Formidable

Now

— Чемпионат четырех континентов в этом году проводится в Шанхае. Невероятно, но город уже украшен в тематике фигурного катания, — вещает один из комментаторов, сидя в специально отведенном месте, с которого открывается вид на огромный каток и полные трибуны. — Конечно, ведь это масштабное соревнование, к которому многие готовятся весь год. Сегодня мы с тобой насладимся отличными выступлениями, потому что заявки в этом году многообещающие, — соглашается второй комментатор. — А просто посмотри сколько людей собралось. Вероятно, мы оба знаем ради кого они здесь, — лукаво улыбается первый комментатор. — Я думаю, что нам всем интересно глянуть на новых подопечных Чон Чонгука. Не побоюсь сказать, что он лучший тренер Южной Кореи. — Я думаю, Сувон, он лучший тренер всей Азии. И сейчас он тренирует новое поколение, всем нам не терпится увидеть этих новобранцев. — Буду честен с тобой, Джисон, я до сих пор не могу отойти от новости, что его лучший ученик Мин Юнги ушел к другому тренеру. Хоть и прошло уже полтора года, но этот день до сих пор перед моими глазами, — Сувон для убедительности обхватывает себя руками. — Верно, та новость потрясла весь мир фигурного катания до дрожжи в коленях. После колоссального триумфа Южной Кореи на Олимпийских играх это было как гром среди ясного неба. Ведь мы забрали золото и серебро у мужчин и серебро у женщин. — Но все мы понимаем, что Юнги туда ехал за золотом, но он уступил Лиену буквально в два балла. После этой новости я подумал, что карьере Юнги пришёл конец. Ведь он — величайший фигурист, который вырос под крылом Чонгука. Он выгравирован из стали и закален морозом. Но сейчас он весьма успешно тренируется под руководством Кан Каэля. Он хороший тренер, но до Чонгука ему явно далеко, правда Юнги, уже выросший на режиме Чона, продолжает катать все идеально чисто. Кажется, будто ему этот переход пошел на пользу, будто он вырвался из оков. — Тогда он весьма серьезно заявил, что это Чонгук виноват в его проигрыше. А для Юнги всегда второе место было проигрышем. Проиграть не абы кому, а второму ученику Чонгука. Наверное, для него это был ад, — Джисон поворачивает голову в сторону своего коллеги. — Ты веришь, что Чонгук специально мог Лиена тренировать лучше на золото, чем Юнги? — Честно, не имею понятия. Но что между ними была особая связь, которую никогда никому не повторить — это факт. Юнги будто подарил ему смысл, научил быть человеком. Вспомни Чонгука в начале его карьеры. Но после ухода Юнги будто вернулся он прежний. — Юнги ушел и забрал с собой всю человечность Чонгука, — кивает Сувон. — Не знаю, что произошло между ними на самом деле, но я до сих пор храню те видео, где Чонгук улыбался, смотря на выступления своего лучшего ученика. С какой любовью он ставил ему программы и с каким трепетом следил за прыжками. Такой сильный и холодный человек превращался в настоящего и живого рядом с этим рыжеволосым фениксом. Не зря пошло в народе это прозвище. Юнги и правда феникс, восстал из пепла и сейчас будет кататься против учеников Чонгука.

🥇🥇🥇

      Зал громко аплодирует, когда утонченный мальчик шестнадцати лет встает в заключительную позу и губами отсчитывает секунды, чтобы не получить штрафной балл. Он ярко улыбается, ловит пару букетов, но эта улыбка тут же меркнет, стоит ему наткнуться на пронзающий взгляд тренера. Уже сейчас от него веет морозным холодом и это не тот, который исходит от катка. Несущий погибель. Мальчик гулко сглатывает, но подъезжает к бортику, выходя со льда. Стоящий рядом с Чонгуком хореограф Чон Хосок протягивает мальчику олимпийку и подбадривающе улыбается. — Это было… — начинает было с позитивной улыбкой Хосок, но его перебивают. — Отвратительно, — и этот грубый, лишенный всех эмоций голос, заставляет мальчика поднять уже мокрые глаза. Чонгук оглядывает его с неким омерзением, будто одно существование этого ребенка ему противно. — Ты разве не в курсе, что в последней части тебе надо эмоции показывать? — а когда мальчик неуверенно кивает, Чонгук продолжает. — Ну и где оно? Или элементы важнее? Нужно все вместе выполнять идеально, ты разве не знаешь это? Начал раньше времени, не уследил за ритмом, шаги выбросил на каскаде, четверной в конце не докрутил. Ошибки такие, будто ты всего полгода на льду и совсем никчемный.       Хосок рядом только поджимает губы и успокаивающе кладет руки на плечи уже готового разрыдаться мальчика. — Пошли послушаем твои результаты, — предлагает ему на ухо шепотом Хосок, когда зал взрывается аплодисментами, приветствуя последнего фигуриста на сегодняшней произвольной программе. Чонгуку поворачиваться не нужно, чтобы понять, кто идет за его спиной. Он чувствует его каждой частью своего тела, каждым волоском уложенных назад смоляных волос. Он крепко сжимает челюсти, напрягая скулы и машет рукой Хосоку, чтобы те пока шли без него. — А ты? — сначала не понимает Хосок, а потом кидает взгляд за его спину и тут же хмыкает без улыбки. Он обхватывает плечи ученика и ведет в сторону зоны «kiss and cry». — А как же мистер Чон? Он так на меня обиделся, что не посмотрит на мои баллы? — вскидывает покрасневшие глаза мальчик, а Хосок поджимает губы. — Он подойдет, — кормит нелепым обещанием, сам понимая, что сейчас Чонгук и с места не сдвинется. Будет пристально наблюдать за последним фигуристом.       Чонгук оборачивается, чтобы взглянуть на того, кого не видел полтора года, но на ответный взгляд даже не натыкается. Может это и к лучшему. Ему удается хорошо рассмотреть бывшего ученика. Юнги повзрослел, черты лица стали более острыми, сам он немного вытянулся, а некогда рыжие и такие пламенные волосы феникса, вызывавшие в Чонгуке бурю эмоций, стали посредственно темными. На лице Чонгука нет ни единой эмоции, но внутри сердце жалобно дергается от вида Мин Юнги. Он внимает словам нового тренера, улыбается ему и обнимает, а Чонгуку хочется отвернуться. Отвернуться и не видеть это, но он как заядлый мазохист смотрит, не моргая. Внимает как Кан Каэль касается этой тонкой талии, снимает с него кофту с флагом Южной Кореи и благословляет на отличный прокат.       Он уверен, что Юнги его увидел, почувствовал, но то как характерный феникс игнорирует его, вызывает у Чонгука лишь легкую усмешку.       Юнги выпархивает на лед так легко и беззаботно, а Чонгук, не отдавая отчет своим действиям, облокачивается о бортик руками и обращает все внимание на лед. Даже не видит, что сидящий в зоне «kiss and cry» его ученик обиженно и обреченно поджимает губы, смотря на заветное первое место.       На Юнги облегающий его тонкую и рельефную фигуру сине-черный костюм. Эти цвета не идут ему, Чонгук уверен. Он одевал своего феникса лишь в огненные оттенки, подчеркивал его взрывной характер, рыжие волосы и изумрудные лисьи глаза. Он рефлекторно поджимается, когда Юнги заходит на прыжки и прыгает так легко два четверных подряд. И в каждом элементе видит свою печать. Это не Каэль научил его всему этому, не его это заслуга. Юнги и не собирался переучиваться, он делал все в точности так, как говорил ему Чонгук ранее. Но сейчас все его движения будто стали легче, просторнее. Раньше его словно сдавливали золотые оковы, а крылья были увенчаны бриллиантовыми цепями. Он был прекрасен в своем отчаянии освободиться. Но сейчас все оковы спали, являя миру его легкость и свободу. Это чувствовалось и било в грудь Чонгука с невероятной силой.       Чонгук сразу видит все идеально сделанные элементы, видит сложные комбинации и каскады прыжков, которые принесут фениксу много баллов. Но раньше он бы лишь сдержанно улыбнулся на безграничную радость ученика. А сейчас понимает, что ему надо было дарить все эмоции этого мира. Ведь Юнги будто зеркало, зеркалит отношение к себе. И сейчас та холодность, которую он показывает, чувствовал тогда. Он грациозно встает в исходную позицию, вскидывая руку и вдруг обращает свою яркую улыбку на Чонгука, у которого в эту же секунду происходящее теряет цвет и звук, превращаясь в белый шум. Юнги это сделал рефлекторно, потому что всегда дарил первые свои эмоции после выступления лишь Чонгуку. Он цепляется за эту улыбку, а Юнги, поняв свою оплошность, тут же меняется в лице.       Чонгук, стоящий у бортика, казалось, что вроде совсем не изменился, а вроде и кардинально. Его глаза будто выстрелили Юнги в сердце и фантомно теперь казалось, что на черных паетках костюма расползалось пятно крови.       Эта мимолетная улыбка сдала Юнги с потрохами, сдала все его мысли. Чонгук был одет в черный строгий костюм с идеально выглаженной белой рубашкой. В этом он не изменял себе уже много лет. Юнги как сейчас помнит, как Чонгук каждое утро гладил свою одежду до идеального состояния. Он рассеянно улыбается Каэлю и надевает олимпийку. — Это было так хорошо, Юнги! Очень красиво. Первое место точно твое, — радуется рядом Каэль, а Юнги лишь грустно хмыкает. Чонгук сказал бы сейчас, что он что-то сделал не так, что на тренировке он выкладывался куда больше.       Когда они проходят мимо все так же облокачивающегося о бортик Чонгука, Юнги вдруг останавливается за его спиной после тихого: — Феникс, а ты повзрослел.       Юнги будто пронзает тысячью иголок. Его низкий голос все еще будоражил, возрождал старые воспоминания и чувства. — Зачем вы смотрели мое выступление, когда должны были находиться рядом со своим фигуристом? Я же умолял больше не попадаться мне на глаза, — Юнги наблюдает за его медленно вздымающейся спиной, а когда тот наконец поворачивается к нему лицом, желает провалиться сквозь землю. — Думал, что ты сначала спросишь как я, — он сует руки в карманы и слегка хмыкает. — Не хочу знать как вы. И как я выступил спрашивать не хочу. Мне хватило. И не просите, чтобы я вернулся… — но Юнги вдруг перебивает сменившийся резко взгляд. Он всегда боялся этой резкой перемены настроения, к которой был способен лишь Чонгук. — Ты слишком самоуверенный, феникс. Я тебя не жду обратно. Ты лучше всех знаешь, что я не прощаю предательств. — Кто из нас еще предатель, мистер Чон, — последнее выплевывает с особой озлобленностью. — Глупый, — лишь подводит итог Чонгук, а Юнги сглатывает тяжелый ком, отворачивая голову. — Я наоборот делал все, чтобы ты стал лучшим. Я отдал тебе все, ты сам проиграл тогда. Моей вины нет. И винить меня все это время — огромная глупость.       Юнги некоторое время молчит, буравя лед за спиной мужчины взглядом, а потом сжимает кулаки. — Если бы мне дали шанс вернуться в прошлое, я бы ни за что не пошел бы за вами в тот день. Лучше бы остался в детском доме и с целым сердцем, нежели потом вновь собирал его по кускам.       Юнги больше ничего не говорит, просто уходит узнавать свои баллы, оставляя Чонгука с горечью на языке и воспоминаниями об их первой встрече.

5 years ago

— Отвратительная идея, — заключает Чонгук, плавно маневрируя на черном рендж ровере меж сеульских застоев на дорогах. — Ничего не отвратительная, — тут же возражает Хосок, сидящий на пассажирском сидении. — Ты только начал набирать популярность, вся спортивная индустрия делает на тебя огромные ставки. И сейчас это судебное разбирательство из-за ДТП с твоим участием поставит под удар все. И ты прекрасно это понимаешь. Поэтому нам нужно отвлечь СМИ и перетянуть на свою сторону. Поэтому я и предлагаю взять любого пацана с детского дома и слепить из него чемпиона. Это поможет людям забыть грязную ситуацию и поднимет тебя в глазах желтой прессы. Ну согласись, что я гений. — Да это бред, — не унимается Чонгук. — Как ты себе это представляешь? Мы берём левого пацана, которого надо с нуля учить кататься на коньках? Которому может вообще не суждено кататься. Да просто бред! — Мы должны попробовать, Чонгук. Иначе мы не отмоем твое имя. Сейчас они вывернут это ДТП так изощренно, что ты не отделаешься штрафом. А мы отвлечем их внимание. Зато представь заголовки! Чон Чонгук собирается сделать из обычного детдомовского парня олимпийского чемпиона. Как раз до Олимпиады у нас три года. Год его учим, два набираем баллы. — В твоей голове все слишком радужно, — Чонгук явно был не в восторге от этой идеи, но где-то в глубине души он понимал, что Хосок предлагает хороший вариант. — Зато мы дадим одному ребенку шанс на хорошее безбедное будущее. У него будет дом, деньги и работа. Плюс к нашей карме для попадания в рай, — легкомысленно улыбается Хосок, на что Чонгук лишь хмыкает. — Наоборот, мы обрекаем ребенка на сломанную психику и многочисленные травмы. Так что после этого нам только одна дорога — в ад. — Как я вообще с тобой работаю, напомни?       Рендж Ровер тормозит возле небольшого серого здания, которое казалось еще мрачнее под свинцовыми тяжелыми тучами, которые будто давили на людей внизу. Чонгук неуверенно мнется на входе, когда к ним выскакивает женщина средних лет, встречая с радушной улыбкой. — Мы вас ждали и уже подготовили несколько мальчиков. Вы писали, что вам нужные худенькие и спортивные.       Чонгук невольно кривится от ее продажного тона. Будто она впаривает им кусок мяса, а не ребенка. Хосока, кажется, это совсем не смущало. Он с позитивным настроем двигается за женщиной, кивая ее словам. — Все верно, мы хотим сделать одного из них величайшим фигуристом. — Правда не уверена, что кто-то из них даже на коньках стоять может, — задумывается женщина. — Это не страшно. Мы планируем начать с нуля и обучить его, — Хосок заходит за женщиной в небольшую комнатку первый, а Чонгук все с таким же хмурым видом оглядывает порядка шести мальчиков от тринадцати до шестнадцати лет. — Мальчики, выстроились в ряд, живо, — женщина хлопает в ладоши и дети тут же ее слушаются, выстраиваясь в ровную линию. Чонгук проходится по каждому незаинтересованным медленным взглядом, но никто из них не смеет поднять глаза. Лишь последний смотрит в ответ заинтересованно, тем самым привлекая внимание Чонгука.       «Феникс», — это первое, что приходит на ум Чонгуку, когда он видит рыжие растрепанные волосы, лисий разрез глаз, бледное лицо с мягкими чертами. Под белой футболкой он казался совсем крошечным и худым. Будто фарфоровая кукла. А его изумрудные глаза смотрели на Чонгука с неким вызовом, что, вероятно, и подкупило с первого взгляда. — Как твоё имя, феникс? — Я назову свое, если вы назовете ваше, — мальчик совсем не теряется, лишь заинтересованно склоняет голову вбок. Смотрительница лишь раздраженно шикает, но Чонгук вскидывает руку, затыкая ее. — Мое имя Чон Чонгук. Я тренер по фигурному катанию в Южной Корее и я хочу подарить тебе шанс стать чемпионом в этом виде спорта. — Звучит как огромный лохотрон, — он беззаботно пожимает плечами, а Чонгук хмыкает, кидая взгляд на Хосока с видом: «а я говорил». — Я не собираюсь тебя уговаривать, не захочешь ты, захотят другие. Ты не особенный здесь, просто ты первый, кто попался мне на глаза. Тебе выпал огромный шанс покинуть это место, но раз оно тебе так прикипело, то не буду наставить, — Чонгук уже оборачивается к другому мальчику, как слышит громкое и уверенное: — Мое имя Мин Юнги, и если даете мне шанс на нормальную жизнь, то я сделаю все, что нужно.       Уголок губы Чонгука дергается и он прячет руки в карманы черного пальто. — И тебя не пугают жесткие тренировки, режим, ограниченное питание и возможность получить травмы? — Вы сейчас дали мне надежду, показали на одно мгновение, что я могу жить хорошо. Для отчаявшегося ребенка, которого бросили родители этого достаточно, — он хмурится, а Чонгук только коротко кивает и бросает женщине: — Мы оформим опекунство на Мин Юнги.

🥇🥇🥇

      Юнги неуверенно болтает ногами, сидя на пассажирском сидении в огромном рендж ровере, держа в руках свой небольшой рюкзачок — единственные вещи из детского дома. Когда двое мужчин возвращаются с бумагами и рассаживаются в машину, Юнги снова невольно оглядывает того, кто сел рядом на водительское. Смоляные волосы, слегка спадающие на лоб, антрацитовые глаза, искрящиеся мощью и холодом, из под рукава пальто выглядывают черные татуировки, а на запястье массивные часы. — Это все? — Чонгук со скепсисом оглядывает его рюкзак, а Юнги кивает. — А какие у меня могут быть личные вещи в детском доме? — Тебе пятнадцать, верно? — подает голос Хосок с заднего сидения, а Юнги только кивает. — А вам сколько? — без стеснения и в лоб интересуется Юнги у Чонгука, а тот лишь хмыкает. — Двадцать шесть. — А мне двадцать семь, если тебе интересно, — выставляет руку Хосок. — Я же не представился. Мое имя Чон Хосок и я твой хореограф. Короче, буду ставить тебе программы на сезоны. Позже ты познакомишься с Эйприл, она наш визажист и костюмер. Если коротко, то с завтрашнего дня мы начнем тебя готовить к большому спорту. У нас ровно год, чтобы научить тебя кататься и поставить тебе две-три программы. Ты вообще хоть что-то знаешь про фигурное? — По телевизору видел пару раз, — ничего не утаивает. А Хосок тяжело вздыхает. — Это будет тяжело, но я верю в тебя, — он подбадривающе улыбается. — А жить где я буду? — Юнги обращает все внимание на Чонгука, который сосредоточенно следит за дорогой. — Пока будешь жить у Чонгука, — названный тут же метает в Хосока острый взгляд, но тот, будто не обращает на это внимание. — После первых гонораров поможем тебе снять квартиру. А если дела пойдут хорошо, то может и позволишь купить себе ее. — Далеко берете. Дай бог ему на коньки встать, — Чонгук выворачивает руль, а Юнги вновь хмурится. — Завтра тебе нужно пройти медосмотр в больнице, оформим официальные документы у нотариуса, что ты теперь числишься учеником нашей команды, ну и вечером проверим твои физические способности, — перечисляет Хосок, загибая пальцы, а Юнги лишь молча внимает его словам, в конце кивая. — А на лед когда? — в нетерпении интересуется он, а Чонгук вновь хмыкает. — Прежде, чем выйти на лед, ты должен отработать все у станка. Ты же не думал, что сразу выйдешь и начнешь кататься?       Юнги ничего не отвечает, потому что он буквально ничего не смыслит в фигурном катании. А ухватился за эту возможность лишь потому что мечтал побыстрее свалить из ненавистного детского дома. Спорт точно откроет ему новые горизонты и возможности.       Они высаживают Хосока у огромного здания ледового дворца со стенами из стекла. Юнги прилипает к окну, забывая, что может испачкать стекло. — Это здесь я буду тренироваться?       Чонгук лишь переводит взгляд с его рыжей макушки на здание и обратно, хмыкая без улыбки. — Скоро ты возненавидишь это место.       Когда Чонгук привозит его в свою квартиру в довольно элитной многоэтажке, Юнги только молча хлопает глазами, оглядывая чистую парадную с подсветкой. В лифте на двадцать шестой этаж они едут молча. Но что окончательно убивает Юнги, что лифт открывает свои левые двери прямо в квартиру. Оказалось, что если приложить карточку, то он может так делать — доставить тебя прямо в дом. Чонгук его не приглашает, молча снимает ботинки, пальто и идет в гостиную. Юнги же бросает рюкзак на пол рядом со своими кроссовками и семенит следом, по пути оглядывая интерьер, что был выполнен коричневых тонах. Он так заглядывается на винтовую лестницу прямо в квартире, которая ведет на второй этаж, что врезается в грудь Чонгука, тут же извиняясь. — Давай проясним с тобой несколько правил, чтобы твое пребывание в моей квартире не составило нам обоим проблем, — руки Чонгук все так же держит в карманах. — У меня действует строгий режим: подъем в шесть, отбой в десять. Нарушишь, понесешь физическое наказание. — В каком смысле? — тут же поджимается Юнги, недовольно хмурясь. — Отжиматься будешь, бегать, не знаю. Как захочет мое настроение, — машет рукой Чонгук, перечисляя. — У меня каждый день убирается Моен, она же готовит сбалансированную пищу. Не ешь — останешься голодным. Будь готов, что я не разрешаю никаких сладостей, мучного и фастфуда. Увижу, поедешь обратно в детский дом. Понятно выражаюсь? — Юнги только кивает. — Помимо тебя у меня еще команда фигуристов, поэтому их не отвлекать и самому не отвлекаться. Пока не достигнешь их уровня — у вас разные программы. — А что насчет денег? Вы же сейчас будете полностью меня обеспечивать выходит. — Завтра подпишешь договор. Пока ты на обучении живешь за мой счет, а потом твой гонорар делится пятьдесят на пятьдесят. Половина твоя, а другая — моя. Поэтому в твоих интересах занимать призовые места, — чем больше Чонгук смотрел на этого рыжего феникса, тем больше не понимал, что чувствует по отношению к нему. Слишком у него была странная энергетика: буйная и манящая. — А гонорары за призовые места большие? — Нормальные. Тебе будет хватать даже половины, — кивает Чонгук. — В лучшем исходе ты начнешь свой первый сезон в следующем году. Поэтому постарайся не облажаться и оправдать все деньги, потраченные на тебя. — Говорите так, будто купили меня как вещь какую-то, — Юнги кидает на мужчину недовольный взгляд, а брови Чонгука ползут вверх. — А ты характерный, феникс? — но его дружелюбие вмиг меркнет, что Юнги дергается, когда Чонгук делает шаг, возвышаясь над ним. — Только ты совсем не в том положении, чтобы показывать здесь свой гонор. Мне ничего не стоит выкинуть тебя на улицу, как шелудивую дворняжку. Я помогаю тебе, а ты мне. Светишь своим личиком на интервью, говоришь какой я хороший, что позволил сироте обрести надежду. Понятно?       Юнги приходится задрать голову, чтобы заглянуть в эти антрацитовые глаза, что будто душу наизнанку выворачивали. — Да, — опускает глаза Юнги. — Не слышу. — Да! — уже громче кричит он и отступает назад. Чонгук довольно кивает и машет рукой в сторону второго этажа. — Там первая дверь — твоя комната. Вещи на первое время уже есть. Если что-то надо из личной гигиены еще — скажешь.       И он уходит, оставляя Юнги в просторной гостиной одного. Ему выпал шанс один на миллион, за который необходимо хвататься, как за спасательный круг.

🥇🥇🥇

      На следующий день Юнги просыпается так резко, как никогда ранее. Разом на него льется поток холодной воды, пробуждая ото сна. Он резко выпрямляется, хватая ртом воздух, и непонимающе глядит на Чонгука. Тот с совершенно невозмутимым лицом отбрасывает тазик в сторону, поправляя манжеты на белой рубашке. — Ты проспал на три минуты. В следующий раз поставишь будильник, иначе так будет каждое утро. У тебя десять минут, чтобы привести себя в порядок, иначе поедешь в том, что успеешь надеть.       Такой эмоциональной встряски у Юнги не было даже в детском доме. Он не помнит, чтобы так молниеносно чистил зубы и натягивал джинсы, а потом так же глотал завтрак за оставшиеся две минуты. Домработница Моен лишь наблюдала за этой картиной из угла, качая головой. Чонгук, стоящий с секундомером, забирает у него тарелку с кашей прямо из под носа, когда заканчивается время. Юнги лишь недовольно мычит с забитым ртом, но тут же осекается под тяжелым взглядом. — В следующий раз поедешь голодным.       На улице его перехватывает Хосок и везет в больницу на медосмотр. Там его осматривают вообще всевозможные врачи, щупают, бьют молоточками и просят выполнить разные команды. Цирк да и только. Напоследок берут у Юнги кровь и провожают на выход. Когда они с Хосоком выходят на улицу, солнце уже заходит за горизонт.       Ледовый дворец Юнги разглядывает с особым упоением. Он видит худеньких подростков в черных обтягивающих костюмах со спортивными сумками и представляет себя среди них. Когда они выходят на лед через главные двери, Юнги ежится от холода, грея руки своим дыханием. Сначала он видит занимающихся на льду фигуристов. Они порхают словно бабочки, прыгая так легко и непринужденно, будто и Юнги сейчас сможет сделать так же. Он так засматривается, что только потом замечает Чонгука среди них всех. Он возвышался, выглядел более уверенно, легко маневрируя меж хрупких тех. Его строгий голос отлетал от стен и вонзался в Юнги. И он непроизвольно засматривается на мужчину. Хосок, хмыкнувший рядом, кладет руку на его плечо. — Идем, надо разобраться с документацией.       В кабинете он подписывает огромную кучу бумаг в присутствии нотариуса, потому что сам он еще несовершеннолетний. Проверку физических данных было решено перенести на завтра, но зато он знакомится с милейшей Эйприл, которая тискает его за щеки, радуясь новому холсту. Она оценила рыжие волосы Юнги, говоря, что можно разгуляться. Домой он едет с Чонгуком, но в полной тишине.       Минуя свои ошибки, на следующий день Юнги ставит будильник ровно на шесть, но и тут он толком не успевает позавтракать. Он уже уверенно идет к машине, но Чонгук ногой преграждает ему путь, вскидывая брови. — Я тебе не бесплатное такси. Или ты думал, что я каждый день буду тебя отвозить? — А добираться мне как? — морщит нос Юнги. — В рюкзаке карточка от метро, если побежишь, — он картинно смотрит на свои часы. — То успеешь к началу занятий. — Но я не успею, — Юнги смотрит, как Чонгук обходит свою машину и останавливается у двери. — Значит тебе стоит очень поторопиться. Если опоздаешь, будешь делать скоростно-силовые упражнения сто раз.       Юнги смотрит вслед удаляющейся машине и со злости пинает камень под ногой. — Да чтоб тебя! — но на проклятия тренеру больше не было времени, Юнги опускает взгляд на часы, оставленные Чонгуком, и срывается с места к метро.       И он, конечно, опаздывает, запутавшись в ветках и терминалах. Ведь он вообще первый раз находился в этом месте. Когда он влетает в помещение, то все уже делали разминку на льду. И сразу куча пар глаз вонзается в него с неким скепсисом и презрением. Чонгук сверяет время с часами. — Заблудился, феникс? — Не поверите, но да, — недовольно бурчит Юнги, скидывая рюкзак и кофту на трибуны, оставаясь в черных эластичных шортах с плотными гетрами и футболке с длинным рукавом. К шкафчику идти времени нет. — Я ненавижу опоздания, и я предупреждал тебя, — он достает непонятную ступень, которую Юнги внимательно разглядывает. — Прыгай. — Что? — сначала не понимает Юнги, но когда натыкается на пронзающий насквозь взгляд, неловко запрыгивает и тут же спрыгивает, сразу слыша смешки и шепотки, потому что все сейчас смотрели лишь на него. Чонгук наблюдает за ним мгновение, а потом резко подходит и дергает его спину так грубо, что Юнги невольно пищит от боли. — Спина ровная, голова прямо, ноги всегда вместе. Не сможешь держать — приклею друг к другу, что потом не отдерешь.       Юнги гулко сглатывает и пробует запрыгнуть еще раз. — Это делается быстро, в темпе, на отсчет раз, два, раз, два, — каждый раз он хлопает в ладоши, а Юнги пробует успеть за ним, стараясь не обращать внимания на тихие колкости, летящие от других фигуристов. — Сто раз. Не понравится мне, будешь еще столько же прыгать. А вы рты закрыли и обратно на лед.       В итоге Юнги прыгает три сотни раз. К концу он почти не чувствует ног, а пот катится с него ручьями. Хосок вовремя подхватывает его под локти и оттаскивает к трибунам, сажая и давая бутылку с водой. Юнги выпивает ее вмиг за раз. — Он всегда такой строгий? — сбившимся дыханием интересуется он. — Он может быть куда хуже. Ты начнешь это понимать, когда выйдешь на лед. Все присутствующие зовут его Сатаной не просто так. У тебя есть характер, а это огромный плюс. Вообще, — Хосок вдруг прыскает в ладонь. — Первый раз вижу, чтобы Чонгуку дерзили. Я твой фанат. Но за это он будет к тебе относиться жестче, чем к остальным. — Оно и видно, — хмыкает Юнги. — Пойдём подберем тебе коньки на первое время из наших запасов, — предлагает Хосок и уводит Юнги в небольшую кладовую со множеством коробок с коньками, где они меряют около десятка, пока парень уверенно не встает. Это первый раз, когда он надевает коньки. Потрепанные уже, изношенные, но пока только такие.       На следующее утро Юнги встает уже за пятнадцать минут до шести, завтракает и под молчаливым взглядом Чонгука бежит на метро. В этот раз он приезжает вовремя, наученный горьким опытом. Разминается вместе со всеми, просто зеркаля их движения и делая все, что говорит Чонгук. Но когда приходит время выйти на лед, весь пыл Юнги будто сдувает ветром. Остальные ученики выпархивают с такой легкостью, оглядывая парня брезгливым взглядом. Юнги же чувствует груз на своих ногах, когда выходит на лед, цепляясь за бортик. Ноги разъезжаются в разные стороны, а на фоне других учеников он выглядит весьма комично. Вдруг перед ним появляются черные коньки, и Юнги задирает голову. — Так и собираешься побеждать? — Да вы совесть-то имейте, я первый раз на льду вообще, — сквозь зубы шипит Юнги, уже не чувствуя пальцы от холода. — Все еще хуже, чем я думал, — хмыкает Чонгук и резко хватает Юнги за локоть, когда тот спотыкается и уже собирается лететь лицом в лед. Он дергает его на себя и хлопает по спине, выпрямляя. — Держи осанку и ноги ровно, это главное.       Юнги пробует повторить движения Чонгука, но ноги будто не слушаются, разъезжаются в разные стороны. Чонгук не отпускает, держит за руку все это время крепко, даже оставляя синяк.       У Юнги не получается, Чонгук повышает голос, Хосок, катающийся рядом, от безысходности ногти грызет, а ученики лишь в открытую насмехаются. — Да не получается у меня! Не получается, — от злости Юнги бьет носком каток и упускает момент, что больше его никто не держит. Хосок замирает, а потом радостно хлопает в ладоши, потому что от злости Юнги сам проезжает почти три метра. Он неуверенно пробует еще раз и еще, а потом радостно подпрыгивает и падает прямо на задницу. — Неужели сдвиг, — склоняется над ним Чонгук и усмехается. — Только дыру, которую ты сделал, придется починить. — Починить? — не понимает Юнги.       Починить. Когда все уходят с катка, ему выдают горячую воду и шпатель, объяснив суть. Чонгук пригрозил, что если ему завтра не понравится этот кусок, заставит наматывать сто кругов. Под конец починки катка, Юнги не чувствует коленок и рук, шпателем шлифуя лед. Когда он одевается и выходит на вечернюю улицу, то с досадой обнаруживает, что машины Чонгука нет. — Ну подождать не мог, что ли? Обломится?       Юнги обиженно закидывает рюкзак к себе на плечо и идет в сторону метро. — Я же стараюсь, все делаю, а он лишь ругается, кричит и обижает. Он ведь сам забрал меня, дал шанс, так что теперь-то так относится? Я виноват, что ли? Сказал же, что вообще не вставал на коньки. Надо орать, давить.       Юнги, погруженный в свою тираду с самим собой, не замечает плетущийся за ним рендж ровер. — Чего еще расскажешь? — слышит голос мужчины и вздрагивает, поворачиваясь. Чонгук, высунув голову в окно, смотрит на него серьезно. — Еду, корю себя, что оставил этого языкастого феникса одного ночью, а слышу такое. Зря приехал выходит. — Умолять подвезти не буду, не надейтесь, — дует губы Юнги. — Я всю правду говорил. — Раз правду, то доедешь сам, — он просто закрывает окно и, просигналив на прощание, давит на газ. Юнги в ответ лишь показывает ему язык и тянет средний палец, но машина вдруг тормозит в метрах шести и высовывается голова Чонгука. А сердце Юнги падает в пятки. — Садись, живо. Иначе будешь ночевать на улице, — и Юнги без слов бежит к пассажирскому сидению, потом хорошенько получив по рукам.

🥇🥇🥇

      Спустя месяц ежедневных изнурительных тренировок позиция сдвинулась с мертвой точки. Юнги уже мог свободно кататься, освоил даже заднюю езду и одинарный перекидной прыжок. Хосок, казалось, радовался его успехам больше, чем сам Юнги, который стал больше времени уделять этому виду спорта. По началу он будто совсем его не интересовал, это делалось лишь в оплату того, что Юнги забрали с детского дома. Но позже он стал открывать на планшете Чонгука разные выступления, обучалки элементов и тренировался в комнате до тех пор, пока мужчина не заходил от топота и не гнал его спать. Юнги даже привык к режиму за этот месяц, сам без проблем поднимаясь без пятнадцати шесть. Все его свободное время занимало фигурное катание теперь, и ему ужасно хотелось наконец поставить себе программу и сценический костюм. Хоть он и понимал, что до этого еще крайне далеко. В этот же месяц к ним на каток приходили журналисты и снимали некую часть тренировки Юнги, а потом брали интервью. Мол, какого это получить шанс тренироваться у лучшего тренера. Юнги бы и растерялся, если бы не Чонгук, уверенно стоящий сзади. Его история так откликнулась в сердцах людей, что совместно с Хосоком было принято решение создать Инстаграм, куда за сутки подписалось порядка десяти тысяч пользователей. Так еще до начала официальных прокатов у Юнги появился фанклуб.       Юнги поправляет ремни конструкции для прыжков на своем поясе и недовольно смотрит на Хосока, который держит весь этот механизм. — Я пытался на полу, но меня будто на низ тянет. — С весом у тебя все нормально, это просто из-за нехватки опыта. Или ты сразу захотел тройные крутить? — смеется Хосок. — Не, это так не работает. Хотя бы попробуй дупель сделать. Юнги смотрит на свои коньки, нервно трет руки от холода и пробует выполнить движения, которые тренировал на полу, но падает. Он разочарованно бьет кулаком по льду и сурово выдыхает пар. В эти моменты он напоминал маленького бычка. — Ну и чего разлегся? — Юнги сначала видит черные коньки перед собой, а затем протянутую руку. Хватается за нее и уже смотрит в антрацитовые глаза. — Если будешь тратить время на отчаяние, то так ничего не успеешь. Еще раз.       Он чуть отъезжает и складывает руки на груди, неотрывно наблюдая за каждым движением ученика. Юнги пробует еще раз, но снова падает. Чонгук вновь помогает ему подняться, но уже не отпускает, обхватывает одной рукой за плечи, а другой за талию и показывает нужное положение. — Ты слишком тяжело относишься к этому в своей голове. От этого и тяжесть. Она здесь, — он пальцем тычет в его лоб, отчего Юнги недовольно морщится. А на губах Чонгука мелькает еле заметная улыбка. — Просто построй картинку в голове и прыгай. Не думай как ты приземлишься или как больно будет падать. Ты просто изначально настраиваешься себя столкнуться со льдом.       Чонгук отъезжает и показывает совершенно идеальный тройной тулуп. Юнги с открытым ртом наблюдает за ним и уверенно кивает. Конечно, не получается ни на первый, ни на второй, ни на десятый. А на одиннадцатый он прыгает два с половиной оборота и почти пищит от радости, вызывая у обоих тренеров улыбку. Эйприл, наблюдающая за ним с трибун, тоже радостно вскидывает руки, скандируя кричалку.       После тренировки Юнги привычно принимает душ в раздевалке, надевает спортивный костюм, складывая тренировочный в черную сумку, и выходит к шкафчикам. Но привычно свободный путь теперь преграждают около шести учеников. Он толком не разговаривал с ними за этот месяц, да и имен не знает. Видел их на тренировках, но не больше. Но, кажется, сейчас все они были настроены весьма враждебно. Посередине стоит шестнадцатилетний парень с ярко-синими волосами, он крайне брезгливо оглядывает Юнги и хмыкает. — Значит тебя, замухрышку, притащили с приюта? А по интеллигентнее не могли найти никого? — А кто судит-то? Тебе бы самому стать интеллигентным, — уже сейчас Юнги понимает, что конфликта не избежать. Бросает рюкзак к ногам и сжимает кулаки. — А ты чего, слишком наглый? — шипит он сквозь зубы, а Юнги на бейдже его спортивной формы читает «Ли Лиен». — откуда ты вообще такой вылез, а? Приперся к нам ни опыта, ни кататься не умеешь, зато живешь теперь с мистером Чоном и стелишься перед ним. — А тебя что завидки берут? Ну так пойди, лишись родителей, попади в детский дом, попробуй выжить там, небось и тебе что перепадет. — Ты не смеешь так со мной говорить, — Лиён делает шаг вперед и совсем не ожидает, что и Юнги сделает. — А я из детдома, безбашенный и без манер. Так что мне можно. У тебя вопросы ко мне? Так чего шавок притащил своих, а? Сам трусишь подойти? Если я и выгляжу хрупко, то это не значит, что я не смогу ударить. Поверь мне, в детдоме не выжить без этого умения, — Юнги плюется этими словами прямо в лицо Лиена. — Так кичишься этим, будто на курорте побывал. А по факту тебя подобрали как бездомную дворняжку и дали дом, а ты и рад. Вон хвостиком перед тренерами машешь. Феникс? Да какой ты феникс! Червяк, которого бросили его никчемные мамаша и папаша.       Юнги просто бьет первый. Складывает кулак и ударяет по скуле Лиена. Завязывается потасовка, где шестеро лезут ударить одного. Нечестно, но в детском доме были более отвратительные случаи. Если ты не понравился главному, самому безбашенному ребенку, под которым стоит весь детдом, то это побои каждый день. Юнги никогда не был тем, над кем издевались, он был в банде, кто издевался.       Юнги разбивают нос и сдирают кожу скулы перстнем Лиена, но и он хорошо прикладывает головой каждого, оставляя парочку сильных гематом. Их разнимает Хосок, прибежавший на шум. Из-за белого шума в ушах Юнги не помнит ничего, сознание возвращается в норму лишь тогда, когда все дравшиеся стоят в планке на льду, морозя руки и тело. Юнги глянул на Чонгука лишь раз и больше глаза не поднимал. Он зол, очень зол. Мужчина стоял у бортика, сложив руки на груди и наблюдал за каждым. — Ты за это заплатишь, — шипит рядом Лиен, но дергается, когда слышит резкий удар кулаком о бортик. Тело саднило от ударов и тренировки, а кровь все продолжала течь из носа, но Юнги и звука не издавал, когда как другие стонали от боли. Ему льстило, что он один навалял шестерым. — Я разве неясно выразился, что молча? — гневный голос Чонгука отскакивает от стен катка. — Выходит, что вы недостаточно устаете на тренировках, раз у вас есть силы драться друг с другом? Хорошо, я учту это. Завтра никто не выйдет из этого здания, пока не повалитесь бездыханными телами, — Чонгук устало трет переносицу, смотрит на часы, и вздыхает. — Ничего не хотите сказать? — Простите, мистер Чон, — как один стонут все присутствующие. — Вон отсюда, — раздраженно машет рукой Чонгук и все ученики тут же подскакивают с мест, уносясь к выходу. — И если еще раз такое повториться, то вылетите отсюда и больше не вернетесь в спорт.       Когда Юнги тоже собирается выйти вслед за всеми, придерживая одной рукой свой нос, его грубо окликают. — А ты за мной, — метает в него острый взгляд Чонгук, и Юнги беспрекословно следует к машине, садясь на привычное пассажирское место. Чонгук выглядел разозленным и напряженным, только его руки с мощью сжимали руль. — Я думал, что после такого вы не повезете меня, — подаёт голос Юнги, поднимая глаза. — Заткнись. Вообще ни слова мне не говори, — обрубает Чонгук, выезжая с парковки так резко, что Юнги тянется к ремню безопасности. Они так и молчат до самого дома, а когда заходят в квартиру, Чонгук приказывает ему сесть на диван в гостиной и ждать. Возвращается он всего лишь с аптечкой, хотя Юнги был уверен, что наказания продолжаться. Он молча садится на корточки перед ним и достает пластыри и антисептик. У Юнги, кажется, замедляется дыхание, когда увенчанная черными рисунками рука тянется к его скуле. Он болезненно шипит от действия спирта, но на него тут же шикают, призывая замолчать. — Тебя этому тоже надо было учить? Сам догадаться не в состоянии, что шестеро на одного это плачевный исход? — Этот синеголовый оскорбил моих родителей и назвал шавкой, — Юнги хмурится и вдруг дергается, не давая больше Чонгуку обработать его раны. Мужчина опускает руку и выдыхает. — Но ты же знаешь, что это не так. И все равно полез с ними в драку, — его тон сейчас был спокойный, но все равно Юнги трясло от него. — А мне надо было терпеть его оскорбления? Я могу за себя постоять. — Я знаю, феникс, — он вдруг хватает Юнги за плечи, призывая посмотреть в глаза. — Знаю, что можешь. Но я все еще в ответе за тебя. Если завтра вдруг объявятся органы опеки мне что им сказать? Они посмотрят на твой внешний вид и заберут тебя обратно в детдом. Ты этого добиваешься? Ну давай сразу так поступим и не будем мучить ни тебя, ни меня. — Я больше так не буду, — через некоторое время все же подает голос Юнги, неотрывно смотря в антрацитовые радужки. — Бить не буду, но защищать себя не перестану. Вы не поймёте, что такое расти в детском доме, где власть принадлежит одному, а ты лишь подчиняешься и защищаешь себя. — Так не только в детским домах, так везде, феникс.       Чонгук поднимается и кидает ватку рядом с Юнги. — Дальше сам разберешься, — он уже было уходит, но тормозит, когда слышит уверенное: — Почему феникс? — спрашивает он, а Чонгук слегка поворачивает голову и без грамма улыбки отвечает: — Потому что старый ты превратился в пепел, когда ушел из детдома. Сейчас ты возродился вновь своей лучшей версией. Еще немного и расправишь огненные крылья. А твои волосы подтверждают, что ты настоящий феникс.       И он больше ничего не говорит, оставляет Юнги одного обрабатывать свои ссадины.

🥇🥇🥇

      Через семь месяцев упорных тренировок решено Юнги поставить две программы. Хосок подошел к этому слишком серьезно, он почти по пунктам спрашивал об интересах Юнги, чтобы это был шедевр. Он намеревался его дебют сделать грандиозным. Сутками сидел за компьютером, искал подходящую музыку и сливал несколько воедино. Даже Чонгук принимал в этом непосредственное участие: когда слушал предоставленную Хосоком композицию, непременно морщил нос. — Короткая пусть будет нежная и проникновенная, чтобы люди клюнули и подумали, что за нежность мы создали, а произвольную сделаем грандиозную, дерзкую и впечатляющую, — дал свои наставления Чонгук, и Юнги с того дня тоже начал рыться в своем плейлисте, ища нечто подходящее. Он проводил в наушниках весь вечер, что даже Чонгук, сидящий напротив на ужине, недовольно вскидывал брови. Но в один день Юнги разбудил Чонгука громким: — Мистер Чон, я нашел! — сонный Чонгук тогда чуть не выставил растрепанного ученика за дверь комнаты, но ему насильно надели наушники и заставили слушать.       Так на короткую программу было решено выбрать композицию «Return to Dust» китайской исполнительницы. Хосок, послушав, одобрительно кивнул и обещал поработать над ней, чтобы вывести до идеала. — Я нашел тебе произвольную, — улыбнулся Хосок и показал ему фильм «Анна», который раньше Юнги не видел. — В этой произвольной будет сюжет. Ты здесь играешь модель и наемного убийцу одновременно. Я даже уже подыскал тебе пару референсов для костюма.       Когда Хосок закончил работать над музыкой и дал послушать финальную версию, Юнги загорелся еще больше. Вся эта подготовка разогрела его пыл и заставила расправить крылья. Ведь он понимал, что большая часть пути пройдена, его первое выступление было все ближе и ближе. С Эйприл они ездили выбирать ткань, долго рассуждали над эскизами его будущих костюмов. На короткую было решено сделать черный комбинезон с красными перьями феникса из ткани на груди и стразами, а вот на произвольную Чонгук настоял на более простом: комбинезон из полупрозрачной черной ткани и кожаными вставками. Пока ателье работало над заказами, сумму которых Юнги даже знать не хотел, они с Хосоком начали учить элементы. — Я хочу прыгнуть четверной, — на одном из ужинов заявил Юнги, уверенно смотря в глаза Чонгуку. Тот лишь отложил вилку, долго думал, а потом Юнги начал учить четверных флип.       День, когда он первый раз померил свои костюмы, он запомнит очень надолго.

🥇🥇🥇

      В темноте и тишине комнаты, что заставлена различными коньками, раздается противный лязг металла. Он отскакивает от стен и разбивается об пол. Темная фигура из под которой еле виднеются синие волосы, крепко обхватывает коньки и проводит лезвиями по ржавой батарее, тем самым делая их тупыми. Лицо фигуры искажается злорадной усмешкой, когда он, сделав пакость, кладет коньки обратно в шкафчик. — Хороших тебе соревнований, Мин Юнги.

🥇🥇🥇

      Новый сезон фигурного катания стартует в феврале, поэтому сразу после январских праздников Чонгук решил провести смотр и решить, кто из его учеников отправится на чемпионат мира по фигурному катанию среди юниоров. Им всего-то нужно было откатать свою короткую программу для Чонгука, Хосока и Эйприл. Юнги отчего-то переживал совсем немного, сжимая рукава своего нового яркого костюма. Эти красные вставки блестели и переливались в искусственном свете и отлично сочетались с его волосами. — Феникс, давай, — машет рукой Чонгук, стоя с папкой в руке у бортика, а Хосок, стоящий у компьютера, готовится включать его композицию. Уже выйдя на лед, Юнги чувствует неладное. Коньки будто не слушаются, разъезжаются в разные стороны, словно не было того года тренировок. Он хмурится и смотрит на свои ноги, но совсем ничего не замечает. Эйприл, стоящая рядом с Чонгуком, хмурится, видя ступор Юнги. Она вообще считает его редчайшим талантом, ведь не каждому суждено за год освоить все фигурное катание и научиться прыгать четверной.       Когда включается музыка, Юнги начинает программу и падает почти сразу же, потому что коньки просто отказываются ехать. Он слышит эти несносные смешки, но смотрит лишь на лезвия коньков, потом дотрагиваясь пальцами и проводя по ним. Тупые.       Он поднимает голову на выгнувшего брови Чонгука, а Хосок останавливает музыку. — В чем дело? — не понимает Хосок. — Мне нужны новые коньки, — уверенно заявляет Юнги и еле как встает, доезжая до бортика. Он смотрит в глаза Чонгуку мгновение, а тот, кажется, все понимает, кивая. — Кататься на новых коньках — самоубийство! Они же не разъезжены! — причитает Хосок, пока Юнги под пристальным взглядом всех присутствующих шнурует новые коньки. Когда он встает, то сразу чувствует разницу. Эти давят, впиваются в мягкую плоть, но Юнги, стиснув зубы, идет на лед. Если сейчас он откажется кататься, упустит шанс выйти на соревнования. Он встает в исходную позицию и сквозь боль откатывает короткую в идеальности. Четверной в этих коньках он бы и не прыгнул, но этот прыжок стоит у него только в произвольной. Когда он выходит с катка, он незаметно пихает плечом раздраженного Лиена. — У тебя зубов не хватит перекусить меня, подлая мразь, — шипит он Лиену, когда тот выходит на лед.       По итогу на чемпионат мира едут Юнги, Лиен и еще один ученик, имя которого Юнги так и не запомнил.

🥇🥇🥇

      Юнги уже шестнадцать и первые его соревнования проходят в Милане. Он первый раз летит на самолете, первый раз заграницей и первый раз присутствует на соревнованиях. Их заселяют в отель недалеко от ледовой арены и предоставляют трансфер в виде автобуса. Первый день Юнги нарадоваться не может, от эмоций он везде тащит с собой Чонгука, просит его сфотографировать на фоне величайших достопримечательностей. Как ни странно, но мужчина почти даже не возмущается. Вечером они тренируются в указанное время, а на следующий день сдают короткую программу. Когда Юнги мысленно настраивает себя на душераздирающую программу, ожидая своей очереди, которую вытянул на жеребьевке, то наконец понимает, что нервничает. Он видит заполненный зал, где многие — его фанаты. Видит около десятка плакатов со своей фотографией. Ведь его дебют так распиарили в интернете, что многие пришли посмотреть лишь на него. Чонгук, стоящий рядом, вдруг касается его плеча, заставляя поднять изумрудные глаза. — Переживаешь? — Такое чувство, будто легкие сейчас проглочу, — честно кивает Юнги, не замечая направленные в их сторону камеры. Чонгук понимающе кивает и обхватывает его еще крепче, что от его прикосновений парень чувствует безграничное тепло. — Нужно идти не к медали или трофею, а к своему лучшему прокату. Прокату, от которого ты сам кайфанешь. Знаешь, как-то перед очень важным соревнованием, мой покойный тренер сказал мне одну вещь, которую я сейчас скажу тебе. Нашу жизнь украшает путь к цели, а не сама цель. Потому что, достигнув цели, что дальше? Думаешь, будешь просыпаться каждое утро и радоваться, что занял первое место? Нет, поверь мне. Будет пустота и непонимание дальнейшего. Трофей — это мгновение, секунда, которая пройдет. А ты только начал путь. — Но я принесу вам медаль, потому что обещал, — настойчиво заявляет Юнги и снимает кофту, отдавая в руки Чонгука. Но когда он собирается поехать на середину катка, то его резко хватают за плечи и припечатывают к горячей груди спиной. Юнги чувствует его горячее дыхание на своем ухе, чувствует его размеренное сердцебиение, а собственные зрачки заметно расширяются. — Значит принеси мне первое место, — его голос тихий и низкий пронзает Юнги насквозь, что он гулко сглатывает. Он чуть отодвигает Юнги и крестит его лопатки незамысловатыми линиями, а потом касается лбом меж костей, что вызывает бурю эмоций у зрителей, а Юнги окончательно теряется. Позже это становится их вечным ритуалом.       Юнги в короткой программе приносит первое место, раскидав своих соперников с многолетним стажем в пух и прах.       Но произвольная программа не ладится с самого начала. Если большая часть фигуристов выступает без проблем, то после начинается неразбериха. Когда до конца прокатов остается пять фигуристов, лед выявляют непригодным для соревнований и начинается дурдом. Оставшиеся спортсмены и зрители ждут в холоде катка почти два часа. У многих начинают сдавать нервы, кто-то уже кричит от безысходности, кто-то падает в обморок, врачи снуют туда-обратно, а Юнги медленно опускает взгляд на свои ладони и ловит их тремор. К глотке подступает крышесносная паника. Он сползает по стене и закрывает лицо руками, не боясь уже за работу Эйприл. Он почти не переживал, но ожидание и паника вокруг съедали Юнги с головой. Вдруг его колен касаются сильные руки и он неуверенно поднимает голову. Чонгук садится перед ним на корточки и кладет подбородок на его колени. — Я чувствую себя отвратительно, — дрожащим голосом честно говорит он, смотря Чонгуку прямо в глаза. — Никогда раньше не испытывал панической атаки, но нас тут закрыли и даже нельзя выйти на улицу. Я еще и последний выступаю. Это нечестно. Прокаты тех, кто до нас будут куда лучше и я… ничего не могу поделать с собой.       Он гулко сглатывает и снова прячет лицо в колени, а Чонгук касается свой ладонью его макушки, успокаивающе поглаживая. — К сожалению, в этом спорте случается и не такое. Здесь и политика, и междоусобные войны. Поэтому тебе нужно просто сейчас собраться и выступить. Хоть как-то. У тебя уже есть первое место в короткой, это отличный результат. Ты сам взял на себя слишком много, а сейчас твои ожидания рушатся. Поэтому в следующий раз не строй их. Вообще не думай.       Юнги молча шмыгает носом. — Давай, поднимайся, скоро твоя очередь, — он встает и подаёт Юнги руку, на которую тот смотрит некоторое время. — А после сходим и съедим что-то очень шоколадное и вредное. Договорились?       И Юнги улыбается, подавая руку.       Но планы разбиваются фарфоровым сервизом. Юнги занимает третье место.       Когда он выходит, то видит лишь мутную подбадривающую улыбку Чонгука перед глазами. — Мистер Чон, мне нехорошо, — лишь шепчет бледными губами и на мгновение теряет связь с реальностью, на задворках слыша обеспокоенное: «феникс». Когда открывает глаза, врач в белом халате вкалывает ему успокоительное, а сильные руки держат его на своих коленях. Рядом творился все такой же хаос: кто-то плакал, кто-то ругался. Юнги сам не знает как выходит на награждение и не падает, но после почти летит в номер, сползая по стене. Чонгук вновь оказывается рядом так необходимо и неожиданно. Юнги просто глухо рыдает в его белую рубашку, пачкая тушью. Наверное, в ту ночь и образовалась их крепкая связь.

🥇🥇🥇

— Невероятно, но буквально вчера мы видели, что Мин Юнги только встал на лед впервые, а сейчас он действующий чемпион во взрослом мужском одиночном. Хотя ему только семнадцать! — восхищается в свой микрофон один из комментаторов Сувон, следя за происходящим на льду. — Он за эти два года достиг таких высот, каких не достигал ни один фигурист. Это же невероятно. Чонгук сотворил чудо! Он из простого парня сделал действующего чемпиона, который борется со взрослыми спортсменами, — соглашается Джисон. — Это невероятный фигурист. Легенда нашего времени, я считаю. Каждое его движение завораживает, хочется смотреть и смотреть. А обе его программы — невероятны. Когда он выступает с короткой, я всегда плачу! Он так чувствует ее. А ты знал, что каждый день на его соцсети подписывается порядка сотни людей? — Я на него подписан уже давно! — хохочет Джисон. — И, возможно, меня сейчас заклюют, но еще я подписан на хештег чернофениксов, — заканчивает он это шепотом, а Сувон начинает смеяться. — Нас точно скоро попрут с работы! Но то, как фанаты начали называть Чонгука и Юнги — невероятно! Согласись же. В интернете столько видео и фото, будто между ними действительно что-то есть. Каждый раз умиляюсь с их традиции перекрещивать лопатки Юнги и целовать их. — Вероятно, что с этого все и началось. Их довольно часто видят вместе. И официальных заявлений по поводу девушки Юнги не делал. — Эй, мы явно с тобой зашли не туда! — обрывает его Сувон.       Юнги выходит в окружении Чонгука, Хосока и Эйприл, приветливо улыбаясь кричащим фанатам. Он снимает безрукавку и чехлы с коньков и идет к бортику, когда уже Лиен заканчивает свою программу. В этот раз он дышит ему в затылок, поэтому если Юнги сейчас облажается, то проиграет Лиену. В короткой программе он занимает первое место, поэтому сейчас выходит последним, и именно от его проката будет зависеть все. Когда Лиен заканчивает и выходит, они обмениваются равнодушными взглядами. Юнги выходит на лед и тут же поворачивается спиной к Чонгуку без слов, улыбается, чувствуя теплые пальцы.       Лиен в недоумении оглядывается на Чонгука, но тот что-то привычно шепчет на ухо Юнги, а на него даже не смотрит. Хосок хлопает Юнги по плечу и идет к Лиену. — А он не собирается идти со мной? — хмурит брови Лиён. — Сейчас выступление Юнги, идем. Надо узнать твои баллы.       Лиен крепко сцепляет зубы и обиженно идет к скамейке. Юнги же, расправив плечи, делает круг и встает в исходную позу. Его произвольная программа о прекрасной наемнице, умной и хитрой. Он отточил ее до идеала, что сейчас ничто не доставляет трудностей. В сравнении с прошлым годом они добавили еще один четвертной и два тройных во вторую половину.       Он в исходной позиции закрывает предплечьями лицо, а потом резко убирает, задирая голову. Каждое его движение мягкое и завораживающее, к тому же он знает, что Чонгук смотрит неотрывно. Еще ни разу он не менял его на другого ученика, всегда отдавал предпочтение выступлениям Юнги.       Когда Юнги исполнилось семнадцать, Чонгук подарил ему потрясающую прогулку на катере в Пусане и кулон в виде конька, который он носит, не снимая. И, наверное, тогда, глядя на тренера в лучах закатного солнца, он понял, что бесповоротно влюбился. Влюбился во взрослого мужчину, который является его опекуном. Смешнее ничего и быть не может. И Юнги не имел понятия, что к нему чувствует Чонгук. Вроде бы он чувствовал сильную связь между ними, ощущал разницу в обращении, но все же их разделяли одиннадцать лет. Не то, чтобы это смущало Юнги, но это могло смущать Чонгука. К тому же, Юнги вообще не был уверен, что тренера могут привлекать парни. Но когда он наберется смелости, он обязательно в лоб спросит это. Просто единственный страх Юнги, если Чонгук вдруг не испытывает к нему романтических чувств и считает это отвратительным, то Юнги облажается. По полной.       Он уверенно заходит на каскад прыжков и идеально прыгает четверной флип и тройной риттбергер. Венчает все это либелой, переходящей в заклон. Зрители громко аплодируют и не могут нарадоваться, что однажды поставили на Юнги.       Он встает в завершающую позу, в уме отсчитывает секунды и радостно улыбается, ловя такую же улыбку Чонгука. Он подъезжает и тут же вдыхает его парфюм, о котором мечтал все эти минуты выступления. Он зависим от его запаха, от него. — Я справился? — в надежде спрашивает Юнги, получая сдержанную улыбку и кивок. — На все сто, — и это сказано таким ровным тоном с хрипотцой, что бабочки в животе Юнги активизируются. — Вы обещали ужин приготовить, помните, если я займу первое место? — Правда? Вообще не помню, — мотает головой Чонгук, а Юнги легко хлопает его по груди. — Ну уж дудки, я помню! Я хочу, — тянет он, задумываясь, — Пасту с креветками. — Креветки в холодильнике, — невзначай пожимает плечами Чонгук, а Юнги закатывает глаза, пока они идут в зону «Kiss and cry». — Займи сначала первое место. — Займу, а с вас паста!       Когда Юнги видит заветную единицу рядом со своим именем, то подскакивает и кидается на такую же радостную Эйприл. — С вас паста, — с широкой улыбкой наклоняется к Чонгуку Юнги, который переводит на него снисходительный взгляд и улыбается самым краешком губы. — Если это доставляет тебе столько счастья, то могу готовить хоть каждое твое первое место.       Юнги вдруг выпрямляется и не верит своим ушам. — Вы сами это сказали.       До квартиры они доезжают довольно быстро из-за того, что соревнования проходили в Сеуле. Юнги всю дорогу разглядывает красивую золотую медаль, хоть она у него и не первая, и предвкушает вкусный ужин. За это время они стали словно чувствовать друг друга, понимать без слов. Юнги было слишком комфортно с Чонгуком, с ним он чувствовал себя в полной безопасности.       После вкусного ужина, Юнги лежал на животе на кровати, и тихо хихикал, смотря разные видео по хештегу «чернофениксов». Он до сих пор не понимает, почему фанаты выбрали именно это название, но часто залипал на разные видео. Казалось, что под музыку и эффекты взгляды Чонгука казались более открытыми, сексуальными и многообещающими. Хотя в момент Юнги совершенно не видит этих чувств. Но сейчас, смотря на тренера с экрана телефона, живот начинает ныть от возбуждения. То, как иногда он касается Юнги, как смотрит — все это остается незамеченным в реальной жизни. Но на этой гребаной стороне интернета Юнги впадает в ступор. Дверь комнаты открывается, и Юнги резко кладет телефон экраном вниз. — Ты еще не собран? — А мы куда-то собирались? — пытается припомнить Юнги. — Посмотреть квартиру, — напоминает Чонгук. — Поехали, пока есть время.       Чонгук уходит, а настроение Юнги вмиг спадает. Он совершенно и забылся, что однажды ему нужно будет переезжать в собственную квартиру, а не продолжать жить с Чонгуком. К тому же, он достаточно уже подкопил денег, ведь призовые места хорошо так стоили. Больше он никуда не тратил, поэтому откладывал на квартиру, как ему и сказали тренера.       Нужная многоэтажка находилась не так далеко от дома Чонгука, как предполагал Юнги. За минут десят пешком можно дойти. Юнги все время поездки и слова не говорит, находясь в своих мыслях. Когда хозяин показывает им квартиру, Юнги видит лишь панорамные окна, открывающие вид на ночной Сеул, белоснежную мебель, камин и просторную гардеробную. Она была прекрасна, но Юнги будто не видел ничего вокруг, даже не слышит вопроса хозяина.       Чонгук, оглядев его, вежливо улыбается хозяину и говорит, что они позвонят как только обсудят этот вопрос. Когда они обратно садятся в машину, Чонгук поворачивается к Юнги и смотрит пронзающе. — Ну что случилось за этот час? Если тебе не понравилась квартира, давай найдем другую. Я просто выбирал недалеко от центра и с хорошим видом. — Недалеко от центра или от себя? — вдруг в упор смотрит Юнги, но Чонгук даже не дергается. — В каком смысле? — Это разные вещи. Ты выбираешь мне квартиру ближе к себе, потому что не хочешь отпускать или тебе все равно. Это разное.       Он вглядывается в глаза Чонгука, пытается разглядеть хоть что-то, за что можно зацепиться, но не видит. В упор. Чонгук смотрит ровно, не меняется в эмоции. — Феникс. — А я может не хочу свою квартиру. Я может хочу с тобой жить, хочу постоянно видеть тебя, чувствовать. А может я хочу тебя, не думал? Может я влюбился в тебя, — в эмоциях говорит он, отводя взгляд. — Думал.       Юнги вдруг теряет связь с реальностью, он поднимает голову и пытается понять, шутит ли Чонгук. Но тот сидит с совершенно серьезным лицом. Юнги сглатывает слишком громко. — Мне не послышалось? — выходит так скомкано и тихо, что Юнги сам начинает себя корить за то, что вообще открыл рот. — Нет. Ты не один чувствуешь все это. Я вообще уверен, что в тебя невозможно не влюбиться. Это изначально проигранная партия. Когда я только посмотрел в твои лисьи глаза, тогда уже проиграл. И все то, что ты смотришь по-тихому, я знаю, — от последних слов Юнги дергается. — И эта квартира не потому что я хочу избавиться от тебя, а потому что тебе нужная своя жилплощадь. Свой угол, ведь никто не знает, что будет в будущем. А на твой элементарный вопрос хочу ли я тебя ответ положительный. Хочу.       И мир Юнги будто падает в пропасть вместе с ним, потому что внутри взрывается тайфун, снося все на своем пути. И резко дергается, опираясь руками о место меж сидениями, оставляет лишь миллиметры между их лицами. — Почему тогда молчишь? Не показал мне ни одной своей эмоции, когда я так ждал. Я ведь не имею права от тебя что-то требовать, поэтому я вообще не был уверен, что ты чувствуешь ко мне что-то помимо тренерских чувств.       Чонгук смотрит на него мгновение, а потом кладет свою руку на его щеку, оглаживая большим пальцем. — Потому что ты все еще несовершеннолетний. И я ни за что не трону тебя до твоего совершеннолетия и полного согласия. — Да кто тебя трогать заставляет? Просто хотя бы покажи мне, что я тебе нужен, — уже истерически молит Юнги, а Чонгук одним движением притягивает его к себе и целует. Юнги мгновенно запускает пальцы в темные волосы, жмется ближе и растворяется под напором чужого языка. Чонгук целует так глубоко и крышесносно, что низ живота Юнги скручивает от желания. Он тает под каждым прикосновением, когда Чонгук обхватывает его талию и прижимает ближе, будто желает втереть в себя. Юнги возбуждается от этих пошлых звуков их прикасающихся губ. Он предполагал, что это будет шикарно, но это оказалось еще лучше. Если сейчас Юнги теряет голову, то во время их секса, вероятно, совсем сойдет с ума. Они целуются так долго, что после Юнги не чувствует губ. Но то, как Чонгук обхватывает его поясницу и как глубоко целует о многом говорит Юнги. — Значит ты просто ждал моего совершеннолетия, чтобы показать? — шепчет ему в губы Юнги. — И сказал, и показал бы. Я беспокоюсь о тебе, потому что мои чувства не заканчивается банальным «хочу». Это кое-что большее, феникс. Поэтому я бы ни за что не тронул тебя до твоих восемнадцати, — он оглаживает рыжие волосы. — Я первый раз чувствую такой яркий спектр эмоций. Первый раз, когда хочу прикасаться к человеку, нюхать его, находиться рядом. Первый раз, что я настолько схожу с ума. — Тогда я сделаю вид, что не знаю и подожду эти два месяца до моих восемнадцати, — улыбается Юнги и возвращается на свое место.

🥇🥇🥇

      В день рождения Юнги решает отпраздновать со своим фанклубом, который приготовил для него столик в ресторане. Квартиру тогда они все же купили, но по каким-то причинам Юнги все еще продолжал жить у Чонгука. Он носится по квартире, пару раз пролетая мимо букета красных роз, подаренных Чонгуком с утра. Он оглядывает в зеркале шелковую рубашку рыжего цвета с голой спиной и красные широкие брюки. Он выходит в гостиную, где Чонгук что-то листал в телефоне. — Я тут не могу завязать, не поможешь? — Юнги поворачивается к нему оголенной спиной и не видит глаз Чонгука, но по его ступору все понимает. Он поднимается не сразу, через мгновение, а когда холодные пальцы касаются кожи спины, Юнги прикусывает нижнюю губу и прикрывает глаза. Он чутко реагирует на прикосновение, потому что Чонгук не спешит завязывать шнурки на рубашке. Он нарочито долго водит по позвоночнику подушечками, оглаживает каждую косточку, вызывая волну мурашек у Юнги. Все его нервные окончания концентрируются в том месте, где касается Чонгук. Вдруг Юнги поворачивается, смотрит мгновение в антрацитовые глаза, а потом поддается вперед, обхватывая лицо Чонгука ладонями и целуя.       Он снова растворяется, только теперь целиком и полностью. Теперь никаких сдерживающих факторов, есть только желание. Чонгук обхватывает его тонкую талию, ладонью соскальзывая на обтянутую брюками задницу, и прижимает еще ближе. Будто не может насытиться. Он падает спиной на широкий диван, давая Юнги с легкостью его оседлать, желанно прикусив губы. И сейчас, в этой яркой рубашке, с огнем вместо волос, Чонгук видел божество. Свое личное божество, которому он будет молиться днями напролет. Которому будет поклоняться лишь он. — Кажется, я сегодня опоздаю, — лукаво улыбается, но низ живота изнывает от желания, поэтому он резко наклоняется, теперь чувствуя дыхание Чонгука. — Подождут, — отмахивается он и вновь целует. Более глубоко, интимно. На ходу снимает эту яркую рубашку с Юнги, отбрасывая в сторону, а парень тянет его свитер вверх. Это первый раз, когда он видит торс Чонгука: мощный, с рельефом. Он с совершенным вниманием оглядывает сильные руки в татуировках, выцепляя причудливые орнаменты. Чонгук же пальцами проводит по пупку Юнги и ниже, заставляя его в истоме запрокинуть голову и выдохнуть.       Юнги сам не ждёт, плюя на всю эту подготовку. Он нагло отставляет задницу и сбрасывает брюки к рубашке, и совершенно не стесняясь, трется об возбуждение Чонгука. Наверное, это была последняя капля.       Чонгук одним движением меняет их местами, нависая сверху, а Юнги чувствует этот долгожданный кайф, который ловит только от одного вида желанного мужчины. Но Чонгук поднимается и отступает, но только для того, чтобы сходить за пачкой презервативов и смазкой. Юнги с нескрываемым интересом наблюдает за каждым его движением, предвкушающе разведя ноги, но когда Чонгук тянется к брюкам, то перехватывает его руки, шепча тихое: — Позволь мне.       И он делает совершенно безбашенное, отчего Чонгук теряет связь с миром. Он, смотря прямо в антрацитовые радужки, наклоняется и зубами стягивает брюки вместе с трусами. Сумасшествие, что с ним творит этот мальчишка, дичайшее сумасшествие.       Он дорожкой поцелуев поднимается выше и падает на спину, придавленный сильными руками. Чонгук одним движением закидывает его ноги себе на плечи, стянув трусы рывком. Юнги только прикусывает губу, предвкушающе сжимаясь.       Каждое движение Чонгука точное и четкое. Он подхватывает тюбик смазки, выжимает на пальцы и растирает меж, что от этой картины у Юнги в горле сохнет. Эти грубоватые черты лица, слипшиеся от пота ресницы, зализанные назад смоляные волосы, мощная грудь и этот его сумасшедший парфюм. Юнги без понятия как не отдаться такому мужчине.       Чонгук вводит два пальца, двигая ими размеренно и аккуратно, будто все еще боится причинить боль. Но Юнги ей не пахнет, он выгибается в надежде на большее и тихо стонет его имя. Уже три пальца двигаются свободно, раздвигаются в стороны, а Юнги в кулаках сжимает обивку дивана.       Юнги слышит шелест упаковки и наконец поднимает глаза, когда Чонгук вынимает пальцы, зубами раздирая пленку презерватива. Когда Чонгук раскатывает его по члену, Юнги без стеснения его разглядывает: крупный, увенчанный сетью вен.       Чонгук останавливается, образует зрительный контакт, будто молча спрашивая разрешения, а Юнги лишь кивает. — Только не отводи глаза. Я должен видеть твои эмоции.       И он входит одним движением, заполняя почти на половину. И в этот момент у Юнги на фоне взрываются долгожданные фейерверки. Он начинает задыхаться от переполняющих его чувств, но молит не останавливаться. И Чонгук слушается его, входит до упора и двигается размеренно и плавно. Юнги же ощущает крышесносную эйфорию. А когда Чонгук меняет угол, то все будто вообще взлетает на воздух. — Ты когда касаешься меня, что чувствуешь? — с придыханием спрашивает Юнги, так и не разорвав зрительный контакт. — Желание касаться больше. Постоянно.       Юнги от этих слов кончает без посторонней помощи. И пока он приходит в себя, Чонгук толкается еще порядка шести раз и кончает следом. Они поднимаются не сразу, просто лежат совершенно обнаженные в объятиях вечера, наслаждаясь долгожданным оргазмом, пока телефон Юнги не начинает вибрировать. — Юнги, ну куда ты запропастился? Тут уже все собрались! — тараторит в телефон глава его фанклуба, и Юнги резко поднимается. — Прости, Рейн, я еду. В пробку попал просто. Минут через десять буду, — извиняется Юнги и отбрасывает телефон. — Боже, боже.       Он начинает носиться по комнате, собирая разбросанную одежду, пока Чонгук с улыбкой наблюдает за ним с дивана.

🥇🥇🥇

      К Олимпиаде Юнги готовится долгие месяцы. Потому что это важнейший этап в карьере каждого спортсмена. Они все летят в Пекин в олимпийскую деревню. По согласованию с Хосоком было принято решение оставить прошлые короткую и произвольную программы. Юнги долго морально настраивается. С Чонгуком все было потрясающе хорошо. Юнги все не мог поверить, что среди огромного количества людей нашел родственную душу, но вся эта нервотрепка с Олимпиадой будто проложила пропасть между ними. Сначала это была трещина, но потом она становилась больше и больше. Юнги уставал все больше, нервничал, и чаще стал уходить к себе на квартиру. Вероятно, что об этом говорил Чонгук тогда. Стал чаще подмечать плохое: Чонгук больше времени проводил с Лиёном, который тоже выступал на Олимпиаде. Эти все мысли убивали. Он четко не мог сконцентрироваться на подготовке, потому что мысли каждый раз ускользали к Чонгуку. За неделю Юнги вообще прекратил любое общение с Чонгуком, кроме как советов к программам.       По итогам короткой программы он занимает второе место и отстает от Лиена на два балла. Готовясь к произвольной, он совершенно уверен, что выиграет, что обойдет Лиена. И это первый раз, когда он не подъезжает к Чонгуку на их привычный ритуал. Наверное, ему не хотелось лишний раз отвлекаться на эти прикосновения.       Он встает в исходную позицию, замирает и откатывает так, как не катал никогда. Он оставляет полностью себя на льду, всего себя. Он отдает все эмоции, все силы и дух. К концу программы он уже чувствует сдающие нервы и слезы, собирающиеся в уголках глаз. Он заканчивает радостно, закрывая лицо ладонями. Ищет ответную улыбку на тренерском мосту, но не находит. Видит лишь его спину. Сейчас он давал наставления собирающемуся кататься Лиену. Это впервые, когда его встречали Хосок и Эйприл, впервые, когда он сидел на скамейке, ожидая баллы, без него. Потому что он не пошел, оставшись смотреть за выступлением Лиена. Наверное, уже тогда, их любви пришел конец. А может и еще раньше. Наверное, они долго горели друг по другу, а когда открылись, фетили уже почти дотлели. Передержанная любовь.       Окончательно Юнги убивает второе место, когда как у Лиена первое. Он стоит выше, радостно улыбается, что-то говорит Юнги, а парень мечтает оглохнуть, испариться, сбежать.       У него серебро.       Серебро, серебро, серебро.       Слабак.       От одного вида тренера хотелось блевать. Ведь сидевший внутри голосок все противно кричал, что это изначально был план Чонгука. Сыграть в любовь, чтобы дать Лиену выиграть. Но на деле же, все было лишь в его голове. — Вы знали! Вы все знали! Вы специально дали ему выиграть, тренировали лучше, в любовь со мной играли. Это все из-за вас. Вот это, — он с пеленой слез на глазах и с растерзанным сердцем демонстрирует смиренно стоящему напротив Чонгуку серебряную медаль. — Я оставил всего себя сегодня льду. Сделал вообще все невозможное, но получил серебро. Отвратительно! — Тебе нужно успокоиться, поспать и отдохнуть. Давай поговорим завтра, — Чонгук сует руки в карманы с совершенно отстраненным лицом, будто все то, что на эмоциях выдает Юнги — чистая правда. — Не будет никаких завтра и послезавтра. Не будет уже. Я так мечтал, чтобы мы стали одним целым, но чуда не произошло. В конечном итоге мы остались как «ты» и «я».       И он уходит. Насовсем уходит от тренерства Чонгука, даже не попрощавшись с Эйприл и Хосоком. Он напишет им только через несколько месяцев, попросит прощение. Из последствий этой олимпиады осталась серебряная медаль, которая так ни разу и не висела с остальными и разбитое на мельчайшие осколки сердце.

🥇🥇🥇

Now

      Юнги сжимает золотую медаль в руке, стоя на пьедестале. Улыбается фотографам и позирует им.       Когда он, уже одетый, выходит на улицу, чтобы вернуться в отель, его неожиданно ловят за локоть. — Поздравляю, — Чонгук становится напротив, а Юнги чуть хмурит брови. — Вы меня преследуете? — недовольно спрашивает Юнги. — Думаешь, я могу? — он спрашивает совершенно спокойно, а Юнги расслабляется. — Для тебя было так легко разрушить то, что мы построили. Будто это все ничего не стоило. — Не делай за меня выводов, когда сути ты не знаешь, — выставляет палец Юнги. — Это твоя вина. — Я может и виноват в том, что в трудный для тебя момент не оказал должного внимания. Надо было больше тогда времени быть с тобой, но я думал, что тебе лучше быть одному по тому, как ты отталкивал меня тогда. Ты мне не сказал, а я не понял. Зато в итоге виноват лишь ты. Тебе просто надоело.       Юнги смотрит ему в глаза, не моргая, а потом хмыкает без улыбки. — После этого не попадайся мне на глаза, а я буду считать, что тебя и не существовало вовсе, — он вдруг тянется к шее и снимает кулон с коньком, который дарил ему Чонгук на совершеннолетие. Смотрит на него мгновение и кидает мужчине в ноги.       Ненависть, что кипела в нём все это время, пропитала его насквозь и въелась в кости, теперь достигла пика и вырвалась на свободу. Взглянув ему в глаза и увидев плещущее в них безумие, любой бы понял, что это не пустые угрозы. — «Нас» больше нет. И, наверное, никогда не было.       Он обходит Чонгука и уходит, ставя жирную точку раз и навсегда. — Прощай, Феникс, — слова, оставшиеся без ответа навсегда. Юнги не забрал с собой те чувства Чонгука, что тлели в нем до сих пор. Оставил их гнить в бездонной яме, что образовалась на месте сердца. И никто больше даже на метр не приблизится к тому, как Чонгук относился к Юнги. Никто больше не станет для Чонгука фениксом. Потому что для него феникс сгорел навсегда.

У настоящих историй любви финалов нет.