смотрит на него непонимающе, по-забавному хмурясь, будто вновь пытаясь разгадать ребус в словах Нëвиллета, который говорит как-то непонятно и странно, наверно, потому что у него и самого мысли разбегаются и собираются в перепутанные коконы, которые вызывают в груди панику и тревогу.       — В смысле? Подожди, это как? — Ризли неверяще вертит головой.       — Когда ты гидро дракон, то дожить до тысячи лет не составляет никакого труда, — Нëвиллет выдавливает из себя вымученную улыбку, всё ещё думая, что прямо сейчас услышит дверной хлопок, и больше никогда не сможет поговорить с этим мальчишкой, продолжая хранить любовь к нему ещё многие столетия.       — Ты гидро дракон? Ты?.. Гидро дракон?!.. — у Ризли загорается взгляд, и он кладёт ладони на чужие плечи, чтобы вновь усесться ближе к лицу Нëвиллета и почувствовать жар его кожи. — Тот самый, от чьих слëз по Фонтейну идёт дождь? — легенду про большого и грустного дракона, который оберегает Фонтейн, знают все взрослые и дети, поэтому у Ризли внутри всё взбудораживается настолько сильно, что его голос звучит восторженно и ничуть не боязливо.       — Мгм.       — Ух, ты! — Ризли притягивает Нëвиллета к себе за воротник и быстро клюёт его в губы, улыбаясь самой красивой в мире улыбкой, что вызывает в голове Нëвиллета диссонанс. Не на такую реакцию он рассчитывал, — подожди, но я всё ещё не понимаю, почему это повод не быть вместе?       — Ты, что? Не боишься меня? — Нëвиллету приятно, что его вновь целуют, а не убегают от него, будто от огня, который сожжёт всё вокруг, а затем подожжет и бедного Ризли, который хотел прожить длинную, счастливую жизнь… Но, может, Ризли не так понял? Нëвиллет — дракон, не человек, а дракон, который может лишь обращаться в человека по своему желанию.       — А зачем тебя бояться, если ты не собираешься причинить мне боли? — Ризли, который младше его на многие столетия, почему-то задаёт правильные, поддающейся логике вопросы, до которых раньше не мог додуматься сам Нëвиллет. — Не собираешься же?       — Нет, конечно же, нет, Ризли, — и его притягивают к себе, чтобы закрепить это обещание глубоким поцелуем, ведь Ризли хочется показать Нëвиллету, что необычное происхождение никак не влияет на отношение к нему. И будь он выдрой, медузкой или же червяком, проявляющим к Ризли всю ту же заботу — Ризли бы любил его всего так же, как и простого человека. — Как я могу сделать больно тому, кого люблю?       — Ты самый лучший дракон из всех драконов, что я встречал, — улыбается Ризли, шепча между чувственными поцелуями, — и, поверь мне, самый лучший во всём мире человек.       — Мне приятно, спасибо, — Нëвиллет притягивает Ризли к себе, чтобы много-много прикасаться к чужой коже и ощущать, что он — никуда не ушёл, а остался здесь на его коленях даже после такого большого, слегка опасного и грандиозного признания. И произносить вслух «я дракон» оказалось не так болезненно, как Нëвиллет думал все эти годы… В особенности последние полгода. — Но осталось ещё кое-что… У меня там, — Нëвиллет наклоняет голову, чтобы Ризли понял, что его взгляд направлен прямо на оттопыренную ширинку штанов, — не так, как ты ожидаешь, прости…       Ризли вслед за Нëвиллетом опускает взгляд вниз и сглатывает, когда Нëвиллет делает очередное шокирующее признание за вечер, но теперь Ризли реагирует совершенно по-другому, потому что такое — его точно не отпугнёт, ну уж нет. Ризли утыкается носом в шею Нëвиллета, обхватывая его затылок, и медленно ведёт мокрыми губами вверх, чтобы провести языком по мочке уха и прошептать:       — Позволь мне посмотреть…       — Сейчас? — Нëвиллет дрожит, но уже непонятно: от волнения или же от возбуждения. Он и сам не понимает, потому что сексуальный (он ведь уже может назвать Ризли сексуальным, да?) парень сидит на его коленях, трëтся и вытворяет с телом такие горячие вещи, просто целуя и шепча. А что ещё он может сотворить с ним? У Нëвиллета разыгрывается воображение.       — Если ты не против, то сейчас, — Ризли водит носом по щеке Нëвиллета, — я очень сильно хочу тебя… Без разницы внутри себя или, или как там всё устроенно, я не знаю, могу я быть, эм, сверху…       — У меня их, — Нëвиллет выделяет последнее слово интонацией, будучи не в силах, произнести слово «член», — два… И они не такого цвета, как у людей.       — Тогда я хочу один из них в себе, — Ризли прикусывает кожу на шее Нëвиллета и начинает аккуратненько, одну за другой, не встречая сопротивления, расстëгивать пуговички рубашки, с непривычки спеша, — мне без разницы, что у тебя и как, какого оно цвета и фасона… Ты — это ты, Нëви, и ты мне нужен.       — А ты нужен мне, Ризли, — Нëвиллет позволяет себя раздевать, пытаясь успокоиться и вновь прокручивая слова Ризли в голове. В нëм и так всегда было много особой нежности, порой слишком правдивой и резкой, но настоящей и неподдельной, поэтому и сейчас действия Ризли отрезвляют разум, и с каждой пуговицей он понимает, что Ризли прав: любящим людям нечего бояться. Ведь душа гораздо важнее телесности.       — Давай снимем её, — Нëвиллет кивает и позволяет помочь стянуть с него рубашку, которую Ризли аккуратно кладёт на край дивана, заботясь, чтобы она не помялась, потому что уважаемому юдексу не положено ходить в мятом. Хотя, по правде, ему и спать с заключёнными не положено, но сейчас хочется впервые по-настоящему совершить преступление и позволить себе отдаться моменту и сделать так, как велит сердце, а не пишет глупый закон. — Я бы мог вечность любоваться тобой…       Нëвиллет хочет что-то сказать, но прикусывает свой язык и грустно хмыкает, ловя на себе восторженный взгляд. Он старается тут же вернуть улыбку на лицо, чтобы сейчас Ризли не уловил причину его резкой перемены настроения. Чтобы не понял, что этой вечности у них не будет, ведь человеческая жизнь в отличие от его, длится сущий пустяк, и Ризли тоже когда-нибудь умрёт, но… Но сейчас он здесь, перед ним, живой, весёлый и нетронутый, молящий и влюблённый, поэтому Нëвиллет выгоняет из головы все плохие мысли, набирая в лёгкие кислород, и понимает, что не хочет больше терять ни одной на столько важной и драгоценной секунды.       Он и так потерял полгода.       Резкое осознание важности момента пробуждает в Нëвиллете ещё большую страсть и желание обласкать Ризли, поэтому он, не давая ему просто любоваться и дальше, валит их на диван и нависает над Ризли сверху. И здесь самый красивый — точно не он сам, нет. Шрамы и побои на теле Ризли делают глазу Нëвиллета больно, но они придают некий шарм: их хочется залюбить, провести по ним языком и залечить поцелуями. Ризли неожиданно хрипит из-за смены положения, смотрит снизу-вверх настолько проникновенно, что Нëвиллет не простит себя, если просто так отпустит этого мальчишку, не удовлетворив.       Нëвиллет припадает поцелуями к обнажённой груди, к которой мечтал прикоснуться губами, как только Ризли остался без майки. Он не уверен, но ему кажется, что прикосновение языком к нежно-розовому соску вызовет у Ризли волну чувств, поэтому он аккуратно, на пробу, оглаживая яркие рёбра, широким мазком проходится от одного соска к другому, и поднимает взгляд наверх, не отрываясь от вылизывания.       Ризли, не ожидавший от Нëвиллета такого, обхватывает его своими бëдрами и, издавая громкий стон, откидывает голову назад, а руками зарывается в шелковистые волосы.       — Тебе такое нравится? — уточняет Нëвиллет, сомневаясь, что правильно считал реакцию Ризли.       — Нëви, ты, ах, оказывается, что да, — Ризли давит на голову Нëвиллета, чтобы он продолжал прикусывать кожу на его груди и всасывать по очереди то один сосок, то другой — он настолько жалко нуждается в его прикосновениях, что подбрасывает бёдра кверху и прикусывает ладонь руки, чтобы всё-таки оставаться не таким громким, ведь эхо может их не хило подвести. Нëвиллет целуется ещё и ещё, оставляя губами ожоги на месте, где бьётся его сердце, и умеренно улыбается. Он никогда такого не делал, но с правильным человеком уверенность занимает лидирующую позицию, потому что Нëвиллет уверен: если понадобится, то они остановятся в любой момент. — Закрой дверь, Нëви, закрой.       Ризли не хочется, чтобы Нëвиллет отстранялся от него хоть на миллисекунду и потом, когда ему потребуется вновь уйти и исчезнуть на неделю или больше, Ризли будет скучать невозможно сильно, но если об их отношениях, в сексуальном ключе, узнаёт кто-то, кому о них знать не нужно, то проблем они не оберутся. И Ризли готов пожертвовать временем ещё, чтобы обеспечить им двоим безопасность и комфорт.       — Да, точно, умничка, — Нëвиллет оставляет быстрый поцелуй в уголке рта Ризли и поднимается с дивана, чтобы на трясущихся от возбуждения ногах дойти до двери и закрыть её на замок. Обернувшись назад, он смотрит на изнеженного Ризли, и осознаёт одну крайне важную вещь: они не смогут сделать то, о чëм просит Ризли без чего-то смазывающего, а приносить боль в их первый раз, да и вообще в любой другой, хотелось бы меньше всего. Потому что всё должно пройти на высшем уровне, ведь самое страшное будет увидеть в заплаканных глазах Ризли разочарование и страх.       Нëвиллет обводит кабинет взглядом в поисках того, что могло бы подойти, и его внимание приковывает аптечка, которая ещё никогда не была настолько необходимой как сейчас. Он быстро подходит к столу и, откинув крышку, осматривает всё содержимое: таблетки от головной боли, от тошноты, опять лейкопластыри, которыми сегодня они так и не воспользовались, лечебные травы и… И сверкающий флакончик с маслом, которое подойдёт, как ничто другое. Судьба сегодня на их стороне.       Ризли, не понимающий, что потребовалось Нëвиллету, отрывает голову от дивана, любуясь острыми, белоснежными лопатками, на которых необходимо оставить следы. Нëвиллета всего хочется покусать, наделить его засосами, чтобы никто в суде не знал, что под рубашкой юдекса прячутся синяки от заключённого, которому с ним было не просто хорошо, а волшебно.       Нëвиллет возвращается к Ризли, оставляя флакончик на диване на попозже, и Ризли требуется лишь пара секунд, чтобы понять, зачем Нëвиллету настолько срочно понадобилась аптечка:       — Ох, мы сделаем это, — Ризли не нуждается в ответе, он лишь произносит это вслух, чтобы удостоверить самого себя, что всё это и вправду происходит. И Нëвиллет на самом деле нависает над ним сверху, шëркается своими бëдрами, вдавливая Ризли в диван, и целует, кажется, его всего, лаская руками плечи, — не мучай меня, пожалуйста, Нëви, я ж долго не выдержу, — Ризли ощущает, как поцелуи скатываются всё ниже и ниже, и дыхание Нëвиллета уже щекочет кожу живота. — Сними с меня всё, Нëвиллет.       — Хорошо, — Нëвиллету и самому не хочется томить Ризли слишком долго, поэтому он цепляется пальцами за резинку его шорт и трусов, чтобы, когда Ризли оторвал бёдра от поверхности, дёрнуть одежду вниз и снять её полностью, открывая вид на обычный, человеческий член — невероятно красивый, с капелькой смазки на головке, которую хочется слизнуть, чтобы почувствовать Ризли на вкус. — Какой ты…       — Мх, какой?       — Изящный, — Ризли тихонько посмеивается, слегка смущаясь от такого комплимента и того, как Нëвиллет смотрит: застывает на месте, трогая его колени, облизывается и просто любуется хрупким в его руках подростком, чьи плавные линии, выступающие кости и манящие изгибы чаруют своей красотой. Ризли — идеальный в своей ломкой неидеальности, с карамельно-взрывным характером и длинным с выступающими венками членом.       Нëвиллет не может удержаться и налегает на тело Ризли, чтобы утонуть в любви к этому телу и прикусить за острую ключицу. Он проезжается кожаной тканью штанов по члену Ризли, отчего раздаётся жалобный, хныкающий, и вправду похожий на собачий, скулёж. Ризли цепляет ноги за поясницей Нëвиллета и пытается имитировать толчки, пока в кожу вгрызаются чужие зубы, когда Нёвиллет мычит прямо на ухо, потому что действия Ризли вызывают желание поскорее заняться любовью.       — Нëви, мëсье Нëвиллет, не мучай меня, — Ризли извивается на кровати, пытаясь подбрасывать бëдра наверх, чтобы ощутить истекающим членом оттопыренные складки штанов Нëвиллета. — Можно? — он цепляется влажными пальцами за ширинку, глядя на Нëвиллета затуманенным взглядом. И Нëвиллет вновь мнётся, вновь сомневается в том, что Ризли стоит видеть то, что у него внизу, и секундное сомнение не остаётся не замеченным. — Тебе не стоит бояться, дракончик мой, — не убирая руки от ширинки, Ризли отрывается от дивана, но не затем, чтобы ощутить трение, а чтобы запечатлеть поцелуй на губах Нëвиллета. — Но если ты не хочешь, то не надо.       — Сделай это, — Нëвиллет закрывает глаза и прикусывает чужую губу, чтобы Ризли, отвечая на поцелуй, расправился с замочком.       — Могу снять? — уточняет Ризли, разрывая поцелуй и устремляя взгляд вниз, где сквозь белоснежное нижнее бельё виднеются два выпирающих бугорка, по которым Ризли, не выдержав, проводит пальцами, чтобы ощутить горячую плоть, чувствующуюся даже сквозь ткань. Нëвиллет, не ожидавший, что невесомое действие Ризли, вызовет в нëм волну мурашек по всему телу, лишь разрешающе трясёт головой и судорожно хватает губами воздух. — Я очень ценю твоё доверие.       Ризли мажет губами по уголку рта Нëвиллета и аккуратно тянет его трусы вместе со штанами вниз, задевая две голубые головки, предэякулят с которых стекает по красивым синим стволам с характерными для драконов чешуйками. Ризли удивлённо округляет губы, затаивая дыхание и рассматривая два красивых члена, которые соприкасаются с его кожей. Только вот Нëвиллет расценивает его реакцию совсем по-другому:       — Тебе не нравится? — раз Ризли молчит, значит, не знает, что сказать, потому что боится обидеть, а значит половые органы Нëвиллета пугают его своим строением, и это просто ужасно и разочаровывающе.       — Ты невозможно красивый, — Ризли соединяет их губы в поцелуе, глубоком, но не торопливом, вкладывая в него весь свой восторг, — могу я коснуться? Какой из них более чувствительный?       — Оба, — чужие пальцы обоих рук вновь касаются его там, но без нижнего белья всё ощущается гораздо живее и интенсивнее. Когда Ризли обхватывает и тот, и другой в кольцо из пальцев и на пробу проводит по ним рассинхронно, но одновременно, Нëвиллет утыкается ему лбом в плечо и довольно мычит. — Но в тебе, если позволишь, будет тот, что выше, — шепчет Нëвиллет, задевая кожу губами.       — Давай, я перевернусь и встану на колени, чтобы нам было удобнее? — довольнюче спрашивает Ризли, чьмокая Нëвиллета в макушку. Он вновь обхватывает оба члена пальцами и скользит ими вверх и вниз. — Знаешь, а мне кажется, чем больше членов, тем лучше, — он пытается рассмешить Нëвиллета, чтобы он окончательно отпустил все сомнения и улыбнулся, потому что всем людям идут улыбки, а уж драконам тем более.       — Но начнём мы всë-таки с одного, — Нëвиллет улыбается настолько искренне, будто это не он за долгие годы видел все ужасы этого мира. Но сейчас они не так важны, потому что в данный момент под ним лежит его главная любовь, которая в ответ смотрит таким же дорожащим взглядом. — Надо тебя подготовить, поэтому, да, лучше перевернись.       — Мм, как пожелаете, мëсье Нëвиллет, — хитро подмигивает Ризли прежде, чем перевернуться, чтобы упереться руками об спинку дивана и отдаться в руки Нёвиллета, которому он доверяет, как никому другому. Ризли слышит шуршание, после которого на него наваливаются сверху, скользя членом, одним или двумя, Ризли не понимает, между ягодиц, и, уложив ладонь на живот, целуют в загривок.       — Я буду аккуратен, — тихо произносит Нëвиллет, оставляя нежные поцелуи в веснушчатые, пронизанные шрамами плечи и лопатки, — останови меня, если передумаешь или будет больно.       — И ты меня, если что-то пойдёт не так.       — Обещаю, — Нëвиллет скользит поцелуями по позвоночнику ближе и, оглаживая руками задницу, понимает, насколько же Ризли на самом деле, по сравнению с ним, худой. Острые тазобедренные косточки, которые он массирует пальцами вызывают у Ризли хныкающие вздохи, и он утыкается головой в обивку, подначивая Нëвиллета перейти к следующему шагу.       Беря масло в руки, Нëвиллет быстро раскручивает колпачок, чтобы капнуть себе на пальцы пару капель и убедиться, что оно подходит. На диване точно останутся яркие пятна, поэтому в следующий раз придётся принести сюда какой-нибудь плед, чтобы спрятать их следы любви и остаться незамеченными. Не хотелось бы услышать лишних вопросов, ведь всё время до этого Нëвиллет убеждал людей, да и себя тоже, что посещает Ризли лишь из рабочих мотивов. Поэтому, как бы ни хотелось, оставлять следы на Ризли слишком опасно и беспечно.       Согрев содержимое флакона на пальцах, Нëвиллет аккуратно проводит ими между ягодиц, чувствуя содрогания чужого тела. Ризли хватается за обивку дивана и прикусывает руку, когда Нëвиллет, целуя его в поясницу, медленно погружает одну фалангу в него:       — Ох-х, — Ризли пытается держаться и не уходить от новых ощущений в сторону, что получается не очень хорошо, так как Нëвиллет понимает, насколько же сильно он сжимается изнутри.       — Больно? — Нëвиллет капает маслом ещё, чтобы улучшить скольжение и предотвратить неприятные ощущения, вызывающие у Ризли дискомфорт. — Прости, кроха.       — Нет, просто… Необычно, — Ризли жмурится, но ведёт задницей назад, чтобы Нëвиллет не останавливался. Он на ринге то боль перетерпел, а с Нëвиллетом, который настолько заботливо относится к нему всему, уж точно сможет её пережить.       — Риз-зи, — смягчает форму имени Нëвиллет прежде, чем ухватиться за чужой член пальцами другой руки, которые тоже смазаны маслом. — Расслабься… Ради мëсье Нëвиллета, ну, — Нëвиллет слышит молящие вздохи, когда проводит от основания к головке, скользящими движениями водя туда-сюда. — Ты такой хороший, Ризли, — видя, как колени Ризли разъезжаются в сторону ещё сильнее, он вновь толкает палец, который уже входит намного легче. — Вот так, Риззи, молодец, никогда не стоит спешить, ведь так?       — Так, да, Нëви, но давай, да, дальше, — Ризли умоляюще хнычет, и Нëвиллет, двигая одновременно и пальцем и рукой по члену, выбивает из Ризли всё более громкие звуки, которые то теряются в обивке дивана, то звучат резче, когда темп начинает ускоряться.       — Мы проиграем, если поспешим, Ризли, — Нëвиллет старается и дальше расслабить тело мальчика, нуждающегося слишком отчаянно, — здесь, как на ринге, нельзя нарушать тактику, — он аккуратно, чувствуя, что Ризли начинает охотнее принимать его внутри, добавляет второй палец, — иначе можно проиграть и не получить приз.       — Я уже достаточно, как же, ах, ждал, чтобы не получить тебя, — в уголках глаз Ризли начинают появляться слëзы, хотя он не плакал уже очень и очень давно и, ох, а если Нëвиллет заплачет и сейчас, то на Фонтейн тоже обрушится дождь? Он должен будет потом об этом уточнить, но точно не сейчас, когда слова смешиваются в какую-то непонятную кучу, вместе с мыслями, потому что Нëвиллет толкается в него ещё сильнее и сзади всё хлюпает.       — И я честно тобой горжусь, мой хороший, — Нëвиллет оставляет член Ризли без внимания, сжимая его задницу и рассматривая, как пальцы утопают в нëм всё легче и легче. — Ты самый сильный и смелый из всех, кого я встречал…       Ризли, для которого все прикосновения новы, тает в каждом, нуждаясь в Нëвиллете как никогда сильно. Он желает раствориться в чужом теле, отдать ему всего себя и хвататься не как за бездушный спасательный круг, а как за самое ценное и важное, за любовь и благодарность. Никто не мог подумать, что, совершив преступление, он встретится лицом к лицу не с законом, чьим представителем является Нëвиллет, а со своим партнёром, пальцы которого внутри будут ощущаться так правильно и необходимо.       И быть единственным обладателем его тайны — очень и очень ценно, и Ризли никому не раскроет тайну их благородной и светлой любви, потому что предательство Нëвиллета стало бы его самым главным преступлением. За такое надо не просто в тюрьму отправлять, а сразу на смертную казнь, такое простить нельзя. Ни в каких отношениях.       Медленно вставляя в Ризли третий палец, Нëвиллет сосредоточенно уделяет внимание состоянию Ризли: целует его в бедро, потихоньку переходя на задницу и спину. Ризли просит, шепчет словно в бреду его имя и много елозит задницей, помогая себя расстягивать. Нëвиллет шепчет вновь и вновь убаюкивающие, успокаивающие комплименты, негромко тшикает и скользит языком по копчику, хватая член, чтобы круговыми движениями притронуться к головке.       — Важно и не перетерпеть, Нëви, хах, и вовремя приступить ко всему, иначе тоже можно проиграть, — у него хватает сил на боксëрские метафоры, которыми Нëвиллет и сам мучает его. Ризли уже чувствует, что готов принять в себе член, любой из двух, он так отчаянно в нём нуждается. — Давай, Нëви, уже… Я смогу.       — Верю тебе, мой крошечный, — Нëвиллет с хлюпающими звуками вытаскивает пальцы, чтобы смазать свой член и приступить к самому интересному. Прикосновения к себе, пусть и не рукой Ризли, взрывают внутри Нëвиллета нечто огненное, приятно-больное до сжимающейся груди и потемнения перед глазами. — Всегда верю тебе, — он приставляет головку верхнего члена к чужой заднице, пока нижний скользит вниз по ложбинке и задевает член Ризли, отчего они оба ощущают двойную стимуляцию.       — Я тоже, Нëви, я тоже, — член Нëвиллета толкается глубже, но узость мешает войти сразу по основание, и они оба дышат, постанывая от ощущений, сводящих с ума, — ох, как же ты ощущаешься внутри…       — Как?       — Х-хс, пр-риятно, — Нëвиллет делает первый глубокий толчок, двигая бëдрами вперёд, и ждёт, — всё внутри, так, хорошо и… И чешуйки твои драконьи, ох, как хорошо, Нëви, хорошо.       Нëвиллет толкается, сильнее растягивая стенки ануса, и наваливается сверху на Ризли, чтобы целовать его спину, водить губами по влажным лопаткам и вдавливать в диван, от которого раздаётся скрип. В горле пересыхает от постоянных стонов-хрипов, всё сжимает, и с каждым разом тело Ризли скручивает всё сильнее и сильнее, поэтому здравых мыслей не остаётся вовсе. Он думает, что с этого дня может существовать только в длинных пальцах Нëвиллета, когда они мнут его плечи, касаются сосков или входят всё глубже и глубже.       И Ризли резко хочется всего с Нëвиллетом, и нормальной, как у всех, жизни, и оседлать не только один его член, а сразу два, и много и часто принадлежать до царапин и засосов. Мысли становятся хаотичными, спиной ощущается сердцебиение, когда Нëвиллет слишком, просто слишком, вдавливает его в себя и вдалбливается каждый раз всё сильнее и сильнее. Лицо краснеет от слëз и вечных трений об мягкую ткань — его ноги крепко сжимают, наверняка, оставляя следы, которые потом придётся объяснять другим, но сейчас так плевать, ох, как плевать. Он может стать одним цельным синим пятном, если Нëвиллету захочется оставить на нём засосы. Он не будет против. Нëвиллет может сделать с ним всё, что пожелает. Пожалуйста, да.       — Нëви-и, притронься, туда, пожалуйста, — Ризли заводит руку за спину, чтобы попытаться нащупать чужую ладонь, на секунду переплести пальцы и притянуть её к их членам, что сейчас необходимо неописуемо сильно. — Вот так, да, ещё, ещё, ещё, Нëви, — Нëвиллет обхватывает оба члена в кольцо, пытаясь скользить и толкаться одновременно, — ой, как хорошо, очень, — удаётся ухватить Нëвиллету среди какофонии звуков, что воспринимается, как приятный комплимент.       Он дрочит быстрее, резче, выдавливая стоны из Ризли и кусая его кожу, пряча в нём свои хрипы. Им нужно быть тише, да, но в их первый раз, для обоих первый, хочется быть максимально искренним и чутким, чтобы показать насколько же по-родному они друг друга воспринимают.       — Я хочу кончить, — шепчет Нëвиллет, слегка притормаживая темп, чтобы оттянуть этот момент на подольше.       — Кончи, в меня, Нëви, и я тоже, ох, двигайся, кончу, — умоляет Ризли, сжимая член Нëвиллета, и сильнее толкается в его руку, находясь на грани.       Нëвиллет одобрительно трясёт головой так, будто Ризли его сможет увидеть, и простанывает громкое «хорошо», от чего его лёгкие разрывает вместе с грудной клеткой, под которой гулко бьётся сердце. Впервые настолько сильно именно от счастья. Он подмахивает бëдрами и толкается вновь, каждый раз вызывая из уст Ризли то яркое, то сдавленное «а-ах». С каждым шлепком кожи об кожу и движением рукой по членам Нëвиллет приближает их к оргазму, что накрывает с головой тяжелым одеялом облегчения.       Ризли чувствует, как его заполняют изнутри, и кричит, прикусывая запястье, когда Нëвиллет, пыхтящий сверху, по инерции делает несколько толчков и ласкает его головку, вынуждая кончить и отдать всего себя без остатка. Сперма пачкает и руку, и живот, и Ризли полностью падает на диван, когда член выскальзывает из него и Нëвиллет ложится сверху, хрипло мыча от удовольствия.       Вязкая сперма вытекает из его задницы, и он понятия не имеет, как сегодня будет доживать этот день, ведь ноги будут гудеть от пережитого напряжения, а в мыслях будет только красивый, изящный Нëвиллет, шепчущий непристойные вещи и издающий хриплые, громкие звуки. Нëвиллет пока не ушёл и останется с Ризли ещё на некоторое время, но он уже начинает по нему скучать, не желая отпускать хоть на секунду. Им бы провести, как нормальным парочкам, несколько недель конфетно-букетного периода вместе, но даже за такое время они не успеют пресытиться друг другом.       — Риз-зи, — Нëвиллет целует в шею, утыкается носом в волосы, чтобы вдохнуть аромат кожи и пота, и оглаживает бока, не желая отлипать. — Я люблю тебя, Риз-зи.       — А я т-тебя… Нëви, а ты можешь не уходить? Остаться со мной? И… — Ризли жмурится, понимая, что под эмоциями звучит слишком плаксиво, по-детски, но сейчас и вправду не хочется расставаться, ведь он бы веки мог провести на коленях Нëвиллета, кушая, спя, ласкаясь. Ему этот нужно похлеще, чем воздух. — Нет, хах, прости, я знаю, что прошу невозможного.       — Хэй, Ризли, — Нëвиллет привстаëт с чужого тела, чтобы дать Ризли перевернуться на спину, и глядит в его глаза, — даже то, что я уйду сегодня не означает, что мне не понравилось… Мне очень понравилось… И я обязательно приду ещё, и мы вновь будем здесь вдвоём, — Нëвиллет осознаёт, что новый этап в их отношениях это дополнительная ответственность, которая усложняет в какой-то степени жизни обоих, но любовь сильнее любых преград, и даже так, под водой и на земле, они несут в сердцах это светлое чувство.       — Обещаешь? — по-наивному спрашивает Ризли, и Нëвиллет узнаёт в нëм себя, такого же сомневающегося и не верящего, но если тогда Ризли смог быть сильнее, и убедил Нëвиллета в своей искренности, то сейчас то же самое должен сделать именно он. Ведь они должны дополнять друг друга даже в таких бытовых переживаниях.       — Обещаю, кроха, обещаю.       Ризли верит и ощущает поцелуй в висок, мягко улыбаясь, вновь обхватывая Нëвиллета в клетку из рук и ног — пока у них есть время, он не будет его отпускать. Ни за что и никогда. Он прижимает Нëвиллета к себе мëртвой хваткой, когда внутри него бурлит желание любить до бесконечности сильно лишь одного человека.       — Наверно, я больше не буду участвовать в боях… Мне больше не нужно, чтобы ты касался меня, обрабатывая раны… Теперь для этого не нужен повод.