Сердце Уны

Мистер Мередит стоял не шелохнувшись у коробки телефона. — Папа… — подошла Уна, чувствуя, как холодная гадкая рука сжимает ей сердце. Он положил трубку, которая вдруг стала невероятно тяжелой. — Звонил мистер Блайт. Миссис Блайт плохо, поэтому он просил молиться. Они только что узнали, что Уолтер погиб в бою за Курселет. Уна не вскрикнула, не зарыдала, не потеряла сознание. Ни звука не вырвалось из ее уст, только уголки их болезненно скривились. Это был удар в самое сердце, которого она не ожидала. Уна никогда не была уверена, что Уолтер выживет. Она просто надеялась на это. Просто молилась, умоляла и лелеяла надежду. Невыносимое ожидание она могла снести, зная, что он все еще жив. А теперь... Уна слышала треск, с которым мир раскалывался на тысячи осколков и до безумия хотела, чтобы все это было лишь ночным ужасом; чтобы она очнулась и этого всего не было. Жгучая боль затопила ей сердце и осталась там. Теперь она будет сопровождать ее всегда и всюду. Но она не имела права выказать свое состояние хоть движением. Она не была Уолтеру ни сестрой, ни невестой и не могла убиваться за ним, как это делали Нэн и Ди. —О, папа!.. Ноги ее едва слушались, поэтому девушка присела на стул у стола, пытаясь скрыть дрожь рук. — Уна, милая, я знаю, Уолтер был твоим товарищем... Это ужасно... Вошла госпожа Мередит, держа за руку Брюса, и Уна встала, чтобы вернуться к себе в комнату. Она не хотела видеть никого. Она не знала, как жить дальше. Без Уолтера. Он был для нее большим, чем она считала. Гораздо большим. Уна не могла представить, как просыпается по утрам с тяжелым чувством утраты. Это было невыносимо. ▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎ Прошла неделя. Миссис и мистер Мередит с малышом пошли к Дугласам и Уна убирала блюда со стола, когда услышала неуверенный стук в дверь. Это была Рилла Блайт. Она волновалась. Девушки уже виделись раз, когда Мередиты ходили поддержать и утешить Блайтов, однако не говорили. И все же Рилла заметила неестественно бледное лицо Уны и отсутствующий взгляд, полный мучительной боли, что жила теперь и в сердце Риллы. Она вспоминала слова Уолтера о милой, которую он не сделает несчастной, и ее подозрения усиливались. Уна отошла в сторону, пропуская гостью. —Привет, Рилла. Проходи, пожалуйста. Садись. Как твоя матушка сегодня? —Ей лучше, но не намного. Папа думает, что понадобится больше времени, чтобы прийти в себя. —Госпожа Блайт всегда была сильной, но это слишком. И для нас всех тоже... —Уна, я должна тебе кое-что сказать. Ты знаешь, что... – Рилла запнулась. – Вчера я получила письмо. Он написал его перед битвой... Рилла хотела только дать прочесть. Она хотела сохранить письмо Уолтера, как священное сокровище, но задумалась, увидев выражение Уны Мередит. Она не имела ничего… а глаза ее были глазами женщины, пораженной в сердце, которая, однако, знает, что не должна ни плакать, ни искать сочувствия. —Уна, ты хотела бы оставить себе письмо… навсегда? — медленно спросила Рилла. —Да… если ты можешь отдать его мне, — устало сказала Уна. —Тогда… возьми его, – спешно предложила Рилла. Девушка решительно протянула открытый конверт. —Спасибо, — ответила Уна. Больше она ничего не сказала, но что-то в ее голосе стало Рилле вознаграждением за принесенную жертву. Когда Рилла ушла, Уна прижала письмо к сердцу. Оно было более ценным, чем все драгоценности мира. Девушка вскочила с места, открыла дверь и быстро пошла по улице. Не доходя до магазина Картера Флегга, она повернула на едва заметную тропу в рощу. Когда-то они с Уолтером проходили там, возвращаясь с вечернего собрания. В прохладной тени деревьев летали привидения прошлого. Они кружились между березками, перекликались. Уна слышала их хрустальный смех, и сердце ее сжималось. Она села прямо на мягкое одеяло из мха, подобрав платье, и развернула письмо. Странно читать письмо от человека, которого больше нет в живых — горько и сладко, несмотря на боль, чувствуя еще и непостижимое утешение. Впервые, с тех пор как пришло это ужасное известие, Уна убедилась, вместо того, чтобы лелеять былую робкую веру и надежду, что Уолтер до сих пор живет. Письмо было пропитано теплотой и тоской по родным, по прошлому, которое так неожиданно оставило позади радость и счастье. Уолтер писал вдохновенно, вкладывая в каждое слово особый смысл и веру в победу, в Канаду, в счастливое будущее. "...Миру в предстоящие годы будут больше, чем когда-либо, нужны смех и отвага. Я не хочу читать проповедь… нет на это времени. Но я лишь хочу сказать нечто такое, что поможет тебе перенести худшее, когда ты услышишь, что я ушел «к праотцам». У меня предчувствие насчет тебя, Рилла, так же как насчет себя самого. Я думаю, что Кен вернется к тебе… и что тебя ждут долгие годы счастья. И ты расскажешь своим детям о той Идее, за которую мы сражались и умирали… ты научишь их, что за эту Идею надо не только умирать, надо ею жить, а иначе заплаченная за нее цена окажется заплаченной зря. Это будет часть твоего долга, Рилла. А если ты… если все вы, девушки, ожидающие нас на родине, сделают то же самое, то мы, те, кому не суждено вернуться, будем знать, что вы «сдержали слово». Я собирался написать сегодня и Уне, но у меня уже не хватит времени. Завтра, когда мы пойдем в атаку… я буду думать о вас обеих… о твоем смехе, Рилла-моя-Рилла, и о непоколебимой вере в голубых глазах Уны… почему-то я очень ясно вижу в этот вечер и ее глаза. Так часто, что можно подумать, будто я люблю Уну Мередит. А впрочем, это правда. Я могу признаться тебе в этом, потому что знаю – моя маленькая сестричка сохранит тайну. Хорошо, что я понял это сейчас. Никто не должен был пострадать из-за моих чувств. Передай ей горячее поздравление от товарища. Будьте сильными, дорогие девушки. Нетрудно бороться за страну, имеющую таких дочерей. Я уверен, вы "сдержите слово" - ты и Уна. А теперь… доброй ночи, Рилла. На рассвете мы идем в наступление". Желтоватый листок опустился на траву, выскользнув из холодных рук Уны. Девушка почувствовала как невыплаканные слезы, которых она уже и не ждала, подходят к глазам и не сдерживала их. Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Могла ли она хотя бы мечтать об этом? Сердце Уолтера, как она считала, принадлежало к поэзии, другому миру и не могло вместить любви к земной девушке. В коротких разговорах и беседах Уна никогда не чувствовала намека на что-то более глубокое, чем дружба. И теперь понимала почему. Осознание пришло к Уолтеру уже после отъезда. Но теперь было слишком поздно. Еще никогда Уна так не ненавидела время, что принесло ей невыразимое горе. Она бы пережила свою несчастливую любовь одна; чувство Уолтера причиняло ей еще более тяжелую боль. Невыносимо было думать об их общем будущем, которое было убито одной немецкой пулей... Горькие бурные слезы еще долго не иссякали. Густые облака катились по небесному куполу; слышалось пение вечерних птичек. Длинные тени ползли по маленькой фигурке, что постоянно содрогалась и судорожно всхлипывала. Но плач прекратился так же, как начался. Уна подняла письмо и встала. Прохладный ветерок играл ее волосами. Бледное юное лицо вспыхнуло новым, неизвестным до сих пор огнем. Она повернула все еще мокрое лицо к горизонту, откуда приходили волны, к уже потемневшему небу, к пламенеющему солнцу, скрывавшемуся за облака. —Я сдержу слово, Уолтер! Я буду учиться, я буду помогать, я буду жить так, как ты хотел бы... и смеяться — да, я даже буду смеяться, до конца своих дней... благодаря тебе и тому, что ты отдал, откликнувшись на призыв долга. Она знала, что Уолтер всегда будет жить. У него было в сердце то, что не умирает. Такую личность, как его невозможно уничтожить. Уолтер умер за Канаду, а она для нее будет жить. Девушка улыбнулась. По-настоящему. Впервые с того дня, как Уолтер ушел. На мгновение она возвысилась над своим одиночеством и мукой. Уна прижала письмо к губам. Она знала, что любовь больше никогда не придет в ее жизнь… что сердце ее навеки похоронено в окровавленной земле «где-то во Франции». Никто кроме Риллы не знает и никогда не узнает об этом. Мир, в котором она жила, не признавал ее права на горе. Она должна скрыть свою боль и сносить ее в одиночестве. Но она сдержит слово.