ID работы: 14369444

Исповедь человека и мертвеца

Слэш
R
Завершён
11
Мёртвая Сова соавтор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
16 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
11 Нравится 5 Отзывы 3 В сборник Скачать

конец так и не наступившего начала.

Настройки текста
Примечания:
      Собака, как ни крути, лучший друг человека. Даже если от человека и от собаки осталось всего ничего. Никита сидел на капоте машины, припаркованной на площади перед заброшенной больницей. Перед ним, виляя хвостом, сидела жуткая псина. Ошмётки грязи смешались с кровью и прилипли к шерсти; шею собаки обвивала ржавая цепь, конец которой радостно волочился за собакой, куда бы та не пошла; в правом боку торчала арматурина. Одного уха не было. Но самым жутким в этой собаке была её морда. Зубы были выдвинуты вперёд и обнажены белым оскалом, глаза тоже белые, кажется, в темноте они светились. Когда-то, еще до взрыва на Калверт Клифс и двадцати семи лет вдали от дома, эта собака его пугала. Но теперь он не чувствовал ничего, кроме жалости к этой собачке. Никита успел многое пережить. И в жизни этой искал только покой и тишину. — На, вот, — Походным ножом он отпилил от батона докторской приличный кусок и бросил собаке. Та на лету поймала подачку и снова начала клянчить. Теперь уж не отвяжется. — Прожорливое ты животное, — сказал Никита, потрепав собаку по голове. Несмотря на вонь и жуткие мёртвые глаза, собака умильно клянчила еду и за день успела подъесть все его запасы. — Придётся в деревню ехать.       Никита разблокировал дверцу серого внедорожника, настроил зеркало заднего вида и с лёгкой усмешкой увидел, как в открытый багажник запрыгнула мёртвая псина. Пусть едет, если хочет. Всё равно из Зоны не выедет. На границе тридцатикилометровой Зоны собака выпрыгнула из кузова и села на обочине, грустно склонив голову на бок. Всерьёз считать её собакой, а не призраком Зоны было бы глупо, но… Кому бы не понравилось думать о том, что его ждут обратно?       Никита сосредоточился на дороге. В ближайшей деревне он притормозил у магазина с незамысловатым названием «Продукты». Туда он ездил за провизией уже пару месяцев, прикрываясь отводом глаз. Всё же рожа у него приметная.       Магазин встретил гудящими холодильниками с мороженным и полуфабрикатами, запахом домашнего молока. Тощая и дёрганая продавщица рассказала Никите, что сейчас — в сентябре — самый сезон у сталкеров и прочих туристов. Пока он ждал у стеклянного прилавка, под которым россыпью лежали конфеты, жвачки и сухарики «Три корочки», женщина причитала: — Ездят, глазеют на рыжий лес и лягушек двухголовых. А что мы тут от радиации подыхаем, им пофигу.       Никита молча слушал. Действительно, в Зоне стало многолюдно и от этого тоскливее. Он указал взглядом на блок сигарет «Винстон» за спиной продавщицы.       Закупившись всем необходимым, Никита неторопливо закинул провизию в багажник и поехал в сторону Зоны. Уже потемнело и фары выхватывали из черноты ночи только полоску асфальта. Изредка поблёскивали дорожные знаки. У одного из которых его ждала мёртвая собака. Увидев машину Никиты, она поднялась и завиляла хвостом, затопталась лапами на одном месте. — Ну что, Жучка, — Никита подслеповато посмотрел по сторонам, — Поехали в гости.       Он приоткрыл для мёртвой псины окно и поехал к саркофагу четвёртого энергоблока. Жучка высунула голову в окно и ловила ветер сухим мёртвым языком. Она выглядела счастливой, насколько собаки вообще могут испытывать чувство счастья как люди, и Никита подумал, что тоже бы хотел быть счастлив из-за обычных житейских мелочей. Но вряд ли в его положении можно испытать обычное счастье. Всё то, о чём он мечтал, уже не вернуть. Слишком уж сильно всё закрутилось, и пережало воздух, будто петля на шее.       Никита долго пробирался по разбитой дороге к АЭС. Свет фар позволял увидеть мусор и битое стекло в сухой траве. Он лишь бесстрастно смотрел вперёд, двигаясь к своей цели. Не впервой. Остановившись у саркофага, он заглушил мотор и едва успел открыть дверь машины: через его колени перескочила мёртвая собака и убежала в темноту. Оставалось лишь обречённо вздохнуть, захлопнуть дверь авто и пойти за псиной.       Нашлась Жучка у самого здания. Она вилась вокруг мужчины, лица которого Никита не видел. На всякий случай, достав из кобуры пистолет, Никита сделал ещё пару шагов. Наконец, он увидел лицо ночного видения. «Раздери его черти!» — Здравствуйте, Виталий.       Человек, обрывки памяти которого тревожили сны Никиты последние три десятка лет, стоял прямо перед ним.

***

      В глубине четвёртого реактора, который, как многие думали, мёртв, происходило нечто странное. Под саркофагом исходило голубоватое свечение, а сам реактор кряхтел, будто пытаясь восстановить свои прежние силы, оправится после недуга (мощнейшей катастрофы). Жужжание реактора давно стало для Виталия звуковым спутником здесь. Уже двадцать семь лет Виталий Сорокин находится в состоянии, не похожем на обычную человеческую жизнедеятельность. Ноосфера, породившаяся благодаря радиации, стала миром для Сорокина, или же правильнее назвать, стала жизнью после смерти. Сорокин, когда был ещё человеком, работал на станции, во время взрыва на ЧАЭС, он стал первой жертвой. Погребённый заживо под обломками… Сорокин иногда вспоминает, как это было: внезапный взрыв, темнота, чувство, будто ноги пережевал какой-то стальной монстр. А ещё было очень жарко. Но потом… Потом он проснулся. Становление и реабилитация в новом мире проходила долго. Вскоре Виталий понял, что он больше, чем просто человек. Его разум находился на грани нормального мира и мира Ноосферы. Его мысли могли материализоваться в реальном мире. Он мог контролировать Зону Отчуждения (диаметром около тридцати километров). Зона его всему научила. Помогла. И в первую очередь, подарила ему вторую жизнь в обмен на поддержание её жизнедеятельности.       Если честно, Виталий правда старался справиться. Но в первые годы не выходило от слова совсем. Он благодарил судьбу (иногда и Зону), что жив, но тоска по жене и дочери съедала его. Он даже создавал их фантомы, и они были как живые… Его это устраивало. Пока… пока на «10 лет со дня аварии на ЧАЭС» к станции не подъехали его жена и уже повзрослевшая дочь. Они положили цветы на траву, что росла перед станцией. Перед четвёртым блоком. Его жена много говорила, рассказывала, как они с Лизочкой, доченькой, живут, и что у них все хорошо. Даже папу нового нашли. Плакали, но бесшумно. В основном, плакала Лиза. Сорокин просто не посмел появиться им на глаза. Потому и наблюдал без физической оболочки. А душа его плакала, обливаясь кровью. Ему жаль, что он оставил семью… Хотя это произошло не по его вине…       Время шло. По Зоне бродило много сталкеров, бродяг и просто наркоманов. Сорокин чувствовал присутствие каждой живой души. Даже мог уловить душевное состояние человека на данный момент. Сегодня у него неожиданный гость. Мысли его тяжёлые, колкие и тёмные… Виталий отправил своего пса наведаться к незнакомцу. Но чего он не ожидал, так это того, что пёс приведёт человека прямо на станцию. Сорокин вышел, будто из воздуха, прямо перед незнакомцем. Собака тут же заскулила от радости, увидев своего хозяина, и подбежала к Виталию, начала ластиться к его ладоням. Он её погладил, а сам не сводил взгляда с пришедшего. Видок у него… вполне соответствовал его мыслям.

***

— Здравствуй, — Хрипло произнёс Инженер и смирил пришедшего оценивающим взглядом. — Твоя собачка? — глухо спросил Никита. — Да, моя. Мы разве знакомы, молодой человек? — Он склонил голову набок, не разрывая зрительный контакт. Подул ветер. Кудри Сорокина развивались на ветру, показывая, насколько вообще он реален и досягаем, показывая, что это не голограмма.       Никита для уверенности ещё держал пистолет в руке, но не поднимал. Хотя, идти против Зоны с огнестрелом — всё равно, что против танка с зубочисткой. Фантом был почти как живой, слишком умный взгляд, слишком хорошо срежиссирован. Что ж, сыграем. Никита выпрямился, хорошо представляя, что может сотворить с ним Зона. — Достаточно, чтобы перейти на «ты». — Никита с сожалением посмотрел на собаку. Предательница. А он ведь её колбаской кормил. — Хорошая пушка, — Сорокин опустил взгляд на оружие, — Жаль, что не поможет в случае чего, — и убрал руки в белый халат. Халат, если честно, выглядел слегка изношенным… Тут и там были мазутные пятна, где-то был разорван, видимо благодаря собачке. — Почему-то чувствую что-то знакомое в тебе.       Виталий выглядел озадаченно. Слегка прищурив голубые глаза, внимательным взглядом он будто заглядывал в душу. Никита почувствовал, как по спине прошлись мурашки.       Собака тем временем послушно села у ног мужчины, навострив ушки. Виталий выглядел так, будто чище его души, нет нигде. Он улыбался, смотря на Жучку, и поглаживал её мерзкую морду.       Тут он поднял взгляд на парня, отвлекаясь от собаки. — Раз уж моя собака посчитала, что тебе тут место, то, наверное, так и есть. Ты что-то ищешь, парень?       От странного фантома фонило тоской. Сильно, душно. Никита почувствовал, как его затошнило. Наверное, что-то такое, только в десятки раз сильнее, чувствовали пожарные, приехавшие тушить пожар на четвёртом блоке, когда их с огромной силой облучало открытое нутро блока.       Никита для спокойствия оставил пистолет — пусть глупо, но всё же, так легче. — Я жду кое-кого, — сказал Никита. — Извини, если нарушил правила твоей территории.       Зона много лет была к нему благосклонна. Его не убила лучевая болезнь, фантомы и пожары. А что лица нет, вся семья и друзья умерли, а жизнь пошла псу под хвост?.. Мелочи. Никита почувствовал, как закипает. Будто наконец увидел перед собой того, кто виноват во всём, что с ним случилось. Пистолет всё ещё смотрел дулом куда-то в грудь Виталия. Он мысленно пожал плечами, пусть будет так, если спокойнее с оружием. — У Зоны правила каждую минуту меняются, — Сорокин усмехнулся самодовольной улыбкой, — Зона Отчуждения находится под моим контролем, но в некоторых кордонах Зоны могут самопроизвольно образовываться аномалии и ловушки, способные запутать туристов и даже опытных сталкеров. Она очень чувствительна к человеческим эмоциям, поэтому, парень, будь осторожнее.       Никита знал, что такое Зона и как в ней выживать не понаслышке. У него за пазухой лежал мешочек с болтами и гайками, которые могли спасти жизнь. Они помогали узнать о наличии аномалии на том, или ином пути. Всё просто: кидаешь гайку вперёд, если с ней ничего не произошло, то можно идти, если её разорвало в пространстве, — уматывай в противоположное направление от этого места. А умение держать себя в руках скорее было чертой его характера, а не способностью, поэтому, вызвать некий «триггер» у Зоны ему надо было бы ещё постараться. — В Зоне пока никого нет и ждать, я думаю, тебе ещё долго. Не хочешь зайти? — Сорокин повернул голову в сторону реактора, по всей видимости своего дома. Взгляд опять перевели на Никиту, ожидая ответа.       Палец на курке дрогнул. Зайти? Туда? Зачем Зона так старалась над фантомом? Можно было просто повесить табличку «Влезай — убьёт!». Никита спиной сделал шаг назад, к машине. Пистолетом, как указкой, показал на внедорожник. Сказал как можно дружелюбнее: — Лучше вы к нам.       Что за жуткая тварь вылезла к нему из глубины четвёртого блока, он не знал. Но лучше с ней быть осторожнее. Он на улице, значит, не обычный фантом. Вроде того слепца, который ходит по Припяти, считая себя живым. Но от слепого старика не тянуло такой же силой, тоской и опасностью. Что же встретилось Никите на пути? Он почувствовал спиной бок машины. Остановился. — У меня есть колбаса и чай, — продолжая заговаривать фантому зубы, Никита внимательно посмотрел на собаку. Жаль Жучку. — Только кипятка нет. Не вынесешь? — он кивком указал на саркофаг, — Из дома?       Кажется, Зона чувствовала чужой страх, и это её забавляло, судя по усмешке Инженера. Он оставался на месте, в то время как собака подбежала к Никите, предчувствуя, что её ждёт что-то вкусненькое. — У меня всегда всё с собой, — Виталий поднял руку, и тут же в его пальцах появилось голубое свечение, а за ним начала вырисовываться кружка. Из неё заметно исходил пар, — Чёрный чай. Со смородиной. Как в старые добрые. — Сорокин поднёс чашку к себе, — А ты, какой чай предпочитаешь? — Виталий показательно сделал глоток, — Если не желаешь зайти, я не настаиваю.       Виталий был похож на Безумного Шляпника, что среди хауса и безумия, невозмутимо пил чай. Пока он играл роль безумца, Никита успел разблокировать дверь машины и почти решиться на быстрый прыжок внутрь… Стоило лишь открыть, захлопнуть, завести — и драть когти. Но тут к нему подбежала собака и поставила лапы на колени. Завиляла хвостом, высунула из рта что-то напоминающее язык. Внутри что-то дрогнуло. — Ну что ты, что ты, — рука сама потянулась потрепать грязную шерсть на морде Жучки. — Все брюки мне испачкала.       Никиту поражало: как Зона может порождать таких жутких типов как Сорокин и таких забавных зверюшек, как Жучка? Его аж передёрнуло от доброжелательного тона фантома. Однажды в Припяти Никита уже купился на приятную улыбку и угощение выпивкой. И это стоило ему трёх десятков лет жизни.       Дважды в одну реку, да?       Что ж, будь, что будет. Если Зона хочет поговорить с тобой, то от неё по своей воле всё равно не уйти. Никита убрал пистолет в кобуру и с вызовом сказал: — Гречишный. Большую чашку, три ложки сахара.       Он убрал пистолет в кобуру.       Сорокин держал спокойное лицо, улыбка едва-едва виднелась в уголке губ. Никита со стороны наблюдал, как тот достал вторую руку из кармана, где тут же начал вырисовываться, ей богу, как в каком-нибудь тривиальном фэнтези, «заказ» большая синяя чашка. — Гречишный… Весьма, необычно. — Инженер протянул кружку, продолжая стоять на месте, не планируя подходить. Собака вдруг снова метнулась к Сорокину, начала скакать вокруг него, весело играясь. Сорокин приподнял кружки, чтобы Жучка ненароком не снесла его вместе с напитками.       Никита же смотрел на жутко доброжелательного фантома с прежним подозрением. Было похоже на ловушку. Как-то слишком уж он приветлив. И чай, и собака, и спокойная беседа. (Если не брать пистолет в расчет). Так в Зоне не бывает. — Хороший вкус, — вспомнив рекламу Нескафе, ответил фантому Никита. Пошарил в кармане, достал горсть семечек, бросил их перед собой. Внимательно посмотрел вперёд, потом покосился на фантома с его питомцем. Потом достал гайку на верёвочке — чем чёрт не шутит — бросил к ногам фантома. Потянул к себе. Гайка запрыгала по ступенькам. Почва в порядке. Явных аномалий не обнаружено. Фантом молча наблюдал за его нехитрыми манипуляциями.       В Итоге Никита вздохнул, смирился, достал из машины пачку пряников и палку колбасы. Глядя вперёд, подошёл к дверям саркофага. Протянул затянутую в перчатку ладонь. Ждал, не пройдёт ли рука синюю чашку насквозь. — Осторожно, горячий, — Приговаривает Сорокин, передавая сосуд с чаем. Кружка из его рук была изъята, это подтвердило её существование, не фантомность. — Ну, как тебе?       Прижимая к себе провиант, Никита взял чашку и с подозрением понюхал. Пахло гречишным чаем. Попробовал. — Безвкусно, — с удивлением сказал он. — Как вода. Вообще никакого вкуса.       Будто жидкий воздух, на языке жидкость была легче, чем вода. А вот кружка была как настоящая.       Собака завертелась в ногах, толкнула головой под колено. Никита шикнул на неё. Увидел, как Жучка побежала внутрь помещения. Оглянувшись на Сорокина, Никита пошёл по следам собаки. Она-то должна знать, где можно идти. — Может, дело не в чае? — Сорокин пожал плечами, будто его вовсе не волновало, останется ли гость довольным от такого приёма, и отвернулся, вошёл в здание. Их шаги отражались эхом от стен, — Третий блок. Здесь спокойнее.       Виталий прошёл вперёд, потом остановился и через плечо посмотрел назад. Ждал. Затем, они вошли в белый коридор, прошли метров сто и, наконец, Виталий завёл мужчину в кабинет. Это была комната управления реактором. Множество разноцветных кнопочек и рычажков были расположены не только на столе, но и на стенах. Их количество внушало.       У противоположной стороны стоял небольшой столик. Им раньше пользовались инженеры для складирования вещей и прочего. Туда его и пригласили. — Можешь положить всё туда, — Мужчина указал на столик. Сам подкатил к ним два кресла на колёсиках, которые чудом остались в целости и сохранности.       Есть пищу в этом помещении запрещалось, но теперь, когда хозяин здесь не кто иной, как Виталий Сорокин, он мог позволить себе такое. Хоть здесь ничего и не работает, третий реактор можно было легко включить. Никита, конечно, догадывался об этом, и предполагал, что это возможно. Вот только чтобы не произошло второго взрыва, нужно было бы проделать махинации с водяными трубами и градирнями, чтобы в реактор поступала вода, тем самым охлаждая его, не давая перегреться. В общем, инженерная комнатка была интересным местом. Через окна, которые висели напротив стола управления, можно было увидеть реакторный зал. Коридоры блока изнутри Ник не видел ни разу, но сохранность некоторых комнат его не удивила. После взрыва четвёртого другие блоки ещё работали. А раз здесь обосновался сильный призрак, то для сталкеров сюда дорога заказана. — Обжито тут, — прогудел из-под маски Ник.       Он не спешил входить в помещение, оглядывался, ждал, когда перед ним пройдет собака. Фантом — бестелесный. Он не наступает на пол, так что может пройти поверх ловушки. А вот у Жучки есть тело, пусть и мёртвое. Где пройдёт она, там, скорее всего, и он.       Наконец прибежала и Жучка, довольная забежала в комнату управления и сразу оказалась у ног хозяина. Теперь можно было пройти. Ник осторожно сел в предложенное кресло, поблагодарил. С Зоной нужно вежливо, если жизнь дорога. — Угощайся, — на пробу сказал он фантому. Интересно, может ли тот есть материальную еду?       Его вопрос проигнорировали. Сорокин смотрел куда-то в сторону, похоже глубоко погрузившись в собственные мысли. Наверное, вспоминал прежнюю жизнь, когда здесь всё кипело, бурлило и не планировало умирать. Но смерть подкралась незаметно, рубанув, так сказать, с плеча. В колено ткнулась мордой уже подлезшая Жучка, Ник вслепую протянул руку и начал поглаживать собаку между ушами. Наверное, без перчаток прикасаться к ней было бы отвратительно. Даже сквозь маску пробивался запах мокрой собачьей шерсти и гнили. Он, не сдержав сложного характера, спросил: — Так чисто дома, чего же собаку не помоешь? — Он отпрянул от собаки, поставил на стол чашку и принесенную снедь. — Помыть?..       Сорокин повернулся на Никиту, возвращаясь из далёкой думы, нахмурился, посмотрел на собаку. Та будто только одними глазами улыбалась, глядя на хозяина глазками-бусинками. Вся грязная, в крови и с дыркой в боку. Инженер свёл брови, на лбу поползли морщинки, а на языке будто вертелось что-то похожее на «Хорошенькая. Что ему не нравится то?» — Ей так больше идёт. Местных туристов, — Он покосился на мужчину, — Распугивает.       «Туристов» резануло слух. Как будто Ник здесь просто из любопытства по заражённой местности бродит. Единственный глаз недовольно посмотрел на призрака. Когда тот закончил выделываться, Ник ответил, постукивая пальцем по столу: — Пускай распугивает. Всех не распугает. Если есть цель, люди всё равно будут здесь. Они молчали. — Так ты не голоден? — Ник повторяет вопрос, перефразируя. — Я не бываю голоден, во всяком случае, теперь, — Он деловито откинулся на спинку кресла, сложил руки в замок на животе. Фантом теперь рассматривал не помещение, а самого Никиту, будто мысленно подцеплял каждую деталь во внешнем виде мужчины, а то и во внутреннем. Зона ведь не только внешние параметры считывает.       Ник заскрипел кожаной курткой, сложив руки на груди и устраиваясь поудобнее в кресле. Он заговорил с лёгкой поддёвкой — пообщаться с призраком, виденным во снах, было интересно: — Только ли Жучка охраняет Зону? — он поднял бровь. — Если ж так, то почему она ко мне ластится? — Не только Жучка. Есть существа повлиятельнее, — Говорит так, разглядывая чужую маску, склонил голову набок, — А к тебе ластится, потому что ты особенный, ей то виднее.       Нарочито расслабленная поза призрака вызывала вопросы — хоть он и хозяин территории, но всё же, во что он играет сейчас? А двусмысленный ответ сначала заставил внутренне напрячься, прикидывая, кто может быть новым противником. Потом Ник понял — такая двусмысленность — лишь словесная нападка, обличённая во флирт. — Что же происходит с людьми, — Ник избежал слова «туристы», — которые проходят первый кордон? — Начнём с того, что за кордоном начинается Зона Отчуждения. Аномалии, мутанты, а также артефакты, за которые сталкеры готовы перебить друг друга. Довольно опасно. Ты, я заметил, обученный, с гайками, — Сорокин поднял взгляд на мужчину, — Увидел, как ты бросал их перед собой, — Пояснил свои наблюдения Виталий, — В общем-то, начиная с две тысячи шестого в Зоне не спокойно. До этого шатались учёные с дозиметрами и неведомыми бутыльками, железками, теперь к ним прибавились люди с винтовками. Разбили тут лагеря, живут как у себя дома!       Сорокину, по правде, не нравилось, что на его территорию пожаловали чужие. Со своей философией. Вот только он никогда не появлялся у них на глазах, только пакостил иногда, а к станции вовсе не подпускает. — Тут главное уважать законы Зоны, тогда и ожидать плохого не стоит.       В ответ Ник чуть не фыркнул. Сдержался. Уж научила жизнь как её продлить ещё на день-другой. Рядом с аномалиями погибнуть несложно. Он своими глазами это видел ещё в Штатах, когда мародёры и военные гибли в местной Зоне. А этот… объяснял, как новичку.       Несмотря на расслабленную позу, от призрака исходила опасность. Сейчас ещё и эта неприкрытая угроза. Сипло Ник ответил: — Я думал, мы мирно попьём чай, — Он соврал, не доверял Ник этому типу, но опустим. — Закон, сосредоточенный в одних руках не может быть справедливым. Даже если это закон Зоны, — он выразительно глянул Зоне в лицо. — Зона — это не обособленное государство. Это другой мир, — Сорокин нахмурился, губы сжал в недовольстве и поддался вперёд, рассматривая гостя, — И здесь всё работает по-другому. По-моему. А справедливость вещь субъективная, товарищ. Я бы сказал, что её не существует. Ну, если только в коммунизме, который в книгах расписывается как блестящая идея распределения ресурсов и устройства экономики. Но это я сейчас в сторону отошёл… — Он посмотрел на незнакомца сверху вниз и обратно, — Зона есть отражение всего человеческого нутра, всего того, что мы скрываем от других.       Инженер поднялся со стула и прошёл к пульту управления, рассматривал все запыленные, местами поржавевшие кнопочки и рычажки. Упёрся ладонями о стол пульта управления. — Пей чай и уходи.       Ник глухо, точно в бочку, сказал: — Пропал аппетит.       Он собрал свой небогатый скарб, встал, с лёгкой грустью посмотрел на Жучку. Потом — на напряжённую спину Сорокина. Не стоило с ним связываться. Опасный он человек. Даже и не человек. Мертвец, властвующий над тридцатью квадратными километрами ядовитой земли.       Ник посмотрел в дверной проём, откуда выглядывал кусок коридора, и спросил с запертым в глубине грудной клетки раздражением: — Какие реверансы мне сделать, чтобы выйти отсюда живым? Или в твоей справедливости, раз я особенный, правила другие? — Делай так, как подсказывает интуиция.       Сорокин не поворачивается к нему. Всё ещё смотрит в стол, но уже не что-то разглядывая, а просто. Задумался. Этот незнакомец ведь такой же, как и все остальные люди. Но он не ищет здесь что-то, как другие. А ждёт кого-то. Сорокин… в принципе… тоже ждал. Много кого, чтобы подтвердилось существование его прошлой жизни. Ждал и надеялся увидеть свою семью. Кого-нибудь из прошлого… Да хоть кого-то из коллег, Антонова, например! Которого он же и заменил в ту ночь. Он знает, что многих уже нет в живых. Радиация, как яд, сожрала их в буквальном смысле. Что же Сорокин такого сделал, что его наказали бессмертием? Или это награда? Шанс на вторую жизнь? Он поднял голову, посмотрел на всё ещё стоящего на месте мужчину. — Что тебя так задело в моих словах?       Пока призрак молчал, Ник успел дойти до выхода из комнаты. Остановился в дверях, задумался. Вспомнил маленький белый домик в Штатах, в котором больше двух десятков лет ждал, когда появится шанс исправить искалеченную Зоной жизнь. — Беззаконие. Ты считаешь, что можешь вертеть чужими жизнями как тебе захочется и зовёшь это «законом Зоны», — перехватив колбасу поудобнее, Ник искренне спросил о том, что его так волновало многие годы: — Почему ты так всех ненавидишь?       Пусть он даже огребёт за это, пусть всё идёт как должно. К приезду дятлов всё должно встать на свои рельсы.       Сорокин замер на месте. Он смотрел только на человека в маске, слушал тяжёлый голос. Лицо ничего не выражало, кроме тревожного беспокойства, будто вот-вот произойдёт что-то плохое. — Я… Тебе самому известно, что просто так Зона никого не тронет.       Все эти обвинения начинали злить Виталия. Каждый, кто хоть немного знаком с Зоной и был у первого Кордона, знает, что Зона плохого не простит, а хорошего вознаградит. Он даже особо и не убивал. В основном убивают сталкеры… Мутанты… и Аномалии. Аномалии он контролировать не может, ибо это дыры в ноосфере, которые нечем особо закрыть. Вот они и смешиваются с реальностью, создавая патологию в пространстве.       Но следующий вопрос застал врасплох. Почему у него ненависть ко всему живому?..       Да потому что жизнь у него отобрали совершенно несправедливо! Он впоследствии узнал, как и почему произошла авария. Халатность инженеров у пульта управления, халатность правительства… У них был неисправен реактор с самого начала! Если бы тогда Антонов не попросил выйти на смену за него… Был бы он жив? Не факт. Но теперь у Сорокина нет семьи, нет и любимой родины, на чьё благо он работал. У него ничего нет. Кроме реактора. Кроме невидимой власти над Зоной Отчуждения. Он совершенно одинок, и бог знает, сколько ещё Виталий будет здесь. — Живому мёртвого не понять, — Сорокин отвернулся. Не особо хотелось сейчас изливать душу перед незнакомцем. Они… всё равно расстанутся же?.. Так пусть он думает о нём, как об опасном существе. Ничуть не сломленном.       Ника повело. Разве парень, которого обманом заманили в Зону, был виноват? А все его друзья? Они жили своей жизнью, строили какие-то планы. А потом их забросили в радиоактивную мясорубку и наказали за их действия. За страх, за желание выжить, за попытку сделать мир лучше. Разве они виноваты? Они не раз пытались всё исправить. Ребята и девчонки погибли. А он… дважды остался мучиться. Где-то в Москве или на дорогах их громадной страны ещё не разбитый жизнью Паша едет в кривые зубы этого… Сорокина. Пусть говорит что хочет, но у Зоны человеческое лицо и сердце. Кто ещё, если не человек, станет сводить других с ума десятки лет, станет преследовать, убивать на своей территории и калечить чужие судьбы? — Ты лжешь и мне, и себе, — Ник так и не шагнул в коридор, в узком тоннеле зрения закрепив образ призрака. Стоял с едой в руках на пороге, ох, плохая же примета. — Ты ненавидишь, завидуешь жизни. Ты думаешь, я не знаю ничего о тебе? — Он много лет молчал, поэтому сейчас слова сами выскакивали изо рта, точно искры из костра. — Думаешь: как же я несчастен, если бы не злая судьба, был бы я жив. А вот сейчас я сыграю «злую судьбу» и буду на свой вкус карать и миловать. Так? Стану тут самым важным, раз не смог спасти свою жизнь, то угроблю других?       Ник отвернул голову к стене. Этот призрак Сорокин напомнил ему Костенко. Тот тоже был готов мстить, прикрываясь благой целью. Под одну копирку их делали, что ли?       Сорокин стоял молча. Слушал. Не желал поворачиваться… Он и так всё прекрасно чувствовал благодаря Ноосфере. Было неприятно, ведь всю обиду, ненависть, страх и разочарование мужчины Виталий принял на себя. Зона чувствительна к человеческим эмоциям, особенно отрицательным. — Умник здесь нашелся.       Рядом с Сорокиным начинает рябеть воздух (как при огне или сильной жаре на дороге). Радужная голограмма волнами исходит от тела Виталия. Целиком и полностью выдаёт его напряженное состояние. — Да, я тоже хочу жить. Как ты! Я хочу всё вернуть! — Виталий поворачивается к незнакомцу, но тот не смотрит на него, разводит руками, — Ты ведь и сам не вчера родился. Ты прекрасно понимаешь, какого это, когда потерял всё. — Ноосфера появилась не сразу. До этого в Припяти особо никого не было, кроме меня… Было спокойно. Но после взрыва ещё на одном энергоблоке ЧАЭС в две тысячи шестом сюда набежали учёные, бродяги, мародёры. Видите ли, их заинтересовал активный радиоактивный фон на территории Зоны, а ещё странные животные и аномальные места. Начали тут химию разводить, заниматься мародёрством и чуть ли не развязывать войны между образовавшимися группировками сталкеров… Больно наблюдать, когда твою Родину растаптывают, продают и марают попросту. И, как и в любой другой социальной реалии, нужны правила. Нужны санкции. Чтобы уберечь то, что осталось. И я подумал, что я похожу на роль защитника Припяти, и в общем, Чернобыля со станцией. Так и появилась Зона Отчуждения. Живая в каком-то понимании. У меня получается держать здесь некий порядок.       Сорокин подошёл к мужчине ближе. Разглядывает его. — Откуда же у тебя ненависть к Зоне? — Смотрит голубыми глазами прямо в душу, они совсем по-человечески блестят, будто от слёз.       Призрак пытался доказать, что они похожи, что Ник должен понять его. Но они разные. Ник живой, он не распадается на голограммы, не убивает людей… Просто не мешает случиться тому, что должно случиться. Сорокин же умер.       Не отреагировав на нападки, Ник зацепился за информацию о втором взрыве. Что же случилось в две тысячи шестом?       Вот чёрт! Всё внутри Ника напряглось, как от удара. Ещё один взрыв? Он должен был вернуться в свою реальность. А в ней не было второго взрыва. Вот же ж… В этой реальности Зона изменилась. Стала опаснее. Как же дятлы выживут в ней? В прошлый раз все его друзья умерли. А если сейчас всё стало ещё сложнее и серьёзнее? Им точно не жить. Что ему делать? Вмешаться? Выдвинуться, пустить Костенко пулю в лоб, перехватить подкастера, прекратить всё ещё до въезда в Зону? Срочно нужно что-то сделать, а он будто покрылся коркой льда. Проиграл. Не сумел.       Ник безэмоционально поднял глаз на распинавшегося призрака. Тот говорил о каком-то порядке. Но нет больше порядка. И реальности Ника снова нет. Снова.       Значит ли это, что все его годы ожидания были впустую? Он три десятка лет ждал и старался, чтобы проиграть? Сорокин перед лицом рябил и пялился. Что ему тут, цирк? Лекарство от скуки для мертвеца? — Я не дома, — тихо сказал Ник и, развернувшись, пошел прочь по коридору. Дрожащие голубые пятна глаз призрака остались за спиной.       Он проиграл. Конец.       Мужчина же оставался на месте. Даже не глядел вслед незнакомцу. Он смотрел туда же, где тот стоял пару секунд назад. Жучка прошмыгнула через проем двери, побежала за ушедшим. Сорокин всё никак не мог понять, что же случилось с этим человеком, что его так сломало… Почему он ненавидит Зону? Он никогда не видел его прежде. Не знал имени. Сложно было вклиниться в чужие мысли, этот человек был слишком закрыт. Но что означала фраза «я не дома»? Виталий понимал, что он сказал что-то, что изменило не только взгляд незнакомца, но даже его осанку: у того опустились плечи к концу монолога Инженера. Сорокин исчез из комнаты управления и появился аккурат перед лицом незнакомца, шагающего по коридору. Появление заставило его остановиться. — Постой, — Сорокин протянул связку гаек, продетых через белую ткань. Нависло молчание. Никто не собирался и с места двинуться. Виталий снова заговорил первым. Говорил тихо и спокойно, — Я не знаю, что с тобой произошло, но в таком состоянии в одиночку по Зоне не рекомендую шататься.       Напрягшись после появления призрака, Ник пустым взглядом посмотрел на гайки. Потом засунул колбасу в карман и принял подачку. Чего уж. Внутри было пусто, как в бочке после полива. Он уже проиграл. Прогудел, изображая вежливость: — С чего такое дружелюбие? Не с кем поговорить?       Выходить тем же путём было по всем заветам советских фантастов никак нельзя, но настроение у Ника было самое что ни на есть поганое. Поэтому он пошел по своим же следам назад. Будь что будет. Жучка же пробежала вперёд, значит и он пройдёт. А коли нет — размажет его тонким слоем по стенам коридора на радость призраку. — Да нет, у меня много компаньонов. Жучка, другие животные, мёртвые и пустые дома, сталкеры на крайний случай.       Незнакомец ещё не знал, но пути обратно уже не было. Двери, ведущие из здания наружу, бесшумно захлопнулись. Не хотелось Зоне отпускать этого человека. Они ничего не прояснили, а тот уже бежать сорвался. Не с тем огнём играет. — Разве Зона несёт только ненависть и смерть? Так, как отнесутся к Зоне, так она и поступит. Чаще всего это так. Расскажи мне, что тебя сюда привело. И почему… — Виталий свел брови, прищурившись, — И почему я чувствую в тебе что-то… Что-то связанное со мной. С Зоной?       Сорокин не мог объяснить эти чувства. Просто казалось, что какая-то частичка Зоны присутствовала в этом мужчине. Но она была далёкой… едва ли похожей на существующую Зону… От неё шёл холод.       Ник шел вперёд, бросая гайки. Белые полосы ткани разматывались до неестественной длины. Потом за край ткани Ник подтягивал гайки обратно. Проверять аномалии другими аномалиями — бред.       Призрак оказался говорливым. Или дружелюбным. Или сумасшедшим. Хотел от Ника исповеди здесь и сейчас. Кто он, чего хочет, откуда прибыл. Больше было похоже на допрос. Но Сорокин — не первый, кто его колол. А сейчас у Ника даже цели выжить не осталось.       Реактор будто дрогнул. Показалось или воздух в конце коридора зарябил? Ник ощутил движение по периметру Зоны. — Несёт. Смерть уж точно. Сюда приходят не только плохие люди, — Ник вспомнил Аню, её непонятный взгляд, светлые волосы. Вспомнил Настю и Лёху. Да и Гоша ведь не плохой парень. — Но живыми отсюда уходят только самые зубастые.       Дверь, ведущая наружу, оказалась заперта. Размахнувшись, Ник бросил в неё гайку, которая отскочила назад и подкатилась к его ногам. Так значит. На словах всё честно, а на деле… — Запер меня. И чего-то требуешь, — развернувшись к мёртвому Инженеру с насмешкой, сказал Ник. — Так Зона считает правильным со мной обращаться? — Да, так.       Инженер держал руки за спиной, обхватив левое запястье, такая поза казалась ему удобной. Он смотрел на мужчину, чуть прищурив глаза. — И куда ты торопишься? Неуважительно с твоей стороны уходить, не закончив диалог, — Инженер сделал пару шагов вперёд, но не приближался слишком близко, — Ты здесь уже бывал?       Задаёт вопрос в лоб. Потому что совершенно не понятно, что этот человек в маске забыл здесь… в Зоне… Тем более от него тоже фонит, как от всего здесь. Но есть ещё одно «но», Сорокин видел его впервые на территории. — Я двигаюсь к свободе, — прогудел Ник. Взялся за ткань, стал задумчиво покачивать гайку, как маятник. Призрак очень хотел от него ответов. Значит, у Ника есть то, за что этот фантом готов заплатить. И есть желание. Ник сложил два и два.       Гайка остановилась, продолжила движение, на этот раз описывая круги вокруг ладони. Ник иногда ловил её в ладонь, а потом снова крутил, как йо-йо. Детское развлечение.       Усмешка была незаметна, но необходима — иначе бы просочилась в голос. — Я дам тебе ответ, только когда ты меня выпустишь, — взгляд потяжелел, будто говоря «а иначе что, убьёшь?». — А что, тебе страшно? Боишься, что убью тебя здесь?       Сорокин чуть усмехается, убирает руки в карманы. Он делает пару шагов налево, прогуливаясь перед мужчиной. — Ты думаешь, что за этими дверьми свобода? Ошибаешься. В этом мире свободы нет, и вряд ли будет… Ты всегда скован чем-то.       Он останавливается, переливается радужным светом. На миг тускнеет и пропадает совсем, тут же оказываясь за чужой спиной. Стоит молча, всматриваясь в спину мужчины. — Или кем-то.       Ник остановил гайку, поймал её в ладонь. Казалось, призрак дышал ему в капюшон. Если бы мог дышать. По спине полз озноб. Где он может очутиться в следующий раз? — Я дам тебе ответ только после того, как ты меня отпустишь, — повторил Ник.       Бороться с Зоной на её территории невозможно. Сорокин может раздавить его, если захочет. Это как вести переговоры с террористом, приставившим тебе пистолет к затылку и вещающим о жизни и свободе. Ник окаменел снаружи, взгляд поскучнел. — Я же с тобой по-хорошему. Заметь, ты на станции находишься почти час, но все ещё жив. Обычно сталкеры и пятнадцати минут продержаться не могут.       Двери скрипнули вновь, будто вырываясь из чьих-то оков, будто освобождаясь из-под давления. С низов посыпалась ржавчина. По полу побежал лучик света, исходящий из щелей дверей, он запрыгнул на ботинки незнакомца.       Сорокин пошёл вперёд и, пользуясь своим фантомным состоянием, прошёл сквозь мужчину, заставляя почувствовать его леденящий холод. Ник же, сосредоточившись на открывающихся дверях, с лёгким непониманием наблюдал за идущим на сближение фантомом. Миг — призрак прошёл насквозь — будто через мозги протянули мокрую тряпку. Его знобило, а в голове чувствовалось короткое, мерзкое копошение, Ник едва удержался от того, чтобы прочистить горло. Мысли застучали костяшками счёт. В первую очередь — выйти наружу.       Фантом направился дальше вглубь реактора. Оставил незнакомца в маске одного. В принципе, часть того, чего он хотел, он получил: коснувшись мужчины на доли секунды, он как губка впитал его воспоминания и эмоции, — в этом деле помогло Ноополе. Из-за столь малого промежутка, прошедшего за период «впитывания», воспоминания получились нечёткими, сжатыми. Но направляясь к своему привычному месту, не в пульт управления, а в цех номер два, где работал Виталий в своё время, на языке уже смаковалось непривычное «Ник», а перед глазами двоились картинки. Какая-то станция, буржуйский американский флаг, взрыв. По телу разнеслась фантомная боль. Чёрт, что произошло с этим незнакомцем в маске?       Отвернувшись от уходящего Инженера, мужчина раскрутил и бросил гайку, пошёл за ней вслед. За Ником трусила прижавшая уцелевшее ухо Жучка. Ник протянул руку, погладил понурую собаку по голове. Он ещё был близок к центру Зоны, но уже был на улице. Помирать, так под открытым небом. Где-то в километре отсюда лежал бы труп Костенко. Если бы не растворился в другой реальности. — Замашки у тебя помещичьи, — с лёгкой насмешкой сказал Ник. — Делаешь, что хочешь, берёшь у других, что тебе нужно. Без спроса и без мысли, что что-то в этом мире может тебе не принадлежать.       Виталий остановился и обернулся назад. Двери вдали были открыты настежь, ни силуэта собаки, ни человека, он не видел. Ветром задувало жухлые листья с улицы прямиком во внутрь. Сорокин через миг стоял уже около дверей со стороны улицы. В нескольких метрах от него шли Ник с Жучкой, они удалялись в сторону автомобиля мужчины. Тут он услышал хриплый голос. Сказанное мужчиной Виталию не понравилось. Замашки? Помещичьи? Нашёл, что сказать! Советскому человеку то! Да если бы не Виталий, здесь бы уже давно устроили маргинальный притон, ходили бы все, кому не лень, и тревожили бы покой местных. Из местных здесь он, животные, да старик, друг одного бывшего офицера из КГБ. Вот, кому Зона принадлежит. Тем, для кого она является родиной. И тому, кто сможет совладать с ней. Раздражение Сорокина породило небольшую аномалию, которая здорово напугала Жучку. Виталий подошёл ближе.       Ник пригнулся, почувствовав, как сгущается воздух, уткнулся маской в собаку. Когда всплеск аномалии прошел, он так и остался сидеть на корточках рядом со скулящей и мелко подрагивающей Жучкой. Ну вот, зачем собаку было пугать? — Я свою границу дозволенности знаю, уж поверь, мне лучше видно, что я могу делать на своей территории, а что нет. — Он смотрел на мужчину сверху вниз; на лице не было прежней ухмылки, лишь голубые глаза и поджатые губы выражали уверенность в своих словах. — Ты не видел, что люди сделали с Зоной? С Припятью… Всё растаскали, разбили, порвали. И это все сделали люди. Им позволительно осквернять мою родину? Вот поэтому я и не люблю людей. Они могут разрушить все окончательно, — Сорокин подошёл ближе, всматриваясь в непокрытую маской часть лица Ник, — Обычно сюда приезжают за деньгами. Сталкеры здесь срубают очень много, я слышал. Но я сомневаюсь, что ты сюда наживиться приехал. Так что?       Жучка в руках Никиты заскулила. — Тебе же всё про всех известно, — Ник поднимается на ноги, равняясь с Сорокиным, — Так что же тебе говорит твоя Ноосфера? — Понравилось, когда у тебя в мозгах кто-то копошится?       Сорокину не ответили. Голубой глаз с расслабленным веком смотрел решительно. — Ты найдёшь ответ на свой вопрос, и я сразу же уйду. Без лишних слов.       Ник глубоко вздохнул. Пусть этот фантом сделает всё, что ему нужно и уйдёт. Главное, что все свои страшные мысли и воспоминания не придётся озвучивать. Так, в голове, а не в словах, они не принимают оттенок действительности. — Договорились.       Сорокин сделал шаг вперёд и обхватил одной рукой лицо Ник с той стороны, где маска открывала кожу, не разрывая зрительного контакта с мужчиной.       Ник ощутил леденящий холод на своей щеке, а внимательный, глубокий взгляд Виталия приковывал к себе лучше любых кандалов. Он даже почувствовал себя абсолютно нагим перед ним. Что ж, потерпеть пару минут. Дойти до машины. И уехать от сюда, давя на газ под сотку. Хороший план, а главное, надёжный… Был бы надёжным, если бы прямо сейчас его голову не сканировала сама Зона.       Ещё минуту, и его отпускают. Сорокин отходит назад, кивая одним взглядом. На лице появляется улыбка. «Двух зайцев, да одним выстрелом!»       Он провожает чужой джип взглядом. Жучка сидела у его ног и тоже прощалась. — Не расстраивайся, Жучка. Он ещё вернётся.       Виталий поворачивается и шагает в сторону реактора, он же его дом, она же его могила. Жучка заморосила следом.       В мужчине с гипсовой маской на лице он узнал давнего друга. Паша Вершинин, только старая версия, пожаловавшая из другой мирской параллели, чтобы исправить всё то, что произошло.       У них одна цель.       В воспоминаниях было ещё кое-что. Компания каких-то зелёных юнцов, состоящая из пятерых подростков, включая нового Пашу. Что ж, Виталий будет с нетерпением ждать встречи с Гипсовой Маской. Может, он никогда и не приедет вновь… Может, с ним что-то случится по дороге, ведь Зона — штука опасная, а может, они ещё столкнутся. Может быть, он придёт не один.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.