***
— Gracias por su atención, señorita Katarina. Eres muy amable. ¿Estarás en la reunión mañana? — придерживая дверь при выходе из зала собраний — всё-таки этикет обязывает, да и ему не трудно, даже приятно, проявлять такую заботу — пытается завести разговор Испания. Собрание прошло, на удивление, достаточно спокойно. Лишь Британия показывал своё недовольство происходящим, но на него никто и внимание не обращал. Они с Катариной даже сидели рядом, потому могли обсудить парочку интересующих их вопросов, касаемо экономики. Погода на улице действительно хорошая, что редкость для вечно пасмурного Лондона. Почему бы не прогуляться? — Intentaré venir. Me alegra que al menos alguien en este lugar comparta mis puntos de vista, — с улыбкой отвечает Германия. Тема финансовой поддержки детских домов действительно важна не только для неё, а для всех. Дети — будущее своих стран. Что она и безуспешно пыталась доказать на собрании. Проблема заключалась в том, что никто из стран Европейского союза не хотел особо что-то менять в системе. Лишь Испания проявлял какой-то пассивный интерес. Спасибо и на этом. — Me parece que no hemos resuelto todos los problemas. El clima es simplemente maravilloso. ¿Por qué no caminamos hasta el café más cercano? — глядя на немку с надеждой, предлагает Испания. Это ведь великолепная возможность сблизиться. Сблизиться с такой сильной, красивой и умной страной. Все будут ему завидовать. Особенно этот Брагинский. Бонусом, как он упоминал ранее, шла просто чудесная погода. А это, как известно, оказывает сильное влияние на эмоциональное состояние. Можно попробовать устроить свидание. Только бы Катарина согласилась. — No creo que sea una buena idea. ¿Por qué no hablar de todo mañana? — пытается выйти из такого неприятного положения немка. И отказывать неудобно, но в этом предложении явно есть какой-то подтекст. Давать лишние надежды она не собирается. — Боюсь, что, — буквально материализуясь из неоткуда, передразнивает испанца Россия, — Señorita Katarina занята. Мы должны были обсудить пару глобальных вопросов, которые требуют нашего непосредственного участия, — едва не прожигает взглядом в Испании дыру он, чеканя каждое слово. — Я ведь прав? — переводя взгляд на Германию, мило улыбается ей русский. Германия улыбается ему в ответ. Абсолютно не подозрительно. Когда Испания впервые посмотрел на Германию другим, явно не дружеским, взглядом, Россия был зол. Даже не так. Россия был в бешенстве. Желал переломать наглому испанцу все кости. Медленно, с хрустом, надламывая каждую, заставляя орать от боли и умолять, чтобы это прекратилось. Заставить захлёбываться кровью из-за поврежденного носа. Выцарапать глаза, лишь бы тот больше никогда не смотрел на его Катарину. Германия не хочет афишировать их отношения, что иногда играет против них. По крайней мере, эти пошлые взгляды на себе ощущать не хочется обоим. — Верно. У меня были другие планы, — всё также мило улыбается немка. — Mis disculpas, Аntonio, — на прощание бросает Катарина, уходя за Россией. Испании остаётся лишь грустно смотреть им вслед. И снова он остался ни с чем. — ¡Maldición! — шипит испанец смотря, как этот Брагинский снова уводит буквально из-под носа Германию. Почему ему так не везёт? — И что это было? — отходя на достаточное расстояние, чтобы Испания их не услышал, направляясь к машине, спрашивает Россия. — О чём ты? — вместо ответа устало спрашивает немка. Россия, конечно, её по сути спас, но такие шоу начинают подбешивать. Приятно, что Россия серьёзно относится к их отношениям, но эта ревность переходит границы дозволенного. Он в ней сомневается? — Действительно. Не я же сейчас флиртовал с Карьедо на глазах своего парня, — даже не глядя на Катарину, грубо парирует русский. — Не делай вид, будто не понимаешь, что в его голове лишь мысли о том в какой позе тебя лучше трахнуть, — его взгляд сейчас выражает желание убивать. Пугать своё сокровище не хочется. Очень не хочется. — Не начинай, — недовольно закатывает глаза немка. — Мне кроме тебя никто не нужен. Ты это прекрасно знаешь. — Знаю, — усаживаясь в машину, вздыхает Россия. — Как и ты мне. Но не хочу, чтобы на тебя так смотрели. Тебе ведь и самой неприятно, согласись. — Неприятно, — целует своего русского в щёку она. — Но ничего не поделаешь. Так будет безопаснее. Безопаснее для нас обоих, — полностью откидываясь на сиденье, в который раз повторяет эту фразу она. Сколько раз они об этом говорили? И всё равно Россия стоит на своём. В машине немка окончательно расслабляется. Тонированные стёкла создают некую атмосферу защищённости, а Брагинский на соседнем кресле лишь усиливает это чувство. Так спокойно. Её всё устраивает. В особенности, один ревнивый русский, сидящий на водительском сиденье, постепенно остывающий и понимающий, что наговорил лишнего. — Прости, — после недолгого молчания просит прощения он. — Я тебе доверяю, но... я просто устал скрываться. Сколько ещё мы должны молчать? — переводит уставший от этой жизни взгляд на немку русский. Германия переплетает пальцы их рук в знак поддержки. — Вань, я тоже хочу всем рассказать, но так нельзя. Нас и наши экономики смешают с грязью. Ты может и сможешь дать отпор, а вот меня уж точно ждёт такая участь, — страны не могут любить. Это золотое правило их существования. — Помню, — усмехается Россия, цитируя заученный до автоматизма текст. — "Никакой связи между странами за пределами обычным деловых встреч. Всякий, кто посмеет проигнорировать данное правило, должен быть истреблён". — Именно. Мы должны молчать, — грустно улыбается своему русскому Германия, тяжело вздыхая. — Поехали домой, Вань. Я очень устала, — она переводит взгляд с русского в окно. Можно дать глазам отдохнуть, наслаждаясь осенним пейзажом за тонированным стеклом. Тот проносится перед глазами прекрасной смесью красных, оранжевых и жёлтых красок. Сентябрь очаровывает своей красотой. Домой они доезжают достаточно быстро. Несмотря на это, Германия уже успела перейти из своего типичного бодрого состояния в то, когда ей ничего не нужно. Лишь бы тёплая кроватка была рядом, в которой можно свернуться в клубочек. Однако до квартиры — что даже удивительно — она доходит самостоятельно, спокойно умываясь и переодеваясь в домашнюю одежду. Хотя русский и не против был за ней поухаживать. Он готов её буквально на руках носить, если потребуется. После ужина — едва появляется такая возможность — Катарина моментально заваливается на кровать совершенно ни о чём не думая и желая побыстрее заснуть. Этот день дался очень трудно. Хочется наконец-то отправиться в царство Морфея. Она даже не дожидается Россию, засыпая ровно в тот момент, как кровать прогибается под дополнительными весом, а на талии оказывается тёплая рука, что по собственечески прижимает немку к себе. Брагинский зарывается носом в тёмные волосы на макушке, целуя и шепча тихое "Спокойной ночи". На удивление, в ответ он слышит сонное "Gute Nacht", что заставляет невольно улыбаться. Она просто очаровательна. Ради таких милых моментов можно и потерпеть все ограничения.***
Просыпаясь, русский обнаруживает лишь пустую половину кровати, вместо привычной теплоты чужого тела. На секунду Брагинский даже пугается, успокаиваясь, едва он понимает, куда могла сбежать его немка с утра пораньше. На это указывает характерный запах и звуки готовки, доносящиеся из кухни. Катарина решила приготовить им завтрак? Очень мило. Стоит присоединиться и помочь ей. Едва русский оказывается на кухне, как сразу обнимает стоящую у плиты немку, жарящую блинчики, кладя руки на живот и удобно устраивая голову на чужом плече, покрытым нежным шёлковым халатом, утыкаясь в шею мягким утренним поцелуем. — Guten Morgen, Meinе Liebe, — ласково шепчет он, крепче прижимая к себе девушку. Отпускать Катарину из рук вообще не хочется. С ней так спокойно. — Помочь? — Morgen, — также ласково отзывается Катарина, улыбаясь. — Я почти закончила. Можешь пока сделать нам кофе, — предлагает она. — Будет исполнено, Моя Госпожа, — шуточно отдаёт честь он. Есть что-то особенное в этих, казалось бы, обыденных завтраках. — Сколько до собрания? — под журчание кофемашины интересуется Россия. На время он, почему-то, не обратил внимание. — Час сорок. Как раз успеваем спокойно позавтракать, — укладывая на тарелки — красивые такие тарелки с огненными птицами, на русский фольклорный мотив — блинчики, отвечает немка. — С чем блинчики будешь? С вареньем, как всегда? — Всё ты про меня знаешь, Ящерица, —русский с любовью смотрит на ухмыляющуюся немку. Как её можно не любить? Такую красивую, умную, весёлую, наглую, всезнающую, дерзкую... Так можно продолжать до бесконечности. Одним словом — она великолепна. Разве можно устоять и не поцеловать её сейчас? Разве можно устоять перед ней вообще? Катарина такой инициативе и не сопротивляется. Приятно чувствовать себя такой любимой и желанной. — Dreiste Eidechse, — выдыхает прямо в губы между поцелуями русский, незаметно усаживая девушку на стол. Боль в прокушенной нижней губе даже не отвлекает. Лишь больше заводит. Его ящерка решила кусаться. Как чудно. Так даже лучше. — Если кусаешься, то и царапайся тогда. Не в твоём стиле делать что-то одно, Meinе Liebe, — слизывая струйку крови — вот ведь кровожадная! — ухмыляется русский. — Не переживай. Буду, — оскалившись шипит немка, впившись своими коготками в плечи Брагинского. Такая игра ей нравится. — А не боишься? Я ведь и загрызть могу. — Ммм, боюсь тебе самой не понравится, — руки привычно находят своё место на бёдрах, скрытых лёгкой тканью. Разве какой-то шёлковый халатик будет помехой, когда он так хочет её коснуться? Конечно же, он моментально оголяет нежные плечи, спускаясь на них, а после и на грудь, поцелуями под довольные — которые немка тщетно пыталась удержать за зубами — стоны девушки. А после халат и вовсе улетает куда-то в сторону — Россия очень надеется, что это всё же он — стула. Сейчас как-то не до этого. На такую несущественную мелочь плевать, когда в его руках Катарина. От его немки просто невозможно оторваться. Да, и не нужно. Слишком приятная сладость. Германия лишь оплетает руками шею Брагинского, в очередной раз ухмыляясь, сверкая своими синими — из-за расширенных от возбуждения зрачков — как ультрамарин глазами. Похоже, у них появились немного другие планы на это утро.К чёрту собрание. К чёрту вообще всех, кто пытался и пытается их разлучить. Сейчас они только вдвоём, а большего им и не нужно. Однако, стоит хотя бы постараться явиться на собрание. Не хочется, чтобы кто-то что-то заподозрил. Особенно один англичан. Бедный Артур как минимум поседеет, как максимум — придётся оказывать первую помощь при сердечных приступах.