· · • • • დ • • • · ·
Сакура безропотно проходит вглубь комнаты и крепче сжимает веер, чтобы не измять оборки на платье в попытках унять нарастающее волнение. От щелчка ри́геля она вздрагивает — ритмы кадрили, звон кубиков льда о стенки бокалов и заливистый смех раскрепощённых пуншем дам остались за массивными ставнями; повисшую тишину нарушает лишь треск одинокой свечки, стоически противостоящей расползающемуся мраку. Непринуждённо расслабив узел шейного платка, Саске приглашающим жестом указывает на кровать, и Сакура, слишком медленно для той, что уверена в своём решении, ступает несколько шагов в нужном направлении, но останавливается у резного изножья, поддавшись смятению. Она не замечает, как Учиха оказывается за её спиной, и пропускает несколько ударов сердца, когда он словно невзначай касается запястья и накрывает кисть своей, забирая веер. Сакура и сама часто скользила пальцами по его ладони, принимая галантно предложенный фужер, или не отпускала руку после танца чуть дольше положенного. Пока она смакует свои надежды, Саске ловко справляется с застёжками платья и развязывает ленты. Он аккуратно снимает верхнюю юбку и водружает её на каркас — нельзя допустить, чтобы вид одежды после хоть чем-то выдал произошедшее. Сакура тянется к первому крючку корсажа и торопеет, когда крупные тёплые ладони накрывают её, замёрзшие и дрожащие, но не от холода, — морозы в этом году отступили неожиданно рано, и соболиные манто и муфты из горностая давно покоятся в недрах гардеробной. — Laisse-moi faire, — глубокий хриплый голос звучит над самым ухом, и Харуно невольно подаётся ему навстречу, но вовремя себя одёргивает. В мыслях проносится «Pater noster» — лишь бы её секундное помутнение осталось незамеченным. Саске едва щурится, растягивает губы в самодовольной ухмылке и опускает руки Сакуры, отнимая их от груди. Расстёгивая корсаж, он шумно втягивает аромат её кожи и ведёт носом вдоль изящной шеи, иногда задевая, отчего Сакуре становится жарко. От захлестнувших эмоций она замирает, путает слова молитвы и почти начинает её нашёптывать, совсем забывшись. Пытается унять участившееся дыхание, до боли прикусывает губу и сжимает кулаки, но всё это не помогает сдержать стона, когда Учиха с несвойственной робостью смыкает губы в поцелуе на её остром плече. Хватка в районе груди Сакуры ослабевает, но внутренности сжимаются сильнее, когда Саске отстраняется, чтобы положить корсаж на туалетный стол: так происходило каждый раз, стоит дистанции между ними стать больше, чем при исполнении полонеза. Но сегодня это душит хуже любого корсета. <i>Фантомный поцелуй ещё ласкает плечо, и Сакура прикрывает ладонью место, где только что были губы Учихи, чтобы запечатать это чувство на коже, оставив с собой навсегда. Наслаждаясь видом широкой спины, она неожиданно для себя замечает, что впервые в жизни была бы рада более изощрённому крою верха, только бы эти дурманящие прикосновения продлились хоть на мгновение дольше. Из разговора, что Сакура подслушала во время одной из утренних прогулок на той неделе, понять удалось немногое: девушки говорили тихо и скрывались под зонтиками, а вернувшиеся в родные края жаворонки будто нарочно щебетали над самым ухом. Было ясно лишь, что упусти она этот шанс, её мечты так и умрут на страницах закрытых, спрятанных во тьме половиц дневников. Даже последующее разоблачение не испугало Сакуру так сильно, как сильно искусила предоставленная судьбой возможность. Кроме имени камердинера, у которого можно узнать детали сделки, она чётко запомнила только одну вещь: никаких поцелуев. Встретившись в зеркале с изучающим взглядом, Саске оборачивается и твёрдым шагом подходит к Сакуре. Когда он кончиками длинных пальцев приподнимает её голову за подбородок, чтобы найти в глазах ответ на терзающий душу вопрос, она в привычной манере устремляет взгляд в пол, заливаясь краской, и Саске еле сдерживает себя, чтобы не усмехнуться в ответ, как это происходило обычно. Вместо этого он неспешно, спрашивая дозволения и оставляя Сакуре возможность его прервать, привлекает её ближе, а сам слегка подаётся вперёд и вниз, но не сводит пристального взгляда с её лица, чтобы отследить реакцию. Сакура прикрывает веки и томно вздыхает, обмякнув в любимых, но таких недоступных обычно, руках, как только его губы касаются её. Места, где Саске её держит, немеют; немеет и душа, опасаясь развеять иллюзию. Он перемещает пальцы с подбородка на пылающую то ли от стыда, то ли от возбуждения, щёку, после чего углубляет поцелуй, прижимая к себе Сакуру за затылок. Язык бесцеремонно вторгается в податливый рот и изучает его с нарастающей страстью. Свободной рукой Саске снимает галстук, чтобы стало легче дышать, а после — накрывает вторую щёку со всей нежностью, на какую способен. Прежде, чем взор успеет затуманиться и ноги перестанут держать, Сакура встаёт на носочки и виснет на жилистой шее. Трясущимися пальцами она путается в жёстких волосах, перебирает тёмные пряди и сжимает их, слегка оттягивая назад. Саске глухо мычит ей в губы, поддаётся обуявшей его страсти и порывисто дёргает нижние юбки, не заботясь об их состоянии. Турнюр издаёт предсмертный треск рвущейся ткани и отлетает в сторону. Как только корсет падает на пол, крепкие ладони подхватывают хрупкое тельце под ягодицы, и Сакура чувствует, как возносится над миром. Она обвивает Саске ногами за талию, вынужденно прервав поцелуй, но тут же, судорожно вздыхая, начинает новый — мокрый и неумелый, но такой жадный, что начинает кружиться голова. Отсутствие платка дышать больше не помогает. Саске падает вместе с ней на кровать и, обхватив за поясницу, подтягивает к изголовью. От неожиданности Сакура хватает его за плечи, но тут же отпускает и прячет подёрнутые пеленой возбуждения глаза. Пытается прикрыть рукой просвечивающиеся через кружевной лиф соски́, но большой палец рефлекторно кладёт на нижний ряд зубов. Хруст ногтя прерывает затянувшуюся паузу, и Саске всё же усмехается: невинная и нежная, Сакура пробуждает в нём не только животную похоть, но и давно уснувшее желание любить. Он слегка отстраняется и произносит медленно, чтобы точно быть услышанным: — Tu veux toujours ça? Сакура поворачивается и заглядывает ему в глаза откровенно, прямо, находит в них свой румянец и полушёпотом признаётся: — Seulement ça. Саске припадает к её шее и прикусывает внутреннюю сторону щеки, чтобы не оставить следов запретной связи на нежной коже. Он проходится поцелуями от уха к плечу и обратно, с каждым разом всё глубже втягивая воздух, и дыхание Сакуры тяжелеет в унисон. Она робко кладёт ладони на крепкий торс и чувствует жар тела сквозь ткань рубашки. Пытается расстегнуть пуговицы, но ничего не выходит — пальцы не слушаются. Согревая дыханием влажную от поцелуев мочку уха, Саске шепчет: — Alors faites-moi confiance Он направляет руку Сакуры к лобку и ниже, отчего та вздрагивает и, ненадолго задержав ладонь поверх тонкого хлопка, привычным движением пальцев раздвигает большие половые губы и касается малых — по телу проходит слабый импульс, которого оказывается достаточно, чтобы унять неловкость. Проведя по промежности снизу вверх, Сакура задерживается на клиторе и начинает ласкать себя, второй рукой пробираясь под лиф, чтобы сжать грудь. Не желая более прерываться, Саске быстро скидывает жилет и подтяжки с плеч, отбрасывает рубашку и, расстегнув пуговицу на брюках, чтобы хоть немного ослабить давление на возбуждённый член, впивается в маняще приоткрытый рот Сакуры, издавая хриплый стон. Он мнёт мягкие губы, поочерёдно облизывая каждую, и сплетается языком с её. Сакура млеет. Она отдаётся власти блуда без зазрения совести и отвечает на вожделенные поцелуи пылко, со всей искренностью своих чувств; трогает себя так, как делала это только в самых грязных фантазиях: усиливает нажим на клитор, оттягивает его и крутит меж пальцев, иногда прерываясь, чтобы шлёпнуть, и разводит в стороны складки, размазывая обильные выделения по вульве. Становится душно. Она открывает глаза и с укором смотрит из-под полуопущенных ресниц, когда Саске отстраняется, но тут же закрывает веки и выгибается в спине под тихое хмыканье, ощутив на груди горячий язык. Саске целует, облизывает и слегка покусывает, поддавшись порыву, каждый сантиметр её тела: острые ключицы, юную, совсем небольшую грудь и ложбинку по центру, тёмные ареолы с затвердевшими сосками, пупок на плоском животе и выпирающие тазовые косточки, чуть оттянув пояс панталонов. Сакура хватает его за волосы на макушке, прижимается сильнее, аккомпанирует каждому прикосновению сладким стоном и покрывается мурашками от пьянящих ласк и контраста ночного воздуха с теплом сильных рук, блуждающих по телу. Присев на колени, Саске упирает её стопу себе в плечо. Продолжая следить за движениями руки Сакуры между ног, он спешно снимает туфлю и обхватывает губами пальцы, лаская их языком сквозь тончайший шёлк. Медленно поднимается поцелуями по бедру к ямочке у его основания, где умело ослабляет подвязку чулка и стягивает его, обнажая изящную ногу. Саске никогда раньше не помогал девушкам, обратившимся к нему с такой же просьбой, раздеться, — смиренно ждал, пока те избавятся от лишних слоёв и будут готовы. Все они снимали верхнее платье и юбки, но никогда не раздевались дальше корсета. Словно согрешат меньше, лишившись невинности до брака, не показав ноги. Сам же он недолго готовил их пальцами, чтобы снять напряжение, и, приспустив брюки, осторожно вводил член до основания, приближая себя к оргазму медленными фрикциями. Но сегодня лишнее для него всё, что скрывает наготу её тела. Ему мешают даже блики пламени, бесстыже лобзающие фарфоровую кожу, не давая насладиться её бледностью, которой может позавидовать сама луна. Непростительной ошибкой было откладывать демонстрацию чувств и намерений на столь долгий срок. С момента объявления помолвки виконтессы Харуно с герцогом Шимурой Саске оставалось только представлять одноглазую старческую морду вместо тарелки в воздухе или фазана на ветке во время охоты. Он днями пропадал в Жокей-клубе, совершенно не заботясь о потраченных суммах. Ему не нужно было состояние, которое нельзя разделить с Сакурой. Но всё изменилось, когда он получил послание от Суйгецу, что леди Харуно изволила просить его о помощи. Освободив вторую ногу от чулка, Саске забрасывает её себе на шею и проходится языком по промежности, вырывая из Сакуры протяжный стон. Она впивается руками в простыню, мычит что-то невнятное и прогибается в мучительной истоме, подаваясь тазом вперёд. Он проводит языком по всем складочкам, раздвигая губы у основания, проходясь по ним медленно, смакуя её. Терпко, тягуче, сладко-солёно, как карамель. Вкусно. Язык проникает глубже и ласкает стенки достаточно сильно, чтобы Сакура ощутила давление, но недостаточно, чтобы это вызвало болевые ощущения. Он обхватывает сочащийся смазкой член в брюках. Рука движется в унисон рваному дыханию Сакуры и сжимается сильнее, когда она кричит его имя. Саске целует её нижние губы, выдыхает на них горячий воздух, вылизывает вместе и по очереди, захватывает клитор и повторяет языком всё то, что совсем недавно делали её пальцы. Сакура тянет себя за волосы, сминает простыни, крутит соски и кричит его имя снова и снова, умоляя не останавливаться. По клитору разносится вибрация от его мычания. Узел внизу живота затягивается. Пошлые просьбы сменяются прерывистыми выдохами и долгими вдохами. Она ловит ртом воздух, крепче вжимается в Саске, и мелкая дрожь разносится по телу от кончиков пальцев до макушки. Она умирает. Саске нехотя отстраняется, вытирая семя о брюки, и целует крепко, делясь с Сакурой её же вкусом. Она вспыхивает от стыда, но охотно отвечает и тянется к брюкам, желая вернуть ему удовольствие. Он решительно убирает её руку и не даёт опомниться — аккуратно вводит свой палец внутрь, отвлекая от режущей боли горячим поцелуем. Задерживается на первой фаланге и ждёт, когда напряжение в мышцах ослабнет, после чего продолжает движения, постепенно наращивая темп. Сакура чувствует влагу между ног и запах возбуждения, заполнивший комнату. Она тихонько постанывает, свободной ладонью прикрывая рот. Часы на стене безжалостно бьют семь утра — скоро начнётся её смена в больнице. Сакура тоскливо вздыхает, откладывает книгу на журнальный столик и идёт в душ.• ─────── ⋄ დ ⋄ ─────── •