Пьянит заведомая ложь, В неё на миг поверил сам, Так обезумел от тепла. Я человек со снятой кожей, Каждый поцелуй, как шрамы, Каждая слеза — игла.
Оранжевые и черные краски режут глаза. Тело напряжённо и подобрано от боли и усталости, ручьи пота стекают по лбу. Руки и ноги затекли, и от долгого времени в неудобном положении их сводит почти болезненно. Но все это почти ничто, по сравнению с уколами клинка — именно уколами. Учиха не режет, не рубит и не рвёт. Однако он знает, куда направлять оружие, чтобы причинить наибольшие страдания. Какаши не помнит, сколько времени прошло и сбился со счета точных ударов его клинка. Он жмурится, когда в и без того истерзанную грудь снова вонзается остриё оружия, и кровь горячим ручейком стекает вниз. Проносится мысль, что голова сейчас взорвётся, но исчезает сразу же, как только удар повторяется. Он уже не кричит. Сил не осталось ни на что, кроме как импульсивно дёргаться и стонать сквозь зубы от боли почти рефлекторно. Перед глазами мутнеет, но Какаши все ещё видит лицо Учихи перед со собой: серьёзное, задумчивое, с жаждой крови в своих особых глазах. Он выглядит так, словно пытается преподать урок. Но Какаши видит его Мангёке Шаринган, и ему хочется умереть. Учиха размахивается и вонзает клинок так глубоко, что Какаши слышит хруст — то ли собственного хребта, то ли деревянного креста, на котором был распят. Из груди вырывается судорожный кашель, сводящий горло, и рот наполняется кровью. Учиха наклоняется к нему совсем близко, держась за рукоять клинка. — Смотри, Хатаке. Какаши из последних сил поднимает голову. В глазах совсем плывет, и единственное, что он видит — Шаринган Учихи. — Какаши. Боль пронзает грудную клетку. Учиха не останавливается. Какаши слышит хруст собственных костей и задыхается от крика. — Какаши?! Какаши открывает глаза, выхватывает кунай и рывком поднимается, безошибочно хватая недоброжелателя за грудки. Остриё куная задевает тонкую кожу на шее, из-за чего появляется кровавая бусина. Чужой кадык вздрагивает, и капля стекает вниз, пока Какаши, тяжело дыша, сжимает чужой жилет до скрипа ткани. Сердце бешено стучит. — Это я, я! Какаши, все хорошо! Какаши несколько раз моргает, хмурится и наконец просыпается до конца. Взгляд его встречает испуганные карие глаза напротив. — Ирука?.. Рука, сжимающая ворот жилета, немного расслабляется. Какаши слегка подаётся назад, словно пытаясь рассмотреть своего гостя полностью. Ирука, подняв руки перед собой, взволнованно испепелял его взглядом. Какаши тяжело вздыхает и снова опускает взгляд на его шею, пересечённой кровавой линией. Он вздрагивает и наконец отдергивает кунай, отбрасывая его на тумбочку рядом, а сам отодвигается назад. — Прости, — негромко бормочет он, не зная, куда себя деть. Ирука расслабленно выдыхает, прикрыв на долю секунды глаза, касается своей шеи, стирая кровь, и качает головой. — Всё в порядке. — Он улыбается даже немного виновато и чешет затылок. — По правде, мне стоило быть готовым к тому, что так резко будить джонина — плохая идея. — Он негромко смеётся, и Какаши понимает, что он просто хочет сгладить ситуацию, не давая ему слишком много об этом думать. Протянутый им через несколько секунд стакан воды подтверждает эту мысль. Какаши хотел бы поспорить, но он чувствует себя слишком подавленным для этого, потому послушно берёт стакан. Ирука поднимается с кровати. — Я открою окно, ладно? Думаю, проветрить не помешает. Какаши кивает, хоть Ирука уже и не смотрит, и делает глоток воды. На удивление, это и правда немного помогает. Ком из горла уходит, а в голове чуть проясняется, и Какаши смог скинуть остатки неприятного сна, хоть послевкусие от него все же остаётся. Ирука приоткрывает окно, и комната наполняется свежим воздухом. Какаши улавливает запахи уличной еды и листвы, и это тоже помогает немного успокоиться. Солнечный свет теперь падает прямо на спину, приятно греет. Ирука берёт стул и, подставив его к кровати Какаши, садится. Он, кажется, совсем не хочет лишний раз напрягать его, но Какаши все равно напрягается, зная, что он сейчас будет говорить. Поэтому, пытаясь оттянуть разговор хотя бы до момента, когда будет более подготовлен к нему, он снова приникает к стакану с водой. Воды оказывается слишком мало, и Какаши остаётся только тяжко вздохнуть и откинуться на подушку. — Как ты? — раздаётся негромкий вопрос. Ирука смотрит с какой-то смесью печали и волнения, ужасно невыносимо, и вкрадчивый голос его саднит сердце похлеще ударов клинка. — Нормально, — отвечает Какаши, пытаясь звучать как можно более живее и правдоподобнее. — Врачи говорят, что подержат меня ещё немного, но мне лучше. Думаю, я уйду раньше. Ирука хмурится, но ничего не говорит, понимая, чем он руководствуется. Вздыхает тоже и садится, упираясь локтями в колени. — Хорошо, что тебе лучше. Ребята очень переживали. — Как они? — Какаши улыбается краешком губ, что, в прочем, скрыто от Ируки маской. — Безумно благодарны Цунадэ-сама. Наруто, конечно, энергичнее всех. — Ирука усмехается, и Какаши не может удержаться от согласного смешка: Наруто — всегда «энергичнее». — Саске-кун тоже пришел в норму, — становясь более серьезным, продолжил Ирука. Он открыл рот, словно желая сказать что-то ещё, но вдруг прервался и опустил взгляд, задумчиво глядя на свои руки. — Что-то не так? — улавливая смену настроения, Какаши приподнимается на локтях. — Не знаю, — качая головой, отвечает Ирука. — Может быть, мне кажется, но Саске-кун… Выглядит немного подавленным в последнее время. Может, из-за болезни?.. — Он раздумывает над своими словами, но Какаши сразу понимает, что он сам в них не верит, и причина в чем-то ином. Впрочем, он знал это и без слов Ируки. — Скорее всего. — Какаши пожимает плечами и снова ложится. — Саске-куну непросто из-за встречи с Итачи. Ему нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Ирука отворачивается к окну, все ещё хмурясь. — Да… Наверное, ты прав. — Наконец говорит он. — В любом случае, ты теперь знаешь их лучше, чем я. — Лицу его возвращается прежняя живость, а глаза горят от спадающих солнечных лучей. Он слабо улыбается. Но Какаши все ещё прекрасно чувствует его напряжение. Наверное, ему нужно было бы что-то сказать, но Какаши понятия не имеет, что может его приободрить. Особенно, учитывая, что в эти слова Какаши и сам не поверит. Он знает, что происходит с Саске и чувствует надвигающееся нечто, но Ируке совсем не обязательно переживать об этом. Однако врать ему не хочется. Поэтому Какаши молчит. — Как твои кошмары? Какаши отводит глаза на дверь палаты. Он радуется, что на его лице маска, и Ирука не увидит весь его спектр эмоций по этому вопросу. — Думаю, ты и сам знаешь ответ, — неохотно бормочет Какаши, с неприязнью вспоминая свое пробуждение. Это было… Неприятно. Взгляд его мельком возвращается на шею Ируки, где ещё виднеется желтовато-красный след. Рука непроизвольно сжимает простыни. — Совсем плохо? — тихо спрашивает Ирука. — Ты говорил медикам? Может, Цунадэ-сама может по… — Нет, — резко отрезает Какаши, прикрывая глаза. Ему не хотелось перебивать Ируку. Но слушать его не хотелось тоже. — Не думаю, что это поможет, — пытаясь смягчить грубый отказ, протягивает он. — Это просто… Это пройдет со временем. Снова рассматривая дверь, Какаши чувствует на себе прожигающий взгляд Ируки, но не двигается и не пытается перехватить этот взгляд. Ирука же, слегка покачав головой, опускает голову вниз и поправляет протектор. Некоторое время он молчит. Какаши даже может услышать раздающиеся где-то в глубине больничного коридора шаги. Он гадает, не к Саске-куну ли, случайно, пришли, или, быть может, ещё кому-то? — Иногда ты бываешь поразительно упрямым, Какаши, — вздыхает Ирука, поднимаясь со стула. Какаши удивлённо поворачивается к нему и замечает усмешку. — Хорошо, что мы так редко видимся, — хмыкает в ответ Какаши. — Иначе ты бы посчитал меня совсем невыносимым, Ирука-сенсей. Ирука скрещивает руки на груди и корчит недовольную рожицу. Затем он подходит к окну и закрывает его. — Поправляйся, — все ещё стоя совсем рядом, негромко произносит он, глядя в окно. — И больше отдыхай. Если всё так, как ты говоришь… — он слегка хмурится. — Тебе нужно больше отдыхать. Какаши смотрит на него внимательно. Ирука совсем серьёзный. Задумчиво трёт шрам на носу, продолжает что-то высматривать за окном и хмуриться. Потом, будто очнувшись ото сна, он снова отходит, пока Какаши следит за ним взглядом. — Цунадэ-сама должна дать тебе парочку выходных. Какаши вздыхает и неопределенно пожимает плечами, но Ирука все равно кивает. — Мне нужно идти. И так вчера отпросился с Академии, а ещё сегодня. Я… — Ты приходил вчера? — Какаши вскидывает бровь, ловя его на полуслове. Несомненно, это вызывает вопросы, учитывая, что Какаши почти весь вчерашний день провалялся в отключке, а оставшееся время был в состоянии, очень близким к этому, и точно не помнил, кто и когда к нему заходил и заходил ли вообще. Но услышать от Ируки это было, почему-то, вдвойне удивительно. Ирука замирает, выглядя почти испуганно, словно его поймали на чем-то незаконном, а потом растягивает на лице неловкую улыбку и потирает затылок. — Да-а, я заходил вчера… Медики сказали, что ты спишь, поэтому я быстро ушёл, х-ха… — О, так вот откуда эти цветы, — с абсолютно каменным выражением лица замечает Какаши и косит взгляд на стоящую на тумбочке вазу с небольшим букетом. Он не сильно разбирается в цветах, но узнает лаванду. Помимо неё в вазе виднеется ещё два белых цветка — сначала Какаши показалось, что они одинаковые, но, присмотревшись, он понял, что это не так. Один из цветков был немного похож на какого-то уникального сорта розу, а вот про второй Какаши даже не мог строить догадки. Впрочем, его больше волновали догадки о том, откуда эти цветы и, главное, зачем. Происходит что-то странное, и Ирука покрывается нервным румянцем и поспешно махает руками перед собой. — Это Сакура попросила передать! Я-я встретил её по пути! — Какаши переводит взгляд с цветов на Ируку и озадаченно моргает, пытаясь понять, что вызвало такую реакцию. Ирука отворачивается и мигом оказывается у двери. — Мне пора, увидимся, Какаши-сенсей! Дверь с громким хлопком захлопывается, скрывая исчезнувшего за ней Ируку. Некоторое время Какаши все ещё недоуменно смотрит на неё. Сакура передала цветы? Палатой ошиблась, что ли? Какаши щурится, рассматривая вазу. Даже если это всё-таки Ирука, не совсем понятно, почему он так занервничал. Конечно, Какаши никогда не думал, что он будет приносить кому-то в палаты цветы, но… Наверное, это даже мило? Приятно чувствовать заботу от друга. Пусть это и столь сентиментально. «Будет забавно встретить Ино Яманака. Кажется, она помогает своим родителям в цветочной лавке…» Почему-то в то, что Харуно вдруг решила поменять курс с юного привлекательного Саске-куна на своего сенсея-старпера, верилось с трудом.день спустя
Звонок перебивает Ируку на полуслове, и он озадаченно оглядывается на часы. Кажется, он слишком погрузился в объяснения и потерял счёт времени. Потирая затылок, он рассеянно оборачивается к взорвавшемуся по звонку шумом классу. — Ладно, ребята, на сегодня вы свободны! Не забудьте потренироваться с этой техникой дома. Сомнительно, что его кто-нибудь услышал, но его дело — предупредить. Класс за секунду пустеет, а Ирука собирает все свои бумаги со стола и собирается уходить, как вдруг ловит взглядом стоящего перед преподавательским столом внука Третьего Хокаге со своей верной свитой. — А? Ты что-то хотел, Конохомару-кун? — Ирука выходит из-за стола. — Ирука-сенсей, а вы виделись с братцем Наруто? — нетерпеливо выпаливает мальчик, топчась на месте. — Я слышал, что он вернулся со своей миссии, но мне сказали, что он в госпитале! — Ах, да. — Ирука улыбается. — Не беспокойся, Наруто в полном порядке. Я ещё не видел его, но, уверен, он здоров. С его то выносливостью! — Ирука упирает руку в бок, а другой махает в сторону двери. — Думаю, к нему можно заглянуть ненадолго. Но, в любом случае, вы скоро сможете увидеться лично. Троица загорается радостными улыбками и, перебивая и подталкивая друг друга, уносится из кабинета, на ходу крича «До свидания, Ирука-сенсей!». Ирука смеётся, провожая их взглядом, вздыхает, и выходит следом. Может, следовало бы пойти в больницу вместе с ними? Навестить не только Наруто, но и?.. Нет, у него есть ещё дела. Ирука качает головой сам себе, чувствуя лёгкий укол совести. В последнее время он слегка зачастил в больницу. Размахивая документами в руке, он выходит из Академии и замедляет шаг, на ходу пытаясь прочесть их. Мысли снова заполняет работа. Он задумчиво чешет шрам на лице, про себя рассуждая о том, что и как надо будет заполнить по возвращению домой. Одно нужно сделать сразу, другое можно отложить, третье требует других учителей, а четвертое — и вовсе нуждается в ответе Цунадэ-сама… — Опаздываешь, Ирука-сенсей. Ирука останавливается на месте, едва не споткнувшись, и удивлённо оборачивается на голос. Удивление растёт, когда он видит перед собой Какаши. — Йо. — Какаши улыбается и поднимает в приветственном жесте руку. — Какаши-сенсей? — Ирука недоуменно смотрит на него, словно подозревает, что это розыгрыш. — Тебя выписали? — Так точно. — Какаши прячет руку в карман. — Сегодня утром. Но Пятая пригрозила мне жестокой расправой, если я попытаюсь выйти на задание. Так что я все ещё бесполезно провожу время. Ирука усмехается. — Всё-таки Пятая весьма хороший Хокаге. — Да-да, я понял, — в шутливой манере страдальчески хмурится Какаши. — Кстати, Ирука-сенсей. — М? — Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться? Например, до Ичираку. Уверен, ты ещё не обедал. — Какаши слегка приближается и хитро прищуривается, как лис, пытающийся заманить к себе добычу. Ирука открывает было рот, чтобы согласиться, но тут же вспоминает про документы в руке и разочарованно опускает плечи. — Прости, мне нужно писать отчёты. Так что я, наверное, домой. — Ирука отводит взгляд. Ему действительно очень жаль, что приходится отказывать. Проводить время с Какаши казалось чем-то немыслимым, учитывая график их обоих, а уж о том, чтобы побыть наедине, и речи не шло. — Узнаю Ируку-сенсея, — разочарованно вздыхает Какаши. — Неужели это не может подождать? Сначала вспыхивает злопамятное желание прочитать лекцию о том, что отчёты необходимо выполнять и сдавать в срок, чтобы не было лишних проблем, но затем голову Ируки посещает другая мысль, и он прикусывает язык, не давая себе отбить всякое желание друга на совместное времяпровождение. Какаши, очевидно, замечает, как он пытается что-то сказать, пока Ирука мнётся, не совсем понимая, уместно ли будет его предложение. — Знаешь, ты мог бы зайти ко мне, — наконец произносит он неловко. — Я все равно собирался готовить ужин, так что было бы здорово поужинать вместе. Э-э, я имею в виду… — Буду рад. — Какаши снова улыбается, но Ирука как будто бы чувствует какой-то подвох от этой улыбки. Однако он быстро спихивает все на собственную нервозность, переводит дыхание и улыбается в ответ. — Хорошо. Они идут вровень, то и дело переговариваясь, и Ирука искренне радуется, что беседа льется так легко. Сначала он сам рассказывал о делах в Академии, затем Какаши рассказывал о прошедших миссиях и времяпрепровождении в госпитале. До дома Ируки доходят довольно быстро. Он пропускает Какаши вперёд, но обгоняет, пока тот замирает на месте, оглядываясь и рассматривая дом. Ирука махает рукой, приглашая его осмотреться, а сам уходит в свою комнату, где оставляет отчёты. Он обещает себе заняться ими после того, как Какаши уйдёт. При выходе из комнаты, Ирука как раз сталкивается с Какаши, собирающимся открыть дверь. Ирука берёт его за плечи, разворачивает на сто восемьдесят и ведёт на кухню. Усадив ошалевшего от такого обращения Какаши на стул, Ирука принимается разбираться с продуктами. — Надеюсь, ты не будешь против удона, — вздыхает Ирука, даже не оборачиваясь. — У меня больше ничего нет. — У меня ведь нет выбора? — Какаши опирается спиной о стену и скрещивает руки на груди, но, стоит Ируке обернуться с поднятой бровью, он тут же махает руками в знак капитуляции. — Я ничего не имею против удона. Ирука берёт пачку лапши, рассматривает ее несколько минут, потом откладывает и ставит на плиту кастрюлю с водой. Солит и, выставив нужную температуру на плите, садится за стол напротив Какаши. — Ты хотел о чем-то поговорить? — задумчиво спрашивает Ирука, опираясь подбородком о кулак. Он вспоминает их сегодняшнюю встречу и, с одной стороны, это заставляет немного волноваться, так что он надеется, что Какаши ответит «нет». — Хм? — Какаши ничего не выражающим взглядом смотрит на него. — Что ты имеешь в виду? — Ну… — Ирука отводит глаза, пытаясь понять, как лучше объяснить. — Обычно мы редко видимся. Вернее, редко так, чтобы без серьёзных причин. И ты пригласил меня в Ичираку. — Я что, уже не могу пригласить тебя в Ичираку? — Какаши театрально вздыхает и прикрывает глаза. — У меня просто выходные, как я и говорил. Я подумал, почему бы не встретиться с кем-нибудь. Ирука щурится, теперь глядя на Какаши, не отрываясь. — Так почему выбор пал на меня? Случайно шёл мимо Академии и случайно столкнулся со мной в тот момент, когда закончились уроки? — Ирония в его словах сквозит так очевидно, что Какаши аж морщится от этого. Но все ещё не смотрит на Ируку. — Нет. — Он копирует его позу. — Гай на задании. Генма тоже. Никого, с кем я близко общаюсь, сейчас нет в деревне, либо они заняты. Кроме тебя. — Какаши наконец поворачивает голову и тыкает пальцем в сторону Ируки. — Поэтому я пошел к Академии. «И променял свои «Райские игры» на меня?» — проносится в голове, но Ирука вовремя берет себя в руки. — Ясно, — коротко отвечает он. — Что ж, мне же проще. Он расслабленно выдыхает, хотя сложно было сказать, что он действительно поверил словам Какаши. С другой стороны, если он не хочет об этом говорить, значит, и разговора не будет, а это минус одна причина для беспокойства. В конце концов, Ирука все ещё чувствует себя неловко, когда вспоминает про цветы в его палате. Даже слишком. И сейчас, едва мысли его касаются букета, Ирука ощущает, как краска задевает щеки. Он откашливается в кулак и встаёт, спеша отойти к плите, чтобы проверить воду и не дать Какаши заметить его смущение. С его то стороны оно выглядело совсем ни к месту, а Ируке не надо, чтобы у него появились лишние вопросы. Пожалуй, это все было глупым от начала до конца. Ложь его тоже была совсем глупая, и только добавила проблем. Лучше бы он сразу признался, что действительно принес цветы сам, чем так позорно и неправдоподобно врать человеку, который мало того, что и так хорошо умеет распознавать ложь, — не даром работал в АНБУ — так ещё и самого Ируку знает достаточно хорошо. И, будь Ирука на месте Какаши, он бы сам, несомненно, понял, что нет смысла врать очевидно о букете и так спешить уйти, если бы за этим не скрывалось что-то ещё. Ирука только надеялся, что Какаши не было настолько скучно, чтобы найти эту причину. Когда вода наконец начинает кипеть, Ирука забрасывает в нее лапшу. Некоторое время он стоит над кастрюлей, следя за готовкой и пытаясь понять, достаточно ли он спокоен, чтобы вернуться за стол к Какаши. Решив, что, в конце концов, он все равно слишком устал, чтобы переживать ещё и о нём, он всё-таки садится обратно, на ходу стягивая с себя форменный жилет, а головной протектор спускает на шею: в комнате стало жарче из-за работающей плиты. Ирука ловит на себе взгляд Какаши и какое-то время просто смотрит в ответ. — Как давно ты готовишь? Ирука удивлённо моргает. Ему кажется, что этот вопрос задаётся только чтобы нарушить грозящую стать неловкой тишину. — С детства, — все же отвечает он. — Пришлось научиться. — Хм, — только и выдает Какаши, опуская взгляд в стол: видимо, вспоминает, почему пришлось. — Конечно, моя стряпня не идёт ни в какие сравнения с тем же Ичираку. — Ирука усмехается. — Но мне и не обязательно всегда питаться ресторанной едой. — Наруто не согласился бы, — хмыкает Какаши. — Поэтому Наруто обедает только в Ичираку. — Ирука поднимает указательный палец вверх, состраивая серьезную мину. — Ты уже говорил с ним? Какаши снова поднимает взгляд и слегка щурится, внимательно рассматривая его. Пожалуй, он знал достаточно, чтобы понимать, как сильно Ирука беспокоится об этом мальчишке. — Нет. — Ирука вздыхает. — Когда я приходил в прошлый раз, его не было в палате. Кажется, он общался с Джирайей-сама. Наруто не так-то просто поймать на одном месте. — Он поднимает уголки губ и негромко хмыкает, а Какаши понимающе кивает. — Ну, не думаю, что он к тебе не заскочит. Пока что он слишком занят приставанием к Джирайе с тренировкой и беседами с Сакурой и Саске-куном. Но я удивлюсь, если он не решит поприставать ещё и к тебе. Какаши отворачивается и наклоняет голову в сторону, разминая шею, но Ирука уверен, что он улыбается. До этого момента он даже не осознавал, что сидит, напряжённо перебирая в руках снятый с головы протектор, но, заметив это, расслабленно выдохнул и прикрыл глаза. От слов Какаши становится немного легче. Возможно, Ирука и сам ещё не до конца понимает, насколько дорог ему мальчишка. Потому и чувства такие сковывают ему грудь тисками, каждый раз, когда он узнает о том, что с ним приключается на миссиях. Страшно. И ещё немного обидно, что он так редко к нему заходит. Но это, определенно, меньшая из проблем. Разговор продолжает течь неспешно, словно кисель, но все ещё остаётся комфортным для обоих. Ирука даже удивляется этому: ему казалось, что подбирать слова с тем, с кем он не видится неделями, а то и месяцами, да и, к тому же, к кому питает определенные теплые чувства, будет сложнее. Однако Какаши выглядит таким расслабленным, словно всё так и должно быть. Словно здесь, у Ируки на кухне, он на своём месте. Ирука смущается этих мыслей, но не может отрицать, что они ему нравятся. Он заканчивает приготовление лапши, разбирается с соусом и наконец переходит к удону. Признаться честно, к этому времени он совсем проголодался, и теперь ему хочется лишь побыстрее закончить с готовкой. Какаши, также задумчиво замолкнувший, видимо, тоже испытывал голод, ибо объяснить его тоскливые взгляды, адресованные столу, который занял Ирука, нарезая овощи и мясо, он больше никак не мог. Морковь, перец, грибы — все это отправляется на вок, обильно политый маслом. Приятный аромат заполняет комнату, и Ирука едва сдерживается, чтобы не облизнуться украдкой. Он прикрывает глаза, вдыхая запах овощей, негромко мычит, а затем несколько раз переворачивает содержимое вока деревянной лопаткой. Он совсем погружается в этот процесс и не обращает внимания на Какаши, не сводящего взгляда с его спины, пусть и чувствует, что на него смотрят. Следом за овощами идёт куриное мясо. Небольшие кусочки перемешиваются с овощами, пропитываются соком и маслом и поджариваются до аппетитного румянца. Ирука цепляет один кусочек палочками, дует и отправляет в рот. Нежное сочное мясо, слегка отдающее овощами и невероятно вкусно пахнущее, почти растворяется во рту, и Ирука блаженно закрывает глаза. С губ его срывается довольный вздох, и он наконец переходит к заключительному этапу: добавляет лапшу в вок. Он перемешивает все содержимое ещё какое-то время, затем поливает всё соусом и, через несколько минут, удостоверившись, что все сготовилось, выключает плиту. Остаётся последний шаг — приправы. Ирука открывает шкаф и задумчиво окидывает его полки взглядом. На верхней полке он замечает баночку кунжута. Решив, что это будет вполне достаточно, Ирука тянется за ним. Полка довольно высока, но банка стоит на самом краю, и Ирука успешно подцепляет ее пальцами и перехватывает всей ладонью. Однако, едва сделав это, он слышит, как на полке что-то громыхает, предрекая, что с нее сейчас упадёт все, что там только стоит. Разум подсказывает, что пытаться все это ловить бесполезно, рефлексы заставляют отскочить в сторону, однако на полпути к отступлению Ирука во что-то — в кого-то — врубается и, почувствовав как на спину легла рука, замирает на месте. Какаши каким-то неуловимым жестом ловит банку до того, как она падает на пол, при этом ещё придерживая Ируку. Он слегка покачивается на месте, стоя в не самом удобном и устойчивом положении и поднимает голову, пытаясь понять, собирается ли падать что-то ещё. В этот момент упаковка с каким-то приправами соскальзывает с края и приземляется точно ему на лоб. Лицо Какаши принимает страдальчески-смиренное выражение, а Ирука прижимает тыльную сторону руки ко рту. Ситуация не самая удачная. Но Ирука едва сдерживается, чтобы не засмеяться. Какаши убирает руку со спины Ируки, убирает пачку приправ с головы и отставляет банку на стол. — Вы с Наруто определенно родственные души, — усталым тоном произносит он, потирая лоб. У Ируки вырывается смешок, и Какаши щурится, когда переводит взгляд на него. — Тебе смешно? Ирука сильнее прижимает руку ко рту, уже не в силах скрыть улыбку и изо всех сил качает головой из стороны в сторону. — Извини, — выдыхает он. — Спасибо. Какаши скрещивает руки на груди, делает вздох и отходит в сторону, оставляя Ируку разгребать образовавшийся бардак. Он быстро сваливает все обратно на верхнюю полку и закрывает шкаф — как-нибудь до следующего раза. К счастью, удон ничуть не пострадал, поэтому Ирука завершает его несколькими щепотками кунжута и с победным видом ставит тарелки на стол. — Итадакимас! Ирука устало опускается на стул и улыбается, довольный собой. Какаши бросает ему ответную улыбку, а затем оттягивает маску со своего лица, словно задумчиво. Ирука опускает взгляд на свою лапшу как ни в чем не бывало, не желая лишний раз его напрягать. Нет, он уже видел Какаши без маски, даже не один раз, но все ещё считал это чем-то личным, почти интимным для него, поэтому каждый раз, когда это происходило, Ирука старался как можно меньше обращать на это внимание. Хотя, признаться честно, это давалось с большим трудом. Когда Какаши наконец снимает маску полностью, Ирука все же бросает на него украдкой взгляд. Сердце начинает биться чуточку чаще. За едой они внезапно разговорились снова. То ли так утоление голода поспособствовало, то ли что-то ещё, но, слово за словом, диалог вдруг пошел бурной рекой. Темы возникали сами собой, и Ирука был этому искренне рад. Он даже забыл совсем, что волновался о том, почему Какаши вообще решил встретиться с ним на самом деле. Он просто наслаждался вкусным (хоть, как потом оказалось, и немного недожаренным) удоном и приятной беседой с Какаши. Закончив с ужином, они переместились в спальню Ируки. Сытость принесла с собой некоторую сонливость и совсем чуть-чуть лени, поэтому они заняли места на кровати и кресле и продолжили болтать ни о чем уже здесь. Время от времени Ирука вспоминал об отчётах, и совесть заставляла его тяжко вздыхать и виновато отводить взгляд. Но продолжалось это недолго. В конце концов, не может же он просто выгнать Какаши? Окрылённый таким беззаботным и расслабленным времяпровождением, Ирука даже не сразу понял, как спустилась глубокая ночь. За окнами стояла непроглядная тьма, и в комнате пришлось зажечь фонари. Заметив сгустившуюся темноту, Какаши со вздохом поднялся. — Поздно уже. Мне пора. — Он поднял руку в прощающемся жесте. — Не буду тебя ещё больше задерживать. Спасибо за вечер, Ирука-сенсей. — Подожди! — Ирука ловит его за плечо, едва он повернулся, чтобы выйти из комнаты. Неловко отступив на шаг, он чешет затылок. — Ты прав, совсем поздно, может, останешься на ночь у меня? В конце концов, это я виноват, что ты так задержался… — О? — Какаши касается рукой своей макушки. — Нет-нет, не хочу тебе надоедать. К тому же, я уверен, что буду только мешать — вряд ли я засну… — Ну, мне все равно придётся сидеть за отчётами, так что это не будет проблемой. — Ирука пожимает плечами и опускает взгляд. — Если бы ты мне мешал, я бы не предлагал тебе остаться. Понимаешь… — Он неловко чешет шрам на носу. — Я… Мне будет спокойнее, если ты не пойдешь впотьмах никуда… Всё-таки, тебя только выписали. От меня далеко идти. — Ирука поднимает взгляд. — У меня есть свободная комната. Останься, — совсем тихо добавляет он. Некоторое время Какаши молчит, глядя на него. Потом поворачивает голову в сторону, на стену, негромко вздыхает и прикрывает глаза. —… Хорошо. Если ты уверен, что… Ирука сияет, услышав согласие. На лице его появляется расслабленная улыбка, и он мимоходом касается плеча Какаши, проходя к выходу из спальни. — Я покажу тебе комнату. Какаши медленно следует за ним. Ирука сопровождает его в свободную комнату, рассказывает, что где в его доме, хотя Какаши уже успел узнать об этом, как только пришел, а затем, перебросившись ещё парой фраз, он уходит в свой кабинет. Сев за стол, загроможденный разными бумагами, Ирука прикрывает глаза и делает глубокий вдох. К щекам ни с того ни с сего приливает жар, и он обхватывает их ладонями, опираясь локтями на стол. В голове шумно от копошащихся, словно муравьи, мыслей, но ещё несколькими глубокими вдохами Ирука успокаивает их. Уже совсем поздно, но отчёты требуют, чтобы их сдавали вовремя, так что он принимается за работу. Несколько часов его голову занимают только цифры, итоги и объяснения.***
Какаши лежит с закрытыми глазами. Мысли его текут лениво, плавно перетекая из одной в другую, и он едва держится, чтобы не провалиться в сон. Это чувство даже приятно: чувство сытости, лёгкой усталости и, возможно, некоторой неловкости. Оно теплится где-то в груди и потихоньку расплывается по всему телу, обволакивает, связывает, успокаивает. Какаши был удивлён. Нет, вовсе не тому, что Ирука предложил ему остаться у него — это как раз было вполне очевидно. В конце концов, это же Ирука. Он слишком хороший, чтобы отпустить друга в ночь из своего дома. Какаши удивлялся тому, что согласился. Он бы вернулся в свой дом, пустой и холодный, как и его хозяин, и провел бы всю ночь за чтением «Райских игр» или за рассматриванием своего серого, треснувшего в одном месте, потолка. Он бы стоял на крыше, обдуваемый холодным ночным ветром, и рассматривал бы прикорнувшую Коноху, заверяя себя в том, что делает это потому что тщательно бдит ее безопасность. Одним словом, он остался бы в привычном спокойном одиночестве, делая всё, лишь бы не заснуть. Однако что-то в просьбе Ируки не позволило ему ответить отказом. То ли его забавная привычка чесать шрам на лице, проявляющаяся лишь в определенные моменты, то ли его неловкие объяснения, то ли от чего то спрятанные глаза… Одного взгляда на него было достаточно, чтобы Какаши понял: он искренне беспокоится. Беспокоится… За кого? За него? Какаши фыркает. У него в голове не укладывается, как кто-то вообще-то может испытывать беспокойство за него, но, тем не менее, Ирука просто не даёт возможности в этом сомневаться. Это было немного странно. И Какаши ещё не был уверен, как назвать то чувство, которое в нем просыпалось, когда он об этом думал. А думал он об этом часто. Об этом, и об Ируке в частности. Ирука был одним из тех людей, о которых думать было приятно, которые не вызывают у Какаши ни одной негативной эмоции — ну ладно, редко вызывают. Они общались не так много, как могли бы, и все же понятно было, что Ирука по всем пунктам приятный человек. Прекрасный шиноби, понимающий сенсей, любящий отец (пусть и приемный), верный друг… И просто сильный человек. Сложно было найти в нем недостатки, особенно для Какаши, знавшего его недостаточно. И что-то внутри него все чаще и чаще в последнее время начинало желать исправить это. Узнать его ближе, узнать, что стоит за этим выстроенным образом всегда доброго и всегда понимающего. Тот же ли этот человек? Или совсем другой? Какаши был заинтересован. И все же сейчас, лёжа на кровати и разглядывая чистый белый потолок, Какаши не мог не разрываться между двумя фронтами. Ирука поступил очень по-товарищески, приглашая его остаться. Так что вообще можно разглядеть в этом поступке? Разве может он быть плохим? Разве может скрывать за собой что-то большее?.. «Бред», — думает Какаши, устало вздыхая. «Меня уносит совсем в непонятную степь». Он разворачивается на бок. «В конце концов, Ирука вообще никогда не давал повода в нем сомневаться. Так какого черта сейчас, лёжа на его кровати в его доме, съев его еду, которую он приготовил для меня, я вообще об этом думаю?» Мысли эти и правда были бредом. Какаши никогда не чувствовал себя дискомфортно рядом с Ирукой. Поэтому и думать о нем был так приятно. И сам он ощущался как что-то тёплое и лёгкое, застревающее между рёбер и щекочущее сердце. Как солнечный свет, падающий на ладонь. Или как теплое молоко. Или как подсолнечник. Какаши вздыхает. Мысли становятся все более странными и тягучими, как жевательная конфета. Он закрывает глаза. Может быть, ему не помешает отдохнуть и ничего страшного не произойдет, если он немного поспит. По крайней мере, зная, что за соседней стенкой сидит, занимаясь отчётами, подсолнечный человек, становится немного легче. Сладкая усталость накрывает Какаши полностью. Темнота подступает все ближе, пока он окончательно не проваливается в сон.***
Черный. Оранжевый. Искаженные цвета режут глаза. Душно и жарко, некомфортно. Какаши безошибочно узнает место. Он снова не может двигаться. Прикован к деревянному кресту, связан: ни пошевелиться, ничего. Абсолютная беспомощность и беззащитность. Он дёргается в невидимых путах, но, очевидно, у него даже не получается расшевелить их. Перед ним возникает фигура. Какаши поднимает взгляд. Ну конечно. Все начнётся с самого начала. Всё всегда начинается с самого начала. Каждый грёбаный раз. Итачи что-то говорит, но Какаши не улавливает смысла его слов, несмотря на то, что голос его раздается будто набатом в ушах. Не понимает, потому что, видя, как Учиха приближается и кладет руку на ножны, тело его начинает обливаться потом, а сердце — колотиться в груди так быстро, словно он пробежал сотню кругов. Гадкое, мерзкое липкое чувство начинает ползти где-то от затылка по спине, постепенно сковывая все тело в свои холодные объятия. Страх. Какаши знает, что сейчас будет, и его тело уже рефлекторно начинает дёргаться, пытаясь добиться хоть чего-то, хоть как-то себя спасти, уберечь, защитить, хоть мозг и осознает, что все бесполезно. А в голове ещё бьётся так назойливо унизительно: Пожалуйста. Хватит. Я больше не выдержу. А Учиха смотрит на него, не отрывая своих прокля́тых глаз, смотрит внимательно, хищно, изучающе, как ворон на падаль, и Шаринган его отпечатывается у Какаши в самой подкорке сознания, на сетчатке глаз, отпечатывается и жжёт до боли, как раскалённая кочерга. В руках у Учихи кунай, которым он вертит почти лениво, пока не перехватывает наконец всей ладонью и не приближается к распятому Какаши так стремительно, что тот даже не сразу понимает, что произошло. По животу начинает растекаться что-то тёплое, а тело вспыхивает болью. Глаза Какаши расширяются, рот судорожно открывается — он пытается вздохнуть, но это удается далеко не сразу. Дышать теперь тяжело, ещё тяжелее, чем до этого просто от страха, теперь же физически. Он чувствует, как рука Учихи продавливает кунай глубже в его плоть, и все тело дрожит и сводит. Ему хочется закричать, но из горла вырывается только полусдавленный стон. Учиха что-то горячо шепчет ему на ухо, но Какаши не разбирает слов. Затем Учиха отстраняется, издевательски медленно вытаскивая кунай на себя. Вертит им, прокручивает в колотой ране и глаз всё не сводит, а Какаши от этого дёргается всем телом, чувствует, как связывающие путы впиваются глубже в запястья и щиколотки, запрокидывает голову вверх, раскрывая рот, но крика так и не раздается. В ушах шумит кровь, сердце бьётся где-то в висках, в глазах все кружится. Какаши снова теряет счёт тому, сколько раз Учиха вонзает в него клинок. Время течет медленно. Или же, напротив, слишком быстро? Секунды растягиваются в часы, все смешивается, перебивается. В какой-то момент Какаши слышит неожиданный звук. Это не был звук холодного металла, не был звук раздираемой плоти, не голос Итачи и даже не собственные крики. Это был звук, с которым цепи разбивает оружие, с размаху вонзаясь в деревянный шест. Какаши падает на землю. Некоторое время он просто лежит, даже не сразу осознав, что произошло. Его тело горит от боли, но ещё больше горит его разум, и сознание, возвращаясь по крупицам, причиняло ещё больше страданий. Тем не менее, поняв, что он больше не прикован к кресту и, самое главное, может шевелиться, Какаши тяжёлым усилием приподнимается, садясь на колени. Он осматривается, но не видит вокруг никого. Его окружают сплошные тишина и одиночество, как будто так всегда и было. Какаши встаёт на ноги. Его тело полностью здорово, ни одной царапины больше не покрывает ни грудь, ни торс, ни другие части. В руках он внезапно обнаруживает кунай, который теперь удивлённо сжимает в кулаке. Слышится шорох где-то позади. Какаши улавливает его боковым зрением и разворачивается. Его глаза распахиваются, когда он видит фигуру человека, стоящего к нему спиной, и он начинает чувствовать, как наполняется злостью. Кулак сильнее, до дрожи, сжимает кольцо куная. В Какаши не остаётся ни одной рациональной мысли, только ярость за всю боль, которую ему причиняли все это время. Он с криком бросается к человеку. Тот оборачивается прямо перед тем, как Какаши вонзает ему под ребра кунай, пригвоздив к стоящему позади деревянному шесту. Чувство злорадного удовольствия и облегчения накрывают Какаши волной, и он поднимает взгляд на лицо противника, желая увидеть его глаза. Но всё, что он видит — это то, как лицо Учихи теряет свои черты. Изменяет форму, цвет, и вот перед Какаши уже не Итачи Учиха. Перед ним Ирука. Что-то тяжёлое обрушивается внутри Какаши (или на него?). Он замирает, перестает дышать, всматриваясь в лицо напротив себя, бегает взглядом от глубоких карих глаз на ровную черту шрама на носу почти в отчаянии. Нет-нет-нет-нет-нет. Ирука рвано выдыхает. Какаши чувствует этот горячий вздох на своей щеке. Его рука продолжает крепко сжимать кунай, а по пальцам стекает обжигающая темная кровь. Он опускает взгляд вниз, на расплывающееся багровое пятно на животе Ируки, затем снова поднимает к его лицу. Не может этого быть. Это не может быть заменой. Не может. На руку, сжимающую кунай, опускается чужая ладонь. Какаши вздрагивает, и оцепенение разом спадает, будто трескается корка льда. Ирука слабо сжимает его локоть, а сам едва улыбается окровавленными губами, тяжело дыша. Улыбается так, словно ничего и не случилось, словно так и надо, словно он не истекает кровью. Из-за Какаши. Его ведёт в сторону, но Какаши сразу же рефлекторно ловит его, прижимая к своему плечу. Частое судорожное дыхание обжигает его ухо, но больше Какаши пугает холодеющая кожа Ируки. Придерживая его со спины, он медленно опускается вместе ним на землю. Ладони Какаши обхватывают лицо Ируки, и он смотрит в его глаза испуганно, отчаянно, словно ожидая, что Умино сейчас улыбнется как ни в чем не бывало, скажет, что все нормально и встанет, целый и невредимый. Ирука улыбается. Все ещё. Через силу, сглатывая кровь и задыхаясь, но тянет уголки губ в дрожащей полуулыбке. Какаши чувствует, как его начинает трясти. Он перекладывает руку на его живот, давит, пытаясь замедлить кровотечение — «бесполезно», — проносится в голове. Одежда почернела и пропиталась багровой кровью. Какаши отрывает дрожащие руки от его тела и смотрит на них с ужасом. Красные. По щеке скользит что-то влажное и тёплое. — Пожалуйста, нет… Земля под ногами обрушивается так стремительно, что он не сразу понимает это. Сердце гулко ухает в груди, адреналин захватывает новой волной страха… И Какаши подрывается на кровати, весь покрытый холодным потом и дышащий так часто, будто сделал забег в пятьсот кругов. Дрожь — то ли от перенапряжения, то ли от тревоги — покрывает тело. Какаши моргает, пытаясь осознать, где он находится. Чистый белый потолок, стены, ровный деревянный пол… Намокшая из-за пота кровать. Какаши слышит чей-то голос и поднимает голову, замедляя дыхание. Ирука, растрёпанный и сонный, не на шутку перепуганный, стоит в дверях, расширенными глазами глядя на него. Они встречаются взглядами. Какаши опускает глаза на свои ладони. Чистые обычные ладони. Ни на намёка на кровь. Какаши прикрывает глаза и испускает усталый вздох. Он слышит, как Ирука подходит ближе и останавливается совсем рядом, и поднимает голову. — Какаши… Ты в порядке? Нет. Совсем нет. — Да. Собственный голос звучит хрипло и незнакомо. Какаши прочищает горло. Плеча касаются почти неощутимо, будто спрашивая, и он вздрагивает, не ожидая прикосновения. Ирука смотрит с беспокойством и сжимает плечо чуть крепче. Какаши, едва взглянув на него, понимает, что оторваться не может. Ирука… — Я принесу тебе воды, ладно? Нет, не ладно. Останься. — Да. Голос обрывается на шёпот. Ирука ещё несколько секунд сжимает его плечо, а затем быстро выходит из комнаты. Становится холодно. Какаши прикрывает глаза и вытирает влажную щеку. В груди бьётся что-то тёмное, страшное и заливает всепоглощающей пустотой. Он ложится на свои колени, обнимая их руками, и утыкается носом в локоть. Прячется. Он делает глубокий вдох, задерживает дыхание на несколько секунд, затем выдыхает. Разум немного успокаивается, но все равно мрачно и промозгло, как в подвале. Слышатся шаги, и Какаши поднимает голову. Ирука приближается к нему, протягивает в руках стакан. Какаши скользит по нему взглядом, затем поднимает к лицу Ируки. Со слабой улыбкой, все ещё мелькающей сонливостью в глазах, перемешанной с беспокойством. Рука Какаши замирает в нескольких сантиметрах от стакана на пару секунд… И резко обхватывает запястье Ируки, притягивая его на себя. Какаши обнимает его за спину, вцепляясь в его водолазку, и прячет лицо где-то в районе его живота. Он слышит удивлённое «Ой», но не отстраняется. Ирука теплый. Сердце у него в груди бьётся быстро, глухими ударами доносится до слуха Какаши. От него пахнет чистой одеждой и немного пылью. Какаши прижимается ещё крепче. Ему просто было нужно это. Просто почувствовать, что Ирука вот он — теплый, настоящий… Живой. Стоит рядом, держит в руках стакан с водой, дышит, волнуется. Он здесь, и он в безопасности. Сердце сжимается в груди, Какаши открывает глаза. В безопасности ли? Рядом с ним? Его плечи вздрагивают, когда на них мягко опускаются чужие руки. Какаши замирает, чувствуя, как теплые ладони Ируки осторожно касаются его спины, гладят почти неощутимо, успокаивающе. Какаши тяжело вздыхает. Ирука подходит ещё ближе, совсем вплотную, и немного наклоняется. Его руки обвивают плечи Какаши мягким кольцом, а щека ложится на макушку. Сердце заходится как бешеное. Ирука-Ирука-Ирука. — Всё хорошо, Какаши. Конечно хорошо. Теперь хорошо. Голос у Ируки тихий, шепчущий и осторожный, будто он боится, что скажет что-то не так. Наверное, он вообще и не видит смысла в том, чтобы что-то говорить, но все равно хочет как-то его поддержать, утешить. Как и всегда. Какаши негромко усмехается куда-то ему в солнечное сплетение. Что-то согласно угукает, но продолжает сидеть, держа его в своих объятиях. Может быть, это странно, может, неправильно, но ему это нужно. И это всё, что его волнует. Через несколько минут он наконец неловко отстраняется и садится, скрестив ноги и отведя взгляд. Ирука мнётся на месте, а затем снова протягивает ему стакан. Какаши неохотно забирает его, слегка задев его пальцы своими, и, не глядя, отпивает. Сладкий вкус растекается во рту, и он удивлённо заглядывает в стакан, едва не закашлявшись. — Что это? Ирука скрещивает руки на груди и наблюдает за ним. — …Чай. Пей. Это, конечно же, был не чай. Ирука, даже при всем желании, просто не успел бы его заварить, к тому же, Какаши в своей жизни выпил достаточно чая, чтобы узнавать его вкус. Подняв брови, он некоторое время изучает деланно равнодушного Ируку, но, пожав плечами, решает выпить содержимое. Немного тёплое, сладкое, отдающее каким-то травами… В целом, ничего страшного. Какаши вздыхает и убирает стакан на столик, возвращаясь на свое прежнее место. Чуть подумав, Ирука аккуратно присаживается на противоположный край кровати. — …Расскажешь? Какаши встречается с ним глазами. Очень хочется поиграть в дурачка, чтобы оттянуть неприятную тему, но он вдруг понимает, что слишком устал для этого. К тому же… Ирука все же не заслужил такого отношения к себе. Какаши вздыхает и откидывается спиной к стене. — Не думаю, что это хорошая идея. Ирука теперь на него не смотрит. Он ведёт пальцем по постели, рисуя невидимые узоры и наблюдает за ними. — Нельзя же вечно жить с этим одному. — До этого как-то жил. Ирука с кратким вздохом поднимает глаза. — И как? Комфортно? Ужасно. Какаши отводит взгляд и сжимает свои предплечья. Отвечать не хочется, тем более теперь, когда пауза и так затянулась достаточно, чтобы Ирука сам понял ответ. — Какое тебе дело? Какаши хмурится и вновь ложится на свои колени. Наверное, он прозвучал более грубо, чем собирался. Впрочем, Ирука не обращает внимания. Он отворачивается, садится на кровать более полно и сцепляет руки в замок, утыкаясь в них взглядом. Некоторое время он сидит так, не издавая ни звука, обдумывая у себя в голове что-то невероятное важное, как думается Какаши. Он даже успел немного начать жалеть, что задал этот вопрос, ибо ответ на него мог бы быть более неловким, чем предполагали они оба. В конце концов, Ирука ведь… Или нет? — Знаешь, ты звал меня, — наконец спокойно произносит Ирука и оборачивается. — Звал меня по имени. Какаши застывает, уныло понимая, что ответ всё же последовал неловкий, хоть и не в том смысле, о котором он думал. Теперь он сам вдруг смущается: что Ирука вообще о нем подумает? Зовёт во сне, потом неприлично долго обнимает… Хотя нельзя было сказать, что между ними вообще были такие близкие отношения, чтобы они когда-либо обнимались. Вернее, Какаши вообще никогда ни с кем не обнимается без лишней необходимости. Оказаться ткнутым в это носом немного неприятно. Какаши радуется, что на нём маска. — Вот как?.. — Он понятия не имеет, что на это отвечать, и нужно ли вообще, или лучше притвориться, что все так и было задумано или, напротив, он ничего не знает и ничего не было. Ему до отчаяния стыдно, что Ирука видел его в момент слабости. Ирука, кажется, понимает его мысли, ибо отстранённость на его лицо меняется на мягкое беспокойство. Он поднимает уголки губ в грустной улыбке. — Тебе не обязательно рассказывать мне, если не хочешь. Я не заставляю тебя, не пытаюсь давить, так что если хочешь закрыть эту тему и больше к ней не возвращаться — скажи… Не обещаю, что я так просто смогу это забыть, но буду меньше вспоминать об этом в диалоге с тобой. — Ирука тихо хмыкает. — Просто… Может, это поможет тебе? Справиться и отпустить. Не знаю, что делал с тобой Итачи, но это определенно в прошлом. Пятая тебя вылечила, а он к нам больше не сунется, а даже если сунется — мы будем готовы… — Ирука морщится и неловко чешет нос, понимая, что ведёт не туда. — Я хочу сказать… Когда мне снятся кошмары, мне гораздо проще жить, если, проснувшись, я выдохну хотя бы самому себе «это был сон». А если перескажу его кому-нибудь, то будет ещё понятнее, что все было не по-настоящему. И переживать не о чём. Он замолкает, немного растерянно глядя на Какаши. Хмурится, поправляет ворот водолазки и отворачивается в сторону, видимо, сам смущённый внезапным откровением. Но Какаши смотрит на него, не отрываясь. Ирука искренне хочет помочь. Такой Ирука. Имеет ли право Какаши рассказывать ему? Как он отреагирует? Поймет ли вообще? Какаши вздыхает и закрывает глаза. С одной стороны, не надо ему забивать голову такими вещами. С другой… Что-то внутри Какаши рвалось и металось, крича «Расскажи! Расскажи!». Хотелось, чтобы Ирука выслушал. Чтобы посмотрел на него своими карими глазами так, как умеет только он, успокоил бы мечущееся в тревоге сердце, охладил бы разум. Хотелось бы, чтобы отпечатавшиеся в сознании красные глаза сменились на другие. Карие. Какаши знал, что это невозможно. С его губ срывается вздох. — Мангёке Шаринган. Ирука вздрагивает и оборачивается с удивлением, внимательно рассматривая Какаши. — А? — Мне снится Мангёке Шаринган. Глаза у Ируки расширяются. Он делает глубокий вдох и подсаживается чуть ближе, скрещивая ноги. Слегка наклоняет голову в бок, наблюдая за ним. Какаши понимает, что он вряд ли слышал такие подробности о гендзюцу Учихи, а рассказывать ему, скорее всего, не стали. Ему же самому, по-видимому, хватало и того, что объяснили. — Гендзюцу Итачи, — поясняет Какаши. — Это способность его Шарингана. В тот день, когда мы с Асумой и Куренай-сенсей встретили его и ещё одного члена Акацуки, я попал под его влияние. Это… — Какаши делает паузу, пытаясь понять как лучше объяснить. Хмурится и мрачнеет, когда в воспоминаниях яркими картинами всплывают образы прошлого, и без того слишком живые. — Необычное гендзюцу. — Голос его становится немного тише. — Рассеять его невозможно. Когда Итачи применил его на мне, мы оказались в странном месте. Конечно же, в проигрышном положении остался я. Время там идёт по-своему. — Какаши отворачивается в сторону. — Там могут пройти недели, тогда как в реальности всего секунда. Лицо Ируки мрачнеет тоже, когда он слышит эти слова. Нет ничего сложного в том, чтобы понять, каким образом можно использовать эту способность, особенно зная, на что способен Учиха. Сложить два и два — вот вам и история того, что случилось с Какаши при встрече с Итачи. Тем не менее, Ирука молчит, дожидаясь, когда он закончит говорить. — Не буду долго размусоливать насчёт того, как Учиха решил на мне отыграться. Для меня прошли недели… Или больше. — Какаши посмотрел на свои ладони. — А в реальности не прошло и пяти минут. — Какаши… Какаши вздрагивает от неожиданности, когда Ирука шепчет его имя. Он опускает плечи и смотрит с таким ужасом, что Какаши сам едва не пугается, будто рассказал что-то совсем из ряда вон. Ирука тянется к нему дрожащей рукой и дотрагивается до плеча, прикусывая губу. Смотреть ему в глаза больно. От этого взгляда в груди снова поднимается что-то тёмное, холодное и сковывает все тело. Какаши делает глубокий вдох. — В общем, с того дня, как Пятая исцелила меня, каждую ночь мне снится именно это. Только сегодня… — Какаши обрывается на полуслове. Желание рассказать Ируке всё пошатнулось, а в горле застрял ком. — Что сегодня? — тихо спросил Ирука. — Сегодня там был ты. Голос дрогнул. Какаши морщится. Рука Ируки соскальзывает с плеча, напоследок мазнув по предплечью. Его взгляд меняется на непонимающий и он снова слегка хмурится, перебирая собственные пальцы. — Я?.. — Я тебя убил. Удар сердца. Затем бьётся чаще. Ирука замирает, как каменное изваяние, глядя прямо на Какаши. Его рот приоткрыт, а сам он часто моргает, пытаясь осознать услышанное. — Что?.. — Ирука, я… — Судорожный вздох прерывает собственную речь, и Какаши склоняется к своим ногам, пряча лицо в ладонях. Перед глазами мелькает сегодняшний кошмар: боль, страх, кровь, отчаяние, кровь, много крови. Он чувствует, как к телу снова подступает дрожь и злится, что не может унять её, и сидит, сжавшись, как ребёнок, словно пытаясь стать меньше и незаметнее. Темно и холодно. Пусто. — Какаши… — Он чувствует, как кровать прогибается от веса ещё одного тела, а следом ощущает теплые ладони на своих плечах. Ирука совсем близко, это чувствуется каждой клеточкой тела. Он выдыхает, и его дыхание щекотит Какаши лоб. — Это все сон. Просто сон. Ты не понимаешь-не понимаешь-не понимаешь. Какаши трясет головой из стороны в сторону, все ещё не отрывая ладоней от лица. В ушах поднялся звон. — Ты боишься? Звон исчезает. Становится так тихо, что даже не слышно своего сердцебиения. Даже дыхания. Как будто он разом оглох. Какаши отрывается от своих рук и поднимает голову, встречая взгляд Ируки на себе. Болезненный, печальный — от этого самому становится невыносимо. Боится?.. Чёрт возьми, да. Какаши выдыхает и зажмуривается, чувствуя, как в носу становится щекотно. Ирука не ждёт ответа. И Какаши как никогда благодарен ему за это. Он чувствует, как его руки крепче сжимают плечи, а большие пальцы тихонько поглаживают кожу сквозь одежду. Мягко. Тепло. — Ты ведь понимаешь, что это не имеет никакого отношения к реальности, правда, Какаши? — Голос негромкий, вкрадчивый. — Итачи Учиха использовал на тебе своё дзюцу, но Пятая успешно его нейтрализовала. Твой разум в порядке, просто он пытается привыкнуть и отпустить произошедшее. Тебе надо только помочь ему. Помочь самому себе. Ты же не думаешь, что всё, что происходит в твоих кошмарах может случиться в реальности? Пожалуйста, скажи, что нет. Ирука гладит его плечо. Какаши задерживает дыхание и отсчитывает до десяти. — Взгляни на меня, пожалуйста. Какаши открывает глаза и метается взглядом по лицу Ируки. Карие глаза в темноте комнаты почти чёрные, глубокие и бездонные. Это была вовсе не пугающая глубь, как тьма в самых больших обрывах, напротив — тьма, как ночь, как усталость после тренировок, схожая с ленивой негой, как сон — не такой, какой преследует Какаши последние дни. Тьма, как одиночество наедине с самим собой. Растрёпанные волосы Ируки, обычно заплетённые в высокий хвост, разлетелись по его плечам, а отдельные тонкие прядки упали ему на лоб, вызывая неудержимое желание их убрать. Взгляд Ируки теперь не источает беспокойство. Он смотрит с какой-то твердой уверенностью, почти суровый — непривычно. Какаши аж неловко за себя. — Послушай, я удивлён, что мне приходится говорить это тебе. Сон — это всего лишь сон. Дурацкий кошмар, не имеющий ничего общего с реальностью. Итачи Учиха не смог сломать тебя, когда ты был там, неужели ты позволишь ему одержать верх теперь, когда от его дзюцу остались лишь кошмары и воспоминания? Я никогда в это не поверю. — Ирука схватил его за плечи и легонько встряхнул. — Разве ты не делаешь всё возможное ради своих близких каждый раз? Разве не защищаешь их ценой собственной жизни? Разве позволишь себе навредить кому-то из них? Не позволяй себе сомневаться в себе! Ирука повышает голос. Похоже, он близок к тому, чтобы начать искренне возмущаться, так он хмурится. Какаши слабо усмехается. Правда, чего это он?.. — Потому я и говорил тебе поговорить с Цунадэ-сама! Или с кем-нибудь ещё. Потому что, скрывая это все, проживая это один, ты варишься в этом снова и снова, и каждый раз все хуже. Думаешь, я не знаю, о чем говорю? Я днями и ночами варился в своих страданиях и кошмарах. А потом перестал быть один. Если ты так не хочешь падать лицом перед Гай-сенсеем или кем-то ещё, приходи ко мне! Слова повисают в воздухе. Какаши моргает, скрывая удивление. Ирука прикрывает глаза и слегка опускает голову, но лишь на несколько секунд. Он делает глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. Какаши гадает, что он имел в виду. Варианты бьются в мыслях, один интереснее другого, но он молчит, продолжая просто смотреть. — Я знаю, что многого прошу, но, пожалуйста, Какаши… — Спасибо. Ирука обрывается, недоуменно глядя на него и даже немного расслабляется. — А? — Ты правильно говоришь, Ирука. Что-то я… Раскис. Ирука хлопает глазами, и весь его запал разом исчезает. Ещё немного постояв перед Какаши, он отпускает его плечи и слегка отодвигается, не зная, куда себя деть. Некоторое время они оба молчат. Какаши прокручивает у себя в голове его слова. Редко когда Ирука говорил об этом. — Прогонишь меня? Ирука поднимает плечи и с удивлением оборачивается. — С чего бы это? — Я тебе не даю спать. Ирука расслабленно выдыхает, а затем тихо смеётся. — Я полночи занимался отчётами. Лишний час сна не помог бы мне выспаться. — Тебе завтра рано вставать, — парировал Какаши. — Тебе тоже, — пожал плечами Ирука. — Тем не менее, у нас обоих ещё есть время поспать. — Он встречается с ним глазами. Какаши качает головой. — Не думаю, что засну. — Правда? — Ирука насмешливо вздергивает бровь и смотрит так хитро, что Какаши всем своим нутром чует подвох. Он пытается понять, о чем говорит Ирука, и вспоминает тот странный напиток, который он обозвал чаем. «Ну понятно», — с усмешкой думает Какаши. — Значит, ты решил меня усыпить. — Эй, это звучит слишком грубо! — Ирука упирает руки в бока. — Я всего лишь хотел, чтобы ты расслабился и почувствовал себя спокойнее. — Он скрещивает руки на груди. — Ты все ещё можешь отказаться спать, если тебе так хочется. Какаши думает недолго, а затем откидывается на подушку спиной, вытягивая руки вверх. — Пожалуй, нет. — Вот и всё. — С видом «яжеговорил» Ирука поднимается с кровати и становится возле окна, поправляя одежду. Затем он ненадолго замирает, потирая шею ладонью, и отводит взгляд на улицу. Какаши, заметив, что тот встал, приподнимается на локтях и с некоторым разочарованием, которое пытается подавить, смотрит на него. — Уходишь. — Скорее как факт, нежели вопрос, протянул он, скользя глазами по его фигуре. Почему-то очень этого не хотелось. — А мне остаться? Тихо, совсем тихо, будто ветер прошелестел, пролетая мимо. Ирука смотрит в окно, Какаши — на Ируку. Волосы спадают из-за уха, закрывая его лицо. — Останься, — также тихо просит Какаши. Ирука медленно кивает, все ещё глядя на улицу. Сцепляет руки в замок, хрустит пальцами, затем поправляет волосы обратно за ухо и наконец поворачивается к Какаши. Было видно, что он немного смущён. Однако Какаши был смущён своими словами не меньше. Он отодвигается к краю кровати у стены, освобождая некоторое место. — …Ляжешь со мной?.. — протягивает он неуверенно охрипшим вдруг голосом. Румянец на щеках Ируки вспыхивает, а сам он аж отступает на шаг, резко опуская руки вниз. — Ч-что? Ты… Какаши чувствует, как к собственному лицу приливает жар. «Господи, какой же я идиот. Это определенно странно прозвучало, правда?» Он откашливается в кулак и тянет долгое «э-э», пытаясь сообразить, как объяснить свою просьбу. — Я… Ты… Э… Ну, я подумал… Если ты будешь рядом, я, э… Буду чувствовать себя… Спокойнее… Ирука все ещё выглядит напряжённо и нервно, пряча руки в карманы штанов. Какаши прочищает горло и сдерживает порыв обхватить свое лицо, чтобы оно перестало так гореть. — Я просто… Я часто сплю со своими собаками, вот. Так спокойнее. Лицо Ируки становится совсем несчастным. Какаши пялится на него удивлённо, ибо ему показалось, что его слова должны были расслабить ситуацию, но затем до него доходит, что он ляпнул, и ему кажется, что на него вылили ушат ледяной воды. Он только что сравнил Ируку с собакой. Какаши прислоняет полусогнутую в ладони руку ко рту и устремляет обречённый взгляд в стену. Ради всего святого, Какаши. Просто заткнись. Он удивляется, как у Ируки не начинает глаз дёргаться от этих слов. И почти уверен, что Ирука сейчас сделает вид, что ничего не говорил несколько минут назад, развернётся и уйдет спать. Но вместо этого Ирука подходит к кровати и неловко замирает перед ней. Делает глубокий вдох и, прикрыв глаза, садится на край. — Если ты будешь пинаться во сне — я выкину тебя с кровати. И ложится. Какаши падает с локтей на подушку, испуская судорожный вздох. От смущения, краской задевающей уши, его пробивает дрожь, когда он чувствует тепло, исходящее от тела Ируки. Он лежит, пялясь в потолок и пытаясь взять себя в руки, но теперь, когда он ляпнул такую глупость, это ещё сложнее. Он чувствует, что Ирука рядом тоже пытается унять смущение, размеренно дыша полной грудью. Какаши закрывает глаза, задерживает дыхание и поворачивается на бок. Секундами спустя Ирука поворачивается тоже. Сжимает челюсти от напряжения, осматривает его лицо. Ну и на что, черт возьми, ты рассчитывал? Какаши выдыхает и снова делает глупость: он пододвигается чуть ближе и утыкается лбом Ируке в грудь. Слышит, как быстро колотится его сердце, и чувствует его резкий вздох на своем затылке. Какаши осторожно кладет руку ему на бок, и Ирука вздрагивает и громко выдыхает, ежась. Какаши зажмуривается и сжимает губы в тонкую полоску. Собственный сердечный ритм сбивается и скачет, и Какаши всеми силами пытается успокоиться. Ирука шевелится, и Какаши пугается, что он всё-таки сейчас уйдёт, но вместо этого ощущает, как под его шею пододвигается чужая рука, а вторая ложится на спину. Обнял! Какаши слышит, как Ирука делает глубокий вдох и нарочито ровно дышит, но несмотря на все его усилия, сердце все ещё выдает его с потрохами. Какаши слегка улыбается, и обнимает его сильнее, прижимая к себе рукой. Ту-дум-ту-дум-ту-дум-ту-дум. Как барабанная дробь, глухо, но отчётливо. С какой-то стороны даже красиво, будто необычная мелодия, ласкающая слух. Тихая, монотонная, усыпляющая. Какаши ведёт рукой от лопаток Ируки к пояснице и прячет пальцы у него под боком, прижимая ещё ближе. Он слышит, как он рвано втягивает воздух через зубы, а его рука сжимается на спине. Это даже немного интересно. Совсем чуть-чуть. Сам Какаши почти успокаивается, убаюканный биением чужого сердца под ухом и обволакивающим теплом объятий. Сладко. Возвращается потихоньку то самое приятное чувство, морящее и утопляющее где-то в глубинах сознания. Иногда вспыхивают огоньки тревоги, но оказываются быстро потушены мыслями «Со мной ведь Ирука». Как талисман, оберег, комфортный островок защиты, где никакие беды не настигнут, даже кошмары. И Какаши инстинктивно жмется к нему, как мотыльки жмутся к лампам. Ладонь Ируки слегка поглаживает спину. Немного щекотно, но всё-таки даже приятно. Подбородок упирается в макушку, и они рефлекторно прижимаются ближе, переплетая ноги для удобства. Разумеется, только ради удобства. Какаши, на самом деле, чувствует себя немного скотиной, за то, что пользуется добротой и заботой того, кого пытался уличить в двуличии. Но интерес к Ируке внутри него разгорается только сильнее, поэтому он отгоняет эти мысли, уступая место другому вопросу: какова природа этого его интереса? Глаза открывать больше не хочется. Тело будто онемело в сонливой неге, и Какаши не против. Он чувствует, как постепенно опускается в темную мягкую глубину и как его окутывает тепло со всех сторон. Колыбельная под ухом выравнивается, но звучит теперь громче. Дыхания принимают один ритм. Какаши не знает, сколько времени проходит, прежде чем он снова погружается в сон.***
Солнечный луч спадает на нос и светит прямо в глаз. Тепло, но слишком ярко. Дрёма отступает, Какаши морщится сквозь сон и переворачивается на другой бок. Рука обнимает подушку. Как-то подозрительно свободно и пусто на кровати… Он лениво приоткрывает один глаз, щурится на солнечном свету, но сразу замечает, что лежит один. Это заставляет проснуться. Какаши потирает глаза тыльной стороной руки и зевает, поднимаясь на постели. Медленно моргая, он осматривает пустую комнату. Откуда то сзади вдруг дует слабый ветерок. — Доброе утро. Какаши оборачивается и застывает. Вот теперь он точно полностью проснулся. Ирука, оказывается, все же не сбежал. Он стоял, опираясь спиной и руками о подоконник. Но, самое главное, его волосы… Волосы, вечно заплетённые в одну и ту же причёску — обычный хвост — сейчас свободно ниспадали вниз, рассыпаясь тёмными прядями по плечам и спине, и обрамляя лицо, светящееся лёгкой улыбкой. У него, оказывается, длинные волосы. Освещаемые солнцем, они казались гораздо светлее, чем были на деле, а смуглая кожа и вовсе приобрела мягкий медовый оттенок. Какаши скользнул взглядом по его плечу, обнажённому из-за спавшей с него лёгкой кофты без горла… Ему пришлось сглотнуть комок в горле. — Давно проснулся? — хрипловатым голосом спрашивает Какаши, все ещё испепеляя взглядом его плечо. — Минут десять назад, — задумчиво протянул Ирука, похоже, совершенно не замечая на себе пристальных глаз. — Будешь завтракать? Какаши отходит от ступора и поднимает взгляд к его лицу. — Сколько времени? — Почти восемь. — Не буду. — Какаши вздыхает и потягивается, очень стараясь на Ируку больше не смотреть, во избежание всяких неловких ситуаций с утра пораньше. — Ты в Академию идёшь? — Да, хотел дождаться, пока ты проснёшься. — Ирука кивает и отходит от приоткрытого окна. — Ты как, выспался? — Тон его становится мягче, когда он со вновь всплывшим беспокойством подходит к Какаши. — Похоже на то, — пожимает плечами Какаши и с удивлением понимает, что и правда не чувствует себя так устало и подавленно, как раньше. Ко всему прочему, он вспоминает, что за всю ночь ни разу не проснулся. Кажется, его удивление отображается на лице, потому что Ирука тихо смеётся, глядя на него. — Я рад. — Он плавно заправляет волосы за ухо. — Ладно, я пойду собираться. Выйдем вместе? Какаши согласно угукает, и Ирука выходит из комнаты. Снова дует лёгкий ветерок. Какаши встаёт и подходит к окну, подставляя лицо раннему солнцу. Он выглядывает на улицу: Коноха ещё совсем сонная, людей почти нет, но откуда-то уже доносится запах свежей вкусной еды и цветов. Хорошо. Голова не болит и нет гадкого послевкусия от плохого сна и кошмаров, а на сердце тепло и спокойно. Какаши растягивает уголки губ в улыбке, вспоминая плавные руки Ируки, обнимающие его во сне. Он действительно не уходил всю ночь? Они с Ирукой так и выходят вместе, как договаривались. Он уже был таким, как и всегда: в извечном форменном жилете, хвостом и протектором на лбу, привычный строгий Ирука. Какаши поблагодарил его, и они распрощались, уходя в разные стороны. Какаши следовало бы зайти к Пятой. Однако по пути он вдруг обратил внимание на цветочный магазин. Взгляд случайно упал на него, а ноги сами туда завели. Какаши задумчиво проходился мимо рядов с вазами и букетами, в недоумении размышляя о том, что он вообще тут забыл. Он уже собирался уходить, как заметил охапку ярких подсолнечников в самом углу. Какаши остановился напротив них, изучая взглядом. «Глупости какие», — подумал он. — Очень хороший выбор! Красивые и воздушные, любой девушке понравятся! К сожалению, в последнее время они совсем не популярны. Давайте я вам скидку сделаю? А вы порадуйте свою особенную. — Глупости какие, — спокойно отвечает Какаши. — Дайте три.***
Ирука возвращается домой вечером. Когда он заходит в свою комнату, взгляд его тут же привлекает стеклянная ваза на столе. Вернее, не столько ваза, сколько три подсолнечника, стоящих в ней. Удивление и любопытство заставляет его отмереть и подойти ближе, хоть и с некоторой опаской — вдруг розыгрыш или чего похуже? Но ничего страшного не происходит, и Ирука, чуть более осмелев, осторожно касается цветов. С одного из них вдруг выпадет маленькая бумажка, которую он успевает поймать. Сжираемый любопытством, Ирука разворачивает записку. «Сакура попросила передать». Лицо загорается жаром.