***
Входная дверь хлопает не сильно громко, но звук раздался по всему дому. Аверин не обращал сильного внимания на это, просто прошел в коридор уставший, снимая верхнюю одежду и обувь. Маргарита уже ушла, иначе тут же послышался бы ее голос, но в доме было тихо. Да и время позднее. — Ваше сиятельство, вы опять долго. С Виктором Геннадьевичем пили? Я же чувствую! Гермес поднял взгляд, рядом стоял Кузя с недовольным лицом, руки скрещивал на груди. Только глаза выдавали, очень уж видна была радость. Гермес с улыбкой подошел к нему, раскрыв руки в сторону. Див понял сразу, тут же обнимая своего хозяина крепко, а голову положил ему на плечо. И все обиды тут же испарились, хотя были ли они? Кузя улыбнулся, посмотрел в глаза колдуну и уткнулся губами в его губы. Аверин почувствовал кончик языка дива, коснувшийся немного губ, и отстранил Кузю. — Кузя, тебе много раз повторять, что ты сейчас не животное, а человек? — строгость присутствовала в его тоне, только лишь для того, чтобы Кузя не забывал о других правилах. Но похоже и это прозвучало не так серьезно... — Ну, Гермес Аркадьевич, что мне делать, раз у вас губы вкусные! Оказывается целоваться так приятно! Хоть вы мне показали это. — Кузя полнстью отстранился, продолжая улыбаться и пошел к дивану. — И не только показал, раз с тобой у нас это не один раз было. Либо меня так к дивам начало тянуть, либо вы сами тянете. Что же, на следующей очереди Анонимус? Граф тоже подошел к дивану садясь на него, от последних слов передернуло. Лучше не думать о таком, фантазия не предсказуемая. А Кузя засмеялся, уперся подбородком на спинку дивана, смотря на макушку хозяина. — Гермес Аркадьевич, пожалейте его. Думаю, он с вами не долго продержался бы, вы столько волнения приносите! Ладно, не будем трогать Анонимуса, — он перелез через спинку и очутился рядом с Гермесом, ноги только поджал под себя, — вот вас пока не было, ужасно скучно стало. Вспомнил, тетя Марго постоянно смотрит свою любимую передачу, "битва ясновидящих", да? Ну и я решил посмотреть! Мне так понравилось, такие истории интересные и все эти колдовские штуки! Аверин закатил глаза. — И ты туда? Надо было тебя поменьше оставлять с Маргаритой, теперь вдвоем будете мне мозг выносить этим. Кузя, ты бы лучше не этих ясновидящих смотрел, а делом занялся. Блеснешь своими знаниями по географии? Улыбка с лица дива тут же исчезла, и он тяжело вздохнул. Кто придумал эту географию? Учить сложно, а читать еще сложнее! Но река Амур и правда прикольная... Кузя положил голову на плечо Гермеса, будто ластился, а глаза как щенячьи. — Ну Гермес Аркадьевич! Это так нудно! Я обещаю вам, выучу позже. И перескажу все. — он хитро улыбнулся, — я вообще сегодня занимался другим, пока вас ждал! Долго злиться не получалось, Кузя мог сделать такое невинное лицо, что просто сердце таяло от этого. — Маргарита тебя решила подсадить еще на сериалы? — Нет, по крайней мере мне пока не интересно смотреть, где какая-то барышня, бедная и живет в глуши, и мачо-богач, приезжает из столицы, влюбляется в нее, а потом и забирает к себе! Изредка смотрел и слушал, но не так сильно... Так, я не об этом. Кузя вдруг сел на колени Аверина, лицом к лицу, и смотрел ему в глаза с игривостью. Гермес не мешал ему, интерес появился, а также вопросы. Что же див решит дальше делать? Он положил руку на мальчишескую талию, не спуская с того заинтересованный взгляд. — Это так на тебя весна влияет? — усмехнулся Гермес, рассматривая лицо Кузи. — Не, март уже прошел. Хотя, я не так себя веду, как реальные коты! — Ну-ну. Кузя прижался щекой к щеке хозяина. — Ничего вы не понимаете... Я ведь соскучился по вам за это время. Вы ушли в обед, а вернулись только сейчас! Что можно делать так долго у Виктора Геннадьевича, если вы мне сказали, что это не по поводу преступлений? Аверин запустил пальцы в мягкие рыжие пряди дива, Кузя на это закрыл глаза и тихо помурлыкал. Гермес издал смешок, было интересно наблюдать за реакцией дива. — Ну конечно разговоры заходили о преступлениях, а так же нужно рассказать, что за другие дни происходило, может что-то пропустили и прочее. Кузя, друзьям всегда есть о чем поговорить. Особенно нам с Виктором. — За стопкой водки? — хотел выразить недовольство он, но мягкое поглаживание по голове приносило много удовольствия, так что слова прозвучали в мягкой форме. — Я немного. — 50 грамм? — Ну, больше. Так, это было не опасно для моего здоровья, закончим этот допрос. Кузя отстранился и опять примкнул к губам Аверина, но на поцелуй этот тут же ответили, углубляя его и притягивая еще ближе голову Кузи. На плечах почувствовались пальцы дива, немного сжимающие ткань рубашки, глаза были закрыты, а поцелуй он вел мягко, позволяя больше хозяину брать инициативу. И так же сам отстранился, упираясь об плечи. — Даже больше ста грамм, ваше сиятельство! Думали, я не почую? — Так значит для этого ты меня поцеловал? — Конечно не только из-за этого! Вы целуетесь обалденно, но от алкоголя меня тошнит. Говорю же — отрава! Фу, как можно такое пить? Перебивая ненужные нравоучения, Гермес подхватил под бедра Кузю и поднял спокойно, понес в спальню. Див удивился этому, обхватив шею хозяина, чтобы не упасть. — Ну, Владимир например эту отраву пьет, ты это знаешь. У всех разные вкусы, Кузь. А тебя бы откормить не мешало, худой как щепка. Куплю тебе побольше мяса. Может живого, если хорошо будешь вести. — Конечно буду! За еду я сделаю все, что надо! И вес наберу! Гермес положил дива на кровать, и подошел к шкафу, доставая ночную одежду, а потом в ванну сделать водные процедуры, чтобы потом спокойно уснуть. Кузя тоже быстро переоделся, и ждал его под одеялом, накрывшись полностью, лишь макушка была видна. Аверин лег рядом, ощущая спокойствие и отпуская все мысли о сегодняшнем дне. Кузя прижался к нему, положил голову на плечо, закрывая глаза. — Завтра важное дело будем раскрывать, мужчина один пропал. Пойдем на примерное место преступления. — губы коснулись волос дива. — Ой, не, Гермес Аркадьевич. Не мы, а вы. Один. — голос звучал спокойно, а от прикосновений див иногда мурлыкал. — Это еще почему? Мне твоя помощь точно будет нужна. Кузя поднял взгляд и как ни в чем не бывало сказал: — Гермес Аркадьевич, вы забылись. Я — мертв. Свыкнитесь уже. Глаза Аверина в шоке уставились на спокойное лицо дива. — Кузь, это не смешно. Шутки, особенно такие, перед сном не очень. — А я и не шучу. И тут же в голове Гермеса будто вспышкой всплыло воспоминание. Императорский див. Кузя. Пустота, а потом ужасная душевная боль. Кузю сожрали. И его уже нет.***
Он проснулся, резко садясь на кровать и тяжело дыша. Подушка была влажная, да и щеки тоже. Слезы текли неконтролируемо. Сколько уже прошло с того момента? Месяц? Два? Пол года? Год? Он уже потерялся во времени. Солнце светило в глаза, а боль опять растекалась по всему телу. Забыть нужно... Забыть это! Как больно от всех этих воспоминаний, сны, которые причиняли больше ударов по сердцу. С момента потери Кузи — Аверина будто поделили и забрали одну часть тела, оставляя с открытыми кровоточащими ранами, которые никак не хотели заживать. Они гниют от этой боли, и сердце вместе с этими ранами гниет. Сам же повторял себе — не влюбляться в дива, была бы это Анастасия или же Кузя! Как можно было?... Вина поглощала Аверина и не отступала, даже спустя столько времени. Он вдруг взял подушку и со всей силы кинул в стену, из-за чего упала фоторамка и разбилось стекло. Слезы душили его, кричать хотелось, уйти от этого ужаса. В комнату вдруг ворвался Анонимус, а за ним Василь. Они что-то начали в панике говорить, поддерживать и успокаивать, но Гермес и не слышал этого. Стеклянные глаза уставились на разбитое стекло. — Гера, я прошу тебя, успокойся! Объясни, что случилось? Тебе опять плохо? Мы поможем. — Брат сжимал руку Аверина, заглядывая с беспокойством в пустые глаза, из которых уже не текли слезы, но были устремлены на пол. — Ваше сиятельство, вам больно, да, но вы же сами сказали, что нужно все отпустить. Это будет сложно, но зацикливаться на этом нельзя. Мы вам поможем, мы будем рядом. Все. — Анонимус так же стоял рядом, пытаясь успокоить его. Гермес кивнул на автомате, и продолжал молчать. Ему помогли встать, умыться, переодеться и провести к завтраку. Аверин был как марионетка, только делал то — что ему говорят. Но только мысли были не здесь... Они шептали слова тому, кто этого больше не слышит. "Прости меня, Кузя."