***
у сонхва есть один прекрасный талант — выстраивать хорошие отношения почти со всеми вокруг. ему несложно завести знакомства в новом коллективе и поддерживать их дружескими на протяжении всего времени. он знает с кем и когда лучше выйти покурить, какой комментарий оставить под постом в инстаграме и кого угостить кофе. он даже помнит, что есан из отдела маркетинга любит кокосовый раф, помнит дни рождения всех друзей, он знает, с кем можно посплетничать, и чувствует, когда к человеку лучше не лезть. но как вести себя с одним из лучших друзей после непрошеного поцелуя он понятия не имеет. хонджун выбирает игнорирование его существования — в целом, сонхва с ним согласен. после того, что он вычудил, хонджун вообще имеет право больше с ним никогда не говорить, но в кругу друзей ему это даётся явно сложно. после тупой кринжовой шутки он по привычке смотрит на сонхва, чтобы убедиться, что тот смеётся, и вдруг резко отводит взгляд в сторону. улыбка сползает с его лица, брови сводятся к переносице, взгляд становится задумчивым — на отвращение это мало похоже, но и на что-то хорошее тоже не особо. сонхва где-то глубоко внутри себя вздыхает. он всё испортил. почти весь оставшийся вечер хонджун на него не смотрит, увлечённо болтает с минги, рубится в приставку и держит дистанцию, стараясь не приближаться к сонхва, словно он прокажённый. напускное равнодушие спадает, стоит только минги и сану выйти в магазин за пивом. к этому моменту сонхва себя практически ненавидит. — нам бы поговорить, — подаёт вдруг голос хонджун, вырывая сонхва из пучины самоуничижения. — не помешало бы, — соглашается сонхва и поворачивает голову. хонджун сидит практически свернувшись в комок на другом конце дивана и теперь выглядит не задумчивым, не равнодушным, а внезапно обеспокоенным. он кажется таким маленьким, когда вот так подбирает ноги, и сонхва хочется его всего обхватить руками, сжать насколько хватит силы, уткнуться носом в макушку и умереть в моменте. вместо всего этого, он подсаживается, наклоняется так близко, что можно почувствовать чужое прерывистое дыхание на своих губах, и замирает. воздух вокруг словно электризуется и больно покалывает зарядами тока в лёгких. у сонхва мелко дрожат пальцы, когда он кладёт поверх руки хонджуна свою. ему даже самому себе сложно объяснить какого чёрта он творит сейчас, но хонджун его не отталкивает, облизывается и еле заметно подаётся подбородком вверх. сонхва хватает даже такого тонкого намёка, чтобы наклонить голову и поцеловать его. в этот раз он смелее, чем в прошлый, и неуверенно мажет языком по губам хонджуна, опускает на его шею руку и мягко поглаживает кожу ладонью, пытаясь расслабить напряжённые мышцы. хонджун не отвечает и дальше зайти не даёт, но медленно расслабляется под прикосновениями сонхва и наклоняет голову так, чтобы он не сворачивал себе шею во время поцелуя. сонхва теряет счёт времени. когда минги и сан возвращаются, он почти сидит на коленях хонджуна, целуя его мягко и лениво. они отрываются друг от друга под оглушающий щелчок замка входной двери, отпрыгивают по разным краям дивана и вряд ли выглядят достаточно по дружески, особенно хонджун с припухшими губами и раскрасневшимся лицом. сонхва облизывается и беззвучно смеётся в кулак, наблюдая за его попытками принять более естественную позу. он ловит подозрительный прищур сана, который поочерёдно оглядывает то его, то хонджуна, и чувствует себя почему-то пристыженным. на следующий день сан пишет — «есть что-то, о чём мы должны поговорить?». сонхва, уже целую неделю спонсирующий алкогольный отдел местного магазина, опрокидывает в себя очередной бокал и ещё минут пятнадцать пытается понять хотя бы для себя, есть ли у него желание говорить о том, что происходит. и происходит ли вообще что-то, о чём стоит говорить. «нет» отвечает он сану. «если захочешь, только скажи» отвечает ему сан. сонхва его обожает. всю следующую неделю они с хонджуном не переписываются. сонхва не хочет казаться навязчивым и чего-то ожидающим, поэтому топит своё желание написать хонджуну в работе и бокалах вина по вечерам. временами он чувствует себя очень одиноко, хотя раньше чувства к хонджуну никак не мешали ему жить — он даже успел побывать в нескольких отношениях за те года, что они дружили. но теперь, когда сонхва знает, каким трепетным и неуверенным может быть хонджун, как он умеет просить одним взглядом, как он теряет контроль и становится жадным до прикосновений, теперь сонхва не может ни на секунду перестать об этом думать. дружить с хонджуном было проще. и не так пагубно для его печени.***
«я могу тебя забрать перед встречей, если хочешь» сообщение от хонджуна сваливается на него как снег в июле. сонхва аж подскакивает на кровати, в которой решил провести весь свой долгожданный выходной. «я не уверен, что пойду» отправляет ему сонхва дрожащими пальцами. даже не так — сонхва изначально планировал прикинуться больным и отказаться от встречи в последний момент, он думал об этом весь предыдущий день. минги уже давно пытался затащить их в новый популярный китайский ресторан, но сонхва не особо любил китайскую кухню, а ещё не любил чувствовать неловкое напряжение и делать вид, что не хочет зажать хонджуна у ближайшей стены, невинно улыбаясь друзьям. по этим причинам он и решил, что будет лучше отсидеться дома, посмотреть дораму и поесть пиццу или типа того. «ты хочешь, чтобы минги тебя возненавидел?» спрашивает хонджун. сонхва находит это достаточно манипулятивным. «не хочу :(» «сколько тебе времени надо, чтобы собраться?» «часа хватит» «я буду через двадцать минут, я уже выехал» «А ЗАЧЕМ ТОГДА ТЫ СПРАШИВАЕШЬ?» «создаю иллюзию свободы действий. не пизди, а собирайся» когда хонджун стучится в дверь, сонхва уже одетый пытается уложить непослушные волосы. — так и знал, что помыть надо было, — ворчит он, выключая утюжок. хонджун выглядит очень хорошо, и сонхва прекрасно знает, что он для этого даже не старается — сжигает волосы оксидами, моет их первым попавшимся шампунем и пользуется кондиционером дай бог раз в месяц, когда остаётся у сонхва на ночь. а ещё не подбирает одежду и обувь, просто надевает что захочется и в итоге выглядит так, словно над его образом работал целый отряд стилистов. — это вообще нечестно, — так сонхва ему и говорит, впуская в квартиру. за двадцать минут сборов он успел только умыться, замазать покраснения на лице и кое-как придать волосам объёма. ещё десять минут он бегает из комнаты в ванную и обратно под пристальным взглядом развалившегося на диване хонджуна, меняет пиджак на кардиган, сокрушается над тем, что его ботинки не подходят к брюкам, и рисует на глазах небольшие стрелки. — сонхва, — зовёт его хонджун, поглядывая на часы. — ты замечательно выглядишь, пойдём уже. иначе попадём в пробку. румянец от неожиданного комплимента сонхва прячет за собственной чёлкой. хонджун пропускает его в лифте, придерживает дверь подъезда и даже сам открывает дверцу симпатичной, хоть и помотанной жизнью киа. выражение лица у него довольно спокойное и он терпеливо ждёт, пока сонхва отряхнёт ноги от снега и настроит наклон спинки, прежде чем закрыть дверь. — у тебя не тянется ремень, — говорит сонхва, когда хонджун усаживается на водительское сиденье. в своём расстёгнутом пуховике он чувствует себя слишком большим и неповоротливым в узкой машине и из-за этого вдвойне неудобно бороться с ремнём, поэтому он вертится как уж на сковородке, пока хонджун не вздыхает тяжело. — не дёргай, — говорит он, надавливает рукой на грудь сонхва, чтобы тот не крутился, и тянется к креплению за его плечом. их лица оказываются так близко, что сонхва может пересчитать каждую трещинку на сухих покусаных губах. он глубоко втягивает смесь запахов хонджуна — огуречная умывалка, лёгкий мускатный одеколон и хлопковый кондиционер для белья — и у него словно кружится голова от того, насколько комфортным и близким этот запах ему кажется. всё это напоминает заезженную сцену из романтической дорамы, в которой по сценарию они должны долго пялиться друг на друга под грустную балладу о любви до самого конца серии. в действительности сонхва немного наклоняет голову и целует хонджуна в щёку, наблюдая за сменой выражений на его лице от сосредоточенного до удивлённого. — это какой-то план? — спрашивает хонджун, но не отстраняется, смотрит куда-то за плечо сонхва и старательно избегает его взгляда. — ты переоцениваешь мои навыки соблазнения, — отвечает сонхва и рукой поворачивает голову хонджуна, чтобы хорошо рассмотреть его лицо и медленно, невесомо поцеловать в уголок губ. он снова ощущает себя в каком-то состоянии аффекта, когда со всей взявшейся из ниоткуда смелостью целует хонджуна ещё раз, а затем ещё и ещё, держа его за воротник пальто, и перестаёт понимать кто в кого влюблён в действительности — потому что хонджун ничуть не уступает ему в напоре и даже запускает руку в волосы, придерживая и направляя голову в нужном направлении. окончательно тронувшись, сонхва вообще забывает про какие-либо приличия и раскрывает губы хонджуна языком, оглаживает каждую самым кончиком и проникает дальше. — хонджун, — зовёт сонхва спустя несколько минут, когда воздуха перестаёт хватать окончательно. они оба тяжело дышат, и у сонхва сводит низ живота, когда он замечает тонкую нить слюны между их губами, которую хонджун срывает языком и облизывается. — разве мы не попадём в пробку? — получается, что попадём, — охрипшим голосом отвечает хонджун. он неловко убирает с лица сонхва прядь волос, заправляет её за ухо и одним довольно быстрым движением вытягивает несчастный ремень. ему требуется несколько минут, чтобы, судя по всему, вспомнить как заводить собственную машину, и всю дорогу он то случайно включает дворники, то роняет телефон из рук, то пропускает нужный поворот — сонхва очень старается держать серьёзное лицо, чтобы не смутить его ещё больше. в ресторан они приезжают с опозданием в полчаса. — ух ты, хён, классная укладка, — с полным непосредственности лицом говорит минги и показывает большой палец в качестве подтверждения своих слов. теперь хонджун скалится, а сонхва пытается прикрыть красное лицо, вспоминая как всего двадцать минут назад в этих волосах хозяйничали пальцы хонджуна. сан смотрит на него нечитаемым взглядом — долго, прямо в глаза, — но сонхва намеренно игнорирует его невербальные послания и уже рассказывает какую-то глупую историю с работы, пока садится напротив минги. за несколько следующих дней сонхва почти сходит с ума от желания написать хонджуну. останавливает его только огромный страх показаться навязчивым. он даже не может подобрать слова, которые не были бы давлением в их ситуации; теперь во всех мемах, во всех смешных видео он видит какую-то двузначность и скрытый смысл, и ему не хочется, чтобы хонджун посчитал его глупым влюблённым мальчишкой. к концу недели сан зовёт его в бар. — бухать в одно лицо ненормально, — говорит он. — а я и не бухаю, — парирует сонхва. — я расслабляюсь после тяжёлого рабочего дня. — давай и дальше отрицай свой алкоголизм, — сан похлопывает его по плечу и садится к барной стойке, заказывая сразу два джин тоника. — ты сегодня платишь, папочка? — сонхва наматывает прядь волос на палец и хлопает ресничками. — если только больше никогда в жизни не назовёшь меня папочкой, — соглашается сан и подмигивает ему. сонхва закатывает глаза. от его внимательного взгляда не ускользает повышенный интерес сана к своему телефону и полное отсутствие интереса к окружающему миру. на третьем парнишке, которого сан умудряется отшить на полпути одним только постным выражением лица, сонхва уже не может молчать. — чё у тебя там? — пользуясь эффектом внезапности, сонхва заглядывает в телефон сана, но успевает рассмотреть только открытый диалог с неизвестным ему контактом. — парень? сан вдруг краснеет и ныкает телефон в карман пиджака. сонхва не может точно сказать, сколько они уже дружат — больше пяти лет точно, — но зато он уверен, что сан всегда был очень популярен у парней со своим невозмутимым лицом и спокойным характером. если они бывали в тематических местах, сан всегда уходил с новыми контактами в телефоне и исписанными номерами салфетками, но сам никогда никем не интересовался и ни к кому не подкатывал. вежливо улыбался, отказывал в бесплатных коктейлях и периодически позволял сонхва пьяные поцелуи, когда они оба, видимо, чувствовали себя слишком одиноко. — правда парень? — округляет глаза сонхва. — просто знакомый, — окончательно покрывшись румянцем, отмахивается сан. — бог ты мой, — сонхва дёргает сана за воротник пиджака. — расскажешь? — нечего особо рассказывать, — сан нервно допивает свой джин-тоник и просит бармена повторить. — я ему продул в баттле, а этот придурок нашёл меня в инстаграме и давай написывать. сонхва чуть ли не визжит от восторга. к концу вечера он узнаёт всё — о том, что придурка зовут чон уён, что он стрелец и экстраверт. что лучший подкат чон уёна ограничился вопросом «твои родители случайно не пираты?», после которого сан чуть не бросил его в чёрный список. а ещё у чон уёна классная задница — сонхва, конечно же, верит сану на слово. — так он тебе нравится, — подводит итог сонхва. они оба нехило набрались, пока перемывали косточки чон уёну, поэтому сонхва не уверен, что говорит достаточно внятно, но сан только глупо улыбается и многозначительно опускает взгляд куда-то вниз. — поздравляю, бро. я правда очень рад за тебя. — спасибо, бро, — сан хихикает. — бармен, ещё два джин-тоника! сонхва кое-как слезает со стула и оставляет сана написывать пьяные глупости своему крашу с классной задницей. его заполняет добрая зависть, помноженная на количество выпитых стаканов, поэтому по пути в туалет он открывает было чат с хонджуном, собираясь опробовать подкат с родителями-пиратами, но заведомо обречённую на провал попытку прерывает чьё-то слишком широкое плечо. — эй, — недовольно ворчит сонхва, найдя опору в ближайшей стене. — можно и поаккуратнее! — нечего в телефон пялиться, — парирует парень, но всё равно помогает сонхва принять более устойчивое положение. — ух ты, — говорит он, когда сонхва поднимает на него рассерженный взгляд. — один здесь? хочешь будет два? — до свидания, — сонхва смахивает с себя чужие конечности и берёт прежний курс на туалет, но чат с хонджуном всё-таки закрывает. когда он выходит, слегка пошатываясь, высокий парнишка всё ещё в коридоре и выглядит довольно скучающим, пока не замечает сонхва. — мне кажется, мы неправильно начали наше знакомство, — улыбаясь, говорит незнакомец и преграждает сонхва дорогу. — я чхве субин, будем знакомы. — мне кажется, ты ждёшь, когда я пошлю тебя нахуй, — делится мыслью сонхва и пробует оттолкнуть парня, но тот как баран продолжает стоять на его пути. — меня не интересуют знакомства, спасибо, — вежливо улыбается он. — ай донт… ээ… слушай, не знаю, как тебе ещё объяснить. давай жестами попробуем. — только не говори, что у тебя кто-то есть, — состроив щенячью моську, говорит чхве субин. сонхва замирает с открытым ртом. слова вдруг застревают у него где-то в горле огромным колючим комком, перекрывают дыхательные пути, и сонхва стоит — ни вдохнуть, ни выдохнуть. он даже не может дать вразумительный ответ на этот вопрос — он, блять, не понимает, есть ли у него кто-то. он уже вообще ничего не понимает. что он должен ответить? — э, — вдруг раздаётся голос сана. — это кто, сонхва? он тебя обижает? — встав между сонхва и парнишкой, сан даже будучи гораздо ниже умудряется смотреть на него сверху вниз. — ты его обижаешь? — спрашивает сан уже у субина и выжидающе выгибает бровь. — всё нормально, — сонхва похлопывает друга по плечу. — всё хорошо. пойдём. — оставь хоть номер, — кричит парень вдогонку. сан собирает их вещи, оставленные у барной стойки, и выводит сонхва на улицу. протягивает ему сигарету, накидывает на плечи свой пиджак и прижимает к себе одной рукой. — что случилось? он приставал к тебе? — спрашивает сан и помогает подкурить сигарету, потому что у сонхва то ли от холода, то ли от излишнего количества джина дрожат руки. — хочешь, морду ему набью? — да нет, просто познакомиться хотел, чего ты распереживался так, — сонхва улыбается. — эм, — сан поджимает губы. он перехватывает сигарету из пальцев сонхва, затягивается и возвращает обратно. — ты плакал, и я подумал, что он тебя обидел… — что? я плакал? — сонхва касается своих щёк — кожа и правда мокрая, а на пальцах чёрные разводы от подводки и туши. — блять, — выносит вердикт он. — я не заметил. сан и в этот раз ничего не говорит, только прижимает его ближе, заказывает такси и везёт к себе домой — сонхва искренне благодарен ему за это, потому что сил на разговоры и разбор полётов он в себе не находит. у него вообще уже будто ни на что сил нет, ни думать, ни говорить — хочется только упасть в мягкую кровать и провести там остаток жизни.***
через пару дней хонджун и минги зовут их с саном в студию поприсутствовать на записи нового трека. сонхва уже и не помнит, когда приходил на работу такой намарафеченный — с укладкой, тоном на лице и в идеально выглаженном мягком пуловере. весь день он получает кучу комплиментов от коллег, проводя больше времени за болтовнёй, чем за работой, а вечером стойко выдерживает неодобрительный взгляд сана, когда они встречаются в комнате ожидания. — я тебе кофе купил, — говорит сан и отдаёт огромный стакан с большой розовой трубочкой. — я тебя обожаю, — признаётся сонхва. — поцелуемся? — отвали, — сан кривит лицо и упирается ему рукой в грудь, когда сонхва вытягивает губы бантиком. — ты злой, — сообщает сонхва и отворачивается, закидывая ногу на ногу и громко втягивая свой капучино. — нашёл себе парня и теперь даже с лучшим другом целоваться не хочешь? — я не нашёл себе парня. — найдите уже мне парня, — просит вышедший из аппаратной минги. — я тоже хочу ласки. — ты вообще гетеро, — парирует сонхва. — не то чтобы я пробовал с парнями. сонхва поигрывает бровями. — а хочешь попробовать? — фу, хён, — минги попеременно краснеет и бледнеет под флиртующим взглядом сонхва. — ты мне как брат. — вы оба грубияны, — ворчит сонхва. — это мог быть лучший поцелуй в вашей жизни. почему вообще в этом месте никто не хочет со мной целоваться, — он драматично вытирает несуществующие слёзы и снова сёрбает своим кофе. — я хочу, — говорит хонджун, заходя в комнату ожидания. глоток капучино идёт у сонхва назад носом. ему требуется несколько минут, чтобы прокашляться и начать полноценно существовать в мире, в котором хонджун объявляет о своём желании целоваться с ним. всё время, что они сидят в студии, сан как умалишённый угорает над кофейным пятном на его штанах, снова и снова возвращая к мыслям о словах хонджуна. здравая часть сонхва упорно напоминает ему о том, что хонджун и раньше так шутил, до признания сонхва и поцелуя, и их дружеские подкаты никогда не значили ничего действительно серьёзного. это даже было одной из причин, по которой хонджун ему нравился, — химия между ними казалась совершенно особенной и ни к чему не обязывающей. но глупый влюблённый мальчишка, засевший где-то глубоко внутри, готов был визжать от восторга как преданный фанат, который наконец дождался взгляда своего кумира со сцены. даже если хонджун не серьёзен, сонхва всё равно рад, что они снова могут флиртовать друг с другом в шутку и поддерживать те комфортные взаимоотношения, которые выстраивались между ними годами. — я не шутил, — говорит хонджун, поворачиваясь к нему от компьютера. они остались вдвоём, потому что минги нужно было на работу, а сану на тренировку, и сонхва тоже собирался уходить, но хонджун попросил посидеть с ним в аппаратной во время сведения трека, чтобы было не так скучно. — что? — уточняет сонхва, отрываясь от скучнейшего буклета о первой в мире студии звукозаписи. — я хотел бы тебя поцеловать, — говорит хонджун. голос его звучит отрепетированным, поставленным — сонхва почему-то представляет, как он повторяет эту фразу дома перед зеркалом раз за разом, пытаясь звучать естественно. у сонхва пропадает дар речи. он моргает пару раз, сглатывает вязкую слюну и медленно встаёт с диванчика. хонджун вообще не выглядит уверенным в своих словах, тупит взгляд куда-то в ноги, нервно постукивает пальцами по столу и с усилием сжимает колени вместе. поэтому сонхва не целует его сразу. сначала он гладит его по затылку, аккуратно пропускает пряди волос меж пальцев и перебирает их. ведёт ладонью второй руки по шейному сгибу к плечам, забирается пальцами под ворот футболки и, не встретив сопротивления, с едва ощутимым нажимом скользит короткими ногтями вдоль позвоночника. хонджун крупно вздрагивает под его прикосновениями и горячо выдыхает куда-то в низ живота. — расслабься, — шёпотом просит сонхва, пересчитывая почти невесомыми прикосновениями шейные позвонки и собирая кончиками пальцев пробегающие мурашки. хонджун не поднимает головы, но кладёт ладони на его бёдра и тянет к себе. — а кресло выдержит? — с нервным смешком уточняет сонхва, опускаясь коленями по бокам от бёдер хонджуна. — похуй мне, — говорит хонджун и несмело, словно изучая, обхватывает ладонями его бока, скребёт пальцами по коже через ткань кофты и проводит кончиком носа от ключиц до скул, тяжело втягивая воздух. сонхва поднимает его голову за подбородок и не может сдержать громкого восхищённого выдоха — хонджун выглядит таким нуждающимся с приоткрытыми губами, заломленными бровями и влажным взглядом. — мне поцеловать тебя? — оставив между их лицами буквально пару сантиметров, спрашивает сонхва. он опускается ещё ниже, видит как хонджун закрывает глаза в ожидании, но вместо поцелуя только дразняще проводит языком снизу вверх по сухим губам. хватка хонджуна на его боках усиливается и становится почти болезненной. — да, — выдыхает он и нетерпеливо прижимает сонхва к себе. — пожалуйста. — что — пожалуйста? — сонхва сжимает пальцами острый подбородок и выгибает бровь, наблюдая за тем, как выражение лица хонджуна становится всё более голодным. он не может отказать себе в удовольствии снова его поддразнить и вместо поцелуя прихватывает зубами его губу, проводит языком по месту укуса и облизывается, чувствуя как хонджун под ним ёрзает. — блять, пожалуйста, поцелуй меня, — просит хонджун. и кто вообще сонхва такой, чтобы сдерживаться, когда хонджун почти умоляет его. в этот раз он не так мягок и ласков, как в прошлый. хонджун приглашающе открывает рот, позволяя сонхва углубить поцелуй, беспорядочно гладит его по спине и недовольно хмурится, когда спустя время сонхва отрывается, чтобы они оба могли сделать глоток кислорода и не умереть от нехватки воздуха прямо в старом поскрипывающем кресле. время снова теряет своё значение. когда сонхва выходит из студии весь облапанный и зацелованный, на улице совсем темно и холодно. через неделю сан зовёт их на новоселье, и сонхва позволяет пьяному хонджуну прижать себя к ледяной стене на балконе новой квартиры их друга. в этот раз хонджун не намекает, не разрешает и не просит — в этот раз он просто берёт то, что хочет. лезет холодными руками под кофту, заставляя сонхва почти скулить от контраста с горящей кожей, толкается в его рот языком и между поцелуями мелко кусается под линией скул. когда они заходят обратно в комнату, сан смотрит на него, как на последнего идиота. в принципе, сонхва мог бы подобрать ещё с десяток подходящих обзывательств, но вместо того, чтобы обрабатывать ненужную информацию, заливает в себя пиво, затем вино, а затем его полощет в красивый новый унитаз в красивом новом туалете, пока сан закалывает его чёлку крабиками с зайцами. — я очень переживаю за тебя, — говорит сан где-то между приступами тошноты, когда сонхва в полудрёме медитирует над стаканом с водой, не находя в себе сил даже попить. — не нужно держать всё в себе, ладно? сонхва кивает. в эту ночь его хватает только на беспокойный сон на коврике в ванной. в следующий раз они с хонджуном целуются в туалете кино, куда приходят посмотреть фильм всей компанией. потом — снова в студии, когда трек готов и хонджун с минги зовут их с саном отпраздновать завершение работы. ещё — в квартире сонхва. и в квартире хонджуна. и на парковке возле торгового центра в машине. на парковке возле офиса сонхва и ещё на каких-то парковках. в очередной раз, когда хонджун заезжает к нему перед ночной записью в студии, сонхва находит себя сидящим на кухонном столе без футболки с хонджуном меж ног, который жадно вырисовывает языком на его ключицах тексты своих треков, заставляя сонхва глухо поскуливать и царапать кожу на чужих плечах. — хонджун, — зовёт он. — да? — отзывается хонджун и поднимает голову, заглядывая в его лицо. до точки невозврата остаётся так мало — сонхва уверен, что и хонджун это чувствует, — она маячит перед глазами, и ещё одно неверное движение рукой, один слишком громкий стон, один долгий поцелуй, и та тонкая грань, которую им до сих пор удавалось не перейти, навсегда останется вне зоны досягаемости. и пути назад не будет. — хватит, — просит сонхва и упирается рукой в грудь хонджуна, но в действительности у него нет ни сил, ни желания его отталкивать. больше всего в мире ему хочется хонджуна притянуть, забрать, запереть, скрыть ото всех целиком и полностью, но- он так устал. — давай прекратим, — говорит сонхва и отворачивает голову. он не смотрит на хонджуна, боясь поддаться соблазну и снова позволить ему всё, что только можно, зато слышит, как спустя несколько секунд тяжёлого молчания хонджун хватает свою куртку и захлопывает входную дверь. в квартире повисает тяжёлая, давящая тишина, разбавленная только еле слышным гудением холодильника и хрустом шин об асфальт с улицы. нестерпимо хочется то ли умереть, то ли выпить, поэтому сонхва наспех одевается в первое, что находит в шкафу, и вызывает такси до знакомого бара. теперь он и сам начинает думать, что это похоже на алкоголизм; зато как только в нём оказывается первый шот, голова наконец приятно пустеет. после шота он заказывает себе приторно-сладкий коктейль с розовой посыпкой по краям бокала и облаком сливок и методично изучает переписку с хонджуном за последние несколько недель. разница, о которой сонхва и не задумывался, сразу бросается ему в глаза: ежедневные переписки с обсуждением всего на свете сменяются молчанием по несколько дней и сухим обменом информацией о месте встречи или каких-то мелких просьбах. «ты придёшь в студию сегодня?» — «да» — «ок». «заберёшь с работы?» — «ок». «я заеду перед сменой?» — «ок». не переписка, а полный ок. и в голове у сонхва тоже наверное всё ок, и игнорировать его чувства, практически висящие в воздухе, тоже — ок. сжимать в объятиях так сильно, что дышать сложно, а потом делать вид, что ничего не происходит, — ок. у сонхва вообще по жизни всё ок — так он себе и говорит, пока коктейль сменяется водкой с тоником, затем ещё одним и ещё, и ещё. когда он вспоминает, что ничего толком и не ел за весь день, сворачивать назад становится поздно. перед глазами всё плывёт, в ушах вместо гула разговоров белый шум, и ноги ступают не по деревянному покрытию, а по мягкому подтаявшему зефиру. в какой-то момент он чувствует на своих плечах чужие руки, и ему чудится, будто это руки хонджуна. будто хонджун где-то рядом, обнимает его, прижимает к себе, откидывает волосы и тянется губами к его уху. — то, что ты считал близостью, нас только отдалило, — шепчет хонджун, удерживая голову сонхва одной рукой. — мы так далеко зашли, что теперь никто друг другу. сонхва хочет ему возразить, но у него вдруг пропадает голос — и все скопившиеся эмоции обрушиваются градом слёз из его глаз.***
утро встречает сонхва запахом крепкого чёрного кофе и тающего снега, проникающего с улицы. затем он слышит дорамные диалоги и ненавязчивую музыку на фоне, сквозь закрытые веки ощущает свет солнца на своём лице, от которого прячется под мягким тёплым одеялом. — доброе утро, недотрога, — раздаётся со стороны. сонхва медленно открывает глаза и выглядывает из одеяла, сначала оценивая обстановку и только после замечая хозяина квартиры. — чхве субин, — выносит он вердикт и падает на подушки. ему требуется несколько долгих минут, чтобы принять и осознать реальность, в которой он просыпается в кровати у малознакомого парня из бара, явно имевшего на сонхва виды и, очевидно, подобравшего его вусмерть пьяным. но сонхва полностью одет — за исключением носков, потому что только психи спят в носках, — и не ощущает никакой неестественной боли в области поясницы, значит переживать не о чем. если забыть про больное горло. — я тоже кофе хочу, — говорит сонхва. — у меня горло болит. — неудивительно, ты вчера два часа без остановки рыдал, — чхве субин поднимается со стула и запускает кофемашину. — я и не знал, что в человеке может быть столько жидкости. при всей моей испорченности. сонхва почему-то хихикает. он заставляет чхве субина дать ему полотенце, чистую футболку и открыть новую зубную щётку, ругает его за отсутствие нормальной уходовой косметики и проводит лекцию о том, что даже зимой очень важно использовать спф-крем. — солнце-то всегда светит, зимой тоже, — заканчивает он. — а есть сигареты? — я хуею, — чхве субин трёт лицо руками и проводит сонхва на балкон, доставая из небольшого столика портсигар с какими-то красивыми тонкими сигаретами. — ещё что-то изволите, господин? сонхва изволит поесть, желательно побольше, иначе чхве субин станет жертвой акта похмельного каннибализма — так он ему и говорит. через полчаса они уже сидят в кафе на первом этаже жилого комплекса, и сонхва сметает чуть ли не половину меню завтраков под пристальным взглядом чхве субина, медленно попивающего американо. — пока ты спал, у тебя телефон надрывался, — говорит он. — не хочешь проверить? сонхва морщится и закидывает в рот кусочек помидора. проверять телефон ему хочется меньше всего. то, что он пьяный рыдал полночи у почти незнакомца на плече и проснулся в его кровати, это вообще цветочки по сравнению с тем, что он мог понаписать или даже наговорить хонджуну. мало того, сейчас он должен быть на работе, а не наслаждаться видами на парк досан посреди дорогущего района. но пока телефон лежит нетронутый, пока перед ним полный портсигар, пока светит февральское солнце и под колёсами автомобилей и ботинками прохожих хлюпает тающий снег, сонхва хотя бы ненадолго может представить будто ничего больше не существует. субин оплачивает его счёт в кафе и подбрасывает до дома. — дай номер, — просит сонхва. — футболку постираю и верну. — номер дам, но футболку можешь не возвращать, — чхве субин вбивает свой номер в книгу контактов сонхва и отдаёт ему вместе с телефоном ещё и портсигар. — если так ничего и не выгорит с этим твоим хонджуном — звони, — он подмигивает. сонхва наблюдает за тем, как субин уезжает. на фоне не самого престижного района с побитым асфальтом его дорогая тачка выглядит довольно комично. но, конечно же, не так комично как сонхва в огромной футболке поверх классических брюк и с опухшим от вечерней истерики лицом. перед тем, как зайти домой, он по привычке покупает бутылку вина, сначала выпивает два бокала и только после этого наконец ставит телефон на зарядку и открывает соцсети. судя по сторис они с субином неплохо провели время — на первом видео сонхва снимает линейку шотов с чем-то ядрёно зелёным, ослеплённого вспышкой смеющегося субина и себя, танцующего под джастина тимберлейка. дальше серия смазанных фоток с танцпола и туалета. на последней сонхва лежит на плече у субина уже видимо в такси. он мало что помнит из того, что видит на своём же аккаунте; память подбрасывает ему какие-то отрывки прошедшей ночи, зацикленные на зелёных шотах и собственных рыданиях у субина дома, который явно рассчитывал на более приятное времяпровождение. что ж, сонхва повезло, что на свете ещё не перевелись джентльмены, потому что любой другой мог бы спокойно его трахнуть, и сонхва наверняка был бы не в состоянии дать отпор. в мессенджерах довольно пусто — по крайней мере, сонхва умудрился никому не написать ничего лишнего. руководитель на работе просит его отписаться о своём самочувствии — думает, что сонхва заболел. сан требует перезвонить как только появится возможность, иначе начнёт обзванивать больницы, потому что он приходил к сонхва утром и дверь была закрыта, а на работе вообще никто не в курсе, что с ним. от хонджуна, конечно же, ни привета, ни ответа. в поле набора сообщения висит огромный незаконченный черновик, из которого сонхва может разобрать только «люблю», «сволочь», «пиздец» и «приезжай». — я тебя убью нахуй, — сан берёт трубку на середине первого гудка. — ты где вообще? ты знаешь, как я волновался? — всё в порядке, бро, — после дозы алкоголя сонхва не чувствует себя виноватым — вообще-то, серьёзный тон сана его даже умиляет. — я просто перебрал вчера, и субин отвёз меня к себе домой. сан молчит какое-то время. — ты здесь? — спрашивает сонхва. — что происходит у вас с хонджуном? — голос сана становится тише. — минги мне рассказал, что он вчера всю запись ходил злой как чёрт, разбил журнальный столик, а потом просто взял и уехал. я был уверен, что он поедет к тебе. — с чего бы, — сонхва встаёт, чтобы налить себе ещё вина. — я понятия не имею, что происходит с хонджуном, поэтому можешь меня даже не спрашивать. — мне-то уж мог бы и не пиздеть, — обиженно говорит сан. — не знаю, что у вас случилось, что ты даже мне рассказывать не хочешь, но в следующий раз не нужно ехать к рандомным челам, пожалуйста. окей? или хотя бы отвечай на звонки. я чуть с ума не сошёл. сан не дожидается ответа сонхва и сбрасывает звонок — жест, которым он обычно показывает максимальную степень своей обиды и злости. сонхва тоже зол и обижен, но почему-то не сбрасывает звонки и не разбивает журнальные столики, хотя ему может и хотелось бы. теперь как будто все вокруг на него злятся, и он самый хуёвый на этой планете, но всё, что он в действительности делал — старался быть ближе к человеку, которого любил. сонхва берёт на работе отгул по семейным обстоятельствам до конца недели — ему повезло, что всё это время у него была безупречная репутация идеального офисного планктона — и за следующие два дня только пару раз встаёт в туалет и меняет каналы на телевизоре, хоть и не смотрит его особо. сонхва очень хотелось бы провести вот так остаток жизни, но отгул кончается слишком быстро, и проворочавшись всю ночь в кровати без сна, он всё-таки поднимается с утра на работу. из зеркала на него смотрит какое-то чудовище в человеческом облике с гнездом из волос на голове, опухшими глазами и бледными губами. проведя совершенно бесполезный день в офисе, сонхва выходит вечером на улицу и замирает на месте как вкопанный — прямо посреди парковки стоит до ужаса знакомая машина. сердце за грудной клеткой наращивает темп и мечется, как дикий зверёк в клетке, словно хочет убежать. сонхва лихорадочно оглядывается, прикидывая где бы ему спрятаться, куда бы деться, чтобы избежать всего этого — разговоров об окончании дружбы, обвинений в никому не нужных чувствах, очередных обид и собственных бесполезных оправданий на всё это. — сонхва, — кричит хонджун и выходит из машины, когда сонхва наконец выбирает лучший путь отступления и разворачивается обратно в офис. — блять, да подожди ты! — он ловит его за локоть перед самой дверью и разворачивает к себе. — дай скажу. — не надо, — просит сонхва и опускает голову, чтобы хонджун не увидел его текущие ручьём слёзы. — я и так всё понял, не надо ничего говорить. — пойдём-ка отсюда, — хонджун уводит его подальше от любопытных глаз выходящих из здания клерков и сажает в машину, сам пристёгивает, предлагает воду и салфетки. сонхва берёт и то, и то, но ничего с этим не делает, просто кладёт себе на ноги и прижимает ладони к глазам. всю дорогу он не поднимает головы. хонджун ничего не говорит, привозит его домой и придерживает за плечи, пока ведёт в квартиру. сонхва успокаивается, пока хонджун опускает его на кухонный стул и приносит тапочки, открывает окно и садится напротив, подкуривая сигарету. — лучше? — спрашивает он, когда сонхва наконец поднимает голову. — да, — охрипшим голосом отвечает сонхва. — хорошо. может, воды? — нет. хонджун выкуривает две сигареты подряд, прежде чем снова открывает рот. — прости, — говорит он. — я мудак. я не должен был так вести себя с тобой. — всё нормально, — говорит сонхва. — нет, нихуя не нормально. я всё это время считал себя жертвой ситуации, я начал копаться в своих чувствах и не замечал, что делаю тебе больно. я очень виноват перед тобой, сонхва, — хонджун берёт его за руку и сжимает пальцы. — я не считаю тебя виноватым, — говорит сонхва. — а должен бы, — говорит хонджун. он поглаживает костяшки на его руке большим пальцем и всё пытается заглянуть в глаза, но сонхва отчаянно прячется и отводит взгляд. — я не жду, что ты сейчас возьмёшь и простишь меня. но если всё-таки сможешь, я бы хотел начать всё заново. с нуля. если ты дашь мне шанс. — дружить? — спрашивает сонхва. хонджун подносит его руку к холодным губам и нежно целует тыльную сторону ладони. сонхва покрывается мурашками от этого прикосновения. — сходить на свидание, — говорит хонджун. — с цветами и всё такое… если тебе нравятся цветы. — ты хочешь позвать меня на свидание? — переспрашивает сонхва. — да, — вкрадчиво отвечает хонджун. — если ты захочешь. потому что на твоём месте я бы уже давно послал меня нахуй. сонхва издаёт смешок и наконец поднимает голову, впервые за вечер смотря хонджуну в лицо. он аккуратно убирает руку из хватки и достаёт сигарету, поджигая её где-то с третьей попытки. всё это время хонджун внимательно отслеживает глазами движения его рук, но сам застывает с неуверенным и выжидающим выражением на лице, словно двоечник на экзамене перед самым строгим преподавателем. от проникающего через окно ветра покачивается тюль. сигаретный дым тянется между ними тонкой полупрозрачной струйкой. напряжённое молчание слегка затягивается. — ладно, — говорит сонхва. хонджун улыбается.