***
Олег просыпается от кашля, разрывающего лёгкие. Подскочив с постели, бросается в туалет, где в раковину выкашливает окровавленные синие цветы. На шум спешит брат, Олег слышит его встревоженные, быстрые шаги. — Олег? Олег, что с тобой? Сполоснув рот и обреченно смотря на синие цветы в белой раковине, с которых проточная вода смывает алую кровь, он едва слышно бросает: — Это пиздец, Саш. Брат, не дожидаясь разрешения, открывает дверь в ванную, окидывает обеспокоенным внимательным взглядом голубых глаз и синие цветы в раковине привлекают его внимание быстро, что он едва ли не бледнеет. — Это васильки? — голос чудом не дрогнул. Олег жмёт плечами и будто бы безразлично, даже с лёгкой насмешкой, кидает: — Я не флорист, но насколько понимаю, да. Саша хватается рукой за лоб и тяжело выдыхает: — Как? Как ты умудрился влюбиться в человека из сна? — Если появились цветы, значит, он существует, — возражает Шепс-младший, а значит, он не сошел с ума. — Да, — приобняв за плечи, помогает дойти обратно до кровати Шепс-старший, — зато он любит царский цветок, что вообще-то, напоминаю тебе, является единственным работающим обезболивающим при ханахаки! — У него хороший вкус, — пожимает плечами Олег, чувствуя, как тоскует его душа. Не должен быть синий цветок в крови. Саша все еще растерянно кусает губы. — Ну как можно было влюбиться в человека из сна? — сетует он, словно отрицает любые доводы, — Олег, это невозможно. Олег снова жмёт плечами: — Эти сны не похожи на сны, скорее, воспоминания. Я смотрю на него и сердце поёт, душа радуется. Я его вижу и чувствую, как соскучился. Как мне не хватает его. — Хочешь сказать, воспоминания души? — хмурится Шепс-старший. — Как знать, — берёт в руки альбом и простой карандаш Олег, легко и быстро делая набросок тонких и изящных черт лица, закрашивая глаза идеально-чёрным. Саша внимательно следит за появляющимся на бумаге образом и хмурится. Длинные тёмные слегка вьющиеся волосы, угольные глаза, хрупкая фигура, маленькие ладошки, украшенные странными чёрными узорами. Богатые, лёгкие одежды, и Саше очень хочется добавить ему в руки трав да полевых цветов, а к ногам тени чертей и бесов адских. Олег же добавляет детали костюму и задумчиво хмыкает: — Сегодня я видел, как мы с ним умерли. Думаешь, он переродился здесь со мной? — Если цветы появились, то возможно и так, — теперь Саша жмёт плечами, — но я даже не представляю, как его найти. — Может, обратиться к шаманам или ясновидящим? — заканчивает неизвестно какой по счету рисунок молодой медиум и любовно обводит взглядом чужие, но такие родные черты, до которых нестерпимо сильно хочется дотронуться, — в интернете рисунки только лайки набирают, но результата не приносят. — Ты вспомнил место, где всё это происходило? — всё ещё надеется, что это разыгравшаяся фантазия брата, Александр. Страшно верить в то, что было в прошлой жизни. — Нет, — сфотографировав рисунок, Олег загружает его во все социальные сети, чуть хмурясь, — может, к какому-нибудь историку обратиться? Пусть скажет, было такое, либо же я уже точно кукухой поехал. — Хочешь, я к Илье обращусь? Он как раз историк, археолог, что-то такое, короче. Может шарить. Олег соглашаясь, кивает и отдает Саше ворох рисунков с одним и тем же белоснежным лицом. Если он переродился здесь, он его найдет.***
На другом конце Москвы, где-то в тёплой постели устраивает потягушки Дима под вопли Влада из соседней постели, что они опаздывают. — А опаздывать сегодня нельзя! У нас лекцию ведет он, — Череватый смотрит на сводного брата блестящими от предвкушения глазами. — Что, — перевернувшись на живот, бросает хитрый взгляд из-под полуприкрытых век Дима, — опять будешь доводить его тупыми придирками и смотреть влюбленными глазами, но не признаешься? Влад кидает в него подушку, которая попадает в бок, но её тут же сгребают и крепко обнимают, сворачиваясь клубком вокруг. — Ну, раз цветов пока нет, — хмыкает Влад, всё же выбираясь из-под одеяла, — значит, я пока не влюбился, а значит, можно повеселиться. — Почему именно с ним? — тихо в подушку спрашивает Матвеев, но старший брат его слышит и задумчиво хмыкает. — Не знаю, тянет что-то к нему. — Что будешь делать, если появятся цветы? Думаешь, он полюбит тебя и ответит тебе? — голос Димы максимально спокоен и даже безразличен, будто он спрашивает о погоде за окном, но в душе у него панический страх потерять Влада. Он умрёт следом. Вместе с ним. Он слишком любит его. — Либо он меня полюбит, либо, — Череватый легкомысленно пожимает плечами, — заблюю нам всю квартиру цветами и умру у тебя на руках, — драматично приложив руку ко лбу, он в боксерах, и одном носке и брючине, заваливается на сонного брата сверху, придавив своими костями до тихого писка от неожиданности. — Дурак! — прилетает ладонью громким шлепком по голому плечу, от чего Диме взвыли прямо на ухо. — Да пошутил я! — перекатывается на свободное место Влад, — Не влюблюсь я в него, успокойся. Дима поспешно обнимает его, пока снова не начал выворачиваться, и укладывает голову на плечо, покрытое мелкими родинками, выдыхает глубоко тёплый воздух, расслабленно обмякая. Влад затихает под ним и тянет губы в грустной улыбке. Не страшно, если полюбит он сам, а вот, если дрогнет сердце Димы… Но пока что брюнет лишь мягко обнимает его, сладко посапывая и делясь своим теплом. Череватый аккуратно переворачивается под ним, принимая тяжесть чужого тела к себе на грудь, и обнимает в ответ, коснувшись губами макушки. — Мы на пары пойдем? — Мгм, — мычит в ответ Матвеев, но разлепить глаза так и не может. — Ко второй, значит, ко второй, — хмыкает молодой чернокнижник и накрывает их Димкиным одеялом. Дима в его руках даже не шевелится вплоть до второго будильника, и, кажется, что при возможности он мог бы проспать и до второго пришествия. Влад же снова потягивается и смотрит сверху-вниз на Матвеева, подперев щёку рукой: — Дим, просыпайся. — Мгм, — чуть осипло обещает брюнет. — Вставай, а то за жопу укушу, — предупреждает Череватый, водя пальцами невесомо по обнаженному плечу. — Мгм, — и снова никаких попыток подняться, только одеяло поправил, чтобы теплее было. Влад, пожав плечами, сползает под одеяло и вонзает зубы в округлую мягкую половинку. Взвизгнув, Дима подскакивает в постели, возмущённо округлив глаза и хватаясь за одеяло: — Влад, блять! Больно! Череватый посмеивается и встает с постели, продолжая одеваться: — Ну… я же предупредил. — Придурок! — возмущенно трёт пострадавшее место Матвеев, — а если я тоже начну кусаться? — Тебе правую или левую? — в наглую, совершенно не стесняясь, будничным тоном уточняет Влад. — В смысле? — не понимает ещё не отошедший ото сна Дима. Он и без этого всегда предупреждает, что доходит до него всё зачастую с опозданием. — Ну половинку какую кусать будешь? — с серьёзным лицом интересуется Влад и поворачивается спиной, деловито демонстрируя свои черные боксеры. Череватый мысленно сетует на то, что мог бы и те классные со Спанч Бобом, если бы кое-кто их не выкинул на прошлой неделе, но ничего, он уже с волчьей мордой заказал, скоро приехать должны. — У тебя не жопа, а палочки твикс что ли? — нахмурившись, вскидывает тонкую бровь Матвеев, после чего растирает лицо руками. Пора просыпаться. — А ты попробуй и скажи, на чьей стороне ты. — Задорно предлагает Череватый, из которого энергия, кажется, прёт круглосуточно. В чём его секрет, этого Матвеев ещё так и не раскрыл, но он не сдаётся. — Идиот, — вздыхает Дима и с мученическим выражением лица всё же поднимается с кровати. Матвеев оглядывает комнату в поисках хоть какой-то своей одежды, которую не придётся гладить, но единственная вещь, которая попадается ему на глаза, оказывается футболкой Череватого. — А почему бы и нет, когда да, — тянет себе под нос Дима, кидает взгляд на Влада, а потом хватает со стула его футболку и с мерзким хихиканьем убегает в ванную. — Ты чего ржёшь, придурок? — догоняет его в спину вопрос, но Матвеев уже закрывает за собой дверь. Ждёт какое-то время, мысленно отсчитывая секунды, а потом наваливается на дверь всем весом под возмущённый голос Влада. — Дима, блять, отдай! — воет тот, толкаясь с другой стороны, — я первый её заметил! — А я первый взял, — парирует Матвеев. — Это вообще-то моя, — Влад пытается зайти в ванную, но Дима стоит до последнего, упирается пятками в пол и смеётся, — это не честно! Обиженный тон брата веселит до боли в животе, но Матвеев не был бы собой, если бы сдался. — Проблемы индейцев шерифа не волнуют, — буквально пропевает Дима, — всё, ищи себе другую футболку и не заходи ко мне. А-то я, может быть, стесняюсь. — Меня? — кажется, эта фраза действует на Влада более мотивирующе, чем украденная футболка, и он всё же проталкивается в ванную, — то есть, когда ты первый раз подрочил и решил мне показать, что умеешь, ты меня не стеснялся, да? — Ты не понимаешь, это другое! — возмущается Дима и давит Череватому на плечи, но тот такая здоровая херня, что едва ли сдвигается с места. Матвеев с огорчением понимает, что Влад просто ему поддавался, когда делал вид, что не может войти, и это бесит больше, чем должно бы. — Такими темпами мы опоздаем к твоему любимому историку, — ворчит Дима, стараясь хоть как-то остаться в узкой ванной в одиночестве. — За живое задел, ладно, — Череватый позволяет себя вытолкать, чётко почувствовав момент, когда стоит удалиться, — но знай, это от моей безграничной любви. Не к тебе. — Сейчас расплачусь, — закатывает глаза Матвеев и захлопывает дверь, ворчит уже себе под нос: — так я тебе и поверил.***
В итоге они, конечно же, опаздывают и на вторую пару тоже. Дима семенит за длинноногим Владом и всё равно за ним не поспевает, хотя идет тот размеренным для себя темпом. Это у Матвеева уже, кажется, скоро в боку начнёт колоть, и, не выдерживая, он, тяжко выдохнув последний раз, повышает голос: — Да подожди ты! Я не успеваю за тобой! Влад останавливается, закатывая глаза и оборачивается недовольно: — Ну да, давай, мы же мало опаздываем, — проверяет время на телефоне Череватый и тычет в друга пальцем, — из-за тебя кстати. — Из-за меня? — чуть не спотыкается от возмущения Матвеев, какая наглость. — Да если бы не я, ты бы вообще на пары не ходил! — Да если бы не ты, — шипит Влад, ускоряя шаг, — мне, может, и вообще в этот универ ходить не пришлось! А то, Влад, сходи со мной на вступительные, я боюсь. Тьфу, — показушно плюется чернокнижник, крепко схватив за тонкое запястье и таща младшего по лестнице, чтобы тот не так сильно от него отставал. — Так я просил сходить, а не сдавать их вместе со мной! — всё ещё не успевает и едва ли не путается в своих ногах Дима, не разбирая дороги. У него ощущение, что ещё чуть-чуть, и он споткнётся о ровный пол и разобьёт себе нос в кровавую лепёшку. И в этом будет виноват никто иной, как собственный брат. Не успевают они открыть дверь в аудиторию, как та сама резко распахивается. — Черетвеевы, — тяжело вздыхает Ларионов, открывая перед ними шире дверь в просторное, светлое помещение, — мало того, что вы, как всегда, опаздываете, а я смею напомнить, что это вторая пара! Так вас ещё и слышно на весь университет. — У нас, вообще-то, у каждого своя фамилия есть, — фыркает Матвеев, протискиваясь в кабинет и поднимаясь по лестнице за верхние парты, подальше от препода, — пора бы запомнить. Илья провожает Матвеева немного обескураженным взглядом. То сами с этого посмеялись в начале года, сказали, что прикольно, а сейчас «фи» решили показать? Вот так новости… Интересно, какая муха укусила этого тихого язву? — Не обращайте внимание, Илья Владимирович, — подает голос громкая язва, вот кого точно нельзя было не услышать, да и не увидеть, в принципе, — Бусинка у нас просто ревнует. — Оставьте свои игрища дома, пожалуйста, вы в университете находитесь, — закатывает устало глаза преподаватель истории. Да сколько можно-то уже, ну, право слово? — А теперь ревнуете вы? — ухмыляется Череватый, пробираясь между рядами к свободной парте, за которой уже расположился Дима, — Не стоит, меня на всех хватит. Ларионов предпочитает игнорировать проблему и лишь вздыхает: — Итак, продолжаем лекцию. Каждый раз одно и тоже, но ничего страшного, осталось потерпеть совсем немного, а там и летние каникулы, а потом и его дисциплина у них закончится, начнется, правда, другая, но об этом он подумает позже. — Не стоит или не стоит, — шипит Матвеев с хитринкой во взгляде, встречая Влада на своём месте, не желая пододвинуться и уступить, но Влад всё равно сдвигает его без особых усилий, — что-то ты сегодня быстро сдался… — Да чёт какой-то он сегодня слишком серьезный, — не нравится Владу общее настроение в аудитории, и он достает телефон из кармана, удобно привалившись к плечу Димы в качестве опоры. И правда, все студенты сидят тихо и скрипят ручками — никто даже кофе не пьёт. Они что — в школе? Что сплетен нет? Или ещё не проснулись? В то, что все сразу увлеклись историей, Череватый в жизни не поверит. Ему лично как было скучно на ней ещё со школы, так он до сих пор на ней и засыпает, и никакие секси-преподы это не исправят. Его одни только таблицы с датами и этими "санта-барбарами" с Людовиками и Романовыми с ума сводят. А тут ещё и тема какая-то… Да все знают, когда началась эпидемия ханахаки, даже детсадовец. Зачем это так пристально изучать? — Ты охренел? — дергает плечом Матвеев, пытаясь скинуть брата. Дима честно собрался писать лекцию, ведь Влад же первым начнёт ныть насчет конспектов ближе к сессии. И хоть бы один, зараза, сам написал! Но не царское это дело. Тоже ему, князь нашелся! — Сиди, не дергайся, — возмущается Череватый, пихаясь в ответ, от чего ручка в чужом конспекте делает лишнюю линию, — всё равно начало пропустили. Матвеев лишь обреченно закатывает глаза, но упрямо продолжает записывать лекцию. Проще потом начало дописать, чем всю переписывать. Уж увольте, им и так много дописать нужно будет. Вздох вырывается сам собой. Он уже чувствует фантомные боли в запястье, отчего разминает его, чтобы не ныло. Уже слышит, как рядом будет страдать Влад, выливая на него поток своего гнева и жалоб. Нет уж, он лучше сейчас что-то запишет. — Смотри! — Влад снова ощутимо пихает его в бок острым локтем и тычет едва ли не в лицо телефоном. Матвеев морщится и старается подальше отпихнуть от себя чужой гаджет, от которого всё расплывается в один момент перед глазами: — Господи, чё у тебя экран так ярко светит? — отобрав чужой телефон, Дима в настройках сбавляет яркость на минимум, по приколу проверяет фоном открытые приложения и тут же усмехается, — ебать ты бабка конечно. Череватый, закатив глаза, показывает ему средний палец: — Я же молчу, что ты до сих пор в мессенджерах и соцсетях не разобрался толком. Дима цокает языком и закатывает глаза, переводя тему: — Что ты там хотел мне показать? — Я тебя зря что ли читать учил? Столько нервов на него потратил а он, неблагодарный… — причитает Череватый, — даже прочитать не может… — Заткнись, а, — устало выдыхает Дима и, щурясь от всё ещё яркой подсветки, начинает читать статью: — «череда несчастных случаев или новый смертельный вирус?». Бля, Влад, что за бред? — одним взглядом просит пощады. Заголовка уже вот так хватило. Дальше статью можно не читать. — Ты читай-читай дальше, — взволнованно говорит Череватый, а потом тычет пальцем в экран, пропуская половину текста, — здесь. — И как ты не ослеп ещё, — ворчит Дима, но послушно скользит взглядом по тексту, — фу, ну и на кой хрен, мне это надо было узнать? Мерзость какая… — Возможно, потому что это будет на экзамене? — раздаётся холодный голос Ильи Владимировича, и Дима в моменте осознаёт, что был слишком громким, — разрешите узнать, Черетвеевы, я вам не мешаю? — оборачивается он к ним с мелом в руках от доски, где, как рассмотрели вышеупомянутые, он что-то рисовал. — Нет, что вы! По крайней мере, мне вы никогда не помешаете, — с максимально доброжелательным лицом заверяет Влад. — Рад это слышать, — не моргнув глазом, отвечает Ларионов, у которого уже иммунитет, и как-то слишком довольно улыбается: — тогда вы не будете против, если я на экзамене уделю вам особое внимание? — Спасибо, конечно, но может мы можем договориться иначе? — широкая улыбка и игривый взгляд Влада перечислили все возможные варианты за него. Дима замечает, как Ларионов в секунду становится намного более серьёзным, и понимает, что ещё чуть-чуть и историю они сдадут только на комиссии. Он больно толкает Влада локтём, что тот ойкает, а потом натыкается на возмущённый взгляд друга. — Прошу прощения, Илья Владимирович, — смирнеет Череватый, — я не подумал, что эта тема для более личного разговора. По Ларионову видно, как он соскребает последние внутренние силы, но, кажется, всё-таки решает оставить свои возможные возмущения — это же Черетвеевы, что с них ещё можно взять. Как только преподаватель прекращает обращать на них своё внимание, Дима с чистой совестью отдаёт телефон обратно Владу. — Всё ещё не понимаю, зачем ты мне это показал, — ворчит он, — написано ужасно, даже ты бы лучше смог. — В смысле «даже я»? — крайне униженно и оскорблённо округляет глаза Влад, чудом сконтролировав громкость своего чистого и неприкрытого возмущения. — Не льсти себе, я знаю, как ты пишешь, — закатывает глаза Матвеев, — ты вот мне лучше скажи, ты купил курицу вчера, когда я тебе написал? — Ты про филинное куре? — фыркает Влад, — конечно, я ещё и мачку пасла взял. — Каков молодец, а-то я в тебе уже сомневаться начал, — посмеивается Дима, — твоя очередь готовить, кстати. Череватый прикладывает руку к груди в трагичном жесте: — Дим, ты шо умереть захотел? Димочка, не надо, все наладится! — хватает его за руки Влад, заглядывая ему в глаза крайне обеспокоенно, а потом глаза его смеются, — забыл как я нам чуть кухню не спалил когда блинчики пытался пожарить? — Это когда ты решил их эффектно перевернуть, насмотревшись тиктока? — усмехается брюнет и окинув парня рядом взглядом с головы до пят, вздыхает, — Боже, ладно, кухня мне важнее затраченных усилий. Нам потом еще хозяйке квартиры ее обратно сдавать. — Вот и ладушки, — расплывается улыбка от уха до уха на довольной физиномии Череватого, что снова падает спиной на друга, — о, кстати, пожарь оладушки, а? — запрокинув голову, заглядывает ему в глаза. — Хорошо, — легко соглашается Дима, — только у нас их не с чем… — громкий показательный вздох преподавателя даёт понять, что им пора умолкнуть, что собственно Дима и делает. Влад же жмет плечами и, шуганув любопытного одногруппника вскинутыми бровями, погружается в игру. В аудитории наконец-то тишина. Студенты пишут, Илья неторопливо рассказывает материал о первой непобежденной и самой загадочной эпидемии в истории человечества. Дима тихо фыркает себе под нос, ну да, конечно, можно подумать, все остальные прям вот взяли и победили. — Влад пихает его в бок и показывает своё достижение в игре, чтобы он успокоился — новые лошади. — Матвеев вздыхает, первая, так первая, загадочная, так загадочная, ладно. Когда Владу надоедает играть, а до конца пары ещё остаётся время, он пробегается взглядом по аудитории и хмыкает. Сразу видно, весна на дворе, лето на носу. Аудитория залита солнечным светом, студенты в легких футболках и рубашках, студентки в легких платьях и сарафанах, от всех пахнет духами, все с макияжем. Ну прямо цветут, как и природа за окном. Это радует, надоела уже эта угрюмая зима с её тяжелыми куртками, красными носами и квестом с гололедом. Сейчас же даже дышится легче. Полной грудью. Приятно и расслабленно. За окном поют птицы на ветках цветущих деревьев, в углу аудитории шмыгает носом аллергик, голос Ильи под монотонный скрип ручки Димы, а от него самого немного прохладно. Его личный кусочек зимы, что дарит свежесть в жаркий день. Так и уснуть недолго. Наверное, Череватый и сам не замечает, как слегка проваливается в дрему. — Итак, уважаемые коллеги, — приводит его в себя выбившийся из общего фона, повысившийся голос преподавателя, — в предверие летней практики могу предложить вам уникальную возможность отправиться со мной в историческую экспедицию по местам, где вы сможете собрать материал для своей исследовательской работы. Есть желающие? В воздух тут же взмывают больше дюжины рук, что не может радовать разулыбавшегося Ларионова, что уточняет: — К сожалению, всех взять не могу. Есть только четыре места. В аудитории сразу же раздаётся разочарованный гул и часть рук отсеивается. — А можно спросить?.. — начинают раздаваться уточняющие вопросы, незаинтересованный Дима, что отвлекся на телефон, как-то на периферии чувствует, что что-то не так, смотрит на Влада и с ужасом видит поднятую руку. — А ты куда собрался? — спрашивает Матвеев с опасающейся насмешкой. Череватый ничего не отвечает, лишь сверкает своими тёмными глазами в его сторону и многозначительно улыбается. — Туда, — загадочно выдыхает он, а потом едва ли не кричит, — Илья Владимирович, мы поедем! Мы! — Что? — округляет глаза Дима у которого мурашки табуном по всему телу кросс побежали, — подож…- — Илья Владимирович, — продолжает пытаться докричаться до преподавателя Влад, игнорируя друга. Ларионов смотрит прямо на них и тяжело сглатывает, стараясь сохранить лицо и самоконтроль: — Ещё желающие есть? Про себя же молит. Пожалуйста-пожалуйста! Господи, если с ним что-то не так, он исправится, но только не они! Пожалуйста… — Ну мы же! — Влад вскидывает вторую руку и машет ими из стороны в сторону, — мы-ы-ы! Мы желаем! Ну Илья-я-я-я Влади-и-имирови-и-ич! — Кто мы? — встрепенулся Матвеев, чуя неладное. Казалось, только сейчас осознав, но отчаянно отказываясь в это верить. Влад не мог с ним так поступить. — Сразу должен сказать, что ехать придётся довольно далеко и, скорее всего, каникул у вас совсем не будет, — словно отговаривает их Ларионов, — придётся изучить много литературы, много и долго ходить в поисках чего-то полезного и стоящего. Мы поедем вместе с группой студентов-археологов, так что не исключено, что им потребуется наша помощь. Кто-то на фоне сокрушается, что в долгих поездках его укачивает, и Дима мысленно с этим соглашается. Влад же играет чечетку бровями: — Мы, что не понятного? — и снова переводит прямой взгляд на историка. — Ты хотел сказать не мы, а ты, — все же пытается отстоять свой комфорт Дима. Ну не мог же Влад, и тут же вспоминает бородатый анекдот про Штирлица. Ладно, мог… — Нет никаких «я», никаких «ты», есть только «мы», — мечтательно произносит Влад и голосит пуще прежнего, — Мы поедем! Запишите там нас куда надо. — Влад, нет! — Дима хватает Череватого за руку и изо всех сил тянет её вниз, — у тебя бронхиальная астма в ремиссии, тебе нельзя! — Чё? — отвлекается Влад, скашивая ошалелый взгляд, — когда это? — Ты об этом не знаешь, но она у тебя есть, — твердо смотрит старшему в глаза Дима, выдержав драматическую паузу, добавляет, утешающе сжав чужое плечо, — прости, что так неожиданно приходится тебе об этом говорить. — Нет у меня её, — отмахивается Череватый повеселев. Вот же придурок! Еще чуть-чуть и он бы купился. — Ну появится! — уже злится Матвеев. Он совершенно точно не хочет никуда ехать, где, упаси боже, надо будет копаться в грязи. Он что, зря на журфак шёл, чтобы потом по полям бегать с веником и лопатами? — В этой отдалённой от цивилизации деревни нам нужно будет наладить контакт с местными жителями, изучить их диалект, — продолжает между тем Ларионов, и после этой фразы поднятых рук в мгновение становится намного меньше. — Наладить контакт, — трагично вздыхает Дима, — Влад, ну нет! Вла-а-ад! И, скорее всего, вам придётся отказаться от социальных сетей и интернета в целом, так как его там попросту может не быть, — добивает этой фразой студентов Ларионов, и желающих просто не остаётся. Точнее, остаётся только гордо поднятая рука Череватого и затравленный взгляд Матвеева, буквально умоляющий его спасти. Илья бы с удовольствием, но если Влад чего-то захотел… В общем, Ларионова тоже спасите. — Влад, одумайся, а как же твоя ферма? — использует последний козырь Дима. — Ты что, дурачок? — вскидывает бровь Влад, действительно смотря на него, как на глупого человека, — Ну Леха за ней присмотрит, я ему пароль от аккаунта дам. Мы хотим! — продолжает настаивать Влад и будто издевается, вот только не понятно над кем именно, — природа, история вокруг. Красота. — Ага, глухомань, срань и интернета нет, прям мечта, — закатывает глаза Матвеев, понимая, что всё. Всё. Череватого не остановить, если его с собой не возьмут, он сам приедет, а что? Законом не запрещено. Он отдыхает, где хочет. — Всё, как ты любишь, — парирует Череватый, — сам недавно ныл, что классно было бы отдохнуть на природе. — Я имел ввиду шашлыки, а не сранные раскопки, — возмущенно скулит парень, всё ещё борясь внутри себя со своей же обреченностью. Может, ещё получится отвертеться? — Ща всё решим, — Влад вскидывает руку снова и повышает голос еще больше, — Илья… Владимирович, — осекается студент, — а это, шашлыки будут в культурной программе? — А что, больше никто не хочет? — как-то совсем потерянно интересуется Илья Владимирович у притихших студентов, на что все лишь качают головами да вздыхают, отводя глаза. Ну как-то не охота. — Да вы чё, ребят? — как на митинге зычным голосом спрашивает Влад, который, кажется, совсем не понимает чужой незаинтересованности, что аж поднимается с места, — весело же будет, ну! Скажите же, Илья Владимирович? Будет же? — Будет, — растерянно отвечает Ларионов. — И понимает, что весело будет только Череватому, а у всех остальных будет головная боль, а если ещё и Матвеева с собой всё-таки притащит, то две. И тут же вздыхает, хотя что значит «если»? Это же неразлучное бедствие. — Вот видишь, Димка, значит, и шашлыки будут! — счастливо заявляет Влад и довольно плюхается обратно на задницу, толкая Диму локтём, — а ты переживал. — Я не переживал, я вообще ехать не хочу! — крайне обижен и возмущен голос Матвеева, его опять не спросили. Ездили они уже так как-то с Владом «чисто погулять», потом на кладбище чье-то сердце сжигали. — А че, одному поехать не судьба? — А мы только в комплекте идем, один плюётся, другой не даётся. — подкалывает надувшегося друга Череватый, весело хохотнув. Ларионов лишь закатывает глаза. Он сойдет с ума в этой поездке. И какой черт его дернул предложить именно их группе эту экспедицию, но тут же отвлекается на входящий звонок от давнего друга. — Уважаемые коллеги, — повышает голос Илья, вспомнив о своей договоренности, — можете быть свободны. Пара окончена. Задания у вас есть. Влад, Дима, я скину вам дополнительно, что будет нужно с собой и для оформления в экспедицию. — Если я быстрее не скинусь, — ворчит себе под нос Матвеев, но начинает собираться. Как только большинство студентов покидают аудиторию, преподаватель отвечает на звонок: — Да? А, уже пришли ко мне? Хорошо, сейчас выйду к вам… или лучше вы поднимайтесь ко мне в аудиторию. Я предупреждал охрану. — Да ладно тебе, Димка, не кисни, — всё ещё держится навеселе Череватый, проходя мимо мужчины в бордовом пиджаке с настолько пронзительными голубыми глазами, что они едва ли не светятся, и не отвлечься на них просто невозможно, Влад спотыкается на фразе и оглядывается: — в-весело будет. — Влад, — тяжело вздыхает Матвеев, даже не пытаясь понять, на что отвлекается брат, — я понимаю, ты хочешь закадрить препода и поэтому не упускаешь возможность, мне-то туда зачем ехать? Но Череватый вместо ответа хватает за предплечье, щурится и словно хочет обратно отвернуться. — Ого! Ты видел какие у него глаза? — восторженно громко шепчет он, впечатлённый, пропуская друга в лифт, на ходу оборачиваясь и провожая мужчину любопытным взглядом. Интересно, кто это такой и какими к ним судьбами. — У кого? — устало вздыхает Матвеев, проверяя в расписании номер аудитории, в которой будут две пары теории журналистики. — У того красавчика, — показывает пальцем в закрывшиеся двери лифта Череватый, а потом тут же канючит: — да ладно, тебе что, сложно со мной поехать? Будешь там цветочки свои собирать, я договорюсь, книжек тебе побольше возьмем. — Да не поеду я, Влад, не хочу. Не нравится мне эта идея, — упрямится Дима, которого и правда грызёт дурное предчувствие.