До скорой встречи с тобой

— Скажите, граф, вы когда-нибудь подозревали о моих чувствах к вам? Ох, нет-нет, не отвечайте, — с улыбкой торопливо добавил Альбер де Морсер, вскидывая руки. — Вам не стоит ничего говорить, потому что я знаю ответ. Наверняка вы даже в кошмаре представить такого не могли. А ведь я влюбился в вас, словно мальчишка, с первого вашего взгляда на меня. Как сейчас помню: вы с интересом скользнули по мне глазами и протянули свою ладонь для рукопожатия. Мне тогда показалось, будто вы вечность разглядывали меня, проникая в самые сокровенные тайны моей души, хотя на деле не прошло и пары секунд. И я до сих пор ощущаю тепло вашей руки и мягкого бархата…— Альбер прикрыл глаза и с трепетом провел пальцами по ладони, которую в день знакомства пожимал граф. — А помните, — после недолгой ностальгической паузы виконт заговорил снова, — помните ведь, как вы вызволили меня из плена? Я почему-то был уверен, что вы непременно придете за мной и заберете оттуда. Зная это, я храбрился, вел себя спокойно и сдержанно, чтобы не заклеймить свою честь позором. И ведь сработало. Я заснул сразу же на холодном жестком сене, окруженный промозглыми каменными стенами и мерзкими крысами, пищащими по углам и доедающими остатки прошлых посетителей этой…уютной комнаты. Кажется, тогда я окончательно сошел с ума. Наверняка простудился и отморозил что-то в голове, отвечающее за разумные чувства. С того дня я считал каждую секунду до встречи с вами, расписывал наш запланированный обед в Париже до мельчайшей детали – и все пошло наперекосяк. Я был так очарован вами, так желал вашего внимания, что ваш взгляд, обращенный к другим, ранил меня. — И знаете, я ведь даже не обижаюсь за то, что все это вы подстроили сами. Я никогда не смог бы на вас обижаться, что бы вы ни сделали. А сделали вы много… Даже слишком. — Рядом с вами я становлюсь слабым. Внешне я стараюсь держаться уверенно, под стать вам, но внутренне весь трепещу от каждого вашего обращения ко мне. Часы, проведенные за беседой с вами, бесценны, и я бы ни за что не променял их. — Я даже не злюсь на вас за то, что вы разрушили мою семью. Вы всего лишь хотели справедливости, наказать виновных… Изначально я готов был пристрелить вас или умереть за честь семьи. Ох, как же я тогда кипел от злости, вы даже представить себе не можете! — Морсер всплеснул руками и грустно улыбнулся. — Во мне бурлили разочарование вами, боль от ваших слов, ненависть к вам и к себе за свои проклятые чувства. Я никогда не смог бы выстрелить в вас, а вот вы спокойно пристрелили бы меня и даже глазом не моргнули, так ведь? Именно это вы и собирались сделать на дуэли. Когда я узнал всю правду о произошедшем, мне стало жаль вас, и моя любовь к вам возросла в разы. Я готов был умереть, но уже не за честь отца, а за вас. Это так странно, не находите? — Мы ведь совершенно разные, но при этом меня магнитом тянет к вам. А вы отвергаете меня все время, что мы знакомы, но я, несмотря на это, люблю вас с каждым разом сильнее. — Вот даже сейчас. Я сорвался к вам издалека по вашему же первому зову, хотя после нашей разлуки прошла, кажется, вечность. Но вот я здесь, сижу перед вами, бросив все, и рассказываю вам эти сопливые бредни… Наверное, я жалок. Не отрицайте, граф, я действительно таков.. Любой другой на вашем месте уже выставил бы меня за дверь, но только не вы. Несмотря на вашу неприязнь ко мне, вы всегда были рядом. И мне неважно, ради чего вы это делали – хоть из-за извращенного чувства долга, хоть из-за ненависти и желания отомстить. Неважно. — Кажется, Альбер пытался убедить в этом и себя, но в глубине души он знал, что именно это для него было важно. Даже сейчас. Обида где-то далеко теплилась в нем, подкидывая в голову ужасные мысли вместе с чувством вины. Но признать этого он не мог – чары Монте-Кристо влияли на него слишком сильно. — Я постоянно вспоминаю тот наш долгий разговор. Он, кажется, был последним? Не считая скомканного прощания перед моим отъездом. Вы тогда открылись мне, рассказали все, что вас тревожило эти годы, раскрыли свои страхи… И я благодарен вам за это. Я никому об этом не говорил, хранил ваши тайны бережно, и продолжу это делать, не беспокойтесь. Ничего не изменится. — Кажется, мне стоило тогда поделиться своими чувствами? Возможно, это что-то изменило бы, как думаете? Нет? Вы наверное правы, излишне мечтать о том, что уже не исправить, — с горечью добавил Морсер, опуская голову. — Так вот, вы тогда рассказали мне о своей прошлой жизни и о любви к моей матушке (представляете, я ведь мог быть вашим сыном, а вы – прекрасным отцом.). Зачем-то я уверял вас, что все это – испытание на пути к настоящей любви и счастливой жизни. Господи, какой же бред я тогда нес, простите меня. В те годы я был по-юношески глуп, не замечая ничего дальше своего носа. — Но, кажется, вы обрели свое счастье с Гайде? Она посылала мне письма, наверняка в тайне от вас. Иначе вы бы оставили хотя бы маленькую приписку с приветом?.. Не знаю. Я боялся писать вам напрямую, подумав, что окажусь слишком навязчивым, ждал хоть какого-то знака от вас, но его все не было. А потом стало и вовсе не до этого: война увлекла меня за собой в самую гущу событий, и каждое мгновение я думал лишь о том, как выжить и вернуться к матушке, чтобы обеспечить ей ту жизнь, которую она заслужила. — К слову о матушке, чуть не забыл. Она попросила передать вам открытку. Представляете, она нарисовала ее сама, — восхищенно сказал Альбер, доставая из внутреннего кармана плотный кусочек картона, с одной стороны окрашенный белым цветом и подписанный изящной рукой Мерседес, а с другой – рисунком старого дома Эдмона и его отца в Марселе. Сейчас там, в той же квартире, живет одна Мерседес. И чтобы хоть как-то отвлечься от своего одиночества, она выращивает цветы и делится с ними всеми своими чувствами. Весь дом, изображенный точно как в реальности, был укутан цветочным покрывалом. — Я оставлю ее здесь, чтобы вы могли как следует рассмотреть рисунок. И матушка просила поцеловать вас от нее на прощание, — Альбер поднялся с обшитого синим бархатом стула и медленно, словно во сне, наклонился к Монте-Кристо. Он дотронулся дрожащими губами до холодного лба, испещренным многолетними морщинами, и, не в силах больше сдерживать свою боль, беззвучно заплакал, прижимаясь к окоченевшему телу. Ему не хватило всего пару часов, чтобы застать графа живым и сказать все это, глядя в пронзительные темно-карие глаза. Всего пару часов, которые он потратил на перекус и быстрый отдых по пути. И теперь Альбер никогда не сможет простить себя за это. — До скорой встречи, мой дорогой граф, — прошептал Альбер, нежно проводя рукой по тронутым серебром волосам Монте-Кристо. — До скорой встречи…