Ужин

Рейх вовсе не планировал ужин при свечах, однако электричество сегодня сбоило, так что на столе оказались два тяжелых медных канделябра, на три свечи каждый. Не меньшее уважение внушал и массивный стол из красного дерева с резными толстыми ножками, но почти все это великолепие было скрыто за однотонной скатертью. По соседству с канделябрами оказались весьма скромные закуски: хлеб да кое-какие нарезки из овощей, располагавшиеся, впрочем, в изящных стеклянных тарелках. Раздался звонок в дверь. Рейх посмотрел на часы: — Не опоздал. — Лёгкая улыбка тронула его губы. Он отправился открывать дверь, быстро удостоверившись в зеркале, что внешний вид его безукоризнен. — Добрый вечер, Союз. — Здравствуй. — СССР бодро кивнул и вошёл внутрь. Закрыв за ним дверь, Рейх внимательно оглядел молодого человека — они впервые встретились в неформальной обстановке, поэтому Союз был в простой одежде вместо привычной глазу форме с тяжёлыми сапогами. Рыжие, с красным отливом волосы его растрепались по пути, отчего грозная держава, этот бывший безжалостный революционер, выглядел очень мягко и по-домашнему. Союз же тем временем осматривал дом: Рейх пригласил его в какой-то загородный дом. СССР плохо разбирался в архитектуре и подобных вещах, но что-то подсказывало ему, что эти толстые каменные стены повидали многое на своем веку. Вероятно, даже веках. На пару мгновений они неловко замолчали, затем Союз опомнился и вытащил откуда-то из-за пазухи бутылку: — Вот. Я подумал, что принести водку было бы немного… — он замялся, подбирая слово. — Вульгарно? — Именно. Да и пиво было бы не к месту. Поэтому взял коньяк. Азербайджанский, к слову. Рейх с одобрительным кивком взял бутылку. Та была совсем невзрачная на вид — в Германии в таких продавали разве что дешёвый лимонад. Впрочем, в последние годы и такой лимонад иногда пропадал с продуктовых полок. — Интересный выбор. — Уклончиво ответил Рейх. — Что ж, пройдем в столовую. Несмотря на то, что этим вечером у них был запланировал почти романтический ужин, между двумя державами все ещё стояла стена, в виде прохладной взаимной учтивости, которая мешала понять истинные мысли и чувства друг друга и, как следствие, сблизиться. — Интимная обстановочка. — Хмыкнул Союз, глянув на свечи. — Не нравится? — Не фанат всего этого. — Если утешит, то скажу, что свечи здесь исключительно в практических целях — электричества нет. Союз сел за стол. Заострённое лицо Рейха в подргивающем тусклом свете выглядело зловеще. Рейх разлил коньяк по рюмкам и торжественно улыбнулся: — Я очень рад, что ты пришел сегодня ко мне отметить это замечательное событие, подписание пакта о нашей дружбе. — За дружбу с привилегиями! — Это ты о поставках топлива? — с лёгким кокетством уточнил Рейх. — О, конечно. —Развязно блеснув глазами, ответил Союз. Чокнувшись, они выпили. На вкус азербайджанский коньяк был не так плох, как на вид. Рейх поморщился от крепости напитка и сказал: — Закуски в твоём распоряжении, а главное блюдо .. — он поглядел на наручные часы, — будет готово через десять минут. Газовая плита, слава богу, не требовала электричества, иначе бы Рейх точно попал в нелепую ситуацию. — Я закурю? — Союз достал табачную самокрутку. — Разумеется. Тебе… Союз, нет! Поставь на место! — Рейх забрал у него канделябр, не давая прикупить от огня свечи. — Мог бы и попросить. Рейх пошарил по карманам и вытащил спички. Чтобы дотянуться до легального огня СССР пришлось перетянуться через весь стол, и Рейх любезно подпалил его сигарету, бросив вкрадчивый взгляд на тонкий изгиб спины Союза. Тот легко усмехнулся, довольный своей выходкой, и нарочито близко наклонился к Рейху, заглядывая в его светло-серые глаза. — Ты везде ведёшь себя как хозяин мира? — Рейх был совсем не впечатлен его поведением. — А сам-то у кого этот дом одолжил? Мелкие перепалки были неотъемлемой частью их общения. Эта постоянная проверка, а действительно ли они на равных, почти детские попытки выяснить, кто же круче — все это держало в постоянном тонусе и подогревом интерес друг к другу. — У кого одалживал, те уже не жалуются. — Святое дело. — Усмехнулся Союз и откинулся на спинку стула, с удовольствием затягиваясь. — Если можешь взять, значит имеешь право. — Звучишь как империя. — Нет, это другое. Я отбираю на благо. И вообще, народ всегда всех сильнее, а значит — все законно. — Тогда, предлагаю выпить за народ. — На чем они всего могли формально сойтись, так это на социализме. Этим Рейх бессовестно пользовался, чтобы напоить поскорее своего неугомонного гостя. Но алкоголь начинал жгуче кружить голову и самому Рейху. Они вновь выпили. — Если могу взять, то имею право? Это ты хорошо сказал… — закусив коркой хлеба, заметил он, — одного коммунистам здесь я бы с радостью взял. — Сможешь ли? Повисла тишина. Не было уже той напряжённости, как в прихожей, сейчас словно сам воздух стал густым и неподвижным. Союз и Рейх ни на мгновение не разрывали зрительного контакта. На лице Рейха застыла зубастая улыбка, и хотя Союз не собирался отводить глаз, ему стало не по себе. Опасный. Занервничав, СССР неожиданно для себя рассмеялся. Напряжение тут же рассеялось, и Рейх присоединился к нему со своим визгливым хохотом. — Кстати, а что это у тебя на руках? Союз смешался: когда он потянулся за спичкой, рукава его рубашки задрались, и Рейх смог разглядеть красные порезы на запястьях и предплечьях. СССР поправил рукава, бестолково пытаясь скрыть и так уже замеченные следы. — Депрессия? — Презрительно скривив рот, спросил Рейх. — Репрессии. — Нехотя пояснил Союз. Как бы ему не хотелось, бесчисленные лагеря и добротные государственные пули в затылок, не могли пройти бесследно. — Ну, за тебя. — И Рейх в одиночку осушил непонятно когда наполненную рюмку. Коньяк окончательно развязал ему язык. Облизнув губы, он хотел сделать рискованное предложение. — Знаешь, Союз, нам с тобой следовало бы… — однако взглянув на часы, он н спохватился. — Entschuldigung, главное блюдо уже готово. И, захватив с собой один из канделябров, он удалился на кухню. Союз грел в руке рюмку с коньяком и расслабленно рассматривал сильно устаревший, но утонченный интерьер столовой. И чего он так переживал и столь настороженно относился к Рейху? При всех различиях у них было немало общего в отношении к жизни. К тому же Союзу все же пришлось признаться себе, что ему было весьма приятно ловить на себе бесстыжие взгляды Рейха. Тот же вскоре вернулся с большим блюдом, на котором аппетитно громоздились запечённое мясо. — Mein lieber, — с гордым довольством объявил Рейх, — а вот и гость программы! Союз с уважением отметил про себя, что сил на этот кулинарный фурор Рейх не пожалел: и вид, и аромат заставили СССР почувствовать себя кошмарно голодным. — Первый кусок, разумеется, для гостя! Если ты позволишь, — Рейх подцепил мясо вилкой и протянул к лицу Союза, — я бы хотел тебя накормить. — Даже так. — Усмехнулся Союз. Впрочем, отказываться от этой странноватой услуги он не стал и с невозмутимым видом съел протянутое на вилке мясо. — Знаешь, а вкусно… прямо как в ресторане. Я только не могу понять, что это за мясо. — А ты угадай. — Улыбка Рейха стала уже восторженной. — Я думаю, — у Союза было не очень много вариантов, да и гурман из него был так себе. И несмотря на большое количество мяса на тарелке, он высказал единственное, хотя и наверняка неправильное, предположение. — Курятина? — Курвятина! — гаркнул Рейх и рассмеялся от собственного остроумия. — Что? Ты, хочешь сказать, это Польша? — Союз замер на месте. С каждой секундой он все яснее понимал, что это может быть и не шуткой. Польша пропала несколько дней назад. Пропала по официальным данным, на деле же ее исчезновение не обошлось без участия замечательного дуэта нациста с коммунистом. — Ты сейчас серьезно?! — Абсолютно. — Сказал Рейх, утирая слезы поступившие от смеха. — Рейх… ты сумасшедший… я ведь… — Союз перешёл на дрожащий шепот. — Я ведь всегда мечтал об этом. — И, наконец, на смену оцепенению пришло истерическое веселье. СССР тоже залился смехом. — Ну ты даёшь, сукин сын! — и вновь оба они хохотали во весь голос. Но сил на долгий смех не хватило. С обессиленным стоном Союз пробормотал. — Курвятина… за это надо выпить. И он оживлённо наполнил рюмки коньяком. Бутылка была осушена уже наполовину, а это означало, что впереди ещё половина этого чудесного вечера. — За тебя, мастер шеф, и за нашу дружбу. — Последнее слово Союз произнес совсем насмешливо. — Нас ещё многое ждёт впереди. — Да, ты прав, очень многое…