***
— Буду дом тебе сегодня показывать, — заявляет Андрей, когда Дима берёт трубку, отвечая на очередной звонок, и, удивлённо моргая, смотрит на Адмиралтейскую. — Хочешь в Эрмитаж? — Ты же прям по центру ходишь! — вырывается у Нюберга даже как-то испуганно. — А вдруг тебя кто-то узнает, а ты тут…со мной? — В этом, Дим? — Андрей переключает камеру телефона на фронтальную, чтобы тот увидел его бесформенную фигуру в толстой куртке, шарфе почти до носа, нелепой большой шапке с помпоном, так ещё и в тёмных очках. Пытается улыбнуться и помахать. Дима смеётся и заметно расслабляется. Андрей ещё минуты три куда-то идёт, потом поворачивает камеру влево, открывая Нюбергу вид на Неву. К краю набережной подходит, мост ближайший снимает. Дворцовый. — Ну что, Дим, куда пойдём? — Подожди-подожди. Можно мы тут постоим? — просит Дима. Андрей на ограду набережной опирается, камеру на воду приближает, а сам смотрит вовсе не на вид перед собой, а на Нюберга. Тот застывает, как сидел, и смотрит взглядом стеклянным, почти немигающим, погружённый в себя. Андрей не шевелится, не отвлекает и ловит себя на том, что ему абсолютно всё равно на людей, которые стоят рядом и фотографируют пейзаж, на машины, которые проезжают по мосту… В эти минуты весь мир сжался до него, Димы и вида на Дворцовый мост. Андрей думает, что Дима по дому всё-таки скучал всё это время, но виду не подавал. Андрей думает, что надо бы написать что-нибудь про Петербург. Дима предлагает через какое-то время пойти на Марсово поле, Андрей молчит почти весь путь, все окрестности снимая, хочет, чтобы Дима из другой страны почувствовал, что они рядом. Берёт в ближайшем киоске бутылочку Колы и на траву ложится прямо так, в чём был. Телефон рядом кладёт и в небо какое-то время смотрит. — Странное у нас свидание, конечно… — говорит на улыбке, и слышит, через наушник, как Дима расслабленно смеётся. — Я люблю тебя, — голос искажён помехами, но Андрей смотрит, как Дима благодарно улыбается ему и думает, что ради Нюберга готов работать экскурсоводом хоть каждый день.***
— Что это у тебя? — Андрей с любопытством смотрит, как Дима крутит в руках что-то круглое, странно желтоватого цвета, помехи камеры не дают понять, что это. — Чего? — Нюберг отвлекается и в камеру смотрит. — А, это… Это персик местный. Но он невкусный, переспел уже. Испортился. Андрей тихо хихикает и, пока Дима возится, тянется к телефону и заметку открывает. Заметка состоит из фразы «Трек про Петербург и расстояния». Андрей озаглавил её «ДМ», так, как Дима везде подписан. Всё равно ж никто никогда не догадается. Смотрит украдкой на Диму и добавляет туда «Переспелый персик». Трек он точно напишет, так что Диму Нюберга надо будет чем-то в нём зацепить.***
— Я скучаю, — вздыхает Андрей. — Уже почти два года ты не рядом… Я так хотел бы просто с тобой рядом побыть. Он сидит уже глубокой ночью в номере отеля, вымотанный и уставший страшно, всю энергию на концерт отдавший. Глаза закрываются уже сами собой, кажется, стоит только моргнуть посильнее и тут же уснёшь. Но попрощаться и закончить звонок не решается всё равно, хотя разговор уже давно превратился из нормального диалога в череду бессвязных фраз, повисающих в звенящей тишине. Дима отпивает красного чая из своей большой кружки и долго не говорит в ответ ничего, даже дежурного «я тоже». Смотрит как будто сквозь камеру долго-долго и молчит, как если бы подбирал правильные слова. — Значит, так нужно, наверное, — выдыхает вместе с дымом от очередной затяжки. — Зато представь, сколько людей сейчас счастливы вместо нас. Нюберг смотрит на него так, словно эта мысль должна ободрить хотя бы чуть-чуть. Андрею даже спать вдруг расхотелось. Дима вскоре прощается, мягко пожелав спокойной ночи. Андрей долго ворочается в кровати, мучаясь от того, что он понял теперь. «Сколько людей сейчас счастливы вместо нас» — Дима произнёс это так, словно судьба этих незнакомых ему, а возможно даже выдуманных людей ему куда важнее. Словно их счастье приносит Диме гораздо больше радости, чем его собственное, чем счастье Андрея, чем их общее… Андрей крутит у себя в голове эту мысль снова и снова, раз за разом и в последующем мыслительном процессе неизбежно натыкается на вывод, который не удаётся выбросить из головы, как он не старается. Дима его разлюбил. Этого стоило ожидать, наверное. В конце концов, это ведь очень сложно — продолжать любить человека, когда на протяжении почти двух лет ваше общение состоит исключительно из звонков в Дискорде. Гораздо проще любить кого-то, кто рядом, с кем можно поговорить вживую, побыть рядом по-настоящему, а не иллюзорно, кого можно обнять… Паранойя всё набирала обороты. Может, у Димы уже есть кто-то? Мерзкое чувство подтачивало сомнения всё сильнее. Да, наверняка есть. Такой как Дима, вряд ли останется один. В отличие от самого Андрея. Он садится в кровати, понимая, что сегодня точно не уснёт уже. Нащупывает телефон рядом, открывает ту самую заметку. «Трек про Петербург и расстояния». Долго смотрит и меняет «расстояния» на «расставания». Медленно встаёт с кровати, нащупывает пачку сигарет на столе и тихо выходит в безмолвный коридор ночного отеля. По пути в курилку думает о том же, о чём периодически задумывался чуть ли не с самого начала их с Димой отношений: а вдруг настоящий Нюберг — это тот, который на стримах рассказывает своим зрителям о том, как Андрей Пирокинезис исписался и о том, насколько тот Нюбергу неинтересен? Что если на самом деле Дима думает о нём так, а тот, кто обнимал по ночам, тот кто говорил о любви на том странном дистанционном свидании — это маска, образ, выстроенный специально для него? Что если Дима просто устал притворяться? «Счастливы вместо нас» крутилось в голове навязчивым эхом, вызывая практически тошноту. Оно задевало и обижало, ведь звучало так, как будто только Андрею всё ещё не всё равно на их отношения. Открывает заметку снова, печатает в полубреду: И мне посылаешь прямо в сердце обидные слова… Поджигает сигарету и думает о том, что всегда знал, что характер ни у него, ни у Димы никогда простым не был. Им даже вместе было сложно порой просто договориться о чём-нибудь, что уж говорить об отношениях на расстоянии, ещё и таких длительных. Но Андрей ведь всё время пытался, терпел бесконечные шутки и замечания по поводу своего творчества, потому что Диму любил сильнее. Нюберг, видимо, решил перестать пытаться… Андрей прижимается лбом к стене курилки, прерывисто выдыхает дым. Неужели всё закончится так? Любить меня — как биться головой, Любить тебя — будто жевать гудрон Бесконечное число затяжек не помогает, тошнить начинает ещё сильнее, но Андрей думает, что даже не против, чтобы его скрутило как следует, только бы все эти мерзкие мысли из головы наконец-то выбросить. Наверное, новая песня того не стоит. Лучше бы её не было никогда. Он хотел посвятить её Диме. Сейчас он почти хоронит их. Наверное, решает Андрей, когда Нюберг её услышит, он наконец-то выскажет ему всё как есть, если ему есть, конечно, что говорить. Поджигает ещё сигарету, мерзкая злоба и обида сменяется обессиленной усталостью. Докуривает последнюю сигарету, дописывает последнюю на сегодня строчку. Я тоскливо пепелю окурки… Наверное, он допишет эту песню там, где всё началось.***
Холодно. Очень холодно. Андрей обматывает шарф вокруг шеи ещё раз и думает, что если бы не трек, никогда не выходил бы из дома в середине ноября. Сверяется со временем — час ночи. Адмиралтейская в такое время набита людьми посильнее, чем стадион в аншлаг. Смотрит на Зимний, думает, что наверное, присел бы там где-нибудь в углу, да так и остался бы. Там ему и место, среди разваливающегося старья, а больше он ни на что не годен. Опускает глаза в землю, чтобы не смотреть на парочки, жмущиеся друг к другу, любующиеся видом на Дворцовый. Это вот о них Дима говорил. Это их счастью Андрей радоваться должен. Радоваться тому, что эта шумная толпа ворвалась в тот тесный мирок, где совсем недавно ещё были только он и Нюберг. Откуда-то слышится молодой женский голос, поющий Земфиру под гитарный ритм. Что-то там про звонки телефонные и границы. Андрей истерически усмехается. Ужасно хочется сломать эту чёртову гитару, заставить замолчать. Он ненавидит в эту секунду уличных музыкантов, так же, как… Как Дима их ненавидит. Андрей злится на себя, все мысли раз за разом к Нюбергу возвращаются снова. Протискивается к Дворцовому мосту, но тут даже и близко уже нет того спокойствия, что раньше. Достаёт телефон с заметкой, пишет «Дворцовый мост». Смотрит на буквы в названии и понимает, что они идеально совпадают. Перемещает новую фразу наверх. С названием он определился. Дима вспомнит, он точно вспомнит тот момент, когда будет слушать. В ноябре мосты никто не разводит. А жаль, думает Андрей. Он сейчас бы с радостью сел на какой-нибудь корабль и уплыл бы далеко-далеко, подальше от всех этих людей. А всем пришлось бы ждать, пока корабль пройдёт. Даже если там, на мосту, кто-нибудь будет спешить на важную встречу. Андрей застывает на этой мысли. «…Сколько людей сейчас счастливы вместо нас» — эхом проносится в голове. Вот он, образ который ему нужен! Мельком на время смотрит — час-десять, судорожно печатает мёрзнущими пальцами: Да, мы не встретимся уже, Но зато встретятся чьи-нибудь корабли И тут же торопится домой, пока не растерял все образы в голове.***
16.12.23 Это определённо точно самый ужасный в ментальном плане День рождения. Мимо пьяного сознания мельтешащими мазками носятся силуэты Серафима и Феди. Болезненным гудением слышится их весёлый смех. Удушьем ощущается похлопывание по плечу. Вчера. Он выпустил Дворцовый мост вчера. И ничего, ни звонка, ни даже СМСки. Ну конечно, думает Андрей. Дмитрий Нюберг же должен первым в интернете послушать новый альбом Оксимирона, куда ему там до песенки Пирокинезиса на две с половиной минутки. И вроде на это глупо обижаться, это же всего лишь работа, но Дима до сих пор так и не позвонил. Звук рингтона больно ударяет по сознанию, Андрей с трудом поднимается и в сторону отходит, чтобы никому не мешать. «Не брать трубку» — высвечивается на экране. Андрей даже слегка трезвеет и параноидально оборачивается. Все номера, которые действительно не стоило бы брать, он уже давно заблокировал. Так он мог подписать только один номер. Дима. Сбрасывает звонок и, не переставая оборачиваться, набирает смс:Сизеникорип
Я не дома
Не брать трубку Понял. Набери, как сможешь И почти тут же: Не брать трубку С Днём рождения Домой Андрей заваливается часа в три, растекается на кресле, как желе. Ра прыгает на коленки и урчит. Андрей нашаривает на ощупь наушники. Дима расплывается в умильной улыбке, Андрей тонет в солнышках, котиках и в чём-то там ещё про обнимашки. Этот поток нежностей воспринимает только половиной сознания, пытаясь не отрубиться прямо перед Нюбергом. Где-то в разуме бьётся навязчивый вопрос, даже сквозь алкогольный дурман: насколько Дима искренен с ним прямо сейчас? Говорит ли он все эти приятности потому, что действительно этого хочет, или только потому, что так надо? Что если отношения с ним для Нюберга — просто привычка, от которой тяжело избавиться? Андрею удаётся даже что-то отвечать Диме, не придавая этому впрочем особого значения. В какой-то момент вдруг словно просыпается ненадолго и говорит, прямо поперёк чужих слов: — Я песню написал, — слегка зависает, ловя на себе внимательный взгляд Нюберга. — Я не жду, что тебе понравится, конечно… Но я надеюсь, — последнюю фразу Андрей произносит почти себе под нос, едва слышно, опуская глаза. — Да, конечно, я… Я послушаю на стриме обязательно, Андрюш, — Дима улыбается ему так, что Андрей думает, всего на мгновение, что если бы они были рядом сейчас, ему, невзирая на любые подозрения, хотелось бы уснуть в его руках. Когда они прощаются, Андрей смотрит на часы — пять утра, прямо как в той строчке. У Димы так вообще уже шесть. О чём они вообще говорили два часа? Надо поспать, думает Андрей. Он сможет отпустить, если будет нужно.***
Уже десятый круг по этому чёртовому двору. Андрей не может прекратить эту бессмысленную нервную деятельность. Дима так и не послушал трек. По крайней мере, Андрей не видел ни стрима, ни вырезки, ничего. А может… Может, он всё-таки его послушал, сам, и всё понял? Может, решил больше никогда не писать ему, не звонить? Может, всё уже кончено, а Андрей об этом даже не знает? Тогда вчера Андрей слышал Димин голос в последний раз. Холод страшный, но Андрей согревается беспорядочной ходьбой и собственными нервами. Это пройдёт, как только он свыкнется с мыслью, что этой части его жизни больше не существует. Надо только… Телефон в кармане куртки звякает уведомлением. Андрей делает пару шагов в сторону. Отлично, сейчас он хоть как-то отвлечётся. Не брать трубку Я люблю тебя Нервный и облегчённый смех вырывается у Андрея вместе с паром холода. Отчего-то этого простого сообщения хватает, чтобы поверить. Чтобы знать, что Дима с ним честен. Ещё один вопрос, правда, всё же гложет его, и он открывает диалог, чтобы напечатать:Сизеникорип
А как же те, кто может быть счастлив вместо нас?
Ответ приходит почти мгновенно. Не брать трубку Похуй на них. Мне ты нужен И Андрей снова смеётся, счастливый.