Я знаю все, о чем ты думаешь,
И то, что эти мысли делают с тобой.
Между двух пальцев тлеет сигарета. Взгляд помутнен и расфокусирован, а внимание не может заостриться на чем-то конкретном, отчего я продолжаю безмолвно пялиться в неопределенное пространство перед собой. В ушах звенит, а голова трещит по швам. Кажется, у меня мигрень. Легким движением стряхиваю на асфальт пепел, и синие дымящиеся искры продолжают ярко сверкать у подошвы моих ботинок. Взглядом зацепляюсь за лужи на дороге: в них отражаются языки голубого пламени, что за столь короткий промежуток времени уже успевают охватить немаленькую территорию. Зимняя морось продолжает накрапывать с неба, опадая на землю и равномерно расходясь по мокрой поверхности. Обязательно было блять ебучему дождю пойти именно в тот день, когда на мне надета куртка без капюшона. Спасибо. Очень приятно, я оценила. Морось хоть и не сильна, но мои волосы успевают из-за нее намокнуть, отчего выбившиеся передние короткие пряди теперь свисают на лицо и лезут в глаза. И убрать их нечем: одна рука занята сигаретой, а другая уж слишком комфортно устроена в теплом кармане. Супер. Недовольно хмурюсь, продолжая пустым взглядом сверлить асфальт. — Лицо попроще сделай, а то смотреть тошно, — доносится откуда-то сбоку. Медленно поворачиваю голову к источнику шума. Напротив меня стоит всё тот же парень, хотя логично, куда б он там делся. Спиной опирается о бетонный фасад здания, его сутулые плечи сейчас расслаблены, а лицо принимает настолько безмятежный вид, что мне аж хочется ему въебать. Кажется, меня сегодня раздражает абсолютно всё. Действительно, отчего же? Парень не сводит своих бирюзовых глаз, продолжая без особого интереса меня разглядывать. — Так не смотри? — не понимаю претензии. Хмурюсь еще сильнее и вопросительно выгибаю бровь, склоняя голову набок. Снова закуриваю, невольно проводя большим пальцем по гематоме на указательном. Какого черта я вообще здесь делаю? Какое мое конкретное действие привело меня к тому, что теперь я стою рядом с недо-Франкенштейном, выкуривая зажженную о чужую руку сигарету, и смотрю, как столб синего огня его причуды восходит в поднебесье? Парень отзеркаливает мои действия, поднося сигарету к своим двухцветным губам. Выдыхает никотиновый дым, лениво прикрывает глаза и откидывает макушку к стене. Его лицо выглядит слегка раздраженным, скобы на щеках и под глазами поблескивают на голубом свету. Из-за швов постоянно кажется, будто он улыбается, но, чуть присмотревшись, становится видно, как недовольно кривятся его губы. Черные волосы в большинстве своем скрыты под капюшоном, а выглядывающая из-под него челка намокает под каплями дождя и падает на глаза. Однако темные пряди не могут скрыть блеск его бирюзовых радужек. Он хмурит тонкие брови и смотрит на меня, прищурившись, словно пытаясь уличить меня в чем-то. Взгляд обладателя огненной причуды невероятно холоден, подобен льду. Вот так оксюморон. — Так съеби в сторону и не маячь перед глазами, — вяло отзывается парень, не вкладывая в слова и толики эмоций. А еще я забыла, как его зовут. Напрочь. — Тебе надо, ты и отворачивайся, — безразличие довольно быстро приходит на смену раздражению, поэтому я просто пожимаю плечами и продолжаю молча курить. Со стороны собеседника раздается лишь короткий низкий смешок. Боковым зрением замечаю, как тот все же отворачивает от меня голову. Вот и славно. Уже обуглившееся дерево всё продолжает гореть, потрескивая в голубых языках огня. Цветные искры поднимаются вверх, к темному непроглядному небу, своим свечением прорезая серые столбы дыма. Синее пламя, признаться, выглядит довольно завораживающе: бушевание стихии напоминает танец, хоть и из-за своей разрушительной силы больше смахивающий на макабр. Пляска на костях, никак иначе. Воистину прекрасная способность. — Хорошо горит, — вырывается с моих уст прежде, чем я успеваю осмыслить сказанное. Не совсем то, что я имела в виду в мыслях, но так даже лучше. Докуренная сигарета опадает к моим ногам и скрывается под подошвой. Освободившаяся рука, уже покрасневшая от холода, скрывается во втором кармане куртки. — Ага, — глухо отзывается парень напротив. Зимний вечер. Беззвучная морось. Голубой столб огня, осветивший собой черное небо. Пепел, оседающий в лужах на асфальте. Абсолютная тишина, нарушаемая лишь треском пламени. — Вы ебанутые? Вы нахуя сарай сожгли? Или не совсем абсолютная тишина.***
Сколько себя помню, мне постоянно хотелось жить спокойно, ни во что не ввязываться, ни о чем не сожалеть и никуда не спешить. Но как назло, то причуда припизднутая досталась, привлекающая к себе, ну, отнюдь не желанное внимание, то всякие личности вокруг меня ошиваются сомнительные. Хотя почему сомнительные? Ебанутые — так вернее. Потому в какой-то момент своей жизни я и поняла, что спокойно пребывать на этом белом свете у меня не выйдет, правда, смириться с этим не смогла до сих пор. — Мираи-чан, подойди сюда, пожалуйста! — Ага. В детстве я много выёбывалась своей причудой. Ну и довыёбывалась. Да так, что теперь ко мне лишний раз подходить никто не хочет. Не то, чтобы это большая потеря, конечно, но все же. По окончании средней школы я думала, мол, ну все, больше не буду пытаться как-то выделиться — хватило; поэтому никаких геройств, выберу-ка лучше физмат в качестве будущего направления. Знаете, такое приземлённое занятие нашла. Сидишь себе, спокойно задачки решаешь в тетрадке, музыку слушаешь, а остальные там пускай за окном мир спасают. Ну или уничтожают. Пусть делают, что хотят, лишь бы меня это не касалось. Одноклассники мои бывшие меня за этот выбор профориентации, конечно, засрали, мол, воняешь ты слабостью, Мираи, да вот только как-то пофиг. Зато не сдохну на работе. А вот семья моя очень обрадовалась: не надо будет платить бешеные деньги за обучение в геройской академии. — Возьми у поваров заказ, отнеси за четвертый столик. Только вот мне в университет поступать через год, а денег всё так же нет. Именно поэтому я здесь сейчас и верчусь. — Мираи-чан, ты меня слышишь? — невысокая розоволосая девушка с застывшей тревогой на неискреннем лице неуклюже машет рукой перед моими глазами, выводя меня из своих мыслей. — Ну, типа. Сейчас всё отнесу, — разворачиваюсь на невысоких каблуках и иду в сторону кухни. Собственно говоря, зачем я все это рассказываю? Да меня просто опять накрывает поток тягучих мыслей, которые, по факту, не несут в себе какого-то огромного смысла. Лишь заставляют на мгновение-другое поразмышлять, в какой же рутине я сейчас утопаю. В рутине «дом-учеба-работа-дом». Но я не против, если в конечном итоге смогу хоть немного заработать на своё будущее обучение. Не против, если в будущем моя зарплата будет окупать время, убитое в этом… что это? Кафешка? Закусочная? Столовая? Я сама до сих пор не уверена, что это за место. Главное, что платят наличкой и вовремя. — Ваш заказ, сэр, — подхожу к столику, за которым сидит немиловидный мужчина средних лет, и обаятельно улыбаюсь. А чтобы в этом месте заработать ещё больше денег, нужно брать инициативу в свои руки. — Поставь на стол, — резко бросает тот и, скользнув по мне взглядом, разворачивается обратно к окну. Кажется, будто он прямо сейчас сорвется и убежит. Его глаза нервно бегают по залу, зрачки расширены. Руки подрагивают, отчего он сжимает их в замок. Стучит ногой под столом. Я точно знаю, что у него есть мет. И сегодня его мет окажется у меня. Улыбаюсь, прижимая пустой поднос к груди и любезно интересуюсь, желает ли он чего-то еще. Мужчина, конечно же, отвечает отрицательно и снова кидает на меня беглый взгляд, мол, давай проваливай уже, чего это тут встала. Да я только и счастлива буду, черт возьми. Вежливо кланяюсь и ухожу обратно на кухню. Легким движением руки расстёгиваю верхнюю пуговицу рубашки и кладу пакетик с белыми кристаллами в лиф. Вот и все. Вскоре мужик уходит, не оставив ни чаевых, ни хороших манер. Какая жалость. К еде он, кстати, так и не притронулся. Заплатил за комплексный обед, а даже чаю не выпил. Во дурной. Чего приходил, чего хотел… …хотя чего хотел понятно — либо сбагрить кому-то дурь свою, либо купить ещё больше. Но чувачка, походу, кинули. Так еще и обокрали. Жаль, что мне его не жаль. В это время почти нет посетителей: обычно приходят только школьники из неблагополучных семей, живущих в этом районе, да всякие наркоманы или барыги. Еще реже заходят герои с патрулей. Их я встречала буквально раза два за полгода. На ночную смену мне приходилось оставаться лишь нечасто, — что, кстати, удивительно, ведь, насколько я знаю, в подобных заведениях с графиком происходит полный пиздец, — но я бы с удовольствием выходила и в ночь тоже. Ибо сколько там возможностей… прям ой-ёй-ёй. Мой план довольно прост: я использую причуду, краду из карманов клиентов вещества, а после перепродаю. Примерно шестьдесят пять процентов всего плана — моё умение владеть причудой. Ее принцип сам по себе неказист, однако вот как её грамотно использовать — до этого уже надо было додумываться. Но, к счастью, у меня на это была вся жизнь. Оставшиеся же проценты успешной составляющей моего плана — навыки эффективной коммуникации, а так же способность принимать быстрые ситуативные решения. Предаваясь размышлением, стою за стойкой на кассе, лениво разглядывая маникюр. В заведении сейчас относительно пусто — лишь небольшая компания школьников сидит в углу, о чем-то активно разговаривая. Неосознанно перевожу взгляд на подростков. Судя по их форме, учатся в какой-то обычной государственной средней школе. Конечно, стал бы кто из обеспеченных семей шататься по этим местам. И я не утрирую: это действительно бедный район, не скажу, правда, что прям криминальный, но всё же по ночам здесь ходить порою довольно опасно. Ага, и на работу устроиться я смогла только здесь. Ловлю себя на мысли, что уже битую минуту наблюдаю за школьниками и невольно задаюсь вопросом: завидую ли я им? Не жалею ли о том, что вместо того, чтобы проводить время с друзьями, я после школы торчу на работе? Нет, не жалею. Мне не о чем. Меня жизнь ничем не обидела, не обделила, поэтому с чего бы мне? Да и работаю я не по чужой воле, а по своей собственной. Так что чего мне жалеть? Растягиваюсь в улыбке от своих же мыслей и опираюсь локтями о стол, устраивая подбородок на ладонях. Отчего-то в этот момент кажется, что жизнь идет именно так, как мне и нужно. Происходящее — часть моего одного большого замысла, который с каждым днём все успешнее воплощается в реальность. Всё идет по плану. Всё идет чётко по плану. Мимо проходит розоволосая девушка, — не помню, как её зовут, у меня ужаснейшая память на имена, — и вопросительно глядит в мою сторону. Это она так удивляется тому, что я в хорошем расположении духа? Ну, пусть радуется себе и не трогает меня, а то уж часто бесит в последнее время. Мои позитивные размышления прерывает резкий звон колокольчиков на входной двери в заведение. Вернулся тот мужик. Он рассеянным взглядом озирается по сторонам, дёргано вертит головой туда-сюда, а после на дрожащих ногах подходит к кассе. Тут же выпрямляюсь за стойкой. Мужчина подходит ко мне, наклоняется, быстро скользит взглядом по стоящей в проходе на кухню другой официантке, а после открывает рот и отчего-то молчит. Видимо, собирается с мыслями. Ну, или просто тупит. — Эээ, вы не видели, я тут ничего у вас не оставлял? — говорит тихим голосом, почти шепотом, заглядывая мне в глаза. Его зрачки всё так же расширены, и один, кажется, теперь стал даже чуть больше другого. Виновато улыбаюсь: — Простите, вы что-то потеряли? — сдвигаю брови к переносице, а рот оставляю чуть приоткрытым. Удивление. Не моё собственное, но удивление. — Да, я… секундочку, — мужчина резко подрывается к месту, за которым он сидел чуть ранее. Осматривает кожаные затертые диванчики, проводит рукой в складке между сиденьем и спинкой, заглядывает под стол. Ожидаемо, ничего не находит. Каждый раз одно и то же, не могу сдержаться и снова улыбаюсь. Это так забавно, на самом деле. Они как маленькие дети, растеряны, потрясены, когда потеряли нужную им вещь. И главное, всегда ждут, что кто-то найдет ее вместо них. — Вы не видели тут… ну… я ничего не оставлял? — беспомощно бормочет он. А вот это самое смешное: они не могут прямо сказать, что конкретно потеряли, поэтому изворачиваются, как кому повезет. Каких только вариантов я не слышала, ей-богу. Начиная от простого: «лекарства забыл», — и, заканчивая самым всратым на данный момент, — «пакетик с рисовой мукой, нёс для бабушки, она просила, ей для моти, а то у неё кончилась». Да, чувак, твоей бабушке не хватает одного грамма рисовой муки, чтобы приготовить моти, мы поняли. Реально, тут такой цирк устраивается каждый раз. — А что конкретно вы ищете? — мужчина на мой вопрос, как и ожидалось, мнется. — Мы при уборке ничего не находили, может, тогда посмотрим по камерам? — указываю пальцем на висящее в углу устройство. Мужик испуганным взглядом прослеживает за моей рукой и, замечая предмет техники, округляет глаза. — Да не-не-не-не, я, наверное, здесь ничего не оставлял, — мужчина становится посреди зала, картинно положив руки в карманы, и начинает якобы безмятежно озираться по сторонам. Мол, стою я тут, шторы ваши разглядываю, не мешайте. — Я… пойду тогда… — тараторит он и пулей вылетает из заведения. Лишь коротко смеюсь: все они боятся камер, как огня. Камеры эти, кстати, никогда не работали. — Да уж, — протягивает моя напарница, подходя ближе к стойке, — чего-то частенько у нас кто-то что-то теряет, не находишь? — пожимаю плечами и поглядываю в окно за дерганым напуганным мужиком, что роется в мусорке у парковки. Снова усмехаюсь. — Интересно, почему же, — задумчивым тоном произносит девушка и облокачивается на стол. — Да, интересно, почему. Моя смена кончается довольно скоро: работаю на полставки, а оттого и ухожу рано. Я пыталась как-то выбить себе больше рабочих часов, но мне их, ожидаемо, не дали. Мне даже по выходным работать не дают: босс говорит, что иначе я такими темпами загнусь, не закончив и этот учебный год. В принципе, довольно справедливо с его стороны: кто будет запрягать работать школьницу сверх нормы? Но я больше склоняюсь к тому, что насчет этой кафешки что-то нечисто, не зря же тут столько барыг ошивается. С наркоманами ладно, им сейчас уже чисто никто не удивляется, однако вот продавцы дури не такое уж и распространённое явление, особенно в реалиях этого небольшого заведения общепита. Совпадение, что все барыги этого города внезапно так, независимо друг от друга, решили собираться торговать именно здесь? Тоже думаю, что нет. Поэтому и логично, что если вдруг моя успеваемость в школе упадет ниже следуемого, ну или вдруг я загнусь от переутомления, то к моему боссу заглянут с повесточкой, мол, агааа, заставляете несовершеннолетних школьников работать до потери пульса. И проверки проведут. А тут уже не только неработающие камеры повсплывают уж точно. А кому это нафиг надо? Никому, правильно. Оттого и работаю и не жалуюсь. Что есть, то есть, всё равно в других местах меня на работу не взяли. По окончании смены пересчитываю зарплату за сегодняшний день. Мало, конечно, с продажи того граммового пакетика я почти в четыре раза больше заполучу, но блин, я че сделаю. Зато наличка, а не чек: что, кстати, опять же наталкивает на мысль о каких-то нелегальных махинациях моего начальника. Да сто пудов он как минимум деньги через эту кафешку отмывает, отвечаю. Не думаю, что тут прям какой-то огромный наркобизнес построен, иначе меня бы уже давно прибили за то, что я у них прибыль отбираю. Да и мой босс не Густаво Фринг. Хотя черт его знает… вдруг нагрянут тут в один прекрасный день с облавой и всех повяжут. Правда, мне ничего не сделают, я же простая школьница, от нехуй делать работающая, где попало. У меня и на этот счет уже все схвачено заранее. Я уже продумала всевозможные варианты дальнейшего исхода событий. Мне слишком лень переодеваться обратно в школьную форму, другой одежды с собой нет, так что я просто захлопываю железную дверь шкафчика, запираю на замок и, кивнув на прощание розоволосой коллеге и паре поваров, выхожу через служебный вход. Уже темно. Хоть и по времени сейчас около восьми часов, небо на улице к этому моменту затянуто черным непроглядным полотном из звезд. Зимой темнеет раньше. Парковка перед зданием не пустует: настал час-пик в заведении. Обидно, что сейчас я не работаю, ну, ничего, переживу. Среди темного неба белёсой звёздной полосой раскидывается Млечный путь. Для этого времени года довольно необычно его наблюдать: в большинстве случаев вид на галактику, да и звезды в целом, заслоняют плотные облака. Луна практически полным шаром восседает посреди небосвода, разгоняя своим светом ночной мрак. Судя по всему, завтра полнолуние. Интересно, люди с причудой а-ля оборотни воют на луну в это время? Ну, знаете, поддаются природным инстинктам и все такое… Или же в них преобладает больше что-то человеческое, нежели природное? Или это зависит от конкретной причуды такого индивида? Да, сегодня вечером на этой улице без фонарей довольно светло. Лунные тени окружения пляшут на блестящем асфальте. Изо рта валит пар при каждом вздохе. Должно быть, температура чуть ниже нуля — на мне из верхней одежды лишь тонкая куртка, но мне вовсе не холодно. Прохладный ветер окутывает лицо и трепет выбившиеся из повседневной прически пряди. Немного жмурюсь, когда волосы попадают в глаза. Прекрасный безмятежный зимний вечер. Если бы не одно но. — Ты чего там встал? Детский страх — темнота. Заставляет меня каждый раз мысленно вздрагивать при виде малейших движений во мраке. Вот и сейчас, при свете луны, когда тени становятся наиболее отчетливыми, боковым зрением замечаю, как позади меня вырастает чей-то силуэт. Человек перестает скрывать своё присутствие, а оттого становятся слышны его тихие шаги. Когда незнакомая чужая тень грозится поравняться с моей, я оборачиваюсь. Напротив меня, буквально в паре шагов, стоит высокий мужчина. Хотя, судя по его телосложению, я бы, скорее, сказала, парень. Лунный свет не достигает его, а оттого и не могу рассмотреть чужой силуэт от слова совсем. А вот он наоборот — видит меня во всей красе. Хотя в какой там красе, я сейчас вся заёбанная и уставшая. Чувствую, как парень скользит по мне взглядом. — Серьезно? Девчонка? — насмешливо говорит он низким, чуть хриплым голосом. — А тебе чё, мужика надо? — хмурю бровь и устало гляжу на него. Ну и чего он тут еще привязался, а? Парень делает шаг и выходит из тени, а я инстинктивно отхожу назад. Передо мной возвышается неизвестный мне доселе темноволосый молодой человек. Он сутулится, а оттого кажется ниже, чем есть на самом деле. Хотя даже если он и выпрямится, то все равно будет не на много выше меня. Его волосы торчат в разные стороны, а спутанная челка опускается на сощуренные голубые глаза. И блять. Честно, изначально мне показалось, что у него залегли огромные мешки под глазами. Ну, или же фингалов, может, нахватал, кто знает. Но сейчас я вижу отчётливо: нихуя у него не мешки и не фингалы. Это были участки поврежденной кожи, скрепленные со здоровой частью лица скобами. Вся его нижняя челюсть и шея какого-то неестественного фиолетового цвета. Ожоги, что ли? А че, без скоб он типа по швам развалится? Я, честно, стараюсь не рассматривать его, ибо, ну… не хочется человека смущать, понимаете. Но взгляд сам приковывается к нему. От парня исходит какая-то тяжелая аура. Ощущение опасности прямо-таки и бьёт ключом где-то в глубине груди. При этом, если мыслить рационально, опасности он никакой не представляет. Для меня. Одного быстрого взмаха рукой достаточно, чтобы отделаться от него раз и навсегда. — Тебе хотя бы двадцать будет? — вопросительно склоняет голову набок, ждёт ответа. Все так же продолжаю молча стоять. Так-то тебе, я даже ни единой мышцей на лице не поведу. Заметив мою отстраненность, парень закатывает глаза и недовольно кривит губы, а после пронзительно глядит в лицо, — Что ж, становится всё сложнее. Перейдём к делу. У тебя есть чё? Скажите, что он шутит, пожалуйста. Ему я точно продавать ничего не буду, не тупая, и он это должен прекрасно понимать. Другой вопрос: зачем тогда пришел? Внешне не колеблюсь, лишь пару раз моргаю и по-глупому смотрю ему в глаза. В кармане кончики пальцев начинают покалывать, из-за чего я медленно ими перебираю. Внутри закипает тревога, пока что поддаваемая контролю. Но, несмотря на то, что я не впервые в подобной ситуации, меня всё еще потряхивает: ведь каждый раз есть даже если и мизерный, но все равно вполне реальный шанс подставиться на какой-нибудь мелочи, шанс занести руку с причудой на микросекунду позже, шанс не вовремя переметнуть свой взгляд в сторону и тому подобное. Даже если эти шансы и стремятся к нулю, они никогда не будут ему равны, так что, с математической точки зрения, да, я могу проебаться в любой момент. Сразу нападать не собираюсь: я в принципе никогда не нападаю первой, ибо осознаю, что мои навыки ведения боя оставляют желать лучшего. Да ладно, будем откровенны: меня ёбнут, а я даже и пальцем не успею повести. Защититься — запросто; продолжать полноценный бой на равных — ну уж нет. Доселе чистой из воды выходить мне помогала собственная причуда, но без нее я просто ничто. Именно потому и приходится каждый раз изворачиваться, неся абсолютную ахинею, аки дурочка. — Конечно, вам чего: дораяки, данго или дайфуку? Можете пройти внутрь заведения и выбрать то, что вашей душеньке угодно, — по-идиотски натянуто улыбаюсь, кривя губы, а через мгновение снова возвращаю лицу невозмутимый вид. Он все равно осознает, что я придуриваюсь и буду придуриваться до последнего. — Мне метамфетамина один грамм, — парень усмехается, облокачиваясь плечом о стену здания. Насмешливо глядит на меня, его голубые глаза весело искрятся в ночной тиши. Дескать, давай, выкручивайся, а я тут постою поржу. Мне типа пиздец? — Ё-мае, — картинно чешу затылок и смотрю себе под ноги, — мне уже легашам звонить, или до участка сам дойдешь? Он коротко смеется, и в такие моменты обычно говорят: «у меня мурашки от страха по спине прошли». Но я, увы и ах, к его великому сожалению, так не скажу: стоит ему хотя бы дернуться, как тут же огребёт. Я не блефую, я просто чуть что — использую причуду. А вот если он сможет избежать ее воздействия, то это уже другой вопрос, тут уже ничего не поделаешь, от меня это не зависит. Так что паниковать и бояться здесь бессмысленно — лучше сразу смириться с участью быть грохнутой посреди парковки. Здесь два варианта — или я, или меня. Либо моя причуда сработает на нем, либо нет. Нужды заранее остерегаться неясного исхода событий нет. Парень продолжает невозмутимо сверлить меня взглядом, вальяжно откинувшись к стене, держа губы все в той же кривой усмешке. Молчит, ждет, что предприму дальше. Невольно хочется провести аналогию с жертвой и охотником, но в нашем случае мы оба — и жертва, и охотник, здесь шансы пятьдесят на пятьдесят. Вот только из-за собственной гордости никто этого признавать не хочет. Ну, я думаю, что пизды получит он. А он думает, что пизды получу я. Меня волнует только вот что: почему он сам до сих пор не нападает или хотя бы не начинает действовать? Если на меня кто-то каким-то образом и настучал, то парень пришел сюда по мою душу, это понятное дело. Но чего он ждет? Не уверен в том, что я — тот, кто ему нужен? Ждет подтверждения того, что не ошибается? Нет, если он поджидал меня тут, то, значит, уже был уверен в том, что требующийся ему человек объявится именно здесь и сейчас. Хотя, судя по его первой реплике, он не знал, кого конкретно ему ждать. Дали простую наводку без какой-либо прочей инфы? Вероятно. Может, сам запалил меня? Нет, я его нигде не видела до этого — точно запомнила бы. Да и запалить меня за делом, ну… невозможно, в силу, опять же, действия моей причуды. А если все-таки и наводка, то от кого? Он не мог не знать в принципе, что это я краду чужой мет и продаю его. Иначе бы не стал про это заикаться в самом начале, с целью тупо проверить свои догадки на мой счет. Ибо тогда рискует быть сданным в полицию за хранение, если бы я ему все же продала, — за грамм мета, вроде бы, уже привлекают. А с незнакомыми барыгами дела водить — каждый раз рисковать быть сданным в участок. Это любому понятно. Значит, сейчас он просто смеётся надо мной. В таком случае, нет смысла прикидываться, что я не при делах. Стоит выведать, откуда парень вообще вышел на меня, а затем уже разбираться с этой проблемой. Подыграть ему? — Ладно, тогда чего за мет дашь? — Дам пизды. — Вот блин. Коротко и понятно. Окей, меня сейчас собираются ебнуть. Могу ли я как-то на это повлиять? Маловероятно, но возможно. Мне тогда лучше что-то спросить самой или попытаться заговорить его? Думаю, все-таки лучше дождаться, когда парень заговорит сам, — так меньше шанс задать неправильный вопрос, с которого весь разговор перетечет в ненужное русло. А если говорить будет он, то, может быть, и сам выдаст, от кого пришел и почему. В любом случае, посмотрим по ситуации. Внутреннее напряжение все еще остается на прежней отметке, не исчезает и не растёт, — ничего нового, что потрясло бы меня, я не узнала, а сказанное лишь оправдало мои догадки. Продолжаю все так же молча стоять, равнодушным взглядом окидывая парня. Держу под контролем желание начать на месте притопывать ногой — выдаст мой незначительный внутренний накал. Контролирую интервал между морганием глаз. Борюсь с желанием закусить внутреннюю сторону щеки. Видимо, действует — парень недовольно кривит губы и закатывает глаза. Раздосадован внешним безразличием, ждет от меня другой реакции. Отстраняется от стены, вытаскивает руки из карманов и складывает на груди. Раздраженно глядит в мои глаза, пытаясь уловить в них хотя бы каплю волнения или напряжения. И не могу сказать, получается у него это или же нет, но сразу после этого парень выдает: — Ну, и чего мы молчим? — Мне с тобой типа поговорить по душам? — пожимаю плечами. Даже если перестать прикидываться, я все равно не понимаю, чего он на самом деле от меня хочет. Ну, кроме как прибить, конечно. В ответ издает лишь короткий низкий смешок. Резким шагом сокращает расстояние между нами. Я не отстаю — в тот же момент стремительно отстраняюсь назад, увеличивая расстояние в несколько раз больше прежнего. Прикидываться равнодушной, конечно, круто, но рассудка терять все же не надо. Парень удивляется столь резкому действию с моей стороны. Удивленно выгибает правую бровь: — Значит, всё-таки боишься меня? — громче прежнего проговаривает он, немного приподняв уголки губ. Все так же смеётся надо мной. — Конечно, не пугай так больше, пожалуйста, а то умру от страха, — невозмутимо проговариваю я, вздергивая надбровные дуги и сжимая губы в тонкую полоску. Знаю, что иронией лишь вывожу его из себя — этого я, собственно, и добиваюсь. Когда люди поддаются эмоциям, они склонны больше разговаривать. А разговорить этого штопаного парня напротив — моя цель. Пока не узнаю, откуда вынюхал про меня, не отступлю. Хоть и хожу по тонкому льду. Если меня убьют — то, по-моему, мне уже будет как-то плевать, раскроют ли меня как воровку-барыгу или нет; а если покалечат — то раны залижу и вперед, по новой. — Как тебя зовут, хотя бы? Знаю, что ему эта информация абсолютно ни к чему, спрашивает для того, чтобы втереться в доверие, создать иллюзию, что, дескать, вот такой вот он дружелюбный блять. И потянуть время. А вот сейчас не стоит и дальше предаваться сарказму и иронии, лучше дать ему тот ответ, который он хочет услышать, без выкидонов и того прочего. Главное в подобных разговорах — нащупать тонкую грань, за пределы которой ну никак нельзя выходить. — Ишикава Нана, — просто произношу я. Пару раз хлопаю ресницами и вопросительно обвожу парня взглядом — почти что не приходится изображать негодование: более, чем наполовину, оно естественно. Штопаный пристально глядит мне в лицо, голубые глаза в очередной раз скользят по моему силуэту. Словно получив подтверждение каким-то собственным мыслям, он кивает сам себе. — Тебе подходит, — глухо отзывается парень и насмешливо хмыкает. О, так он не знал моего имени. Значит, дела мои отличны, про меня его потенциальному наводчику неизвестно абсолютно ничего. Можно сливаться, в принципе, остальное уже не столь важно, при нынешнем накале событий. Но пока можно попробовать разузнать детали, по возможности. Если этот придурок не знал моего настоящего имени, значит, вероятнее всего, и не знал, что я здесь работаю: моё имя написано у меня на бейджике весьма крупными буквами. Он не мог видеть, вышла ли я из служебного входа заведения или из основного — они оба не выходят на парковку, на которой я и заметила парня. А единственное, что в данный момент может указывать на мою принадлежность к этой забегаловке — рабочая форма — сейчас скрыта под курткой. Соответственно, моя первоначальная теория была верна — ему дали наводку. Сказали, что я появлюсь в такое-то время в таком-то месте, без каких-либо подробностей, судя по всему. Вот только кто информатор? — Ты меня вообще слушаешь? — низкий раздраженный голос, подобно грому, раздается передо мной. Кажется, я снова слишком погрузилась в свои мысли. — Нет, — честно признаюсь я. Единственная нелживая реплика за весь наш разговор. Парень недовольно цокает языком. Ну, еще бы, рассчитывал по-быстрому все закончить, а я тут то выделываюсь, то витаю в собственных облаках. — И чего тебе на месте ровно не сиделось? Серьезно, мет? Не могла траву толкать, что ли? Для такой сопли, как ты, самое то, раз уж решила в эту хуйню лезть. Наладила бы собственное производство на балконе под ультрафиолетом, а не пиздила у всякой швали, — он пренебрежительно морщится, будто перед ним сейчас стоит самый отброс общества. Хотя, в его глазах, возможно, все так и было. Ой, да пусть думает, че хочет, мне по барабану. — Ты типа щас меня жалеешь? — Я типа щас угараю с тебя. Ты серьезно думала, что тебя никто никогда не найдет? — вскидывает вверх тонкие брови. А вопрос-то риторический. Парень все же не дурак, понимает, что я также не глупая и осознаю весь риск. Тоже пытается, как и я, нащупать почву в диалоге. Тоже ждет, что я предприму. — Короче, кое-кого заебали твои выходки. Попросили привести тебя для, так скажем, воспитательной беседы, — ага, конечно, знаем. Приведут меня в подвал к какому-нибудь крутому наркобарыге и скажут: «Не воруй у нас дурь, пожалуйста». А я отвечу: «Да, конечно, я больше так не буду, простите, пожалуйста, бога ради». И разойдемся, как в море корабли. Нужно думать, как лучше использовать причуду. Взять его страх под контроль? Но готова ли я увидеть то, чего он боится сильнее всего? Вот мне что-то подсказывает, что я не хочу знать, откуда взялись его шрамы. Вероятнее всего, я просто взорвусь от фантомной боли, переживая на себе ужасы его жизни, и сдохну прямо здесь, на порковке под открытым небом. Не смерть, а сказка. — И че, реально меня просто приведешь на беседу? — тут уже моя очередь ухмыляться и насмешливо вскидывать брови. Да черт, то ли я заигралась, то ли слишком ушла в свои мысли, но я что-то совсем потеряла ход мыслей штопаного паренька. К чему эти глупые разглагольствования ни о чем? Он что ли мою роль ироничного собеседника перенял? Вот гад, а. — Нет, конечно. — Тогда давай, нападай уже, — пытаюсь расслабленно улыбнуться, но выходит, по-моему, как-то угрюмо. Я уже просто домой хочу, поспать, а не это все дерьмо терпеть. Парень бросает высокий смешок, а после, все так же усмехаясь, закатывает вверх глаза: — Давай, пошли уже, — хватает меня за локоть и резким движением тянет на себя. Его хватка практически стальная, пальцы намертво впиваются в руку, не давая возможности вырваться. Чудом сумев устоять на месте, я лишь обреченно выдыхаю. Как меня все это заебало, а. — Может, договоримся, не? Ты же сам понимаешь, что я никуда не пойду. Штопаный, промолчав в ответ, лишь символично выставляет свободную правую руку, зажигая на ладони сгусток синего пламени. Голубой свет его причуды озаряет окрестность, разгоняя ночные тени по углам. Да, они боятся огня. Довольно доходчиво разъяснил, вот только на меня это не действует. Надёжнее сейчас было бы взять его страх под контроль — это работает в ста процентах случаев. Но, как я уже упоминала ранее, я не готова чувствовать на себе его ожоги. Вероятнее всего, он горел заживо, его причуда подтверждает эту теорию. Так что нет-нет-нет, пускай страдает от своих кошмаров в гордом одиночестве. Я просто обращу его страхи против него самого, и плевать, что это не так эффективно. Черная субстанция, словно гадюка, обвивает предплечье, тонким циркулирующим потоком расползаясь к моей ладони. В проблесках дымки мелькают красные вкрапления, чернильная сфера незаметно формируется у меня в руке. Причуда тянется к лицу штопаного парня, прямиком к бирюзовым глазам — отражению души. Могу почувствовать нити его страха на концах своих пальцев. Секунда — и он падет жертвой собственных терзаний. Секунда — и я спокойно развернусь, уходя домой. Секунда — и у меня одной проблемой меньше. Всего секунда — и парень резко дергается в сторону, опаляя синим пламенем мою руку с занесенной причудой. Жар рвёт кожу, испепеляя ее верхние клетки. Два кольца на руке, накалившись от огня, продолжают жечь пальцы уже после того, как парень убирает свое пламя. Блять, блять, блять. Делаю шаг назад, хватаясь за ладонь второй рукой, и шиплю от боли. Да, это было предсказуемо, да, этого я и ожидала, но если к попыткам нападения я уже успела привыкнуть, то к боли — нет. Рассматриваю ожог, насколько мне это позволяет лунный свет на парковке. Вроде, все не так плохо. Только кольца продолжают адски жечь, а я даже дотронуться до них не могу, чтобы снять — слишком уж они накалены. Трясу ладонью, морща лицо. — Так и будешь продолжать выделываться? — доносится низкий голос парня. Рефлекторно оборачиваюсь, наблюдая перед собой скорченные в недовольстве губы собеседника и сильнее прежнего нахмуренные брови. Ну, нет, теперь я просто съебусь от тебя. Если я кому-то так нужна «для разговора», то, в любом случае, в будущем ко мне еще пришлют «оперативников». Вот тогда нормально и побеседуем с ними, а сейчас я уже не смогу трезво рассуждать, когда рука трепещет от боли. Будет еще время все лишний раз обдумать. О моей причуде он не знал — не зря же до последнего ждал моего хода. Следовательно, увернулся на чистых рефлексах. Уже имеет передо мной преимущество. Отлично, черт возьми. Здоровой рукой снова призываю причуду. Черная дымка со сгиба локтя перетекает в ладонь, образуя на ней еще одну чернильную сферу. Раз уж с его страхами не вышло, то использую свои собственные. Сгусток черной материи растёт в руке, пульсируя изнутри алым цветом. Красные нити, словно артерии кошмарной сущности, окутывают ее метаморфное тельце. Взмахом руки направляю сущность в сторону парня. Вот от ее атаки он не сбежит — еще никто не сбегал. Тварь открывает свою клыкастую мерзкую пасть и погружает штопаного во тьму: страхи ослепляют. Теперь у меня есть ровно семь секунд на то, чтобы скрыться из виду. Да, завтра меня, вероятнее всего, будут снова поджидать на этом месте, но это будет завтра, а сегодня я уже не в состоянии вести с кем-то какие-либо разговоры. Да, из-за небольшого ожога на руке. Нет, мне не стыдно, я ведь тактично ухожу, а не сбегаю. В считанные мгновенья пересекаю небольшую парковку, забегаю за угол. Семь секунд истекают уже тогда, когда я перелезаю забор чьего-то частного дома. Мне не жаль, я же ничего им тут ломать не собираюсь. Теперь парень не сможет меня найти — вряд ли подумает, что я ушла через дворы. Ну, это уже его проблемы. На удивление, до станции я дохожу быстрее обычного.***
Жёлтый фонарный свет. Высокие крашеные заборы. Размеренный стук шагов. Далёкий гул трассы. Надо же, как за несчастные две мили пути бедные дома с обшарпанной штукатуркой меняются на более дорогие и современные. Прямо телепортация из гетто в спальный район. Дороги стали чище, безо всяких непонятных темных разводов на асфальте, да и дышать как-то стало легче, что ли. Спокойнее однозначно. Но улицы здесь в это время также пустуют. Хотя сейчас и не поздний час, я бы сказала. Просто если в бедных районах люди попросту боятся выходить на улицы после наступления темноты, то в престижных районах у каждого есть чуть ли ни по две машины в гараже, так что пешком шастать тут никто просто так не будет. При свете фонарей по тротуару иду лишь одна я. Ни в тени спереди, ни позади меня никого нет. Никто за мной не увязался, ожидаемо, — я проверила уже несколько раз наверняка. Это хорошо. А хуево то, что я не до конца использовала причуду на незнакомце, от чего у парня точно остались воспоминания о моей внешности и о той встрече в принципе. Да, это не первый раз, когда меня пытаются отследить и выловить на краже мета, да, не первый раз, когда у людей это получается. Это весьма вероятный исход, даже с моей-то причудой. Я же не ниндзя. Но до этого попадались всякие болванчики, способные лишь языком молоть. А когда я использовала способность, то те даже увернуться не успевали, стояли столбом с распахнутыми глазами и раскрытыми ртами. От таких и угрозы ноль — внуши им причудой, мол, ты им приснилась, а они и разбираться не будут, так ли это было на самом деле. Пожмут плечами и ни с чем вернутся к своим прочим делам. А мне хорошо — заботиться не о чем. И все же, это досадно. Весьма досадно. Парень тот ведь не промах, даже причудой не брезгует пользоваться. Самое ужасное во всем этом то, что про его наводчика я не узнала ровным толком ничего, кроме того, что он в принципе есть. Окей, а дальше? Как с этим разбираться? До этого если на меня кто и выходил, то это были обычные наркоманы, потерявшие дозу и винившие в этом всех подряд. Они не в себе, ясное дело, могут хоть на прохожего наброситься, отчего-то решив, что тот их обокрал. Поэтому я никогда не придавала таким нападкам на себя какого-то значения. Сначала было стремно, правда, но со временем работы в гетто привыкаешь к подобному. Но здесь все иначе. Кто-то более высоко поставленный копает под меня. И вот хоть бы кто, но лишь бы не якудза или хорошо организованная злодейская группировка. Тогда все, пиши пропало. Хотя если бы меня впрямь хотели убить — действовали бы наверняка. Знаете, просто выстрел в голову, — и все, сказочке конец. А тут что-то… нечисто. Меня не столько убить, сколько запугать пытались. Плохое у меня предчувствие, очень плохое. В любом случае, это мой первый и последний проёб, больше я не побрезгаю и не пострашусь использовать причуду в полную силу, чего бы оно мне ни стоило. Наилучшим решением сейчас будет избегание встречи с тем парнем, ведь у него явное преимущество предо мной по силе. Но сбегать-то вечно я не могу, верно? Нужно было что-то придумать на потом. Как же досадно-то, черт. Ненавижу терпеть неудачи. Недовольно кривлюсь и хмурюсь. Понятия не имею, как сейчас выглядит мое лицо, но уверена, что отстойно: я спала три с половиной часа, просидела в школе семь, проработала четыре, а по итогу лягу сегодня не раньше трёх. Аккуратно дохожу до забора с металлической цифрой семь, еле сдерживаюсь, чтобы на эмоциях не хлопнуть калиткой. Злость злостью, а вещи, меня окружающие, ничем не виноваты в моих осечках. Дежурно поздоровавшись с родителями и увиливая от навязчивых расспросов о прошедшем дне, я поднимаюсь наверх в свою комнату и запираю дверь. И в этот момент накопившееся за вечер раздражение все же выплёскивается в виде агрессии — швыряю в стенку сумку с вещами, а после, недовольно закусив губу, я заваливаюсь на стул и роняю голову на письменный стол. «Какой ужас, ничего не хочу сейчас делать», — ловлю себя на этой мысли, пока руки, словно пребывая в каком-то аффекте, листают учебник по физике. Уже по привычке пробегаюсь глазами по книжной закладке, на которой выписаны важные даты и рабочий график. Середина февраля — научная выставка в Музее современных технологий. Последнее, что меня сейчас заботит — это какая-то там научная выставка, организованная не столько для среднестатистических учеников, сколько для абитуриентов, поступающих на факультеты поддержки в геройские академии. А мне оно не нужно от слова совсем — мне осталось всего год доучиться в старшей школе, куда мне там? Но, тем не менее, в этой херне заставили участвовать меня, под предлогом «ну, больше никто научный проект за две недели не сделает». Так что сейчас мне нужно было решить, какой тип альтернативной энергетики я буду использовать в работе. А как я это сейчас должна решить, когда мои мысли заняты завтрашним сбытом наркоты и штопаным парнем из переулка? Тяжело вздохнув, я все-таки откладываю учебник куда подальше.***
— Пачка Кодеина на… кажется, сто таблеток? Хотя погоди, нет, их тут значительно меньше. Сам посчитаешь. Три целые пластинки по десять таблеток в каждой, остальные уже начатые. Можешь, в принципе, повыдавливать их всех и сложить в оранжевую баночку, чтобы презентабельно смотрелось, — неопределенно пожимаю плечами, — пачка экстази, грамм десять травы, пару ампул морфина и грамм метамфетамина. Все что удалось собрать за две недели. Мой собеседник склоняет голову набок и пустым взглядом смотрит мне в лицо, вздергивая брови. — Где ты все это находишь? Сдается мне, ты помимо своей забегаловки еще и притоны обшариваешь в свободное время, — он хмыкает и скрещивает руки на груди. — У меня все равно нет денег, чтобы заплатить за все это. Отзеркаливаю его движения, копирую его взгляд, мнимо располагая собеседника к себе. — Нет, всё у тебя есть. Ты мне врешь. Парень шумно выдыхает, не сводя с меня глаз. Он упорно и пристально смотрит мне в лицо, в попытке вынудить меня первой разорвать зрительный контакт. Незаметно слегка сжимаю ладонь в кулак и тут же борюсь с желанием сморщиться. — Хорошо, я дам тебе деньги, — слышится чужой голос спустя какое-то время. Парень сует мне в руки купюры, и, пересчитав их, я отдаю ему мешок для спортивной формы с гербом школы. Никакой формы там, кончено, нет. — Сумку вернешь, — невзначай бросаю я, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Чувствую, как тот прожигает мою спину взглядом, будто не решаясь что-то добавить или как-то мне возразить. Как только я выхожу из-за стены, до меня все же доносится его неуверенный вопрос: — Чтение мыслей? На мгновение останавливаюсь, не оборачиваясь на голос. Снова игра в угадывание моей причуды? — Мимо. Абсолютно, — пусть это и не совсем настолько абсолютно, насколько я сказала. Парень заметно мешкается позади меня, но больше ничего не произносит. Медленно выхожу из тени служебного здания и направляюсь к главному школьному корпусу обратно на занятия.***
Музыка бьёт по ушам тяжелыми ударами, резонируя где-то в груди. Толпа, желая подкрасться еще ближе, давит первые ряды, вдавливая людей в сцену. Неуклюже увернувшись от чьей-то руки, я все же решаю отойти назад. В воздухе стоит запах алкоголя и дешевых духов. Синее тусклое освещение неприятно режет глаза. После будет тяжко смотреть на нормальные источники света. Стоять так близко к музыкантам не вариант, стоило догадаться раньше. Ругнувшись, я начинаю петлять между десятками пьяных и не очень тел. Весь день меня посещали мысли о вчерашнем вечере и «засаде» на парковке после работы. Стоило ли мне сегодня возвращаться туда? По-хорошему, моего и следа там больше быть не должно, но я не могу просто так взять и внезапно не явиться на смену, а после и вовсе уволиться. Прятаться бессмысленно: если мои страшнейшие опасения подтвердятся и меня в самом деле ищет какая-то злодейская группировка или же кто похуже, то им стоит лишь захотеть, как они тут же из-под земли меня достанут. Так что лучше однажды обратить себя кошмаром в глазах того парня — или кто там за мной придет в следующий раз — и заставить забыть, как страшный сон, а после жить, как прежде. Года слишком мало, чтобы найти все следы и распутать тропинки, ведущие ко мне, а потом я просто уеду отсюда учиться в другой город. И все, история окончена, все живы и здоровы. К такому выводу я пришла под конец учебного дня. Пока я шла после занятий на работу, мне внезапно позвонили сообщить, что с сегодняшнего дня график изменился и что сейчас мне не нужно никуда идти. Классно, а где мне деньги зарабатывать? Выходной выходным, но лишние йены мне за сегодняшний день никто просто так не начислит. Не желая возвращаться домой, где бы мне пришлось сидеть над научным проектом, я бездумно шаталась по городу, проходя по незнакомым улицам и разглядывая витрины магазинов и пекарен. После десятка рутинных дней делать что-то выбивающееся из привычного распорядка дня казалось почти что захватывающим, но пугающим. Вот так вот ходишь несколько месяцев по одной и той же дороге до своей работы, а после внезапно сворачиваешь на другом повороте, и ты словно оказываешься в новом месте, в новом городе. Сдается мне, что я впадаю в дереализацию из-за однообразия в собственной жизни. Но я же всегда любила постоянство, так почему сейчас, делая что-то из привычного ряда вон выходящее, мне кажется, будто все вокруг играет новыми красками? Зимой темнеет рано, поэтому уже в пять часов не видно солнца. Морозный закат красным заревом распластался по тягучему небу и довольно скоро сошел на нет. Сегодня не было звёзд, как вчера. Мои бессмысленные похождения завели меня к какому-то то ли клубу, то ли бару, на дверях которого висела афиша о вечернем концерте с бесплатным входом. А я больше науки в этом мире ценю только музыку. Поэтому, недолго думая, я прошла внутрь. Так я и оказываюсь здесь. В следующие разы следует быть предусмотрительнее на порядок-другой. Я-то думала, что обычно вся алкашня на танцполе тусуется, а здесь она поближе к сцене располагается. Выбравшись из толпы обратно к столикам и барной стойке, я, наконец, облегченно выдыхаю. Те, кто на самом деле пришел сюда за музыкой, а не слэмом, сидят в этой части помещения, будучи абсолютно не тронутыми остальными посетителями. Свободных мест нигде нет, так что мне приходится подпирать своей спиной дверной косяк. Исполнителей все равно слышно из любой части бара. Неудивительно. Музыка приятной волной охватывает моё тело, затуманивая разум. Прикрываю глаза и откидываюсь затылком на стенку позади. Звук резонирует в голове, вызывая вибрации где-то в горле. В воздухе витает запах пота и спирта. Кто-то в толпе визжит, что есть мочи. Пытаюсь расслабиться, но напряжение в мышцах после долгой тяжелой недели никуда не уходит. С тяжелым вздохом достаю сигарету и разворачиваюсь, чтобы выйти из бара. Я медленно делаю шаг вправо, выходя из-за косяка, как в меня тут же кто-то врезается. Ага, вот тебе и вышла покурить, называется. Сигарета тут же выпадает из моего рта, и я, недовольно хмурясь, смотрю на источник своего негодования. Черноволосая девушка моргает пару раз, прежде чем уставиться на меня своими золотыми хищными глазами. При этом ее взгляд настолько невинен, что мне хочется невольно съёжиться от диссонанса. Она ровно секунду бесстыдным взглядом осматривает меня с ног до головы, прежде чем подать голос: — Ты случайно не видела тут такого высокого черноволосого дурня? — её тембр чрезвычайно спокоен и лёгок. Вот так просто, сразу к делу, без извинений. Я озадаченно мычу что-то неопределенное в ответ, все еще пребывая в состоянии замешательства после потери единственной сигареты. — У него куча пирсинга на лице, его невозможно ни с кем перепутать. А еще у него лицо такое недовольное… прямо как у тебя, — говорит девушка, склонив голову набок. Кажется, она как раз из того типа людей, у которых полностью отсутствует чувство такта. Да и совести след у неё как будто простыл. — Э-э-э, нет?.. — неуверенно протягиваю я, не особо вслушиваясь в ее речь. — Оу, — отвечает коротко и не сводит с меня своих глаз. После лезет рукой в карман и протягивает мне сигарету. — Держи. Свою ведь ты проебала. Вот это тон, конечно. Меня все еще разрывает от противоречивых чувств. Впервые предо мной человек, чьи внешность и манера речи абсолютно не котируются. Что-то глубоко внутри сердца шепчет об опасности. Инстинкт самосохранения наконец заработал? Озадаченно гляжу на нее, но все же принимаю сигарету из ее руки. Может, косячок даст хотя бы, продам тогда. Опускаю взгляд на свою правую ладонь и неосознанно подмечаю оставшиеся ожоги на месте колец, удивленно хмыкаю. Надо же, я курю точно такие же. — Спасибо, — на автомате отвечаю и натянуто улыбаюсь уголками губ. Музыка продолжает стучать в ушах, пока мы с глупыми лицами продолжаем смотреть друг другу в глаза. Девушка явно о чем-то своём думает, поскольку ее взгляд направлен куда-то сквозь меня. А я, в свою очередь, продолжаю строить из себя саму вежливость, корча дружелюбные рожи. Наконец, спустя пару секунд напряженной тишины, она внезапно громко хлопает в ладоши, и я резко моргаю от неожиданности. Мне не нравится знакомиться с новыми людьми. — Ладно, и хуй с ним. Пойдем покурим? — внезапно прилетает предложение от незнакомки. Музыканты на сцене заканчивают исполнять трек, и вокалист начинает общаться с публикой, задавая однотипные вопросы о прошедшем вечере, об ощущениях от концерта, об эмоциях и тому подобному. Все еще не осознавая всей ситуации (события развиваются как-то слишком стремительно для меня), я, не дав никаких вербальных знаков согласия, молча следую за удаляющейся фигурой девушки к выходу. Напоследок в углу бара улавливаю краем уха едва слышимый разговор про психотропные вещества и тут же формирую на руке кошмарную сущность. Задаю приказ обшарить карманы вон того дядьки, а через семь секунд прячу упаковку таблеток в карман толстовки. Боковым зрением ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд и невольно оборачиваюсь. Кто-то заметил? Да ну, не может такого быть, чтобы за два дня аж двое разных человек смогли увидеть мою причуду. Метко в сердце — словно разряд молнии или же вострое копье — меня пронзает из толпы взгляд знакомых бирюзовых глаз. Всё вокруг замедляется. Конечности немеют, в ушах звенит, а я будто бы выпадаю из собственного тела. Да ну нахуй. Вы издеваетесь? Все тот же вчерашний штопаный парень. Все те же скобы, блестящие на тусклом свету ночного клуба. Все те же пугающие ожоги, видные издалека. Мое лицо, наверное, сейчас отображает все три стадии отрицания неизбежного. Музыканты начинают исполнять следующую песню, отчего толпа, разбредшаяся во время небольшой паузы, новым потоком наваливается к сцене. Голубой холодный взгляд лишь на секунду ускользает из моего поля зрения, и этой секунды мне хватает, чтобы тут же пулей рвануться к выходу. Это какой-то сюр. Да ладно, это что, вчера при встрече с тем парнем запустился какой-то незримый пусковой клапан и моя жизнь неконтролируемо покатилась по наклонной вниз или как? На лестнице курящие мужчины о чем-то тихо разговаривают и лишь бросают кроткий безразличный взгляд в мою сторону. На улице тёмно-серое беззвёздное небо куполом охватывает ночной город, и я в очередной раз за день хмурюсь, засовывая моментально замерзшие руки в карманы. Слева меня окрикивает звонкий девичий голос. Игнорирую. — Ты куда? Я здесь, — тихие шаги раздаются позади, словно пытаясь меня нагнать. Блять, отъебись, пожалуйста. Я обреченно вздыхаю, но не сбавляю шагу и захожу за угол здания. Чувствую, как девушка юркает за мной в переулок. Она ничего не говорит, и я молчу, даже не обернувшись на неё. Лёгким движением достаю зажигалку и некогда чужую сигарету из своего кармана и закуриваю. Снова вздох. В переулке сыро и пахнет мокрым бетоном. — От чего ты бежишь? От кого. — Меня как будто в один момент все резко заебали, — вовсе не вру я. Девушка удовлетворенно хмыкает и, судя по всему, кивает головой. Она подходит ко мне и пытается заглянуть в лицо, поджав губы и сузив глаза. Я пустым расфокусированным взглядом смотрю в стену напротив и не обращаю внимания ни на что вокруг. Никотиновый дым заполняет легкие и отравляет моё тело. Посторонние навязчивые мысли громким, почти что кричащим потоком селятся в моей голове. Сбоку слышится возня и чирканье еще одной зажигалки. Мне не нравится чужое присутствие. — Ты любишь музыку? — Что? — Музыку любишь? Наглая, бесстыдная рожа с желтыми, как два янтаря, глазами самым бессовестным образом нарушает мое личное пространство, сделав шаг в мою сторону. Ее взгляд заинтересован, но я не наблюдаю в нем никаких скрытых мотивов. Я не вижу абсолютно ничего. Девушка медленно склоняет голову набок, а я невольно повторяю за ней. О чем ты думаешь? Что собираешься делать дальше? Я не знаю, и меня это пиздец как бесит. — Что за вопросы? — Просто ответь, — она приоткрывает губы и продолжает гипнотизировать меня, не разрывая зрительного контакта. Я щурюсь, ее поведение кажется мне странным. Слегка дергаю пальцами, пытаясь уловить причудой нити ее страхов. Как это я их не чувствую? В замешательстве хлопаю глазами. Один раз. Второй. Девушка передо мной никуда не исчезает. Очень жаль. — Люблю, — коротко отвечаю я, не позволив ни единой мышце на лице дрогнуть. Моя собеседница слегка отстраняет от меня голову. Ее губы трогает слабая улыбка, а брови вздымаются вверх. Веки наполовину опущены, а в глазах отражается странное (для меня) любопытство. Она, на удивление, молчит в ответ. Затягивается сигаретой, на несколько секунд задержав дыхание, а после выдыхает клубы дыма куда-то в сторону. Девушка кладет руки на торчащие железные перила и облокачивается на конструкцию всем весом. Неуклюже ёрзает на месте, двигается вправо, словно приглашает меня встать рядом с ней, но я остаюсь на месте. В переулке мерзко и воняет никотином. — Я люблю описывать своё внутренне состояние музыкой. Не могу сказать, чувствую я себя хорошо или плохо, но могу назвать песню, с которой я чувствую отождествление в данный момент, — спустя небольшую паузу говорит она. Я лишь понимающе киваю, на самом деле находясь где-то в другом измерении и не вдаваясь во всю глубину ее мыслей. — И как ты чувствуешь себя сейчас? — произношу отстраненно и без особого энтузиазма. — Как в песне Brich Aus, — отвечают мне и тяжело выдыхают. Это самый странный разговор за всю мою жизнь. Я почему-то не хочу его прекращать. — А я ассоциирую не чувства, а дни. — Каждый день как песня из плейлиста? — Именно. Девушка снова чему-то кивает. Ее тонкие пальцы размеренно стучат по перилам, в зубах тлеет сигарета. Как она это делает? Ее лицо не отображает ни единой искренней эмоции. Я не могу использовать свою причуду на людях, которые ничего не боятся. Я ее не понимаю, не понимаю даже после всех ее слов. Ну же, дай мне хотя бы одну эмоцию, дай мне, дай мне понять тебя, дай мне узреть хотя бы малейшую часть твоей души в твоих ярких глазах. — Теруко Мизу, — внезапно говорят мне. Что? Мне назвали свое имя? Я должна представиться в ответ? Мне это разве нужно? — Фудзи Энко, — первое, что приходит мне на ум. Девушка оборачивается. Пристально смотрит мне в глаза, совершенно не показывая каких-либо эмоций. У нее абсолютно пустое лицо. Не «каменная рожа», не «кирпич», а просто пустота. А самое парадоксальное то, что при всем этом, я четко вижу, как сияют ее зрачки, как плещется жизнь в ее золотистых радужках. Она не кажется мне безвольной куклой, неживой марионеткой. Мизу — живой человек, стоящий предо мной. У нее есть душа, осязаемая моей причудой, но ее страхи не чувствуются. При этом я точно понимаю, что они имеют место быть. Но почему тогда я не могу их подчинить себе? Передо мной впервые абсолютно непонятный мне человек, чьи эмоции я не могу прочесть. Человек, которого мне не удается понять даже при помощи причуды. — У тебя довольно говорящее имя, — начинает Теруко, снова склоняя голову набок, — давай попробую угадать твой квирк. Что-то связанное с огнем, верно? — блять, какой еще нахуй огонь. Стоп, а как я ей там представилась? Энко? Фудзи Энко? Тогда это многое объясняет. Так, а какого черта я вообще выбрала это имя?.. — продемонстрируешь? Выражение лица девушки впервые за весь вечер начинает проявлять эмоции. Легкое любопытство, мимолетная заинтересованность. Она ждет, что я в нее фаербол пульну? Тогда у меня для нее плохие новости: я умею только пиздеть. Улыбаюсь: кончики губ чуть приподнимаются, а брови вздергиваются вверх. Убираю с лица остатки недовольства и усталости, полностью заменяю их на фальшивые восхищение и восторг: — Да, ты права, — я говорю коротко, не растягивая гласных. — Но прошу меня извинить. Я не люблю пользоваться своей… причудой. Она… причиняет мне боль, — говорить без запинки на этот раз почему-то не получается, и я правда не понимаю почему. В голове вновь проскальзывает образ того обожженного парня, и мне приходится бороться с желанием дернуть плечами от таких мыслей. Моя лживая личность для Мизу построена на личности вчерашнего урода из переулка? Как это вообще вышло? Как я это допустила в принципе? Девушка, на удивление, не начинает заваливать меня нетактичными вопросами. Несвойственно для себя (насколько я могу ее судить за пару минут знакомства) молчит. Медленно кивает головой. Дым из ее сигареты никотиновым облаком окутывает ее со всех сторон. Яркие желтые глаза Мизу сияют в ночной тиши. Снова уже привычное для меня чувство опасности, исходящее прямо от моей собеседницы. — Я тебя понимаю, — наконец говорит она спустя время, — у меня есть знакомый с похожей причудой. Тоже постоянно ранится из-за нее. Будет смешно, если окажется, что мы обе говорим о том стрёмном парне с огненной причудой. Разговор заходит в тупик, и никто не собирается его продолжать. Затлевшие две сигареты самым бессовестным образом летят на мокрый асфальт. В переулке по-мёртвому тихо и пахнет духами Мизу. Мне не хочется уходить и не хочется оставаться. — Рада была познакомиться, — она улыбается, и теперь я отчетливо вижу проскальзывающие на ее лице эмоции. — Кто знает, может, еще встретимся, — в какой-то блять выёбистой загадочной манере произносит девушка, поворачиваясь ко мне спиной. На ее комментарий у меня вырывается короткий смешок, и я даже не пытаюсь скрыть своей издёвки над ее словами. Мизу оборачивается через плечо и вздергивает брови вверх: — Чего смеешься? Мир тесен.***
«Мир тесен», — проносится у меня в голове на следующий день, когда я стою у столика с розовым блокнотиком в руках, собираясь принять заказ у посетителей.Передо мной на двух кожаных красных диванчиках сидят двое: темненькая девушка с нечитаемым выражением лица и хищными янтарными глазами, аккуратно подведенными красной подводкой; и, сука, ебучий человек-ожог-скобка с огненной причудой, который на днях подпалил мне руку. Уёбок. Мне совершенно точно теперь пиздец. Какова вообще была возможность того, что они оба мне встретятся одновременно при таких обстоятельствах? Я слащаво улыбаюсь, стараясь сделать максимально дружелюбное лицо, но, в то же время, и не скрываю своего презрения к посетителям. Дышу размеренно и глубоко, не сбивчиво. Хочу сломать в ладони шариковую ручку, которой планировала записать их заказ, но пластиковый корпус предательски не собирается трескаться под моими пальцами. М-да, у меня сил даже ручку сломать нет, ну приехали. — Съебались. Оба, — говорю я издевательски милым голосом. Парень смотрит на меня охуевшим взглядом, хмурится, а лицо аж перекашивается. Мизу, наоборот, прямо-таки сияет при моём виде. Глаза её широко раскрыты, а сама девушка слегка подскакивает на кресле, наклоняясь к своему спутнику. — О-о-о! Смотри, это вот та, за которую я тебе рассказывала! У нее причуда почти такая же, как и твоя! — Мизу говорит с таким восторгом, что я окончательно перестаю понимать ее характер и архетип личности в целом. То она ведет себя максимально закрыто и таинственно, то по-детски наивно и любознательно. Как это вообще может сочетаться-то, блять? Парень смотрит на меня, как на последнюю по степени конченности теорию мирового заговора, оттого и хмурится еще сильнее. Его бирюзовые глаза опускаются на бейджик с моим настоящим именем, и он откидывается в кресле, закидывая локти на его спинку, что-то промычав себе под нос. — Ишикава Нана, значит, да? — ухмыляется и хмыкает. Мизу хлопает глазами: — Она — Фудзи Энко. А я лишь тупо улыбаюсь, наблюдая, как к обоим моим посетителям потихоньку приходит осознание того, что их наебали. Девушка тоже замечает бейдж на моей рубашке и удивленно кряхтит, слегка поджав губы. И если по выражению лица парня заметно, как складывается пазл у него в голове, то, судя по всему, у Мизу же в ее мыслительных процессах происходит абсолютно противоположная ситуация. — Юмэ Мираи? Погоди, тогда и про причуду ты мне напиздела, — задумчиво подмечает девушка. — Дай секунду, я угадаю… управление чужими снами или типа того? — чужие глаза полны любопытства. Ее реально волнует сейчас именно это? Никак не то что её, не знаю, наглым образом обманули на такой простой вещи? Парень хмыкает: — Скорее кошмарами, — мрачно добавляет тот и скрещивает руки на груди. — Мизу, скажи мне, где ты таких уродов находишь каждый раз? — А ты вообще сгоревшее чмо, — слова сами слетают с моего языка. Острый взгляд снова опасно пронзает меня исподлобья. Ау, я же и испугаться могу, вообще-то. Наверное. Я подумаю. — Я ей хотя бы не друг, — ядовито летит мне в ответ. — А я какой ей друг? Я знаю ее без пяти минут вчера. — Вы оба охуели там? — на повышенном тоне отвечает Мизу, и парень тут же лениво закатывает глаза и отворачивается в сторону. Ситуация из разряда «сюр». Две моих головных боли сидят передо мной за одним столиком, и я вообще без понятия, чего они хотят. Совпадение или случайность? Чую, что все тут не так просто, как мне кажется на первый взгляд. За окном еще даже не темнеет. Солнце закатными лучами светит в помещение, заставляя салфетницу и солонку соли на круглом столике отбрасывать длинные тени на белую скатерть. Тишина между нами затягивается. Я терпеливо стою на месте ровно, борюсь с желанием начать дергать ногой. Выдавать напряжение перед ними нельзя, нельзя вообще слабину показывать. Мизу пристально смотрит мне в лицо, но не говорит ни слова, и это давит на меня еще сильнее. Внезапно, она щелкает пальцами: — Ты считываешь потаённые желания человека и воплощаешь их в его сны или же просто заставляешь присниться определённый сон? Да с чего вообще такая уверенность, что моя причуда завязана на снах? С одного моего имени такие выводы? — Да нихуя у нее не сны. Кошмары, — повторяет парень. Походу, моя причуда всё же оставила на нём свой след. Ну, хоть какая-то хорошая новость. — Съебитесь отсюда блять уже наконец, — не выдерживаю я. — Не реви. Принеси-ка мне лучше две чашки кофе, — внезапно говорит Мизу. Она переводит взгляд на своего спутника и пристально смотрит ему в лицо, не говоря ни слова. Он же ее прямо игнорирует. Желая съебаться из их припизднутой компашки как можно скорее, я всё же принимаю их заказ и ухожу прочь от их столика. При виде моего перекошенного еблища моя напарница за стойкой дежурно интересуется, состроив приторно встревоженное выражение лица: — Мираи-чан, все в порядке? Я улыбаюсь, — если сжатые в тонкую трубочку губы можно назвать улыбкой, — и сквозь зубы коротко отвечаю, что все в норме. Девушка в ответ лишь снимает с себя маску беспокойства и безразлично утыкается в экран телефона, не обращая на меня и малейшего внимания. Пока в белые чашки, давно уже не новые и почерневшие изнутри от налета, наливается дешевый порошковый и до одури разбавленный водой кофе прямиком из аппарата, позади раздаются какие-то споры. Нетрудно догадаться чьи. Мизу то и делает, что на эмоциях повышает голос, а парень шикает на неё в ответ, одёргивая. Спиной и нутром чую их хищные взоры на себе. Вот коршуны, съебитесь-ка отсюда, задрали, честно. Так, ну они же по крайней мере не в край конченные, чтобы меня убивать прямо на глазах моей напарницы, да? Кофемашина пищит, когда жалкое подобие на Американо заполняет вторую чашку. Ставлю напиток на блюдце, кладу рядом ложку и пакетик сахара. Пару секунд бездумно пялюсь в расфокусе на кружки, обдумываю сложившуюся ситуацию. Ну ладно, даже если и убьют, меня, мёртвую, это волновать уже не будет. Тихо вздохнув и выругавшись под нос, я разворачиваюсь на небольших каблуках и уверенно иду к этим ёбнутым. А они тут решили гляделки устроить. Парень, вальяжно раскинувшись на весь диванчик, недовольно и осуждающе прожигает Мизу взглядом. А той как будто бы и плевать — или на самом деле плевать, я ее не понимаю, — она сидит с ровной спиной, чуть задрав подбородок, и смотрит на своего спутника так, будто он не смыслит в этой жизни нихуя. Их проблемы, верно? Меня волновать не должно. Молча ставлю кофе на стол и отхожу на шаг, как меня тут же останавливают: — Стоять, — ленивый мужской голос, — садись. Тонкая рука, — на кисти которой я могу заметить всё те же ожоги и скобы, что и на лице, — указывает мне на место напротив. Меня снова переполняет раздражение. Я слишком плохо сегодня контролирую эмоции. Не есть хорошо. — Черти, один хер я с вами за один стол сяду, — тихо произношу я, гордо расправив плечи. Вот что-что, а если выёбываться, то до последнего. В свете последних событий мне начинает уже казаться, что это становится моей защитной реакцией. Парень хмыкает: — Заебала уже, честно, — устало трёт переносицу. — Представляешься не своим именем, про причуду тоже пиздишь, еще и строишь из себя хуй пойми что. В тебе есть хоть что-то настоящее? — Сиськи. Он усмехается от нелепости и абсурда сказанной фразы и, закатив глаза, отрицательно мотает головой: — Еще и словами Дина Винчестера отвечаешь, а не своими собственными. Какой же пиздец, — он шумно вздыхает и цыкает, ёрзает на сиденье, усаживаясь ближе к окну. — Короче, давай так. Выполнишь пару заданий, и мы в расчете. Тут моё спокойствие окончательно даёт сбой. Рефлекторно выпрямляю спину, лицо само собой вытягивается, а брови хмурятся. Прямо-таки картина маслом под названием «Ну нихуя ж себе». Внутри меня все органы сжимаются от негодования. То есть два каких-то конченных фрика сейчас приходят ко мне на работу, заказывают дешманский кофе, а после предлагают ещё и задания какие-то выполнять для них? Это блять верх идиотизма какой-то. Они нарушают мой привычный размеренный темп жизни и меня это дико бесит. Хотя странно то, что меня бесит именно тот факт, что они просто портят моё постоянство, но никак не то, что они прямым текстом угрожают мне. — С хуя ли? — буквально слетает с моего языка. Так, всё, мне стоит прекращать выёбываться перед теми, перед кем уж точно не стоит. В принципе, если сейчас призвать кошмарную сущность и натравить её на Мизу, чьи страхи я не могу почувствовать, а против штопанного просто применить причуду напрямую, то я смогу выиграть себе время, чтобы успешно смотаться. … думала я, пока не почувствовала едва ощутимое прикосновение к своей шее. — Не. Ты не поняла, — спокойно отвечает парень, прикрыв глаза, — у тебя реально нет выбора, догадалась бы. Хотя точно, — протягивает он приторно и слащаво со всей своей насмешкой и иронией в голосе, — у тебя же для этого мозгов недостаточно, раз ты начала пиздить наркоту прям из-под носа, — хмыкает надменно и лениво натянуто улыбается. Глаза невольно скользят вниз так, что я могу видеть нечёткие очертания какого-то прозрачного предмета, нависшего над моей шеей. Так, это ещё что такое? Если у этого уёбка пламя, то… блять. Мизу упирается локтями в стол, её подбородок покоится на ладони, пока указательный палец другой руки смотрит в мою сторону. Девушка едва улыбается, её хищные золотистые радужки выжидающе смотрят на меня. И я снова не могу прочитать выражение её лица, да и саму Мизу в принципе. Убьёт ли она меня в самом деле или лишь выпендривается? А если убьёт, то ей реально плевать на, ну не знаю, как минимум, мою напарницу за кассой? На посетителей за два столика от нас? Замечаю пустые белые чашки, на дне которых рассыпан сухой кофейный порошок. Сука, ну и как я не поняла раньше из её имени? Ебучая вода. Ну что блять за набор уёбищных причуд. — Да вы прям как в той браузерной игре на двоих, где мальчик — огонь, а девочка — вода, — они переглядываются между собой, без слов говоря друг дружке: «Она совсем припизднутая?» Вот договорюсь. Я сейчас точно договорюсь. А можно как-то вырубить эту защитную реакцию, из-за которой я начинаю наглеть? Блин, а если у меня, наоборот, нет защитной реакции, и из-за этого я себя так веду? Так, точно прочту об этом на досуге, в скобочках, нет. — Ладно, забейте. — Короче, причуда у тебя охуенная, если я её правильно понял, но, сука, редкая. Не сказал бы, что ты нашла ей уебанское применение, если бы не одно но. В этом месте реально не стоило такой хуйнёй промышлять. Ну не мне же тебя учить. Занимайся, в принципе, чем хочешь, — на этом моменте Мизу странно смотрит на парня, мне даже кажется, что она кривится, — я тебя трогать не стану, насчёт неё обещать не могу. Но пару заданий ты для нас выполнишь. Да ёбаный в рот, я нихуя не понимаю. Они меня из-за спизженной наркоты прессуют или как? По крайней мере, он ведь меня на днях из-за этого на парковке прижучить пытался, разве нет? Тогда какого чёрта сейчас затирает за то, что не тронет? Как всё сложно-то блять. Еще и работать на них… — Ну, вы хотя б заплатите? — натянуто и нагло улыбаюсь я. А что такое? водяной кол у горла никто не отменял, но и деньги деньгами-то. Штопанный переглядывается с Мизу. Ой, а вот это уже интересно. Они обмениваются какими-то только им понятными жестами, устанавливая ментальную связь, прежде чем оба устало вздыхают. — Нуууу, кстати… — неуверенно тянет девушка, не сводя глаз с парня. — там как пойдет. Ничего обещать не можем, — виновато (но сто процентов наигранно) улыбается она. Да ладно, ещё и заплатят? А что делать-то? Выбора все равно нет, я соглашаюсь.***
После того недолгого разговора девушка кинула пару монет на стол, и мы втроём дружно и весело вышли на улицу. Опустим, конечно, момент моего досрочного закрытия смены, но да ладно. Уже вечер, так что дорогу в неизвестно-куда нам освещают жёлтые уличные фонари. Отовсюду слышится гул машин, возвращающихся с работы людей. Со всех сторон горят неоновые вывески весьма сомнительных заведений. Прохожих почти нет. Неудивительно Вся сложившаяся ситуация отчего-то не особо меня и пугает. Раз у меня охуительная и редкая причуда, что мне любезно аж заплатить за работу почти что пообещали, то значит, трогать меня пока никто не собирается. Вот и прекрасно будет, если так всё и останется. Непонятно, конечно, что, как, когда, зачем и почему, но пока меня это не касается, то и мне наплевать. Хотя не так уж и не касается, на самом-то деле… да и не так уж и мне наплевать. Опять же, дружно опустим этот момент. Мизу практически безостановочно о чем-то пиздит всю дорогу с парнем, который, судя по всему, уже давно привык к этому. Потому что мастерски её игнорирует. Среди всего этого говора, я успеваю уловить его имя — Даби. От этого по моему лицу невольно расползается улыбка — кажется, я начинаю понимать прикол Мизу угадывать причуду по чужим именам. — Даби? Сразу видно — любимый ребёнок в семье. Назвали «кремацией», — снова паясничаю. От того, как он корчится, глядя на меня, как на самую наглую и охуевшую, я ловлю дикий кайф. Да что ж такое, я же не страдала раньше таким идиотизмом, с чего это вдруг такая подростковая токсичность во мне просыпается? А, ну может с того момента, как это чмо обожгло мне руку недавно? — А еще и на меня выёбывался, что именами ненастоящими представляюсь, ну-ну, — наигранно цокаю. — Я могу сжечь тебя в любой момент, — дружелюбно напоминает Даби. — Сжечь — это быстро. А я могу сделать так, чтобы ты каждый оставшийся день своей никчемной жизни просыпался в холодном поту и шугался от всего на свете. Ты, сука, не сдохнешь, но твоё существование превратиться в ад наяву, — так же дружелюбно напоминаю о своей причуде я. На самом деле, его слова и взаправду вызывают во мне дрожь, от чего я взглядом невольно скольжу по руке, с которой совсем недавно сняла бинты. Да там вообще не такой уж и сильный ожог был, мне просто до последнего чувствовалось досадно из-за того, что я в принципе смогла допустить ту ситуацию. Носила бинт как напоминание о своей беспечности. Вот сняла его и где я теперь? Может, поэтому и огрызаюсь, оттого, что досадно? Я другого оправдания своему поведению не нахожу, ужас, надо прекращать. — Так в чем заключается задание ваше? — решаю развеять повисшую тишину. Даби лениво закидывает руки за шею, пока Мизу загадочно смотрит в небо. Парень что-то задумчиво мычит себе под нос, а после говорит: — Язык у тебя длинный, надеюсь, что и радиус действия причуды тоже, — а я чё, ебу какой у моей причуды радиус действия? — Так что будешь пиздить для нас всякую хуету, которая пригодится в дальнейшем. — В каком еще нахуй дальнейшем? И в смысле «будешь пиздить», намекаешь на то, что я не один раз подобное проворачивать буду? — я хмурюсь и возмущенно скрещиваю руки на груди. Даби низко и хрипло смеётся в ответ на это, даже не глядя в мою сторону. Прикрывает глаза и, всё так же улыбаясь, отрицательно машет головой каким-то собственным мыслям. — А ведь смекаешь, когда надо. Больше он не говорит ни слова. Лишь снова усмехается на моё «ну пиздец», пока Мизу опять начинает заводить свою шарманку на тему бессмысленных разговоров ни о чём. Поздний вечер. Гул машин где-то на трассе. Жёлтый свет дешёвых лампочек уличных фонарей. Запах гари и запах цветочных девичьих духов. Я впадаю в уныние от одной только мысли, что с ними я вижусь далеко не в последний раз....вини в этом черную звезду,
вини в этом падающее небо,
вини в этом спутник,
что привел меня домой
Radiohead - Black Star