***
У Намджуна было много секса. У Тэхена тоже. И они сталкиваются друг с другом в несерьезном баловстве, теряясь в неоновом экстазе и подслащенной бумаге для самокруток. Они были страстью, которую Намджуну не доводилось испытать. Они были исследованием без заключения, призванием с неутолимым аппетитом изучить друг друга целиком и полностью. И они изучали. Иногда после шоу, когда возбуждение нарастает из-за особо двусмысленных знаков, они оказываются в туалете, как при их первом столкновении. Иногда страсть выражается в больших, нежных руках Намджуна, когда он мягко водит ладонью по длине Тэхена и шепчет ему успокаивающие обещания и комплименты. Иногда эта рука хватает Тэхена за волосы, пока он заглатывает его под столом, за которым Намджун рисовал и пытался творить. Иногда страсть – это войти до упора и тяжело дышать в шею Тэхена, говоря так «я тебя люблю», не озвучивая. «Я тебя люблю» отображается в количестве раз, когда Тэхен наваливается на плечи Намджуна и говорит, какой он классный. «Я тебя люблю» может звучать в просьбе Намджуна, когда он предлагает Тэхену открыть его следующий показ. «Я тебя люблю» может выглядеть как фотографии Тэхена, на которых он одет в дизайны Намджуна, вместо своего любимого Gucci. Постоянно подразумевающееся, но не озвученное; «Я тебя люблю» становится обещанием, которое они не совершали. Тэхен позволяет Намджуну дотронуться до каждой части себя, даже до сердца. Он позволяет ему скользить внутри в ритме преданности, позволяет Намджуну проталкивать пальцы в свой рот, позволяет Намджуну дышать им, как будто он ему принадлежит. Одной ночью, в тишине и комфорте спальни Намджуна в одном из его пентхаусов в Милане, у Тэхена соскальзывает с языка, что ему нравится, как Намджун на него смотрит. – Как будто я кто-то, – бормочет он, губы проезжаются по остывающей коже Намджуна, – кто-то важный для тебя. – Ты важен мне. – Я знаю. Но ты смотришь на меня, будто так будет всегда. Мне нравится. И может именно в этот момент Намджун начинает задумываться, какого это, быть с человеком, который, как выразился бы Хосок, имеет репутацию. У Тэхена есть склонность к романтическим рандеву, быстрым привязанностям и мгновенному насыщению. Намджун никогда не осуждал его за это. В конце концов, именно жадность Тэхена до нежности и его умение влюбиться в сияние любой чужой улыбки свело их вместе. Но его нетерпеливый взгляд всегда отчасти был причиной, почему Намджун осматривает толпу, когда они вместе идут на вечеринку.***
Намджун спрашивает Тэхена, любит ли он его, спустя два месяца после того, как у них все «стабилизировалось». Не столько из любопытства или даже подозрения, которое поселилось у него глубоко внутри, сколько из неуверенности. У Тэхена лицо ангела и тело греческого бога, но безрассудные склонности бывшей рокзвезды. Даже на вечеринках Намджун улавливает момент, когда Тэхен пропадает в гардеробных или туалетах, чтобы позже вернуться, вытирая нос, с потемневшими глазами и неестественной улыбкой. Когда Намджун задает вопрос, Тэхен ему улыбается. Эта улыбка игривая и мягкая. Намджун думает, что это может стать опасным, если он не будет осторожен. – Конечно, да. И Намджун знает, что это правда. Тэхен бросил все, что он знал, он бросил свою компанию, чтобы последовать за Намджуном в ту, что создал он. Еще до того, как они впервые официально встретились, он настолько преданно восхищался Намджуном, всегда носил его одежду и говорил о том, как ему нравятся его работы. Тэхен почти встал на колени и умолял, когда Намджун сказал ему, что бросает моделлинг. Он знал, что Тэхен любит его. В этот раз он понял, что это не было проблемой. Проблема заключалась в том, что он не знал, сколько эта любовь продлится. Когда дамба прорвется, потому что она всегда прорывается, Намджун не знает, как он будет себя спасать.***
Одетый в черные кожаные брюки и прозрачную футболку с белой кожаной курткой, свисающей с его плеча, Тэхен скользит сквозь людей на автерпати в Токио. Пирсинг в ушах и подводка kohl заставляют его выглядеть менее Ким Тэхеном, которого Намджун знал, и более Ким Тэхеном, который раньше был бесконечно близок с окружающими. В тот момент, когда Тэхен закинул руку на плечо Намджуна и начал настойчиво целовать его шею, Намджун понял, что он под наркотиками. Обдолбан. Его сейчас несет выше, чем эшелоны, на которые он взбирался, выше, чем слава королей и королев, выше, чем звезды, отображающиеся в его глазах, когда он смотрит на Намджуна. Это не кокаин. Намджун знает, потому что имел удовольствие – или неудовольствие – наблюдать, как выглядит Тэхен после каждого косяка и белой дорожки. Тэхен под каннабисом выглядит как дикий летний бриз. Беспорядочный, но податливый. Красивый, как только сломанные вещи могут быть. Тэхен под кокаином, после дорожки за дорожкой, становится хихикающим Тэхеном. Этот Тэхен смеется над каждой шуткой вне зависимости от того, насколько она смешная; этот Тэхен рвется совершить ошибку, как кипящая вода, выливающаяся из раскалённого чайника. Он не знает этого Тэхена, который распластал своего тело на Намджуне. Он не знает этот наполовину мертвый, наполовину cумасшедший взгляд в его остекленевших глазах. И Намджун озвучивает это. Тэхен выпускает в шею Намджуна звук, который почти напоминает смех. Почти, потому что Тэхен настолько слаб, настолько разбит тем, что бы он там не принял, что это звучит больше как хрип. – Ты меня знаешь, – шепчет он в шею Намджуна, – ты знаешь меня лучше, чем кто-либо.***
Только после четвертого раза как это происходит, Намджун говорит Тэхену, что у него проблема. Он лишь думает – не знает, – что это из-за натуры индустрии. Их индустрия – это мягкое освещение, неоновые лучи, меховые шубы и белые линии. Их индустрия – это правильный контуринг макияжа, сияние правильного блеска для губ и медленное тление правильного наркотика. Тэхен не единственный человек, который присасывается к нескончаемому предложению кокаина. Он не единственная модель, которая приходит на вечеринки в солнечных очках и слишком много нюхает. Намджун тоже так делал. Проблема в этой индустрии, как позже понял Намджун, заключается в том, что здесь время от времени затруднительно отличить проблему от хобби. Когда детям дают много конфет, они не задумываются над этим. В этом нет ничего плохого. Это просто еще один аспект их жизни. Индустрия такая же: если все проставляются наркотой на каждой вечеринке или ивенте, то сложно назвать это действительно скверным аспектом. Это просто развлечение. Тэхен смотрит на него сквозь затуманенные глаза. Он не выглядит как зависимый. Как торчок. Или даже как человек с назревающими проблемами. Он выглядит как Тэхен: яркий и цветущий, как розы, которые он набил у себя на ребрах. – У меня нет проблемы. Он не выглядит оскорбленным, говоря это. Не выглядит злым, как некоторые зависимые, он не звучит так, будто защищается. Он выглядит очарованным. Будто Намджун только что рассказал ему шутку. Он улыбается. – Нет? – Нет у меня никакой проблемы. Я просто люблю повеселиться. Тебе тоже стоит попробовать как-нибудь. Столкновение образов жизни. После официального ухода из пластиковой части индустрии, Намджун меньше посещал вечеринки и больше думал. Он создавал и творил, выводил угловатые скетчи пока его пальцы не начинали болеть и уставшие запястья не заставляли его взвыть от боли. Время от времени он думает о том, что, вероятно, Намджун, в которого Тэхен влюбился, это модель с грандиозными идеями. Не предприниматель, который больше работает, чем веселится. И вероятно этот легкий упрек – тебе тоже стоит попробовать как-нибудь – заставляет Намджуна следовать за Тэхеном в одну из гардеробных на очередной автерпати и вдохнуть себя столько дорожек, сколько обычно вдыхает Тэхен. Его мама раньше говорила, что невозможно удержать дикое животное в клетке. Поэтому он задумывается над тем, чтобы самому стать диким. Он следует за Тэхеном на каждой вечеринке. Автерпати после показов. Предварительные вечеринки перед музыкальными премиями. Особые празднования в лофте кого-то важного, друга знакомого, дальнего кузена. Они посещают эти вечеринки с переплетенными ладонями, руками, обвитыми вокруг талии, плечом к плечу. Ненадолго это радует Тэхена. Он улыбается Намджуну как в первый и во второй разы, ярче, чем в третий раз. Они переплетают свои пути, как графит и холст. Они – это страсть, неумолимая и безрассудная, непоколебимая и неправильная. В одну из таких ночей Тэхен медленно его целует. Он кусает его нижнюю губу и посасывает. Медленно. Как в последний раз.***
Ким Сокджин становится тем, кто загоняет гвоздь в крышку гроба Намджуновой пресыщенности. Ким Сокджин был супермоделью среди моделей, императором среди королей. Он в индустрии с детства и начал ребенком-актером. Многие беспокоились, что он испортится, но в результате он расцвел в живописную красоту. Не просто красоту. Свирепость. Если красота Тэхена была нежным ветерком, обдувающий бутоны нарциссов, то красота Сокджина была ураганом, вырывающим здания из земли. Он не был более красивым. Просто пронзительнее. Красота Сокджина была злой и агрессивной. Но дело было не только в его красоте, а в том факте, что в мире моды и кокаина Сокджин для Тэхена был первым погружением в наркотики. И они – это страсть, которая не была разорвана. Это случилось на фото-возможности в Сан-Франциско. Какой-то журналист спрашивал Намджуна о новых моделях, которые были ему интересны и о его последних контрактах с новичками, когда его взгляд зацепился за что-то ярко-красное. Красный – это цвет последней тонировки волос Сокджина и перманентный цвет Тэхеновой привязанности к нему. На другом конце помещения они воссоединились и Сокджин обнял Тэхена так, будто все еще знает его. Тэхен ныряет в его объятия, утыкается лицом в шею Сокджина и хихикает над чем-то. Нет ничего странного в том, что он ласков. Нет ничего странного в том, чтобы увидеть его влюбленным в других людей, потому что Тэхен перманентно влюблен в окружающих. Что странно, так это то тоска, с которой Тэхен смотрит на Сокджина. Как будто он скучал по его объятиям. Как будто он скучал по отношениям с другими людьми. Намджун определенно пялится слишком долго, потому что в конце концов Тэхен пересекается с ним глазами, его взгляд становится сдержаннее и он отстраняется от Сокджина. Больше всего Намджуна задевают не объятия, не любовь, не тоска, а печаль в Тэхеновых глазах. Его мама говорит, что невозможно удержать дикое животное в клетке. Но Тэхен не дикий. Тэхен прижимается к нему ночами глубоко во сне. Тэхен лениво целует его ранними утрами, все еще со вкусом сна на языке. Тэхен смеется над ним и вместе с ним за завтраком, когда его волосы все еще растрепаны после подушки. Тэхен нежный. Не жестокий. Не дикий. Не беспорядочный. Нежный. Добрый. Теплый. И очень любвеобильный. В моменты, когда Тэхен висит на его руке, но смотрит на кого-то другого, Намджун начинает пеереживать – смогут ли эти отношения продлиться. Тэхен любит его. Но Тэхен любит всех. Не из-за внимания, просто его сердце слишком большое и слишком открыто для любого, кто проявит к нему и долю доброты. – Что это значит? До того, как они с Тэхеном встретились, у Намджуна хорошо получалось избегать. Избегать чувств, избегать мыслей, избегать вожделения. Теперь он избегает взгляд Тэхена. Он помешивает свой кофе. – Ты не тот человек, который может быть в отношениях с одним. Тэхен фыркает. Не с недоверием. Не с разочарованием. С болью. Намджун слышит шуршание и всхлип, но заставляет себя не смотреть, потому что он знает, что Тэхен плачет. – Это из-за Сокджина? Потому что между нами ничего не было, я… – Но что-то будет. С тобой всегда что-то происходит. Ответом ему послужила тишина. С его стороны нечестно описывать Тэхена таким, как его видят окружающие. Блоггеры, поп-журналисты и мудилы который возомнили, что знают знаменитость чисто из-за того, что они однажды пересеклись. Тэхен застыл. Когнитивный диссонанс. Он согласен, Намджун знает, и он не согласен. Просто Тэхен не тот, кто может быть привязанным. Это не потому, что он не может стать тем самым одним единственным. Просто он не может не быть со всеми. Тэхен – это свободных дух, разъезжающий на магических автобусах и распивающий ЛСД с детьми цветов. А Намджун нет. И может быть на этом все. Просто Намджун не может себя изменить и не хочет заставлять Тэхена приносить в жертву свою искренность. Просто любовь Тэхена похожа на салют: громкая, неистовая, огненная и отвлекающая, но заканчивающаяся в мгновение. Здесь, в центре парижского кафе, под саундрек Клары Бруни и шум кофемашин, знаменуется их конец.