Nobody special

Невилл Долгопупс знал, что он никогда не был кем-то особенным. Он знал, что всегда был просто толстым мальчишкой с круглым лицом и пухлыми пальцами, который волею судеб оказался на одном курсе и на одном факультете с Гарри Поттером. И да, Невилл вполне привык к тому, чтобы быть никем, спасибо большое. Иногда то, что он всегда был лишним, его даже не задевало. Это ведь Гарри и Рон были лучшими друзьями, равно как и Дин с Симусом. Он был просто Невилл, над которым всегда можно было посмеяться, но не с которым хотелось водить дружбу. Не то что бы он ожидал иметь какие-либо успехи у девушек. За весь четвёртый курс, что он был влюблён в Гермиону Грейнджер, Невилл мог с гордостью сказать, что ни разу, ни единой секунды не позволил себе вообразить, что она когда-нибудь ответит ему взаимностью. В конце концов, это была Гермиона Грейнджер! Красивая (не как другие, а как-то по своему), невероятно умная, добрая, и вообще практически идеальная — по крайней мере, тогда Невилл точно думал именно так. Ему потребовалось добрых несколько недель, чтобы набраться смелости и пригласить её на Бал (о да, очень по-Гриффиндорски). Впрочем, когда он всё-таки это сделал, ему уже было ясно, что её сердце принадлежит Рону Уизли. Быть никем имело свои преимущество — как, например, дар замечать то, что другие не видят. Как её взгляд согревала непривычная нежность, когда она шутливо препиралась с Роном, или же, напротив, как в её глазах вспыхивала злость, что её любимый человек порой мог быть таким ослом. Невилл также знал, что и Рон был в неё влюблён, чего, впрочем, вряд ли сам сознавал. Идиот. Если бы Гермиона полюбила его, он бы из кожи вылез, чтобы успеть пригласить её на Бал. Но он всё равно спросил её, просто потому что не представлял, как бы пошёл с кем-то ещё. Ну и потому, что ему было жаль её, когда Рон во всеуслышание вздыхал о Флёр Делакур. Но главным образом потому, что действительно мечтал пойти с ней, провести с ней целый вечер, побыть хотя бы её другом, прежде чем Рон наконец очнётся и поймёт, какое сокровище едва не проморгал. Невилл нисколько не винил её за то, что она предпочла пойти с квиддичной знаменитостью. Особенно если учесть, что она выглядела искренне сожалеющей, когда отказывала ему, да и просто не рассмеялась ему в лицо, чего он боялся больше всего. Пожалуй, он тогда даже не расстроился. И он пригласил Джинни Уизли, которая… ну… по крайней мере она была симпатичная, и весёлая, и с ней всегда можно было поговорить. Она не нравилась ему — в романтическом плане — но зато она была одной из тех немногих людей, кто видел в нём не Невилла-Долгопупса-Никого-Особенного, а просто Невилла Долгопупса. Они пошли на Бал вместе, и это было неплохо, и она даже не возмущалась, когда он в очередной раз наступал ей на ногу, потому что, естественно, он был ужасен в танцах и вообще у него обе ноги левые. Откровенно говоря, его поначалу удивило, когда Майкл Корнер стал проявлять очевидный интерес к Джинни, и ещё больше удивило, когда она стала отвечать ему взаимностью. Но стоило ему взглянуть на Гарри, тоскливо пожирающего глазами Чжоу, как он всё понял. Так что, поскольку он хотел, чтобы Джинни была счастлива в этот вечер, он сообщил Майклу, что они просто друзья и что тот мог пригласить её на танец. Да, Невилл вполне привык, что у него было не слишком много успеха у девушек. В то же время он не смог удержать самодовольной ухмылки, когда Рон наконец-то начал проявлять интерес к Гермионе; ведь он, Невилл, заметил, насколько она особенная, куда раньше, ещё на самом первом курсе, когда она помогала ему искать Тревора. Он уже больше не был влюблён в неё, но ему нравилось чувствовать, что он заметил что-то прежде других. Ещё он, кстати, первым понял про Джинни и Гарри, но это была уже совсем другая история. Невилл никогда не ожидал, что Полумна Лавгуд ответит ему взаимностью. Более того, он и сам не хотел влюбляться в неё, потому что её называли Полоумной все кому не лень, потому что она была слишком хороша для такого, как он, и потому что она, конечно, никогда бы не заинтересовалась таким никем. Но он влюбился. Он влюбился в неё, потому что её, судя по всему, вообще не волновало, что о ней могут подумать другие люди. Он влюбился в неё, потому что ей, казалось, нравилось проводить с ним столько же времени, сколько с Гарри или Роном. Он влюбился в неё, потому что у неё были прекрасные белокурые волосы, и не прямые, и не совсем кудрявые, и они никогда не укладывались в аккуратную причёску. Он влюбился в неё, потому что, когда они сталкивались в коридорах после занятий, у неё на носу всегда были пятнышки чернил. Он влюбился в неё, потому что она никогда не считала Гарри лжецом. Он влюбился в неё, потому что она всегда увлекалась тем, что не интересовало других, и потому что она всегда была готова выслушать его, даже когда ему самому казалось, что он несёт полный бред. Он влюбился в неё, потому что она с сияющими глазами рассказывала ему о грядущих статьях в «Придире». Он влюбился в неё, потому что она была храброй и заступалась за своих друзей. Он влюбился в неё, потому что она всегда радостно махала ему, едва замечала, и потому что от улыбки у неё смешно морщился нос. Он влюбился в неё, просто потому что это была Полумна. Такая, какая она есть — и никого другого ему было не нужно. Она стала первым человеком, которому он рассказал о своих родителях — по-настоящему рассказал, а не как было с Гарри и остальными, кто узнал случайно. Она написала ему летом после его пятого курса, рассказывая, как съездила на могилу матери, и, неожиданно для самого себя, Невилл обнаружил себя строчащим ей ответ, объясняющий, что случилось с его родителями. Она была не то что бы очень сочувствующей или соболезнующей, но из её ответа чувствовалось, что она понимает его, и не считает, что это глупо или смешно. С тех пор сове Невилла пришлось летать к Полумне и обратно уже регулярно. Вскоре Невилл обнаружил, что ждёт писем с нетерпением, потому что она всегда подписывала их «С любовью, Полумна», и потому что они всегда были изрядно помяты после долгого лежания на её столе под кучей всяких разных вещей. Иногда она отправляла ему и настоящие посылки, например, копию «Придиры» с какой-нибудь особенно выделенной статьёй, которая, как предполагалось, должна была поднять Невиллу настроение. Ему, впрочем, было вполне достаточно самого факта, что она хотела, чтобы он был счастлив В течение его шестого года в Хогвартсе они проводили немало времени вместе, просто прогуливаясь где-нибудь по территории замка и леса и что-нибудь обсуждая. Однажды, когда он пришёл на завтрак в Большой Зал, он увидел, что она сидит у самого края своего стола одна, потому что никто не хотел сидеть с ней рядом. К своему собственному удивлению, Невилл направился прямо к ней, сел рядом и как ни в чём ни бывало потянулся к сэндвичам. Её улыбка определённо этого стоила. В тоже время он никогда не позволял себе и подумать о том, что она испытывает к нему что-нибудь в ответ, просто потому что ошибиться было бы слишком больно. Он не позволял себе таких мыслей даже тогда, когда она предлагала навестить его родителей вместе с ним, или оставляла ему какие-нибудь записки с напоминаниями о том, что он уже давно прекратил забывать, и неизменно подписывала их «С любовью, Полумна». Над тем, что подарить ей на день рождения, Невилл думал целую вечность. В конце концов, он решил оформить для неё опеку над единорогом с магической фермы. Полумна была уверена — и убеждала в своей теории каждого, кто неосторожно соглашался слушать, — что единороги способны разговаривать человеческим языком, просто не в присутствии людей. Невилл мог позволить себе взять единорога только на один год, да и в целом эта идея иногда казалась ему бредовой, но он надеялся на лучшее. Он вручил ей подарок, когда они остались наедине, потому что в глубине души он до сих пор боялся, что остальные поднимут его на смех. Едва Полумна пробежала глазами сертификат, как просияла и — к полной неожиданности для Невилла — поцеловала его в губы. Ему потребовалось ещё три недели, чтобы набраться смелости предложить ей начать встречаться, и часть его решимости возникла благодаря тому, что ему отчаянно хотелось ощутить её губы на своих ещё раз. Она же, казалось, даже не удивилась, просто сказав «конечно», так, будто это было нечто само собой разумеющееся, и ответила на поцелуй, когда Невилл снова поцеловал её. Ему понравилось, как её рука превосходно ложилась в его, когда они потом вместе возвращались в замок. Невилл Долгопупс прекрасно знал, что он всегда был никем особенным, спасибо большое. Но Полумна могла заставить его чувствовать себя кем-то особенным, и это было одной из причин, почему он любил её так сильно.