На дне неба

— Мне плохо, — говорит Кадзуха, даже не пытаясь отдышаться, и пугается от этой тишины — кажется, его голос — это первое, что услышали эти места. Здесь молчали тысячелетиями. — Мне плохо, понимаешь? Он вспоминает свой побег из Инадзумы... В другое время это показалось бы ему геройством, но сейчас — нет, ему только очень-очень плохо. Он убегал. Он убегал, а тогда еще Еимия помогала ему, и прощаясь, она схватила его за руку и спросила его дрожащим голоском: — Где Томо? А и правда, где он? Ничто не исчезает без остатка. Может... Может, душа его друга сейчас где-то рядом... Или в раю — ему там самое место. Как же больно было покидать Инадзуму; какая бы тирания там не была, архипелаг был ему родиной. Он очень долго боялся. А тот бой решит все. «Всегда найдутся смельчаки, готовые бросить вызов молнии» Да, конечно, обязательно... Томо — смельчак. Кадзуха — беглец. Он гребет ослабшими руками ко дну, но руки уже теряют свою силу... Он так долго плывет, он уже не знает, где он. Он оставил лодку, и сейчас самураи, наверное, ищут его по следам. Соленая вода поднимает его наверх, и с лица его течет вода. Холодно до жути, дует ледяной ветер... Что-то серое, похожее на пыль, летит ему в лицо. Ему вспомнилось... Пепельное море. Место, где похоронены надежды многих приключенцев. Пепел... Пепел, оставшийся от пламенных и горящих надежд. Он снова упрямо устремился вниз, нырнул, скорее на дно, но... Вода — отражения неба. А в небе всегда светит Солнце. — Зачем? Что? — Ты знаешь, что самоубийцы не попадут ни рай, ни в ад. Кто это? — Зачем ты топишь себя? Кадзуха схватился за голову под водой, желая уничтожить этот странный, въедливый голос... Нет, нет, нет! Вода снова упрямо поднимает его вверх, на воздух... — Зачем ты уничтожаешь то, что тебе было даровано божествами? Разве ради этого Еимию сейчас пытают? Разве ради этого Яэ Мико прикрывает тебя, рискуя своей головой? Ради этого?! Слабак. — Замолчи! — крикнул Кадзуха, и неожиданно сильно снова испугался от этого странного звука... От этого крика. Вставал рассвет.

***

— Эй, ребята! Он тут! — Бэй Доу махнула рукой, и матросы погребли ближе. Паренек был полуживой — как капитан его разглядела, вообще было непонятно. — Ты как это так, пацан? — спрашивает матрос, вытягивая Кадзуху из воды, и удивляется его необъяснимо пустым и холодным глазам. — Он... Он сказал, — Кадзуха заикался, — Он сказал что я — слабак... Матрос непонимающе оглядывается на Бэй Доу. — Но ведь он... Он — саму сёгуна... Будь она проклята! Кадзуха выкрикивал проклятия, не видя никого. Соленая вода снова подняла его вверх, и с лица его течёт вода.