ID работы: 14364742

IOCHE

Слэш
NC-17
В процессе
42
Горячая работа! 7
автор
Avililove бета
uarmysope гамма
Размер:
планируется Макси, написано 180 страниц, 7 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
42 Нравится 7 Отзывы 23 В сборник Скачать

— pithered

Настройки текста
Примечания:
Юнги лежит на диване, согнув в колене одну ногу и свесив больную руку вниз. Пальцы сжимают наполовину пустой стакан с виски. Во рту трёхдневный привкус сигарет и всё того же виски, но у него нет сил заботиться ещё и об этом. Достаточно и того, что последние полчаса он пялится в потолок, обдумывая, откуда там появилась эта несуразная трещина, и что ему теперь делать с этим фактом. Когда над ним вырастает угрожающе серьёзная фигура Сокджина, он только неопределённо хмыкает, двигаясь по дивану чуть левее, чтобы ему не загораживали обзор. На трещину. — Нахера тебе телефон? — раздражённо шипят сверху. — Я в третий раз прошу тебя вернуть ключи. — Прекрасно, давай разговаривать рандомными фразами, — фыркает Джин в ответ, исчезая из поля зрения. Юнги поворачивает голову вбок, наблюдая за тем, как адвокат с особым рвением сгребает с кухонного острова пустые бутылки, упаковки из-под еды на вынос и окурки, разбросанные между всем этим добром. — Серьёзно? Будешь себя вести как баба, которую только что опрокинули? Юнги, не заинтересованный в оценке своего поведения, подносит к губам стакан, но не успевает — Сокджин на полпути выдёргивает тот из чужих рук и со звоном ставит на журнальный столик. — Переставай пиздострадать. — Я не страдаю. — Правда? — хмыкает Сокджин. — Сири, включи последнюю воспроизведённую песню. Механический голос сообщает: «Включаю последнюю песню», а после в динамиках раздаётся надрывный голос Кори Тейлора, размышляющего о предательстве. Юнги поджимает губы. Ладно, возможно, в последние дни он подвержен упадническим настроениям, но это ни в коем случае не говорит о том, что он по кому-то там пиздострадает. Как раз наоборот. За три дня, проведённые в самоизоляции, он дошёл до высшей точки непонимания ситуации, особенно когда в ящиках рабочего стола таки отыскал тот самый телефон, который Чонгук достал для него из разбитого каймана. Телефон, к его удивлению, оказался в рабочем состоянии, пусть и крошился в руках, оставляя на пальцах осколки треснутого дисплея. Заходя в сообщения он уже понимал, чей контакт будет искать. «Золотце» стояло третьим номером после общего чата и отдельного с Чонгуком. Уже это могло намекнуть Шуге о том, что Чимин был не просто знакомым. Вернувшись домой после той злополучной гонки он провёл целый час, изучая их диалог. Сотни сообщений, редкие фотографии, обсуждения прогулок, благодарности за незначительные подарки вроде того же кофе. Чимин не просто был в его жизни, он занимал там далеко не последнее место. Что он ему рассказал? И сколько? Чем из этого суккуб поделился с Ло Зихао? С какой стороны ему теперь ждать удара? Его бесит то, что он не помнит ничего из того, что связывало его с суккубом до этого, но больше всего он ненавидит себя за то, что купился на это. Дважды. Дважды Чимину удалось обвести его вокруг пальца, будто это ничего и не стоит, будто Юнги — очередной его клиент, который повёлся на красивую картинку, которому просто нужно было показать то, что он хочет видеть больше всего. — Нахрена ты припёрся? — он бесцеремонно складывает ноги на коленях Сокджина, как только тот опускается на диван. Мужчина кидает на него строгий взгляд, но ничего на это не говорит. — Убедиться, что ты не спился. — Поздновато. — Я вижу, — вздыхает Сокджин, опуская на ноги Юнги картонную папку. Он зачитывает: — Пак Чимин, 22 года. Родом из Киджана, пригород Пусана. Семья полная — мать и отец. Переехал в Китай 4 года назад, официально нигде не учится и не работает, но настоящее место работы тебе уже известно. Юнги морщится, предпочитая не вспоминать, что потратил неплохое количество времени на то, чтобы развить жалость к незавидному положению суккуба в то время, как тот продавал себя добровольно, а не вовсе из-за каких-то проблем в отношениях. — Адрес проживания пока неизвестен, но есть адрес «Золотой обезьяны». — Нахрена он мне? Сокджин кидает на него укоризненный взгляд. — Слушай, я понимаю, что тебе понравился парень, а потом тот разбил тебе сердце… И тачку. И голову, — Джин на секунду замирает, вспоминая цель своего послания, — но он знает Зихао. Он видел его и может знать о его планах. Я вообще удивлён, что ты не пришил его на месте. Юнги сам себе удивляется. Но он не смог. Узнай бы об этом отец, он бы никогда больше не посмотрел на него. Теперь ему кажется, что отец уже давно обо всём знал — и что Шуга ведётся на тех, кого нужно спасать, и что в действительности он может подпустить к себе достаточно близко, наивно полагая, что ситуация целиком и полностью в его руках. На деле же он вообще не играл в этом никакой роли, а Чимину здорово повезло. Не получилось единожды? С амнезией Шуги они могли играть этот сценарий ещё много раз. Он не смог ответить Чимину на очевидное предательство, и как вишенка на торте — суккуб сейчас где-то там, живой и здоровый. Может, вернулся к Зихао и заключил с тем новую сделку, может, продолжает продавать себя в борделях. — Признаться, я восхищён, — задумчиво сообщает адвокат. — Рад, что смог повеселить тебя. — Вы оба хороши. Если бы не прятал его от нас до этого, ничего бы из этого не произошло. А парниша молодец, сразу просёк что к чему, — хмыкает Сокджин. — Если тебе интересно, никто из наших его не знает. Нигде не светился, ничем не торгует. Кроме себя, разумеется. Юнги напряжённо вслушивается в размышления адвоката. — Он не наёмник, Шуга. Обычный пацан, который влез туда, куда его не просят, и теперь за это поплатится. Если, конечно, ты не решишь его спасти ещё и от этого. — Я тебе въебу сейчас, — спокойно осведомляет Юнги, но Сокджин его благоразумно игнорирует. Вместо ответа тот скидывает с себя чужие ноги, потому что хочет вытянуть собственные, и теперь они ютятся на диване вальтом. Юнги усмехается, потому что это похоже на дружеские посиделки минус тот факт, что Сокджин ему не совсем друг, и они обсуждают что-то посерьёзнее проблем в семье или рабочих сплетен. — Куки мне рассказал об этом суккубе. Хочу напомнить, что это должен был сделать ты, а не он. — Ты сказал, что тебе похер. — Ты теперь меня в этом обвиняешь? Юнги закатывает глаза. Себя он уже не может обвинять. — В чём? В том, что я повёлся на слезливую историю о домашнем насилии? Какая удача, что у него была заготовлена для меня именно эта сказка. В том, что он напоминает мне Бэка? — он и сам не понимает, как заводится с каждым произнесённым словом, под конец срываясь на озлобленное шипение. — В том, что я просто хотел иметь кого-то рядом, пока этот ебучий Зихао разваливает мою империю, которую я выгрызал зубами? — Юнги… — Нет, ты прав! Это всё — моя вина. Это всегда моя вина. И в следующий раз, когда ты заявишься ко мне, чтобы напомнить об этом в который раз, можешь себя не утруждать — я знаю об этом с шести лет. Юнги поднимается с дивана, садясь ровно, и тянется к сигаретам и зажигалке. — Ты закончил? — Да, — злобно рявкает в ответ, с третьей попытки поджигая сигарету. Перед глазами всё плывёт из-за резкой смены положения, его немного мутит от недосыпа и алкоголя, а ещё от нравоучительных рассуждений Сокджина, которым сейчас вообще здесь не место. Его заебало три дня подряд вариться в этих мыслях, но они хотя бы свои. Слушать чужие умозаключения на этот счёт не хочется от слова совсем. — Ты никогда не упрекал меня за отношения с Намджуном. Юнги озадаченно косится на него, не понимая к чему тот ведёт. — Похожие ситуации, не находишь? — Не нахожу. В его задачи не входило втираться в доверие. — Тем не менее, он соблазнил меня и втёрся в доверие. — Это не одно и то же, Джин, — вздыхает Юнги, стряхивая пепел в пепельницу. — Да, у вас завязались отношения. Искренние. Ему никто не говорил соблазнять тебя, так вышло. К тому же, зная о последствиях, он вряд ли бы решился на это во второй раз. А Чимин мало того, что попытался убить меня, так потом ещё и вернулся, будто ничего вообще не произошло. Как будто он блять в компьютерную игру играет. Не вышло пройти уровень — оп, откроем последнее сохранение и попробуем ещё раз. Это его бесит больше всего. Он может закрыть глаза на то, что повёлся на этот спектакль, потому что не знал. Но суккуб ведь знал, он понимал, что делает. — И ты даже не хочешь услышать его версию событий? — Я удивлён тому, что ты не первый, кто орёт мне о том, что суккуба нельзя оставлять в живых. Ещё и поговорить с ним предлагаешь. — Не сочти это за проявление великодушия, — фыркает адвокат, рукой развеивая сигаретный дым, — но у него есть информация, которая нам нужна. Узнай, о чьём брате речь, а потом можешь и убить. Юнги бросает на него неуверенный взгляд. — Попросишь Джуна убить его, — исправляется Сокджин. — Ты его совсем не бережёшь. — Это ты его не бережёшь, я как раз таки был против того, чтобы он работал на тебя. К твоему сведению, я по-прежнему против и не забыл о том, что вас недавно едва ли не разорвала бомба. — Намджун большой мальчик, сам разберётся. — С твоим даром убеждения я в этом сомневаюсь, — фыркает адвокат, откидывая папку на стол. Та с глухим шлепком приземляется на стеклянную поверхность и из неё от удара выскальзывает фотография суккуба. С неё на Юнги взирает счастливый парень, демонстрируя лучезарную улыбку. Снимок сделан по ощущениям года 4 назад, ещё до переезда в Китай. Чимин здесь выглядит определённо младше и меньше, ещё миниатюрнее, чем есть на самом деле. — Он сам выбрал работать на меня, — сообщает Юнги, кривя душой. Намджун действительно согласился работать на империю Мин, если не брать в расчёт, что между работой на него и смертью сложно не выбрать первое. Эта история — извечная почва для скандалов с Сокджином, потому что тот вытягивает эту ситуацию на поверхность при каждой удобной возможности. Он ненавидит тот факт, что Юнги сыграл на их отношениях и прибрал Намджуна к рукам. Адвокат думает, что если бы не их сделка, его парень просто бы ушёл из этого бизнеса, может, осел бы, играл в домохозяйку, пока Джин таскается по судам и вытягивает из тюрем бандитов. Юнги никогда не расскажет ему о том, что его парень уже давно бы покоился в сырой земле, если бы не вмешался Шуга. — Можешь продолжать так думать, если тебя это успокаивает, — в итоге говорит Джин, не собираясь дальше развивать эту тему. На памяти Юнги это чуть ли не единственный раз, когда ему не пытаются вселить вину за то, что у них с Намджуном всё могло бы сложиться куда радужнее, если бы он не вмешался. — Ацумори созывает Легион. Послезавтра. Юнги кидает на него вымученный взгляд. Ну, конечно. Лучшего времени и придумать нельзя. — Я не иду. — Идёшь. — Не иду, — с нажимом, — у меня есть дела поважнее, чем слушать об извечных проблемах этих нытиков. — Это какие у тебя дела? Очередная свиданка с бутылкой? Уверен, ты способен совместить. — Джин, — Юнги протягивает плаксиво, пытаясь состроить жалобное лицо, но адвокат на эту попытку только недружелюбно морщится, — скажи, что я по-прежнему в коме после аварии. — Ксиабо уже похвастался, что вы бухали вместе. Этот мелкий засранец. Юнги раздражённо цокает, намереваясь укоротить кое-кому его длинный язык при встрече.

***

Послезавтра наступает слишком быстро. — Хён, — всё, что говорит ему Чонгук, открывая заднюю дверь машины. Юнги по глазам читает, что младший встревожен, но в ответ способен только коротко кивнуть, сразу скрываясь в салоне. На самом деле он благодарен, что никто из них не лез к нему всё это время, в частности — Чонгук, который всегда стремится отогнать чужую грусть. Сейчас бы он этого просто не вынес, и они обязательно бы поссорились, поэтому он рад, что Куки остался в стороне, пока Юнги не позвонил ему лично, распорядившись ехать на встречу вместе. Намджун всё это время был занят поисками пропавшего стаффа, а Сокджина он не может взять из соображений безопасности (всех присутствующих на этой встрече), поэтому вариант оставался только один — Чонгук, хотя Юнги предпочёл бы держать его как можно дальше от этой компании. — Поверить не могу, что из всех мест в городе мы встречаемся именно здесь, — морщится он, задирая голову к небу и разглядывая потрескавшуюся, опасно накренившуюся набок и мигающую только половиной букв вывеску. — У нас на восьмерых недвижимости больше, чем звёзд на небе, а ему приспичило встречаться в полуразвалившемся театре. — Здесь когда-то выступала его жена, — подсказывает Чонгук, на что Юнги только раздражённо фыркает. — Тогда давайте сразу на кладбище встречи устраивать. Там хоть красиво. — Отличная идея, братец! — Ксиабо наваливается на него со спины всем телом. — Заодно и к папе на могилку сходим. — Разве что плюнуть туда, — Юнги пытается локтём оттолкнуть парня от себя, но тот крепкой хваткой виснет на его шее и никуда не собирается. — По какому поводу встреча? — Ты не слышал? Кён-си лично попросила, говорит, что кто-то начал охоту на её людей. Юнги хмурится, наконец, умудряясь извернуться из удушающих объятий Ксиабо. — В смысле? Цзянши нигде не появляются. — Именно, поэтому она и назвала это «охотой». Кто-то специально вылавливает вампиров по одиночке. Уже пятеро убитых. Кому в здравом уме понадобилось вести охоту на вампиров? Клан Кён-си по сравнению с остальными самый маленький и безвредный, они годами сидят под землёй и выходят разве что когда делать совсем нечего, но такого уже с десяток лет не происходило. Юнги за свою жизнь не видел ни одного вампира на улицах Шанхая и, может, не увидел бы никогда, если бы Кён-си не входила в Легион. — Юнги! — окликают его со стороны и он оборачивается, чтобы увидеть запыхавшегося Хосока, стремящегося к ним на всех парах. Тот неаккуратно ставит ногу на бордюр и едва не поскальзывается на ровном месте, но реакция Чонгука работает быстрее него, и вот он уже подхватывает растерявшегося доктора под локоть, помогая удержать равновесие. — Ага, спасибо… — лепечет тот себе под нос, в следующую минуту цепко дёргая Шугу к себе за плечо. — Поговорить надо. — Пожар, наводнение, мор? — он предполагает уже что угодно, когда смотрит в запыхавшееся, покрасневшее от ветра лицо. Хосок кладёт руку ему на грудь, тем самым призывая дать секунду на передышку. — Я только что со смены… там… в общем, твои наркотики всплыли… Куки появляется рядом, напряжённо вслушиваясь в разговор. — И это пиздец. За последние два часа привезли десятерых. Все из клубов, и, очевидно, принимали наш стафф. Ну, то, что должно было быть нашим стаффом. Юнги каменеет лицом, пытаясь уложить в голове полученную информацию. — Ты хочешь сказать… — Именно это и хочу! Я не знаю, что теперь сбывают под видом нашей наркоты, но почти со стопроцентной вероятностью скажу, что живыми эти несчастные не выберутся. Юнги переводит поверженный взгляд на Чонгука, но тот выглядит ещё напуганнее, чем сейчас Хосок. — Господин Мин! Встреча начинается, — его окликают со входа. — И ты не знаешь, что там за коктейль? Хосок отрицательно качает головой. — Взяли на анализ, но понадобится время. — Которого у этих ребят нет… — предполагает Чонгук. — Князь Мин! — Они все из одного клуба? — Из разных, Юнги. Мы не знаем, что это, кто это продаёт, а главное — где. — Князь Мин!!! — Да иду я! — рявкает он в ответ, обращаясь к Хосоку: — Идёшь с нами. И чтобы ни слова о том, что вы знаете, поняли меня? Он дожидается утвердительного кивка от обоих прежде, чем войти в здание. На входе их встречает грузного вида охранник, который сначала недоверчивым взглядом смеряет всю троицу, а потом пальцем тыкает в сторону Хосока: — Ему нельзя. От вас заявлен только плюс один. — Я тебе этот палец в зад сейчас засуну, — раздражённо шипит Юнги, намереваясь пройти, но упирается грудью в чужую ладонь. — Я разговариваю на другом языке? Пройти дай! — Ему нельзя. — Я блять не собираюсь это выслушивать в девять утра, — он выхватывает ствол из-за пояса, уже собираясь пустить пулю в надоедливую рожу, но звонкий голос окликает их. — Мальчики! — Карина выплывает из-за угла, вальяжной походкой устремляясь к воинственно-настроенной толпе. — Давайте свои разборки устраивать где-то в другом месте. Я ещё кофе не пила. Она указательным пальцем давит на ствол, заставляя Юнги опустить тот, а потом подхватывает обескураженного Хосока под локоть. — Он со мной, — и укоризненно в сторону Юнги: — Сюда запрещено с оружием. — Тогда почему ты не на улице? — рычит он в ответ, жестом указывая Чонгуку следовать за этой парочкой. Карина его полностью игнорирует, опуская голову на плечо Хосоку. — Такой красивый волк, — шепчет она Хосоку куда-то в шею, чем вызывает у того желание немедленно отойти на пару метров, — не стыдно тебе скрывать от нас такую красоту, Шуга? Юнги расплывается в кривой улыбке, бесцеремонно отталкивая девушку от Хосока. Тот смотрит благодарно и одновременно сконфуженно, переводя взгляд со своего босса на девушку. — Где Хо? — Разливает напитки. — Прекрасно. Если и есть в этом мире что-то, что Хо Гу умеет делать лучше всего — это заставлять людей оторваться от этой реальности. Ему сейчас в самый раз, и кинув Хосоку почти заботливое «Держись рядом с Куки» он отправляется прямиком к бару. Общий зал встречает его разномастной толпой, восседающей за круглым столом. Если бы Юнги не знал, кто сегодня здесь собрался, то по ошибке мог бы принять участников данного мероприятия за важных шишек. В их головах они несомненно таковыми и являются: каждый здесь явился с собственной охраной, доверенными лицами, кто-то — как Кён-си, — с целой группой поддержки из восьми вампиров, но в её случае Юнги бы привёл сюда целый клан. Но всё, что он видит — это сборище недалёких, охочих до власти клоунов, и этим шапито управляет сам Юнги. Он ведь говорил, что из них всех Фэй — самая умная, потому что отказалась участвовать в этом параде идиотов. — Плесни мне чего-то, — он присаживается за барную стойку, у которой с важным видом вертится Хо. — Мой любимый из династии Мин, — мужчина расплывается в заискивающей улыбке, наощупь вытаскивая из-под полов какую-то бутылку. В следующую секунду ему уже протягивают наполовину полный стакан. — Я единственный здесь из династии Мин, — он принюхивается к содержимому, но всё, что удаётся распознать — высокое содержание спирта. Пойдёт. — Ты им это скажи, — Хо кивает в сторону стола. На самом деле у Юнги двое братьев и три сестры. И только одна сестра ему родная, а все эти клоуны здесь собравшиеся — результат желания его отца построить империю, основанную на семейных узах. Единственное, в чём он просчитался, так это в том, что если уж ему не удалось поиграть в настоящую семью со своими собственными детьми, то о приёмных и речи быть не могло. Бай Цзяо он усыновил первым ещё когда Юнги и в помине не существовало. С тех пор тот считает, что Голосом Шанхая должен был стать именно он, по праву первенства. Если бы Бай не был таким мстительным и жестоким ублюдком, который пытался оспаривать любое решение Юнги, тот может быть и поделился кусочком своей власти со старшим братом, но теперь чисто из принципа не хотел вести с тем дело. Бай Цзяо был первым воспитанником его отца и, как говорится, первый блин комом. В свои сорок лет у того кроме эксклюзивного права торговли оружием не было даже собственной земли — они вместе с Ксиабо делили западную часть Шанхая. Разумеется, Бай был исключительно недоволен тем фактом, что ему приходится делить территорию с самым младшим из них, особенно если учитывать, что ассасины под руководством Ксиабо слишком быстро и нагло подмяли под себя Цинпу, оставив Бай Цзяо полуразрушенный Сунцзян, у которого не было даже выхода к порту. Сколько бы он не бился за право получить более выгодный район, со всех сторон его поджимали более процветающие касты. Вопреки расхожему мнению, оружие было не самым прибыльным делом. Шанхай не хотел утопать в крови и жестокости. Людям нравилось веселиться, а не бить друг другу морды. Когда не стало матери Юнги, в семье поприветствовали нового члена — Цинциннати, которая, по заверениям того же отца, была прямым потомком богини Лето. Юнги был склонен считать, что хотя бы наполовину это правда, поскольку Цина действительно могла видеть чужие воспоминания. Они не были близки и он никогда не интересовался реальным происхождением женщины. Отец нашёл её в приюте в Мексике. По документам ей должно было быть около 35 лет сейчас, хотя на вид не дать и полных двадцати пяти. Цина не участвовала в делёжке власти, не имела последователей, а жить предпочитала в храме на холме в нескольких часах от города. Юнги уверен, что если бы не занимаемая должность в Легионе, она бы и сюда не приходила, но чрезмерное чувство ответственности не позволяло ей так нагло проигнорировать приглашение. Дальше была Кён-си, которую отец удочерил когда Юнги было двенадцать, и которая большую часть своей жизни провела в Японии. В планах отца было покорить Токио, но Кён-си не отличалась воинственным нравом несмотря на то, что как и Хосок, была оборотнем. В пятнадцать лет на школу-пансион для девочек близ Сиракава-го было совершено нападение вампиров. Обстановка в Японии в те годы была ужасающей, на мелкие деревушки стабильно раз в несколько месяцев совершались рейды и даже неприступные стены частных школ не были преградой для тех, кто хотел показать свои силы. Кён-си выжила скорее всего только благодаря собственной природе, но в обмен на жизнь положила здоровье: яд вампиров мутировал в крови, не убил, но и нормально выздороветь тоже не давал. Юнги помнит, что отец тогда частенько мотался в Японию — небывалый акт заботы, — и они до последнего не знали, сможет ли Кён-си выжить. Выжила и продолжала выживать до сих пор, с каждым годом всё больше походя на живой труп. В свои 27 лет она была настолько худой и измученной на вид, что Юнги всерьёз опасался, что девушка умрёт в любой момент. Возможно даже, на их глазах сегодня. Тем не менее, здоровье Кён-си не мешало ей занять, пожалуй, самую прибыльную нишу — торговлю наркотиками. Дело в том, что ни одно племя оборотней не хотело принимать её к себе из-за теперь уже сомнительного происхождения. Но это с удовольствием сделали вампиры, увидев в Кён-си несломленного воина. Воевали они, конечно, мало, потому что род деятельности Кён-си позволял жить на широкую ногу без кровопролитий (иногда, желанных). Шанхайские цзянши вели более мирный образ жизни, чем некоторые люди, предпочитая оставаться в нейтралитете. Вампиры взяли на себя обеспечение города наркотиками, поскольку промышляли в основном ночью и без лишнего шума. К тому же, редко кому захочется убежать с товаром, когда имеешь дело с ловким, быстрым и превосходящим тебя в силе вампиром. Последним был Ксиабо, и Юнги подозревал, что отец положил на него глаз исключительно потому, что для своих лет тот уже был напрочь отбитым, жестоким и сумасбродным индивидом. Ксиабо был выращен улицами, но даже после того, как отец признал отцовство восемь лет назад, отказался покидать привычную обстановку заброшенных подвалов и пыльных пустырей. Ему нравилось стравливать мелкую дворовую шпану, нравилось ввязываться в драки, нравилось бросать камни в витрины магазинов и поджигать мусорки. Просто с деньгами отца найти единомышленников стало ещё проще. А когда тому стукнуло шестнадцать, за спиной уже были ряд приводов в полицию и колоссальное влияние среди местных мелких авторитетов. Отец шутил, что часть семейного бюджета всегда отложена на взятки полиции, а Юнги казалось, что каждый раз, когда он шутил подобным образом, нотки гордости всё же проскальзывали в его голосе. Ксиабо самостоятельно отжал у Бай Цзяо часть западных земель, потому что у Бая под контролем были только мелкие группировки, которые кроме денег ничем не интересовались, а Ксиабо к тому времени сформировал целый отряд ассасинов — профессиональных убийц, которые умели и любили убивать. В целом, из всех собравшихся здесь по-настоящему опасным Юнги считал только Ксиабо. К его счастью, его младший брат по каким-то абсолютно неведомым причинам до дрожи в коленках обожал Юнги, а на своё восемнадцатилетие и вовсе заявил, что какой бы ни была ситуация, он или его люди никогда не возьмут заказ именно на него. Возможно, эта странная одержимость связана с тем, что Ксиабо в действительности был его кровным братом, которого отец нагулял ещё в браке с матерью Юнги. И если уж быть до конца откровенным, он всегда подозревал, что родственников у него сильно больше, просто тем повезло не знать, кем в действительности являлся их папаша. И совсем немного им всем он завидовал. Таким образом, западная территория была поделена между Ксиабо и Бай Цзяо, восточная — между Юнги и Кён-си. Юнги находил собственную извращённую эстетику в том, что наркотики и удовольствие шли рука об руку, в то время как на той стороне так же взявшись за ручки были смерть и оружие. И до сегодняшнего дня он искренне надеялся, что эти понятия не переплетутся между собой. Центральная часть города, река и офисные районы принадлежали семье Хо Гу и числились нейтральной территорией, потому что всем нужно немного отдыха в этой бесконечной борьбе за власть. Семья Хо номинально считалась младшей, хотя родственной связи между династиями Гу и Мин не было. Отец Хо и Карины до своей смерти был адвокатом отца Юнги, и эти земли были его подарком за долгую и продуктивную службу. Когда отца Хо не стало, все активы перешли в распоряжение его детей, которым, если честно, нахер это всё не сдалось. Они жили на отцовские деньги, получали прибыль с казино и платы за проезд по нейтральной территории. Та, хоть и была нейтральной, но не всеобщей: Юнги частенько устраивал там деловые встречи, чтобы не тащить всякую шваль в собственный район, Бай сбывал оружие заграничным клиентам, а Кён-си — наркотики в казино. Всё это облагалось своим налогом. Самый большой, разумеется, платил Ксиабо, который частенько ворчал на то, что Юнги может просто забрать собственную территорию обратно. Но, во-первых, это всё же подарок, во-вторых, когда придёт время, он тоже подарит что-то подобное Сокджину. Порт был ещё одной нейтральной территорией, но под руководством последнего члена Легиона. Ацумори был здесь ещё во времена правления его отца, до этого — деда, ещё раньше — прадеда и, скорее всего, будет после них ещё очень и очень долгое время. Несмотря на свой возраст, он выглядел живее всех живых, исправно выполнял свою функцию по решению споров в случае, когда ситуация за столом накалялась до предела, подкручивал пальцами кончики своих седых усов и всегда говорил, что нахер распустит этот детский сад, если все присутствующие не начнут вести себя соответствующе своему возрасту и положению, а не так, будто в песочнице заканчивается последний песок. Порт был стратегически важным объектом, через который совершались миллионы различных сделок, поэтому он обязан был находиться в безопасности несмотря ни на что. Так, к примеру, Юнги и знал, что Зихао не был кем-то из его дражайшей семейки, потому что никто бы в здравом уме не посягнул на порт. — Поужинаешь завтра со мной? — от созерцания публики его отвлекает вкрадчивый голос Хо. — Есть более приятные дела. — А, — многозначительно выдают в ответ. Хо кидает на него быстрый заискивающий взгляд, а после отворачивается к стене, разглядывая стоящие на зеркальных полках бутылки. — А я думаю, что поужинаешь. — И что же натолкнуло тебя на это в корне неверное… — Знаешь, Юнги… — перебивает Хо, вполоборота глядя в ответ, — ходят слухи, что ты стал проводить больше времени в моём районе, но в гости почему-то не заглядываешь. — С каких пор ты веришь слухам? — Я всегда слушаю, — Хо безразлично пожимает плечами, вновь склоняясь над барной стойкой, — особенно, когда они касаются тебя. — На твоём месте я бы занялся чем-то более продуктивным, чем слушать нелепые слухи. — Даже те, в которых фигурирует один небезызвестный суккуб? — Хо демонстрирует очаровательную улыбку, глядя в чужое непонимающее лицо. — Или ты думал, что никто не заметит вашу милую прогулку? Честно говоря, так и думал. — Если это твоя очередная волна ревности… — Очень красивый, — Юнги вновь перебивают и он стискивает зубы от раздражения. Хо никогда не давал ему закончить собственную мысль, потому что знал, что половину из того, что хотел бы сказать ему Юнги, следовало бы оставить неозвученным. Это и многие другие вещи, которые всегда бесили его в этих непродолжительных отношениях. — Жаль, что в «Золотой обезьяне» такие быстро перестают улыбаться. Как будто ему есть до этого дело. — В чём дело, Хо? Ты расстроен, что у меня есть личная жизнь, или что мы с тобой так никогда не проводили время? — Меня более чем устраивало наше совместное времяпровождение. Я ещё помню, насколько выносливым ты можешь быть в постеле. Юнги тяжело вздыхает, закатывая глаза и подперев подбородок рукой. Он бы уже давно слился из этого разговора, но выбирая между практически не назойливым вниманием Хо и обществом членов его семьи ему предпочтительнее послушать о своих секусальных достижениях, нежели о том, как его все ненавидят. — Тогда что ты от меня хочешь? — Ужин, — напоминают ему. — Почему бы тебе не поужинать с Кариной? — Потому что Карина не сможет рассказать мне о том, как же так вышло, что ты забыл главное правило этой помойки, именующей себя Шанхаем. Юнги прячет глаза в стакане, прекрасно понимая о чём речь. И да, это действительно главное правило помимо остальных главных правил, но это — главнее всех, и Юнги действительно проебался, когда отправился с Чимином на ту набережную. Он правда не думал. Он был под колёсами, до жути заёбанный сидением в четырёх стенах, раздражённый условиями проживания и мыслями о том нападении у борделя. Ему нужен был кто-то не из его мира, кто-то, с кем можно было просто прогуляться по набережной, отведать тётушкиных лакомств, и кто не будет напоминать о том, что он понятия не имеет, что делать дальше. Это просто ебучий злой рок, что суккуб по итогу оказался одним сплошным напоминанием. Легион держит власть над всем городом. Легион — это восемь исключительно могущественных людей, на месте которых хочет оказаться каждый. И он должен был знать лучше, когда беспечно прогуливался с суккубом на виду всего города, зная, что отныне все взгляды будут устремлены на Чимина. И если хотя бы кто-то когда-то узнает о том, какую ценность и в какой-то мере даже власть суккуб имеет сейчас над Юнги, их обоих просто разорвут в клочья. Хо просто не знает, что тогда Юнги сделал это с полной уверенностью, что в случае необходимости будет способен защитить суккуба, потому что хочет. Сейчас — потому что у него больше нет вариантов. — Ты никогда не думал, что это всё — пережитки былых дней? — Юнги задумчиво покачивает стакан в пальцах, кивая на собравшихся. — Я не обязан отчитываться о том, с кем провожу своё время. Не перед вами. Хо покровительственно улыбается, и Юнги в чужом выражении лица чётко видит предупреждение. — Если окажется, что твоя шлюха способна подорвать репутацию кого-то из нас, если кто-то хотя бы допустит, что может через него подобраться к тебе, тебе не дадут даже помолиться перед смертью. — Я не верю в Бога. — Напомню тебе, что ты год выгрызал своё место здесь. Будет обидно, если какому-то суккубу удастся запудрить тебе мозги настолько, что ты добровольно подставишь под удар всё то, чего добился кровью и потом. Буквально. Юнги тяжело вздыхает, разминая шею и наблюдая за тем, как копошение в центре зала усиливается, значит, Ацумори вскоре почтит их своих вниманием. И любит же этот старик нагнать саспенса перед собственным появлением. Он всегда говорил, что это для того, чтобы родственники хотя бы в ожидании могли пообщаться друг с другом. Шуга же считает, что Ацумори просто перенял некоторые привычки своей ныне покойной жены, к примеру, эффектно появляться перед зрителями. И да. Хо прав, как ни крути. У Юнги было достаточно времени, чтобы подумать о том, что он собирается делать дальше, придя к выводу, что пляски с Зихао откладываются до того момента, пока он не вытянет всю информацию из суккуба. Он больше не может двигаться вслепую, подставляя под удар всё больше людей. И ему нужен Чимин. Он почти смирился с этой мыслью. — С каких пор ты начал интересоваться моей репутацией? — Юнги вопросительно выгибает бровь, наблюдая за тем, как мужчина откупоривает для него новую, другую бутылку алкоголя. — Так печёшься о том, не пойдёт ли мой бизнес ко дну, не подумают ли обо мне лишнего. Хо коротко усмехается, качая головой и предлагая Шуге новую порцию алкоголя. — Мой милый, мне с высокой колокольни и на твой бизнес, и на твою репутацию. Но если в итоге окажется, что ты ложишься в кровать с врагом, пострадают не только ты или твоя репутация, — мужчина пожимает плечами, будто собирается сказать само собой разумеющееся. — В конце концов, мы здесь все очень тесно связаны. Заденет тебя — заденет остальных. — Ложишься в кровать с врагом… — повторяет он, смакуя эту фразу на языке, а потом её же запивая глотком джина. — А ты себе дал этот совет? На самом деле, это крайне забавно — слышать подобные рекомендации именно от Хо. Тот складывает локти на барной стойке, а потом пальцем манит Юнги ближе к себе, чтобы прошептать тому на ухо: — Завтра в шесть. Иначе все здесь узнают о твоём суккубе и о том, какую роль он сыграл в твоей аварии. Юнги напряжённо замирает. Хо не может знать о Зихао. Они и сами-то толком ничего о том не знают, хотя копают под него долгие недели. Но если это блеф, то Юнги в него сейчас полностью верит, особенно, когда мужчина жестом указывает на своё ухо, мол, я всё слышу. — Господа! — в центр помещения выходит затянутый во фрак преклонных лет мужчина, окидывая собравшихся безразличным взглядом. — Прошу всех занять ваши места. — Как ты… — Юнги возвращает внимание на Хо, силясь выпытать больше информации, но Карина уже тут как тут, подхватывает того под локоть и уводит в сторону стола. Ему не остаётся больше ничего, кроме как последовать примеру остальных, садясь по правую сторону от Ксиабо, и по левую — от Кён-си. Бай Цзяо тут же одаривает его надменным взглядом, который Юнги по привычке копирует и отправляет обратно адресату. За его спиной встают Хосок с Чонгуком, и он жестом подзывает второго, тихо прошептав: — Отсюда сразу в «Золотую обезьяну». Пробей пока адрес. — Чунмин, — с готовностью отзывается младший, будто только и ждал возможности применить эту информацию в деле, — нужно разрешение. Юнги смеряет взглядом сидящую в паре метров Кён-си, вокруг которой хлопочут пара вампиров. Они что-то тихо, но напряжённо обсуждают, если судить по активной жестикуляции и поджатым губам сестры. Чунмин принадлежит ей, и это неудивительно, что бордель находится именно в этом месте, потому что Кён-си покровительствует не только вампирам, но и остальным существам, которыми буквально кишит район. — Я достану разрешение. А ты пока… Их прерывают фанфары. Чонгук мгновенно выпрямляется и отходит на пару шагов назад ровно в тот момент, когда свет в помещении гаснет, а тяжёлые, поеденные молью тёмно-красные портьеры на сцене разъезжаются в стороны, являя на свет декорацию в виде одиноко стоящей металлической кровати и двух стульев по бокам. Юнги устало трёт глаза пальцами. Началось. Ацумори считает, что весь мир — театр. И при каждом собрании Легиона не устаёт доказывать это всем окружающим, представляя всё более новые и всё более нелепые постановки собственного сочинения. И Юнги может быть и стерпел бы новую адаптацию «Щелкунчика» или «Ромео и Джульетты» в исполнении труппы старика, но тот упорно мнит себя великим режиссёром, талант которого за многие годы так и остался не признан рядовым зрителем. На деле сейчас они наблюдают как два актёра привязывают к металлической решётке кровати руки девушки, лежащей на тонком матрасе, а потом пускаются в пространные размышления о невозможности преодолевать мирские трудности, когда ты пригвождён бренностью бытия. Актриса переходит на ультразвук, когда на неё сверху выливают ведро красной краски, бьётся в конвульсиях, моля пустить душу путешествовать вне времени и пространства в то время, как позади неё выстраиваются в ряд пять других мужчин, облачённых в чёрные рясы. Под нестройный хор голосов, исполняющих заунывный мотив, на сцену выносят курицу, которую сажают на залитую краской грудь девушки, а двое мужчин стремглав падают на колени, и всё это сопровождается нарастающим от напряжения и драматизма мотивом. Юнги прикрывает глаза, вцепляясь пальцами в свой стакан джина, и молит всех богов, чтобы это закончилось поскорее, а не как в прошлый раз — на последней встречи этот гений заставил их дважды пересматривать постановку, потому что в первый раз не сработала дым-машина и настроение пьесы было передано неправильно. Он обводит взглядом сидящих, замечая, что большинство присутствующих разделяют его точку зрения: Цина опустила голову и рассматривает что-то на полу, Кён-си так и не отвлеклась от тихих переговоров с вампирами, Бай залипает в телефоне, и только Ксиабо с восторженным видом глядит на сцену, улыбаясь во все тридцать два. Он замечает внимание Юнги к себе и переводит лучезарную улыбку теперь в его сторону, кивая на сцену, мол, крутое же представление? Шуга в ответ корчит кривую мину, слыша за своей спиной голос Хосока: — Я за свою врачебную практику многое повидал, но такой пиздец наблюдаю впервые, — он наклоняется ближе к Чонгуку, чтобы тот расслышал его сквозь гул голосов на сцене, и сам неосознанно повышает свой. — Скажи спасибо, что ты не видел, как в прошлый раз они растянули тут набитое соломой чучело и водили вокруг того хороводы, — Хосок непонимающе хмурится. — Открывали портал в мир Матери Природы, чтобы та помогла очистить атмосферу от озоновых дыр. Хосок присвистывает, а Юнги коротко хохочет себе под нос, вспоминая этот великолепный эко-посыл. Голоса на сцене затихают, а потом в помещении резко включается свет, что говорит о том, что их каторга наконец-то официально подошла к концу. Кто-то рядом облегчённо вздыхает, а Ксиабо рассыпается в подбадривающих апплодисментах. Его примеру следуют двое из его ассасинов, стоящие рядом, пока Ацумори на сцене кланяется в пол, бросая горделивые взгляды на свою труппу. Когда он, наконец, достигает стола, усаживаясь на единственный пустующий стул, Юнги уже немного пьян. — Спасибо за то, что пришли сюда в полном составе сегодня. — Как будто у нас есть выбор, — фыркает Карина, демонстративно закидывая ногу на ногу, что заставляет разрез её платья ещё больше оголить правое бедро. Хосок, стоящий ближе к её месту, натужно вздыхает, а Чонгук рядом подсказывает: — Если не смотреть ей в глаза — она потеряет интерес. — Прежде, чем я приступлю к объявлению цели сегодняшней встречи, я хочу задать вам всем один вопрос, — Ацумори игнорирует слова Карины, обводя присутствующих внимательным взглядом, — кто-то хочет поделиться последними новостями? Юнги складывает руки на груди, насмешливо качая головой. Никто в здравом уме никогда не признается перед другими, что испытывает какие-либо сложности в ведении бизнеса. Он даже не понимает, зачем это Кён-си, которая открыто собралась признаться, что на её людей ведётся охота, хотя знает, что и Ксиабо, и Бай ждут не дождутся, когда девушка откинет концы, чтобы прибрать её территорию к рукам. У Ксиабо по всем параметрам больше шансов. И возраст позволяет пережить их всех. — Юнги? — Я? — он кидает вопросительный взгляд на Ацумори. — У меня всё зашибись. Кён-си рядом стискивает подлокотник стула пальцами до побеления, и он бегло отмечает, что сестра чем-то очень сильно раздражена, но не придаёт этому значения. Вместо этого он смотрит на Бая, который сверлит его взглядом в ответ. Юнги на это только пожимает плечами, возвращая внимание на Ацумори. — Судя по молчанию остальных, ни у кого ни с чем нет проблем. Так что спасибо за спектакль, как всегда очень… свежо. Мы можем уже идти? — Да как ты смеешь?! — Кён-си подпрыгивает со стула, намереваясь накинуться на Юнги с кулаками, но какой-то проворный вампир подхватывает её за талию, не давая возможности сделать этого. Чонгук вырастает рядом, но держится пока в стороне, кидая на Шугу вопросительный взгляд. — Кён-си, успокойся, — просит Ацумори. — Успокоиться?! Ты предлагаешь мне успокоиться, пока эта тварь… — она указывает пальцем на Юнги, — убивает моих людей?! — Да что ты несёшь! — шипит он в ответ. — На! — один из вампиров припечатывает стол ладонью, а под ней пять фотографий. Даже отсюда Юнги видит, что это фото трупов, очевидно, тех самых вампиров. Карина встаёт со своего места, ведомая любопытством, и подцепляет пальцами край одной из фотографий, с задумчивым видом рассматривая ту. — Ты начал клеймить жертв? — с деловитым видом осведомляется она у Юнги. — Дай сюда, — он бесцеремонно выдирает фото из чужих пальцев, непонимающим взглядом пытаясь высмотреть то, о чём они все говорят. А потом берёт в руки остальные, и на них всех видит одну и ту же картину: высохшие, мумифицированные тела вампиров, на шее которых выжжено изображение лотоса. — Сделано после убийства, — Хосок тыкает пальцем в клеймо, — убили, а потом заклеймили, иначе бы рана затянулась. Кён-си всхлипывает на словах доктора, отворачиваясь в сторону. Юнги знает, что она любит своих людей, каждого из них. И он бы никогда не перешёл дорогу цзянши. Он отдаёт фотографии Хосоку, который может намётанным глазом рассказать о трупах то, чего они ещё не знают, а сам закуривает прямо в помещении вопреки негласному правилу Ацумори не портить дорогое убранство (лет сорок назад) налётом от сигаретного дыма. К нему в тот же момент присоединяются Ксиабо и, — внезапно, — сам Ацумори. За столом устанавливается напряжённая тишина. — Ладно, — соглашается он в итоге спустя несколько затяжек, — кто-то может назвать мне хотя бы одну причину, по которой мне нужно было их убивать? — Решил сменить сферу деятельности, — говорит Ацумори, глядя в упор. — Ты же сбываешь наркотики в борделях. Да, от которых теперь мрут люди, но он не может этого рассказать. — Расширение территорий, — подсказывает Хо. — В Чунмине водятся разные твари, которые неплохо бы смотрелись в твоей коллекции деток. — Я не рабовладелец, — рычит он в ответ, — ко мне приходят добровольно, и я никого насильно работать не заставляю. — В прошлом году ты сказал, что вампиры не вызывают доверия у покупателей, и что от этого страдает товарооборот, — задумчиво дополняет Ксиабо. — А ты на чьей стороне? — возмущению Юнги нет предела, и он тянется, чтобы отвесить младшему подзатыльник. — Во-первых, это правда. Извини, конечно, Кён-си, но мои клиенты три раза обоссутся, пока твоему клыкастому деньги отдавать будут. Во-вторых, это не значит, что их нужно убивать! — Это моим вампирам доверять нельзя? — возмущённо восклицает девушка. — Твои шлюхи расставляют ноги за любую копейку. Да они мать родную продадут за блестящие цацки и пачку юаней! — Мои шлюхи не вызывают непроизвольного мочеиспускания, — цедит он в ответ. Один из вампиров угрожающе скалится, демонстрируя белёсые клыки, и Юнги тут же указывает на это. — Вот! Ты реально думаешь, что кто-то в здравом уме и по собственному желанию подойдёт к этой твари? — Так вот кто они для тебя? — Кён-си вновь подрывается со стула, но на этот раз оказывается остановлена Чонгуком, который одной своей грудью закрывает собой всю фигуру девушки. — Просто твари, которых ты убил как скот! — Хватит! — угрожающе громыхает Ацумори, и Цина, сидящая подле него, крупно вздрагивает от внезапно громкого голоса. — Сядь на место. Юнги складывает руки на груди, думая о том, что хер ему теперь, а не проезд в Чунмин. — Я этого не делал, — более спокойно сообщает он собравшимся. — Тогда откуда метки? — осведомляется Карина, которая всё это время стояла возле Хосока, якобы рассматривая фотографии с его рук. Юнги поджимает губы. Он не может рассказать о Ло Зихао. Во-первых, это бессмысленно, потому что раз уж Джин не нашёл на него никакой информации, то другие тем более не смогут. Но они могут найти точки соприкосновения между ним и Чимином, а он готов выдать суккуба только в том случае, когда точно будет знать о том, что больше ничего от него не поимеет. Во-вторых, он никогда никому не расскажет о том, что его хотят убить, иначе его драгоценные родственники впервые организуют альянс только ради того, чтобы сжить его со свету. — Он этого не делал, — впервые за вечер подаёт голос Бай Цзяо. Юнги напряжённо всматривается в черты лица мужчины, пытаясь понять, что тот может и хочет рассказать присутствующим. — Впервые слышу, чтобы Бай заступился за Шугу, — весело протягивает Хо, подпирая подбородок рукой, — прошли семейную терапию? — Нет, — просто сипит Бай в ответ, не отрывая взгляда от Юнги, — у него яиц нет идти против кого-то из нас. — Хочешь проверить? — ощетинивается тот в ответ. — А вот я… — Заткнись, Хо! — рявкает Юнги. Карина за спиной в успокаивающем жесте кладёт руки на его плечи, но он мгновенной смахивает их. Он вновь обращается к Баю: — Я сделал тебе одолжение. Будь благодарен. — За то, что запугал моего человека, или за то, что выставил меня неспособным решать собственные проблемы? — Но ты же их не решал, — веско заявляет Юнги. — О чём речь? — интересуется Ацумори. Бай закатывает глаза. — Какое-то время назад у меня украли контейнер с оружием. Шуга помог вернуть его. На контейнере был знак лотоса. — Который он оставил потому, что сам его и украл, — восторженно подхватывает Карина, — Юнги, ты такой смелый! — Господи… — морщится Бай. — Он не крал его. Знак оставил тот, кто хотел, чтобы я поверил в то, что Шуга его украл. — И почему ты так думаешь? — осведомляется Ацумори. — Он убедил всех моих людей, что это была наша с ним проверка на верность. Если тебе интересно… — он обращается к Юнги, — мне пришлось здорово почистить свои ряды из-за этого. Юнги салютует ему стаканом. То есть Бай по-прежнему не знает о том, что товар вернул не он сам, а Зихао, представившись его доверенным? Занятно. — Другими словами, — начинает Ксиабо, — нас хотят убедить, что Шуга начал войну против нас, но он этого не делал? — Можно и так сказать, — подтверждает Бай. — И мы не знаем, кто это? Все взгляды обращаются в сторону Юнги. Тот только пожимает плечами. — Впервые слышу о том, что кто-то пытается подставить меня. В случае с оружием я ещё мог свалить всё на чью-то неудачную шутку. Но теперь на меня пытаются повесить пять убийств, — он тактично умалчивает о первых трёх и о возможных десяти сегодняшних. — А вам никогда не приходило в голову прогнать его ДНК через базу данных? — задумчиво протягивает Ксиабо. — Зачем? — Потому что у нашего отца определённо была идея создать мини-армию, — он кидает выразительный взгляд на Юнги, — согласись, папа не любил себя ограничивать. — Хочешь сказать, что по миру ходит третья версия вас, только ещё более озлобленная, потому что нацелилась уничтожить Легион изнутри? — спрашивает Карина, воодушевившись потенциальной возможностью встретить ещё одного потомка Мина-старшего. Ксиабо пожимает плечами. — Ну, это вполне в духе какого-то нашего родственника. — Бред, — Кён-си устало откидывается на спинку стула, закашливаясь, и один из вампиров тут же протягивает ей ингалятор. — Просила же не курить при мне. — А по-моему, достойная версия, — замечает Хо, — только кто-то из родных детей Мина-старшего может оказаться настолько ублюдком, чтобы с порога начать качать права там, где их нет. Это очевидно шпилька в адрес Шуги, который равнодушно показывает в ответ средний палец. — Какие-то требования были? — Ацумори обращается к Юнги. — До сегодняшнего дня я даже не знал, что людей Кён-си убивают. Так что нет, никто не выдвигал мне требований, не предупреждал о краденом оружии или убийстве цзянши, если ты намекаешь на то, что я пожертвовал чужой безопасностью только для того, чтобы не рассказывать вам об этом. На выходе из театра он окликает Кён-си, но та только демонстративно пихает ему фак под нос, а потом устремляется вниз по улице. Её свита держится рядом, но не вмешивается, когда Юнги преграждает девушке путь, заставляя экстренно затормозить, чтобы не врезаться в него на полной скорости. — Мне нужно одолжение. — Знаешь что? — ядовито шепчет она, с презрением глядя на него. — Это всё происходит по твоей вине. Если этот человек пытается подставить только тебя, то вина за их смерти тоже только на тебе. Юнги демонстративно вскидывает руки в обезоруживающем жесте. — Поэтому я предлагаю сделку, которая спасёт не только твою репутацию, но и множество жизней. Девушка демонстративно отворачивается, покрепче запахивая полы своего пальто из-за внезапно поднявшегося ветра. Она хмурится, глядя куда-то вдаль, и нервно поправляет растрепавшиеся волосы. — Ты же прекрасно знаешь, что я никогда бы не пошёл против тебя, — добавляет он. И это чистая правда. Пожалуй, из всех навязанных ему родственников меньше всего он не любил именно её, и втайне даже восхищался силой её духа и способностью подмять под себя существ, которые в разы превосходили людей в силе. Они делили территорию, Юнги был её самым крупным и постоянным клиентом, к тому же Кён-си умела вовремя заткнуться в отличие от Ксиабо, и уважать её стоило хотя бы за это. — Что ты хочешь? — в итоге говорит она. — Мне нужно попасть в «Золотую обезьяну». — Чтобы ты убил и остальных? — мгновенно вспыхивает она. — Даже не думай. Юнги закатывает глаза. Знал бы он о том, что теперь ему придётся достать единственный козырь из рукава, и всё для того, чтобы добраться до суккуба — даже бы не подумал отпустить того на все четыре стороны в их последнюю встречу. — Когда ты в последний раз проверяла свои запасы? — Месяца три назад. Тебе что с того? — Когда была последняя поставка? Кён-си неуверенно косится на свою свиту. Те тоже напряжённо смотрят в ответ, силясь понять, к чему он ведёт. — Три недели. Юнги задумчиво кивает. Он думал об этом всю встречу, и если он прав, то сможет с уверенность сказать, что он понял методы работы Зихао. — У меня недавно украли небольшую партию. А вчера ночью она объявилась в городе, только теперь смешанная с чем-то летальным. Пострадало десять человек. — Я отвечаю за свой товар, Юнги, — холодно говорит девушка, — и у тебя не выйдет повесить их смерть на меня. — Я не виню тебя, а советую проверить запасы. Если кто-то узнает, что ты торгуешь ядом — с тобой навсегда перестанут вести дела. Кён-си поджимает губы, кидая вопросительный взгляд в сторону одного из вампиров — видимо, приближённого, — потому что как только тот слабо кивает, девушка продолжает: — Ты говорил Ацумори? — Нет. Я говорю это тебе и только потому, что больше не хочу жертв. Кто-то охотится на меня, но бьёт он по вам. Правда в том, что он не знает, чей товар он сейчас продаёт. Это могли быть чистые поставки, а может он уже на складе хранил яд. Может, половина товара Кён-си уже отравлена и ждёт своей очереди, чтобы отправиться на улицы. Может, Зихао ограничился только убийствами вампиров. Может, предательство Тао было просто способом показать, что купить можно всех. Главное просто назвать правильную цену. — Немедленно проверьте все склады, — кидает она в сторону своей свиты, и трое вампиров моментально пропадают из поля их зрения. — Проезд твой. Юнги благодарно улыбается. — Дай знать, если что-то обнаружишь. Забираясь на заднее сиденье машины он встречается с гнетущей тишиной в салоне. Чонгук смотрит на него напряжённо через зеркало заднего вида, в то время как Хосок на переднем сидении печатает что-то в телефоне. — Не выжили, — в итоге говорит он. — Экспертиза через пару дней. — Уёбок, — рычит Юнги, с силой пиная переднее сидение пяткой. — Сука, тварь. Убью, когда встречу. — Отзывать наркоту? — спокойно интересуется Хосок, в пол-оборота наблюдая за бесславным избиением сидения. — Ты серьёзно предлагаешь мне отозвать с улицы наркотики? Может ещё супермаркеты закроем, потому что по степени серьёзности это примерно одно и то же. Клубы не могут существовать без этого. Бордели не могут. Даже ёбанные хай-класс рестораны на крышах зданий не могут, потому что какой-то богатенький сноб обязательно попросит к ужину таблеточку или другую. Отозвать наркотики с улиц — признать, что он окончательно потерял контроль над ситуацией. Он набирает номер Намджуна, и как только тот снимает трубку, спрашивает: — Сколько у нас дилеров? — Постоянных двадцать восемь. Сука. — Сейчас к тебе подъедет Хосок. Соберите товар со всех и уничтожьте. — Я тебя правильно услышал? — недоумённо переспрашивают на том конце провода. — Уничтожить весь товар? Юнги, там несколько миллионов. — Ты начал подрабатывать бухгалтером? — зло осведомляется он в ответ. — Я вроде ясно выразился. Тяжёлый вздох раздаётся в трубке. — Когда закончите с этим, съездите к Кён-си за новым. Хосок тебе расскажет о нашей новой политике ведения бизнеса. Он отключается, а после обращается к Хосоку. — Тестируйте всё, что будете брать. Привози с собой химлабораторию, найдите подопытных крыс, которые снюхают всё и найдут яд, — мне похуй. Чтобы завтра у нас был только юзабельный стафф. — А дилеры? — спрашивает Хосок. — Если они продавали эту дрянь, то тоже замешаны. — Мы не знаем, если то, что сейчас продают — это то, что украли со склада. С той же вероятностью я могу сказать, что товар изначально мог быть испорчен, потому что ни мы, ни Кён-си его не проверяют. — Как с бутылкой в «Утопии», да? — Как с бутылкой, — подтверждает Юнги. — Ты не думаешь, что это слишком? — интересуется Чонгук, задумчиво отбивая неизвестный мотив пальцами по рулю. — Мы уничтожим наркоты на несколько миллионов, а в итоге окажется, что отравленного товара было с гулькин нос. — Хоть с маковое зёрнышко. Я не готов так рисковать. Чонгук согласно хмыкает, трогаясь, как только Хосок выбирается из машины.

***

В «Золотой обезьяне» переполошив администратора на входе и спугнув пару любопытных фей он узнаёт сразу две вещи: Чимин не появлялся в борделе уже как неделю, а потом ему в руку испуганно пихают клочок бумажки с адресом, приговаривая, что это последнее известное место его проживания. Пока он дожидается, когда администратор дрожащими от страха руками выводит номер дома, его внимание привлекает маленькая пикси, которая сиротливо прижимается к стене на входе. На вид девчонке от силы лет шестнадцать, коротенькая розовая юбка едва прикрывает пятую точку, а лямка топа явно не по размеру всё норовит сползти с плеча, и та из раза в раз поправляет её. — Ты ищешь Чимина? — вкрадчиво интересуется она писклявым голоском, когда Юнги равняется рядом. — Уже нашёл. — Не нашёл. Он дома не появлялся уже пару дней. Юнги переводит на неё вопросительный взгляд, ожидая продолжения, но того не следует. Пикси просто отворачивается, прожигая взглядом зал, виднеющийся в арке в конце коридора, на что ему приходится только вздохнуть, спрашивая: — Сколько? — Ты клиент? — Это повлияет на твой ответ? Девчонка хмыкает, нервно теребя подол юбки, а потом воровато озирается по сторонам, убеждаясь, что рядом никого нет. Юнги усмехается, поражаясь тому, что та спокойно может выдать любому прохожему местоположение своего коллеги, но беспокоится о том, не увидит ли кто-то как она берёт деньги. Поистине уникальная логика. — Тысячу, — а потом, немного подумав, добавляет: — Обещай, что не причинишь ему вред. О. Юнги хочет сделать с суккубом очень много вещей, но ни одной из тех, что нафантазировала себе эта милая головка. — На будущее, — он вытягивает несколько купюр, протягивая пикси, — ты либо берёшь деньги, либо ставишь условия. Одновременно не работает. Так он получает ещё один адрес, и пояснение о том, что когда Чимин не дома, он часто тусуется у своего знакомого, который тоже является деткой и иногда приходит в бордель по собственным делам. Каким — не уточняется, пикси сообщает лишь о том, что та детка тут не работает. Чонгук везёт их по второму адресу, каждый раз озадаченно хмурясь, когда сверяется с навигатором. — Хён, это правильный адрес? — спустя десять минут вот таких непонятливых взглядов всё же спрашивает он. — Какой дали, — хмуро отзывается он, равнодушно глядя на проплывающие мимо дома. Впрочем, по мере продвижения вглубь города равнодушие сменяется на точно такое же как и у Чонгука непонимание, потому что они въезжают в достаточно модный и современный район Чунмина, который граничит с их собственным. Если проехать дальше ещё минут двадцать, то они окажутся уже на своей территории. Чонгук паркуется на стоянке у новостройки, ещё раз сверяется с навигатором и тяжело вздыхает, выбираясь из салона за Юнги, который слишком прытко выпрыгивает из машины, как только та останавливается. — Сука, кодовый замок, — сокрушённо вздыхает он, разглядывая на домофоне перечень жильцов, но не встречая ни одного знакомого имени. Да и с чего бы. — Ёбанная пикси, за штуку могла бы приписать фамилию. — Хён. Юнги быстро оборачивается на голос, вновь возвращается взглядом к домофону, а потом оборачивается ещё раз, потому что к этому времени возбуждённый от навалившихся событий мозг наконец-то регистрирует виноватый вид младшего, крутящего в пальцах связку ключей. — Говори уже. Куки отрицательно качает головой. — Пообещай, что не будешь орать. Юнги впускает в лёгкие как можно больше воздуха, пытаясь понять, отчего Чонгук выглядит настолько провинившимся. — Я хочу на кого-то наорать с самого утра. Более того, я приехал сюда, чтобы вдоволь поорать на суккуба, стараниями которого я оказался в такой ситуации. Так что нет, я не могу тебе этого обещать. Выкладывай. Чонгук в ответ поджимает губы, а потом прикладывает чип к замку. Слышится слабый писк, а после клацанье замка. Юнги бредёт за младшим вглубь здания. Они минуют рецепцию, на которой Чонгуку кивают в знак приветствия. Тот безошибочно определяет в какой стороне находится лифт, без слов нажимая на кнопку вызова, пока Юнги засыпает его чередой вопросов: — Ты купил здесь квартиру? Почему мне не сказал? Я мог бы отдать тебе квартиру в своём комплексе, если тебе так надоела старая. Когда ты сюда переехал? Мы не собираемся отмечать новоселье? Почему грёбанная пикси дала мне твой адрес? Чонгук пулемётную очередь из вопросов выдерживает стойко, нажимая на восьмой этаж, как только они заходят в лифт. — Она не давала мой адрес, — загробным голосом сообщает он, приваливаясь спиной к зеркалу, — здесь живёт Тэхён. Ненавязчивая мелодия в лифте раздражает с первых секунд, хвойный запах внутри неприятно зудит в носу, и Юнги до боли сжимает руку на металлическом поручне по периметру лифта, сверля взглядом меняющиеся красные цифры на циферблате сверху. Из лифта они выходят в полной тишине, только Чонгук дальше не двигается. Он замирает около пожарного выхода, внимательно вглядываясь в лицо Юнги, только там он ничего не найдёт. Юнги даже не может сказать сейчас «А я же тебе говорил», потому что он думал, что сирена просто будет вредить здоровью Чонгука, а не окажется по итогу другом суккуба, который дважды пытался отправить его на тот свет. Господи. И нахера он сегодня проснулся. — Веди, — кое-как выдавливает он из себя, стараясь не показывать, что он в секунде от того, чтобы расхерачить здесь всё вокруг. — Дай мне с ним поговорить. — Нихера подобного, — цедит Юнги, — уже договорились до того, что я узнаю, что они знакомы. Как ты блять объяснишь то, что Тэхён был с нами во время облавы, а теперь волшебным образом приютил у себя Чимина? Давай. Скажи мне, что это простое совпадение. — Тэхён работает со многими борделями. Он знает многих деток. Совсем необязательно, что он знает про Чимина и тебя. — Да я скорее поверю в то, что земля плоская, нежели в то, что твой Тэхён — просто жертва обстоятельств. — Ты его не знаешь и даже не попытался узнать, — обиженно ворчит Чонгук в ответ, подходя к одной из трёх дверей на этаже. — Я говорю — ты молчишь. Юнги раздражённо фыркает, дожидаясь, когда его впустят в узенький коридор квартиры. Дальше пройти не дают, потому что Чонгук загораживает собой большую часть помещения, а для верности ещё и выставил руку. Юнги злобно косится на ту, но идти дальше не рискует. Не хватало ещё, чтобы между ними завязалась драка прямо тут. Очевидно же, что на его сторону никто не встанет. — Тэ! — кричит он, попутно снимая с себя кожанку и вешая ту на крючок. Юнги его примеру не следует, потому что не собирается оставаться здесь дольше положенного. — Это я! — Гук-и? — немедленно отзываются где-то из глубины помещения. — Почему ты здесь? Я же говорил, что у меня на этой неделе гости. Голос становится всё громче по мере приближения, а после в конце коридора появляется сам Тэхён, растерянно глядя на незваных гостей. И ему хватает доли секунды, чтобы сменить обескураженность на открытую неприязнь, когда он говорит: — А этот здесь что забыл?
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.