***
Впервые за несколько относительно спокойных дней после инцидента, проведённых в пустой комнате общежития, Итадори удаётся помыться. Он будто бы и забыл каково это – просто стоять под струёй тёплого душа, пока льющаяся вода тщательно смывает с тела всю грязь, пот и засохшую кровь в сточный слив. Юдзи хочется стереть все воспоминания у себя из головы, но всё что он может – это до крови стирать кожу, раз за разом впиваясь ногтями в плоть в мизерной надежде, что вместе с алой жидкостью смоется и его боль. Но она только возрастает. Итадори не мог удержать руки от интенсивной дрожи, когда он многократно проходил ногтями по кожным тканям, словно острыми лезвиями, не подозревая, что это только усугубляет общую ситуацию. Но он был тем, кто сначала делает, а потом думает. Кровь карминовым потоком выступает на свежих ссадинах, словно роса на лепестках раннего утра – медленно, но неумолимо. Чувство боли пронизывает тело, как будто тысячи игл проходят насквозь. Каждая капля становится символом этой мучительной боли. Острые ощущения попросту разрывают на части, как обыкновенный лист бумаги, без особых усилий. Густая жидкость продолжает вытекать из свежих ран, словно живая река, несущая с собой целую историю нескончаемого горя и терзаний. Она течёт медленно, оставляя за собой следы, которые уже вряд-ли когда-либо смоются. Воспоминания о прошлом преследовали его, словно тень, не давая покоя. Итадори мечтал о том, чтобы стереть их из своей головы, чтобы они исчезли, как будто их никогда не было, чтобы и следа от них не осталось. Но каждый раз, когда он закрывал глаза, они возвращались к нему, напоминая о неизмеримой тоске и печали. Как ночные кошмары из детства – они всегда вызывают тревогу, беспокойство и страх. Тот самый невинный детский страх. А ещё их невозможно забыть. Они терпеливо ждут в самых далёких уголках сознания, чтобы время от времени напоминать о своём существовании и портить жизнь. Он осознавал, что это задача безнадёжная, но неустанно искал пути избавиться от этого тягостного обременения. Итадори не из тех, кто обычно думает о смерти или о причинении себе вреда. Не из тех. Но тогда почему ему теперь так хочется умереть? Умереть, лишь бы не видеть смерти дорогих людей, не слышать их крики предсмертной агонии или последние слова перед неминуемой гибелью, не чувствовать потом вину за это. Умереть, лишь бы не быть. Умереть. Умереть. Умереть. Если бы он мог вернуть время назад, в тот момент, когда перед ним пал выбор: погибнуть самой жалкой смертью или поглотить проклятый протухший палец, чтобы спастись, он бы без раздумий выбрал первое. Если бы знал, через что ему придётся пройти. Но Итадори не знал. Он все ещё остаётся в неведении перед тем, что ждёт его несчастную потерянную душу впереди. Это всё было бесполезно. Можно было допустить себе минутную слабость, но нельзя думать об этом вечно, иначе скорбные раздумья сожрут с головой. Он всё ещё жив, а значит, что он обязан этому миру. Юдзи выходит из душа распаренный, его кожа горит, но не от жгучего кипятка, в котором он стоял уже несколько часов, а от нанесённых собственноручно увечий. Боль быстро стихает, но местами кожа всё-таки немного пощипывает. Чересчур глубокие раны будто затянулись, а те, что были поменьше, остались на теле, как временное напоминание о мимолётной уязвимости. Теперь Итадори корит себя за содеянное, потому что легче ему от этого не стало. А голос в голове что-то неустанно шепчет, будто пытается достучаться до разума подростка, чтобы сказать что-то важное. Юдзи, кажется, полностью теряет рассудок, и его внутренний голос – это всего лишь часть его больной фантазии. Но он не сумасшедший. Правда?..***
Реальность психически нестабильного человека постоянно меняется, он может переживать сильные перепады настроения, испытывать беспокойство, страх или даже депрессию. Его мысли будут сплошным запутанным клубком, и он испытывает паранойю или галлюцинации. Способность принимать решения может быть нарушена, и всё чаще появляется ощущение отрыва от реальности. Будто его душа не принадлежит к этому миру. Никогда не принадлежала.***
– истинное исцеление начинается с принятия прошлого, – Голос заставляет подростка прийти в себя и сосредоточиться. – Ты, маленький засранец, собрался всю жизнь теперь давиться соплями? Меня уже тошнит от тебя, но было бы чем блевать. Итадори прикладывает ладонь к щеке, но не ощущает там никаких неровностей, как-либо напоминающих дополнительный зубастый рот. Но это определённо были слова Сукуны. – это всё неправда, – Он ударяет себя по щеке, скорее, чтобы прийти в чувства. Кожа заметно покраснела. – ты решил счесть меня за часть своего больного воображения? – Можно было даже не представлять, как бледные губы Сукуны растягиваются в кривой ухмылке. – Твоё тело закалено для битв, серьёзных травм и даже для смерти, но ты по-прежнему остаёшься жалким маленьким сопляком. Это, увы, неизбежно. – я ещё не пришёл в себя, – Продолжает шептать под нос, или действительно не слыша слов проклятия, или намеренно пропуская их мимо ушей, чтобы позлить. – сопляк, ты должен понять, что всё происходящее вокруг – реальность, с которой нужно смириться, – После этих слов в комнате резко наступает тишина. Точнее, в помещении и до этого было до невозможного тихо. Пустота звукового пространства заполняет Итадори внутри и он вновь ощущает привычное ему одиночество, разбавленное белым шумом в ушах. Он пытается вспомнить, кому всё-таки принадлежало это имя – Рёмен Сукуна. Оно преследовало его уже давно. Даже больше, чем просто давно. Имя крутится на языке, его хочется неустанно шептать вслух, будто это поможет что-то осознать или понять. Внутри Юдзи как будто столкнулись два разных мира, а его собственный грозил разрушиться целиком. Всё больше создавалось впечатление, что ему здесь не место. Может, надо было всё-таки вытащить те осколки из груди?***
Поведение и характер психически нестабильного человека с раздвоением личности могли бы сильно изменяться в зависимости от того, какая личность в данный момент доминирует. Одна из его личностей могла бы быть агрессивной, непредсказуемой и склонной к рискованным поступкам, в то время как другая могла быть более спокойной, интровертированной и осторожной. Возможно, человек бы не осознавал смену личностей и мог бы испытывать путаницу и дезориентацию из-за этого. Будто его тело больше не принадлежит ему. Никогда не принадлежало.***
Итадори перестал различать разницу между чёрным и белым, между хорошим и плохим, между ним и Рёменом Сукуной. Он бы, скорее, поверил в тот факт, что в самом деле является душевнобольным человеком. Всё-таки какое значение имеет то, какая личность управляет телом, когда смерти ни в чём неповинных людей в итоге всё равно ложатся в твои руки? Когда кровь товарищей окропляет твоё лицо, твою душу, а их последние слова доносятся до твоих ушей, и ты ничего не можешь с этим поделать просто потому, что твой мешок с костями и мышцами находится под властью твоей второй личности. Юдзи запутался. Он хочет плакать. Хочет дышать. Хочет наконец почувствовать свободу. Такая бесчувственная и жестокая личность, как Сукуна, с гнилой душой и единственным желанием «убивать» не могла быть его частью. Потому что желанием Юдзи было – «спасать». А спасти он не мог даже себя самого. На самом деле он и правда был болен. Болен Рёменом Сукуной. А это уже было неизлечимо.***
«Где я?» – вопрос остаётся озвученным лишь в его голове, но ощущение, будто его услышали. Итадори чувствует что-то мокрое и холодное под босыми ногами и с ужасом понимает, что это было море крови. Он должен был привыкнуть, но каждый раз по ощущениям это было так же мерзко, как в первый. Итадори не получает ответа на свой вопрос, потому что уже сам знает, где находится. На костяном троне, как обычно, восседает король проклятий. Он смотрит свысока, во всех смыслах, подпирая голову кулаком, словно по тяжести она была равна огромному булыжнику. Ну, возможно, она и правда была тяжёлой. Сукуна обладал глубокими знаниями и иногда даже делился чем-то с Итадори. Это бывало в исключительных случаях и только в моменты их сражений на проклятой территории. Подростку удаётся увидеть только малиновые очи, будто налитые свежей кровью. Обычно в них горит едкое пламя ненависти и они сверкают как костры в ночи, готовые пожирать всё на своем пути. Но сейчас они не выражают ничего. Это ничего также сравнимо с безграничной пустотой – её может оказаться слишком много. Ничего – это всё. Глаза, в целом, говорят о многом. Итадори научился читать по ним, потому что он всегда смотрит в рубиновые глаза в своём отражении. Они смотрят с выражением и вниманием, будто пытаются поглотить, сожрать живьём. Итадори также научился слушать молчание. Тот, кто находится по ту сторону зеркала, чаще сохранял тишину. Поэтому подросток прислушивался. И он мог слышать многое. Даже больше, чем когда ему что-то говорил учитель или друзья. Больше, чем ему довелось услышать за всю свою жизнь. Юдзи больше не чувствует опасности, находясь на территории Сукуны, как было когда-то давно. Наоборот – ему кажется, что здесь он может вздохнуть с облегчением. Словно только в этом месте с его рук спадают оковы. И ему плевать, что он должен сражаться до потери сознания, до последнего вздоха, пока находится здесь. Он будет бороться, но не за жизнь, а за свою смерть. Каждый поединок с королём проклятий оканчивался неминуемой гибелью в подсознании подростка и тогда он возвращался в реальность. Поэтому с каждым новым боем его мастерство возрастало. Он не хотел возвращаться. Юдзи вздыхает, но не испытывает никакого облегчения – его тело будто парализовало от яда. Грудную клетку было невозможно поднять, чтобы впустить воздух в лёгкие, в которых теперь булькала кровь – тот самый яд. Удивительно, что он всё ещё не потерял сознание. Возможно, Сукуна хотел, чтобы мальчишка остался здесь в эту самую секунду. Даже после того, как их бой окончился. В любое другое время король проклятий бы просто разорвал свой сосуд на куски, чтобы поскорее выкинуть его из своей территории. Но не сейчас. Не тогда, когда его сосуду требовалась помощь. Сукуна может залечить любые раны Юдзи, но за свою цену, разумеется. Он столкнулся с проблемой, когда осознал, что рана оказалась гораздо глубже, чем могла показаться на первый взгляд. Юдзи чувствует, что его внутренности встают на свои места, будто всего пару секунд назад у него не был вспорот живот с торчащими наружу кишками, а вывернутая в обратную сторону рука не болталась как ненужный кусок мяса. Кровь больше не льётся рекой изо рта, пачкая одежду, а дыхание восстанавливается. – до этих пор мне казалось, что правильным решением будет медленно ломать твоё ментальное здоровье, – Сукуна качает своей головой. Он разочарован. – Но всё, что чувствуешь ты, вынужден терпеть и я. Итадори молчит. Он внимательно слушает и не имеет права перебить, поскольку уже научен горьким опытом. В прошлый раз его язык был вырван. Не то, чтобы Юдзи не сопротивлялся. Просто его нижняя челюсть была сломана, а руки – вырваны по локоть. – я предполагал, что ты окажешься более устойчивым, – О, Сукуна знает, куда нужно давить, чтобы сделать ещё больнее. – Мне не нужен слабый сосуд. И речь сейчас идёт не только о твоём теле. Твоя душа хрупка и нежна. – потому что я человек, – Итадори опускает голову, когда слова всё-таки срываются с его уст. – верно. Ты не можешь отречься от всех человеческих качеств и это... Прискорбно. – ты хотел указать мне на мои недостатки? Я польщён, конечно, но я и сам прекрасно себя знаю, – Пёс вновь начинает скалиться на своего хозяина, совсем забыв, у кого всё-таки находится цепь. – ты ни черта не знаешь, сопляк, – Юдзи приходится замолчать. Их словесная перепалка перерастает в очередное унижение со стороны Рёмена. – Ты начал теряться в грани между реальным и нереальным. – я просто... – Просто что? Что ему надо было сказать? «Я просто увидел смерть дорогих мне людей и поэтому, наверное, тоже хочу умереть». «Я просто медленно гнию изнутри, но не знаю, как это остановить». «Я просто подросток, нуждающийся в помощи и поддержке; я чувствую, что скоро утону в море из пролитых слёз; я знаю, что ни на что не гожусь и всех подвожу, и меня это удручает» – пожалуй, самое подходящее. Но Юдзи молчит. Он не может признать этого вслух просто потому, что на нём подвешен ярлык – он должен помогать. Но никак не ему. Юдзи привык бороться. И когда соперников не было, он боролся сам с собой. Со своими мыслями, убеждениями, идеями, страхами и желаниями. Сукуна обречённо вздыхает. Он заканчивает уже двенадцатый по счёту – да, мальчишка считал – круг возле Юдзи, так, что у него даже начала кружиться голова. Итадори дрожал, но не от страха или злости. Его тело было слишком напряжено и ещё не отошло от состояния шока после того, как внутренние органы резко будто впихнули обратно. – знаешь, я придумал новый способ, как можно с тобой развлечься, – Сукуна замечает, как костяшки на руках подростка, сжатых в кулаки, начинают бледнеть и хрустеть. – Не волнуйся. Этот способ подразумевает собой не совсем борьбу и насилие, как я люблю. Вообще-то я планировал помочь тебе... В какой-то степени. – помочь? – Переспрашивает, будто не веря в правдивость сказанного. – Неужели небо упало на Землю, пока я здесь находился? – помощь будет своеобразной и за определённую цену, – лукавая ухмылка озаряет лицо проклятия, идентичное лицу Итадори. Различия были минимальными, за исключением татуированных меток на теле и зализанных назад волос. – тогда понятно. – так ты согласен? – чёрта с два я буду нуждаться в твоей помощи! – Итадори больше не может выдерживать наглости этого проклятия. Но он даже ничего не может с этим поделать и как-то повлиять на Сукуну. Этот чёрт делает всё, что ему вздумается. Тем не менее, шаман резко срывается с места и вновь нападает. – о, поверь, ты ещё как нуждаешься. Потому что если ты сейчас возвратишься обратно, ты больше не сможешь выбраться из своего состояния, которое вы, людишки, ещё можете по научному называть депрессией, – Сукуна одним лёгким движением отбрасывает сопляка к одной из огромных костей. – я сам справлюсь с этим и это уж, тем более, не твоя забота... – Юдзи чувствует, что его рёбра ломаются и ему опять становится трудно дышать. Он сопит. – ещё как моя. Ты – мой сосуд. И я должен всё-таки бережно относиться к тебе, – Проклятие сокращает дистанцию между ними и вскоре опасно близко склоняется над ослабевшим человеческим телом. – после всего, что сделал, ты говоришь, что должен бережно относиться...? Ты хоть знаешь, что такое «бережно»?! – Кровь начинает закипать внутри от гнева. Над ним просто издевались и это чувство шипами пронзало сердце. – у меня свои понятия на этот счёт, – Сукуна наступает на грудь шамана, надавливает до тех пор, пока не слышит болезненный хрип. – Я помогу тебе отвлечься. Твоя задача состоит лишь в том, чтобы расслабиться. Но даже если ты окажешься против, меня это не будет волновать. Когда в его ногу врезаются короткие ногти и сжимают с невероятной силой, Рёмен всё-таки убирает её. Конечно, он ничего не почувствовал, но было забавно наблюдать за тем, как его добыча отчаянно сопротивляется. – а теперь побудь для меня хорошим мальчиком и не сопротивляйся, – Юдзи чувствует, как его медленно, но с лёгкостью тянут за ворот кофты вверх, заставляя подняться на ноги. Рёбра больше не врезаются в органы острыми лезвиями, вместо этого вновь вставая на свои места. Король проклятий смотрит с опасной искрой во взгляде, предвещающей что-то недоброе. Сопляк теперь был прижат к возвышающейся кости спиной, не подозревая, что с ним сейчас собираются делать. Он наблюдал и пытался сделать для себя какие-либо выводы. Но даже если он догадается об истинных намерениях проклятия, то вряд-ли сможет что-то сделать. Когда Рёмен неожиданно нежным прикосновением стирает с уголка губ мальчишки засохшую кровь, к Юдзи запоздало приходит осознание. И его глаза широко раскрываются, когда к его губам прикасаются чужие, странные на вкус. Его поцелуй не был просто требовательным – он был жадным и страстным, словно огонь, пылающий внутри. Сукуна кусал, царапал и сжимал, словно пытаясь поглотить целиком, но теперь не в попытке сокрушить, а в пылу страсти и желания. Это было странно, неожиданно и, чёрт бы его побрал, приятно. Настолько, что у Итадори сразу же отключились мозги, если они вовсе не расплавились в этот самый момент. Он был обескуражен и сбит с толку. Но ему хотелось получить больше. Хотя бы ещё немного тепла. Его целует король проклятий. Его раздевает король проклятий. Сукуны было слишком много: его губы ласкали тонкую солоноватую кожу шеи – самого беззащитного места на теле человека; руки беспощадно разрывали одежду, отбрасывая ненужные куски ткани подальше, чтобы не мешали; глаза прожигали насквозь, следили за каждым движением сосуда, за малейшим изменением эмоций на его лице. – такой податливый... Что бы на это сказал твой дорогой Мегуми или учитель Годжо? – Даже сейчас он издевался. – Но я понимаю. Ты слаб и беззащитен, а ещё тебя впервые кто-то касается... Подобным образом. Ты весь трясёшься, но не от страха, хотя я почти ничего не сделал. Смех Сукуны врезается в уши и Юдзи зло шипит, пытаясь отпихнуть его ногой. Рёмен мог бы сломать этому сопляку ноги или просто вырвать их, но сейчас он добивался взаимности от этого мальчишки. Это было труднее, но так становилось интереснее и слаще. Ломать этого сопляка не болью, а наслаждением – особый вид пытки. Итадори замирает в страхе, когда на его теле остаются только немного приспущенные вниз штаны. Он не может произнести и слова против, потому что его губы заняты требовательным поцелуем. Только мычит и дрожит как осиновый лист на ветру. Сукуна знал это тело как свои двадцать пальцев: знал, куда нужно надавить, чтобы услышать несдержанный вздох или стон; где нужно укусить, чтобы доставить ещё больше удовольствия; как нужно поцеловать, чтобы у мальчишки голова закружилась от возбуждения. Сопляка разворачивают лицом к костяной колонне. Теперь его спина прижимается к груди его «двойника». Хотя Сукуна всё равно кажется немного больше по телосложению. Итадори ловит воздух ртом, прижимаясь затылком к чужой груди. Капли пота стекают по вискам к подбородку и их иногда слизывает чужой влажный язык. Сукуна вылизывает чувствительные участки шеи и плеч, проходится по выпирающим позвонкам свободной рукой, медленно спускаясь к копчику и проводя по ложбинке ягодиц, вызывая мурашки по коже. Его вторая рука смыкается на изнывающей от недостатка ласк чужой плоти, сжимает и делает несколько медленных движений. Итадори готов рыдать, но он вынужден лишь терзать свои губы и щёки, пока король проклятий что-то шепчет ему на ухо и царапает раскалённую кожу. Сначала его избили как кощёнка, а теперь собирались приласкать и воспользоваться. Юдзи уже давно выдохся и истратил все свои силы. Он не смог бы ничего поделать даже при всём своём желании в нынешнем беззащитном состоянии. Но это не могло оправдать его бездействия. Он не сопротивлялся, потому что ему хотелось получить чуть больше ласки. Хотелось так же узнать, сколько новых граней ему может открыться. Губы Сукуны были нежны, как шёлк, и сладки, как мёд. Всё внутри шамана начало гореть и сжиматься, и он не мог понять, был ли это сильный жар его тела или просто прилив удовольствия. Во рту накапливалась вязкая слюна и он едва успевал проглатывать её. Итадори опускает взгляд вниз, завороженно наблюдая за тем, как ему надрачивает король проклятий, растирая обильно сочащуюся смазку по члену. Вторая рука Сукуны поглаживала самый низ живота, немного надавливала, заставляя сопляка сопеть ещё громче и давиться собственной слюной. Юдзи осторожно двигает покрасневшими бёдрами, толкается навстречу руке, закатывая глаза от удовольствия. Его штаны вместе с нижним бельём уже давно покоятся где-то в районе щиколоток. По внутренней стороне бёдер течёт смазка. Слова проклятия давно перестали доноситься до ушей шамана, поскольку он был сосредоточен только на основном процессе. Было странно, когда тебя кто-то касается в столь сокровенных местах, да ещё и так умело. Ощущения разительно отличались от тех, как если бы Юдзи подрочил сам себе под какое-нибудь первое попавшееся видео откровенного характера. – только посмотри, как ты течёшь, засранец, – Сукуна усмехается. О, ему явно приносит удовольствие наблюдать за таким Итадори Юдзи. Заставить его подчиняться без причинения боли было действительно похвально. – Тебе должно быть стыдно за то, что ты так реагируешь на прикосновения своего врага. Сукуна не позволяет шаману ответить, развернув его лицо за подбородок к себе и втянув в новый поцелуй. Глаза Итадори заслезились и он немного поморщился, когда их языки сплелись воедино, а зубы стукнулись между собой. Рёмен целовался долго и его выдержке можно было позавидовать. По подбородку вместе с потом теперь течёт и слюна. Сукуна слизывает и её тоже, доводя мальчишку до исступления своими руками. Все ласки резко обрываются, как только Итадори чувствует, что уже близок к финалу. Всего лишь каких-то пара движений могли бы сейчас облегчить его жизнь. Он тянется рукой к изнывающей плоти, но его резко останавливают. – я собираюсь взять с тебя сполна в этот раз, так что не думай, что сможешь так легко отделаться, – Лицо Сукуны озарено довольный ухмылкой. – в каком смысле?.. – Слова с трудом даются шаману. Он оборачивается на проклятие в непонимании, но его вновь обрывают на полуслове. Для Итадори начинается новое испытание. Это было очередное сражение, но в этот раз не кулаками или ногами. Итадори Юдзи проиграл в нём.***
«Неужели это помощь?» – В голове кружились мысли, словно надоедливые насекомые, которых невозможно было прогнать. Они беспрестанно жужжали, мешая сосредоточиться. Попытки избавиться от них напоминали бесполезное махание руками в пустоте, словно попытки отогнать назойливых комаров прохладным летним вечером. Итадори не мог понять, в чём заключалась эта странная «помощь» со стороны Сукуны. Ведь им просто воспользовались и опорочили. Трахнули аж несколько раз, при чём не только в задницу, заставили умолять и становиться на колени. Это было унизительно, но Юдзи не задумывался об этом в тот момент, когда ему было так хорошо благодаря Сукуне. Он действительно мог почувствовать какое-то облегчение сейчас. Странное тепло, пусть и временное, ощущалось где-то глубоко в груди. Оно могло запросто потухнуть, стоило лишь слегка дунуть в его сторону. Но оно согревало так сильно, что, казалось, Юдзи мог запросто сгореть заживо, если перестанет контролировать это. Юдзи прижимает руку к своей груди и чувствует, как бешено бьётся его хрупкое сердце в клетке. Рёмен Сукуна поделился своим теплом, пусть и ложным, с охладевшим сердцем мальчишки, чтобы он перестал чувствовать себя брошенным в этом огромном мире, наполненном страданиями и болью. Было подло со стороны короля проклятий давать ложную надежду на взаимные чувства. Но он не был бы королём, если бы не был таким жестоким. Пусть сопляк почувствует хотя бы немного тепла, чтобы не заблудиться во тьме и не кануть в небытие.