Не замена

      Тёма не пустил к телу никого, он в тот день вообще в морг никого не пускал, очень сильно проклиная тот факт, что нельзя запереть двери на ключ и забаррикадироваться, и даже порыдать нельзя - с верхнего этажа лаборатории всё прекрасно видно. Как хорошо, что дежурит он, а не Валя - ей такие переживания совсем ни к чему, она на всё очень остро реагирует...       Перед ним тело. Бледное и синюшное. Кожа, покрытая фиолетовыми гематомами, к рёбрам и мышцам как будто вплотную приклеена, её обладатель был не в ладах с правильным питанием.       "... главное - не смотреть на лицо..."       Артём и не смотрит, просто с нажимом ведёт скальпель по телу, к которому ещё два дня назад прижимался губами, тихо и неразборчиво повторяя слово "люблю"...       "люблю-люблю-люблю-люблю..."       Внутри всё как у людей - печень, кишечник, почки... Желудок пуст. Ничего удивительного.       - Всё, я на работу, меня Рогозина убьёт!       - Подожди, давай я тебе с собой хотя бы еды положу!       А под рёбрами лёгкие и сердце - то самое, которое ещё недавно от каждого прикосновения колотилось, биение которого Артём первый раз почувствовал, когда его после возвращения из СИЗО прижали к себе так сильно, что он дышать не смог, когда неумело клеили пластырь на его разбитую бровь, когда целовали, обхватив руками лицо, когда рыдали ему в плечо...       "Ты - долбаный придурок... Тебя же посадить могли, убить могли, как бы я без тебя жил!"       А как теперь жить Артёму?       Он только что положил на весы лёгкие человека, который дышал с ним одним воздухом... Как ему жить, зная, что он больше никогда не услышит заветный голос, не окажется в таких необходимых объятиях, не услышит мрачных шуточек в ответ на своё жизнерадостное высказывание, не поцелует в ответ в макушку с ласковым: "Ну что ты такое говоришь?"       Ему просто пропитанным кислотой лезвием раскурочили грудную клетку, залили сердце и грубо зашили заново, а внутри всё продолжает разъедать и избавиться от этого невозможно.       - Не надо, Андрей, не надо, я сама, - слышится голос Рогозиной за дверью. Ей тяжело, но она никогда этого не покажет, она держится ради того, чтобы держались все сотрудники ФЭС. И Тёма должен держаться, чтобы хотя бы чуть-чуть скинуть с неё эту ношу.       - Артём, я звонила Вале, она уже едет...       - Зачем?..       Наверное, Галина Николаевна не понимает, зачем он сам вызвался вскрывать тело любимого человека. Но Тёма лучше сам утонет в этой адской боли, чем будет стоять и смотреть, как в ней тонет кто-то другой - это ещё больнее...       Он наконец заставляет себя посмотреть трупу в лицо. Почти чёрные мешки под глазами, растрёпанные волосы - всё как и было, будто сейчас он откроет глаза и заорёт своим дурацким голосом: "Купились? А я жив!"       Вот только Ваня Тихонов этого уже не сделает.

***

      Артём впервые видит Толю Ломова, когда Оксана приводит его на медосмотр - стандартная для новых сотрудников процедура. Толя неловко улыбается, очень осторожно садится, зачем-то хватает со стола лупу и перебирает её в руках. Нервничает, наверное. Забавный парень. И, оказывается, астматик.       Артём искренне не понимает неодобрительных взглядов коллег. Недоверчивые понимает - и на него так смотрели в первые дни. А неодобрительные - нет. Особенно когда про Толю говорят, что он - неудачная копия Тихонова. А Толя неловко шутит, не даёт Андрею себя подкалывать и постоянно пытается прыгнуть выше головы, оставаясь ночевать на работе. Лишь бы заслужить похвалу или хотя бы улыбку от новых коллег.       Оксана отзывается о Толе исключительно положительно, и Тёма ей верит. Он всегда ей верит. После гибели Вани она умудрялась очень ненавязчиво о нём заботится, несмотря на то, что ей самой было плохо - так и вытащили друг друга из болота.       Толя, как оказалось, совсем не доверяет людям. Не верит в то, что о нём могут говорить что-то хорошее. А ещё он никогда не смотрит Артёму в глаза, разглядывая стены, свои ботинки - что угодно, только не собеседника. Но Тёма очень остро чувствует его взгляд, когда отворачивается, чтобы взять со стола отчёт о вскрытии.       А ещё он додумывает за людей такое, до чего даже самые хитрые и изворотливые люди сами бы не додумались - всё, что угодно, лишь бы не признавать, что он действительно может кому-то нравиться.       А ещё он побаивается врачей, и даже когда сильно режет руку о разбитое стекло или задыхается от сильного приступа, не идёт за помощью. К Артёму его притаскивает Андрей чуть ли не за шкирку, и тому приходится приложить всё своё мастерство, чтобы убедить Толю, что он не собирается делать ему больно, что он будет максимально аккуратным, что он хочет ему помочь, что Толя его не отвлекает от каких-то более важных дел. Что Толя - не неудачник, каким он почему-то себя считает.       Тёме интересен этот парнишка. Почему-то его очень хочется обнять и повыгонять из его светлой головы все ужасные мысли о себе, непонятно как там оказавшиеся. А ещё хочется надавать по ушам коллегам, продолжающим сравнивать его с Ваней.       Да, больно. Да, тяжело. Да, Артёму пришлось буквально собирать себя заново. Но это не вина Толика. Это ничья вина.       Толя каждый раз при встрече жмёт ему руку, пару раз даже обнимает, тут же отстраняясь - боится, единственный говорит "спасибо", узнавая от него полезные для дела подробности или результаты вскрытия. Благодаря Толе Артём впервые за полгода улыбается искренне, не выдавливая из себя подобие оскала, причиняющее жуткую боль всем, кто это видит и самому Артёму в том числе. Толя доверяет ему своё здоровье. Толя случайно называет его обезболивающим. Толя сидит на дефиците калорий непонятно зачем - и Артём впервые со дня трагедии начинает полноценно питаться, чтобы показать пример этому светлому и яркому мальчику.       Толя много рассказывает Артёму личного. Толя крепко прижимает его к себе. Толя укрывает его пледом и заставляет отдыхать, не давая утонуть в пучине собственных мыслей. Рядом с ним Тёме, который всегда был молчаливым, которому после Ваниной смерти приходилось выдавливать из себя слова по буквам, хочется говорить.       Толю хочется накормить, напоить, уложить в кровать, прочитать сказку на ночь, подоткнуть одеяло со всех сторон. Согреть, наконец, а то руки постоянно холодные... Ухаживать-ухаживать-ухаживать...       Толя отгоняет всех от морга, буквально дежуря у дверей, когда близится годовщина того рокового дня. Сам забегает к Артёму буквально на цыпочках, берёт одежду убитого, отчёт о вскрытии, сам несёт его Рогозиной. Галина Николаевна всё прекрасно понимает и не задаёт лишних вопросов.       Толя аккуратно обнимает Артёма со спины, будто тот хрустальный.       - Ты всегда каким-то образом оказываешься рядом, когда мне плохо, когда мне хорошо - да всегда. Ты вытягиваешь меня из такой бездны, ты себе не представляешь, какой. И я хочу быть рядом. И не потому что считаю себя должным, нет, а потому что... Ну... - Толя опускает глаза. - Я тебя люблю, Тём. И я ничего от тебя не требую, не хочу и не имею права, ты не должен изображать никакие ответные чувства, просто позволь мне быть рядом, хорошо? В такие моменты очень страшно остаться одному...       Вечер Тёма проводит, рыдая в Толину домашнюю толстовку, пока её обладатель прижимал его к себе, периодически касаясь губами макушки. Вытирает слёзы, устраивается поудобнее в его объятиях и говорит, говорит... Много. Выплёскивая, наконец, всё накопленное за год, всё, что хранилось где-то внутри, камнем давило на грудную клетку...       А утром просыпается с осознанием.       Толя сказал, что любит его?       Толя? Этот лучик света в его жизни? Этот почему-то неуверенный в себе малыш, который на самом деле и умный, и красивый? Этот обладатель глаз цвета морской волны?       И он действительно любит Толю, не потому что видит в нём Ваню, не потому что ищет замену. Не потому что ему просто нужно спасение от одиночества. Он любит в Толе Толю.       А ещё друг при друге они могут не стесняться быть кем хотят, ржать как кони над какими-то глупостями, реветь навзрыд, зная, что они друг друга не осудят, показывать друг другу свои травмы, даже самые незначительные. Они становятся друг для друга лекарствами.       Островками безопасности.