Стрелы в сердце

      Начало декабря в хмуром Петербурге никогда не предвещало чего-то хорошего. Ни мягкого снегопада с пушистыми сугробами, ни солнечных дней с трескучим морозом. На протяжении недели с неба то сыпался, то тёк влажный снег, который моментально таял из-за плюсовой температуры. Ваня ничуть не удивился, прочитав в прогнозе погоды « +1°. Ощущается как -10°». Северная столица, что сказать.       Ваня на секунду выглянул в окно, но ничего нового не увидел. Осадки да порывы ветра. Из оконной рамы в комнате общежития сквозило, хотя они с Федей уже третий год подряд обклеивали её скотчем и ватой. Не смотря на все усилия , в помещении стоял чуть ли не могильный холод. Евстигнеев нацепил на себя шерстяной свитер, теплые носки, даже обогреватель включил и всё равно продолжал кутаться в одеяло и пить горячий чай.       Вечер пятницы Евстигнеев посвятил реферату по социологии. Кто вообще решил, что ставить пары в субботу это хорошая идея? Тяжело вздохнув, Ваня продолжил печатать. В принципе, ему оставалось только оформить список литературы и можно было спокойно начинать вечернюю меланхолию. Зачем он вообще на этот психфак пошёл? Поступил бы на философский, как Федя, и бед бы не знал. Или как Мирон на лингвистику, у него никогда пар в субботу не бывало.        Вот Федя, например, уехал к своей девчонке на квартиру до понедельника. А Мирон наверняка ещё зависает в каком-нибудь баре со своими одногруппниками. Он и Ваню с собой звал, потому что обычно они ходили вместе. Но Евстигнеев отказался. Чем только люди не жертвуют ради зачëта.       Ваня улыбнулся своим мыслям и отпил из кружки чай с лимоном. Скорое завершение невероятно нудного задания дарило ему надежду. Спустя пару минут в дверь постучали. Причем с такой силой, что Евстигнеев вместе с ноутбуком подпрыгнул от неожиданности. Пока он искал под кроватью свои тапочки, за дверью послышался грохот и едва различимый мат. Ваня бы соврал, если бы сказал, что не понял, кого принесло к нему в одиннадцать ночи. Открыв дверь, он только подтвердил свои догадки. На полу в коридоре сидел Мирон. Он пытался встать самостоятельно, но из-за того, что его шатало в разные стороны, сделать это не удавалось. — Привет, Вань! — пьяно произнёс Фёдоров с улыбкой во всё лицо, — А я тут это... Ну, мимо проходил, вот, решил зайти...       Слова Фёдорова смешивались в единую кашу. Если бы Ваня раньше не видел пьяного Мирона, то вряд ли бы понял хотя бы половину. — Алкаш ты несчастный, — на выдохе произнёс Евстигнеев, складывая руки на груди, — Твоя комната напротив.       Мирон оглянулся, как будто забыл, что они с Ванькой соседи. Но действительно, сзади оказалась комната с табличкой «413». Он пошарил по карманам, но больше для вида. — Я ключи потерял, — всё так же путаясь в буквах выдал Мирон, — Оставишь меня здесь одного, да?       Мирон щурит глаза и очевидно давит на жалость. Знает же, что Ванька его в любом случае впустит.       И Ваня его впускает. Ну а как иначе? Фёдоров на ногах стоять толком не мог. Вдобавок ко всему он промок до нитки, а следы слякоти тянулись от краев джинс до колен. Мирон стоит в кедах своих модных, которые теперь хлюпали как колодцы. Их точно придется выкинуть. Вдобавок ко всему без шапки. Нос красный, щёки и уши горят, то ли от бухла, то ли от ледяного ветра.       Мирон завалился в комнату и упал прямо на мягкий ковёр между двух кроватей. В его голове пронеслась мысль, что Ваня его просто убьёт за то, что он зашёл в обуви и наследил. Но в моральной войне совести и алкоголя пока выигрывал второй.       В комнате у Ваньки всегда было чисто, но только из-за соседа. Фëдор — перфекционист до мозга костей, которому в старой общаге приходилось совсем нелегко.       Евстигнеев только глаза закатил. Злиться на Мирона, во-первых, было бесполезно, а во-вторых, невозможно. Ваня только прогонял в голове «Ну это же Мирон», и больше аргументов никаких не нужно. — Чего развалился? — с наигранной строгостью спросил Ваня, — Раздевайся.       Ваня произносит последнее слово предельно будничным тоном, будто каждый день говорит такое своему лучшему другу.       Мирон даже приподнялся на локтях и вопросительно взглянул на Ваню, изогнув бровь. Лицо Вани оставалось абсолютно спокойным и не выражало никаких эмоций, хотя он изо всех сил старался не рассмеяться. Нельзя было упустить возможность поиздеваться над пьяным Мироном. — Да ладно тебе, я угараю. Лицо попроще, ща сухую одежду достану, — сказал Ваня и полез в шкаф.       Пока он искал чистую одежду, которую можно было бы дать погонять, Мирон позади зашуршал пуховиком и начал раздеваться. Хотя Ваня и не смотрел, но он был уверен, что зрелище это захватывающее. Во всяком случае комментарии самого Мирона, адресованные джинсам, которые намокли и не хотели сниматься, были весьма интригующими.       Когда Ваня все-таки оторвал взгляд от шкафа, Мирон стоял напротив обогревателя в одних трусах, обхватив себя руками, трясся от холода. Ваня протянул ему стопку вещей и решил сделать чай, а то Фёдоров ещё и заболеет. Чайник был уже не горячий, но ещё тёплый. Этого хватило, чтобы заварить чёрный чай и кинуть туда дольку лимона. За этот небольшой промежуток времени Мирон успел переодеться. Развернувшись с кружкой в руках, Ваня взглянул на него. Фёдоров стоял в ванином фиолетовом худаке, который был на несколько размеров больше положенного, и в серых спортивных штанах, которые были велики в поясе, поэтому их пришлось затягивать потуже, чтоб не спадали. Мысли в сознании Вани проносятся одна за другой.       За «Красивый» следует «Это по-пидорски» и вдогонку прилетает «Пусть так. Похуй», окончательно добивая.       Не по пацански так о своём друге думать, но Ваня смирился давно. Потому что Мирон действительно красивый: в строгом костюме на конференции или вусмерть пьяный в чужих шмотках. Всё равно, это же Мирон, он любым нравится. Ваня понимает, что залип, улетел в свои мысли, а Мирон на него выжидающе смотрит и ждёт чай. Фёдоров успел даже по-хозяйски залезть на кровать и укутаться тёплым одеялом. — Доходился без шапки? — спросил Ваня, захлопнув ноутбук и отставив его подальше. Он уселся рядом с Мироном, который пил тёплый чай и мелко дрожал. — Вано, ну не начинай, — отмахнулся Фёдоров и продолжил стучать зубами, — Че ты теперь, скотчем к моей голове привяжешь?       Ваня только ухмыльнулся и глянул на моток скотча, лежащий на полке. Идея неплохая, но не сегодня.       А пока Мирон неспеша прихлëбывал свой чай и не переживал ни о чём. С Ваней уютно, тепло и спокойно, к нему всегда можно было обратиться за помощью или просто прийти, потому что скучно, потому что к нему тянет. Как бы Евстигнеев не угрожал, что больше не впустит, не будет чаем отпаивать и слушать пьяный бред, Мирон знал, что впустит, примет любым и в любом состоянии, выслушает, спать уложит. К Ване хотелось возвращаться, ни к одной из своих девчонок Мирон так не бежал, как к нему. И Ваня знал, что просто не сможет не открыть дверь, что снова до утра будет слушать об очередной Кате, Свете, или Тане, и понимающе кивать, говорить, что он ещё найдет ту самую и всё будет ровно. И понимает же, что не дружеское и не братское это нихуя, когда хочется оказаться на месте каждой из них, но Мирону знать об этом необязательно. Как и необязательно знать, каким он предстаёт в глазах Вани. Они друг для друга близкие и родные, больше чем семья, но друзья.       После чая Мирона быстро сморило и он уснул. Ваня аккуратно перелез через него и сел на соседнюю кровать в надежде все-таки доделать работу. Но стоило только открыть ноутбук, Мирон заворочался и понял, что остался один. — Ляжешь рядом? — спросил он сонным голосом откуда-то из-под одеяла. И Ваня снова не может сопротивляться, как и десятки раз до этого. Мирон всегда просил лечь с ним, ничего необычного в этом не было.       Ваня вздохнул, закрыл ноут, и перебрался обратно на свою кровать, отодвинув Мирона к стене. Не впервые приходилось спать на одноместной кровати. Мирон перекинул Ване край одеяла и отвернулся. Уснули они спиной друг к другу, как и всегда. Мирон спал спокойно, Ваня же боялся, что во сне может полезть обниматься или еще чего. Он конечно мог бы отшутиться, мол, девочка приснилась, перепутал, бро. Но страх, что непозволительная близость сведёт его с ума окончательно, был сильнее.       Уснул Евстигнеев под утро. Будильник прозвенел ровно в восемь. В кровати Ваня был один, Мирон ушёл. Он всегда уходил по-английски, тихо и пока никто не видит. И всегда возвращался, знал же, что Ваня откроет. — Евстигнеев, я не приму незаконченную работу!       Преподаватель кричит где-то на фоне, пока Ваня читает новое сообщение, прилетевшее ему только что. Мирон, 9:08 Вано, шмотки вечером занесу