Сказонька про Мастера и Принца

Жил был в одном королевстве мастер на все руки Ом Пават. Всё у него в руках спорилось, всё ему удавалось. Была только одна беда в его жизни. Куда бы ни приехал на вызов, несчастные хозяйки не могли и слова вымолвить, чтобы объяснить, чем им нужно было помочь. И так в каждом доме. Ездил Ом Пават и понять не мог, почему все люди в королевстве при его виде немыми становились. А объяснить ему никто не мог. По той же причине. И вот однажды вызвали мастера-удальца в замок местного принца. Приехал Ом Пават, а никто из слуг также слова вымолвить не мог. А отпускать работника было нельзя, иначе от принца попало бы, и повели Ома прямиком к нему. Уж принцу то говорливости не занимать, не зря первое место среди трёх королевств занял на конкурсе «Кто кого переговорит, да правды не скажет». А принц Нанон хоть и потерялся при виде Ома Павата, но стоило отдать ему должное, всего-то секунд на пять, что простительно для такой высокой персоны. – Кхм, – начал принц издалека, – так значит ты тот известный на все руки мастер, что и трубы прочистит и болт положит? А Ом улыбнулся ослепительной улыбкой, чем поверг принца в давно забытый им чистый восторг, кивнул и авторитетно заявил: – Гвозди забиваю, болты вставляю и вкручиваю, узлы вяжу, краны чиню, раскладываю всё, что нужно, по всем поверхностям. Да что говорить, – почесал он макушку, – меня надо в деле проверять. Не привык я, Ваше Высочество, себя хвалить. И вот стояли они напротив друг друга и молча любовались. Молча, потому что Нанон ещё не отошёл от восторга, а Ому и сказать было нечего, привык он руками работать, а не языком. Наконец, Нанон вспомнил, что он тут заказчик, принц и вообще. Сделал знак следовать за ним и повёл Павата в свои покои. Провёл по спальне с огромной кроватью и завёл в прилегающую комнату для приёма ванн. Указал красивой рукой, унизанной перстнями, на незанятый угол: – Вот тут хочу жж.. дж.. жакузи себе поставить. Слышал об этом заморском приспособлении? А Ом не дурак, хоть и слышал о джакузи, но не видел своими глазами, поэтому затребовал у принца чертежи верные, чтобы потом в немилость и на неустойку не попасть. Склонили они оба головы над чертежами, потому как у Нанона за плечами были корочки всех престижных университетов столицы, да и никто кроме него не мог с Омом разговаривать и правки вносить. А чтобы мастер не мог ещё куда информацию заветную вынести и построить джакузи кому-нибудь раньше принца, то запретил Ому уходить из его дворца и покоев (а кто подумает плохо на принца – тому глаз вон), а все материалы заказывать "онлайн" – кричать в рупор распорядителю складом. И работал Ом в поте лица от рассвета до заката, сняв мешающую одежду и оставаясь только в лёгких летних штанах. А Нанон приказал переставить свой рабочий стол напротив входа в ванную комнату, с высоко поднятым подбородком ответив на поднятую бровь Ома, что надо за работами приглядывать и о недочётах говорить сразу, а не когда уже работа сделана до конца. Где же спал наш герой, спросите вы? Спал рядом с ложем принца на тонком матрасике и небольшой подушечке, пока на второй день не застал его принц за потиранием спины и шеи с гримасой боли на лице. – Хороших работников надо беречь, – веско заявил принц и приказал тому спать вместе с собой. Как откажешь принцу? А никак. А ночи были летние и жаркие, не зря летние штаны сменились у Ома на летние шорты, да и принц тоже выбирал свои костюмы под стать погоде – сплошь шёлковые широкие штаны с завязками и расстёгнутые шёлковые рубахи, потому как пуговицы сам застёгивал из рук вон плохо. Так что и спать им приходилось во всём летнем, а то и без оного, когда в ночи совсем одолевал жар. И было от чего одолевать жару, не смотря на то, что ночи были значительно прохладней дней. Нанон хоть и был принцем и должен был мечтать о красивых принцессах, но так уж судьба-злодейка (а может фея какая) распорядилась, что привлекали его всегда только юноши. Хотя он старательно и флиртовал для общества со всеми красивыми дамами. А Ом. А что Ом? А у Ома в его маленькой комнатке висел рисунок принца. Принца, который улыбался нежно и смотрел своими невозможными глазами, будто в самую душу. Ом тогда купил этот рисунок за большие по своим меркам деньги и, смотря каждое утро и каждый вечер на него, улыбался и обещал себе, что обязательно добьётся в жизни большего и когда-нибудь непременно увидит его вживую. Поэтому каждого из них охватывал трепет при виде друг друга, не говоря уже о том, что спали они в одной постели, хоть и на разных её концах. И не знал Нанон, как подступиться к Ому, чтобы не спугнуть того своими поползновениями. Это нравы в замке были довольно свободными, а простому люду наверно и неведома была любовь людей одного пола. И не смел надеяться на что-то Ом. Где он и где принц? Видеть его каждый день и так было за гранью всех его мечтаний. Так и мучились бы они до конца строительства счастливо сведшего их джакузи, пока одной ночью не проснулся Нанон от стона у своего уха и не обнаружил, что Ом, чудом прикатившийся под его бок и на его откинутую руку, закинул на принца свою руку и ногу и потирается об него вставшим естеством. По Нанону пробежалась волна жара, поднимая на несколько градусов температуру тела, а заодно и кое-что другое. Нанон застыл, чтобы не спугнуть нагрянувшее было счастье. Но тут же волна холода прокатилась следом от представшей перед глазами картинки, как Ом соскочит с кровати с гримасой отвращения, когда проснётся и поймёт, что рядом с ним не какая-нибудь красотка. Нанон с горечью приказал себе отодвинуться и почти преуспел в этом, когда рука притянула его обратно, а в ухо прилетело еле слышно хриплое: – Мой принц... Нанон чуть не задохнулся. Повернул голову к Ому, чтобы понять, спит тот или нет. Луна, свет которой пробивался сквозь невесомые прозрачные занавеси, освещала половину прекрасного спящего лица. И еле заметная улыбка касалась этих прекрасных приоткрытых, совершенно целовательных губ. Нанон не смог отказаться. Его тянуло, как магнитом. И только когда он спустя, кажется, вечность коснулся мягких губ, он смог вернуть себе дыхание, которое затаил. Он задержался лишь на мгновение, прежде чем оторваться и вновь посмотреть на Ома. Брови Ома поползли друг к другу, и он приоткрыл глаза. За несколько секунд по лицу Ома пробежал целый табун эмоций. Умиление, нежность, озадаченность, понимание, шок, страх. Он с огромными глазами дёрнулся было от Нанона, но тот предвидел его действия и стиснул в своих объятиях. Руки Ома легли на голую грудь принца, а лицо уткнулось в переход от шеи в плечо. Он порывался было отстраниться, дрожащими от страха руками упираясь в грудь, но Нанон держал крепко, нашёптывая на покрасневшее ухо нежные слова: – Шшш, не бойся, всё хорошо. Не ты ли говорил, что хорошо обращаешься с болтами? Сможешь ли... захочешь ли... сумеешь ли ты и с моим болтом, что реагирует на тебя так сильно, сделать что-то? Повернулся принц на бок и прижался бёдрами к Ому так, чтобы тот сквозь шёлковые штаны ощутил, с чем нужно помочь принцу. Ослабил хватку и заглянул в глаза поднявшему к нему лицо Павату, который смотрел неверяще, будто божество увидел. А для Ома, простого парня, Нанон и был божеством, спустившимся с небес и обнимающим крепко и смотрящим этими своими невозможными прекрасными глазами в самую душу. Ничего не ответил Ом, впервые онемев от восторга, лишь кивнул неуверенно. – Могу я поцеловать тебя? – спросил принц с улыбкой, и кивнул Ом снова, и утонул в поцелуе и растворился в ласках требовательных. И показали они друг другу, что Ом – мастер на все руки, а Нанон – умелец по части работы языком. Стонов и всхлипов было много, да ни один за пределы опочивальни не вылетел, не раскрыл их секрета. И лежали они после, – обнажённые, запыхавшиеся и счастливые неимоверно, – и Нанон рисовал в воздухе своей прекрасной рукой новые чертежи джакузи, где теперь должны были помещаться два человека. А Ом добавлял своим пальцем к чертежам в воздухе стол для массажа, чтобы разнеженное в джакузи тело принца на этом столе потом раскладывать, гладить и разминать, снаружи и внутри. А принц уверял Ома, что и он массаж умеет делать, уж внутренний так точно. И уснули они только с первыми лучами солнца, утомлённые мыслительной деятельностью и не только ей...